Глава 33

Он взял ее холодную негнущуюся руку и поцеловал.

– Это кольцо моей бабушки, дорогая. Теперь ты понимаешь, почему я попросил тебя вернуть мне печатку. Пришло время вспомнить, что я Килмарти, и делать то, что должен делать мужчина моего рода.

– Даже не знаю, что сказать… – призналась Джорджетт. Слезы, что стояли в ее глазах, теперь полились ручьем. – Разве что… Я согласна.

Джеймс тихо засмеялся, целуя ее запястье.

– Ты с этим немного запоздала. Теперь ни один суд в Шотландии не сможет аннулировать наш брак.

Она улыбнулась: возможно, немного стыдливо, но скорее с облегчением.

– Я знаю, что твой дом – в Англии, – продолжал он, торопясь уладить вопросы, которые, впрочем, считал второстепенными. – Так что мы можем переехать в Лондон, как только я заработаю достаточно денег.

– Деньги?.. Тебе не хватает денег?..

Взгляд его упал на столик с лежавшим на нем бумажником. Бумажник был легче, чем ему хотелось бы, но даже этой суммы могло хватить для начала.

– Я думаю, мне понадобится месяцев шесть, от силы год, чтобы заработать достаточно денег и начать практику в Лондоне. – Он перевел взгляд с кошелька на Джорджетт. – А до той поры нам придется пожить здесь. Ты ведь не имеешь ничего против? Мы могли бы пожить в Килмарти, у моих. Или, если захочешь, снимем маленький домик недалеко от города. Как скажешь, так и будет. Лишь бы ты была счастлива.

Она смотрела на него в растерянности.

– Ты… Ты разве не знаешь?..

Джеймс замер, внезапно почувствовав себя очень уязвимым.

– Что я должен знать?

Джорджетт простодушно улыбалась ему.

– Я богата, Джеймс.

Брови его поползли на лоб.

– Богата?

Она кивнула:

– Да, разумеется. Как ты думаешь, почему я предложила тебе двести фунтов за то, чтобы без проволочек уладить вопрос о признании брака недействительным?

Джеймс не ожидал такого поворота.

– Я не знал, что ты располагаешь деньгами. Считал, что ты выдумываешь.

– Зачем мне выдумывать?

Джеймс только сейчас заметил, что все еще сжимает ее руку.

– Еще не такое придумаешь, если тебе грозят тюрьмой.

Джорджетт широко улыбнулась:

– А тебе не приходило в голову спросить себя, почему Рандольф так стремился на мне жениться?

– Ну… Ты красивая женщина, – пробормотал Джеймс. – Любой мужчина захотел бы на тебе жениться.

Джорджетт покачала головой:

– Не я ему была нужна, Джеймс, а мое состояние.

Он судорожно сглотнул. Ему вдруг стало не по себе. Особенно страдала его гордость.

– Сколько у тебя?.. – с усилием прошептал он.

– Столько, что Рандольф Бартон решил тебя убить, чтобы расчистить себе путь.

Джеймс тяжело вздохнул. Да-а, такого поворота он никак не ожидал. Он не искал богатую невесту и не хотел жениться на приданом и теперь начал сомневаться, что поступил правильно, закрыв для нее и для себя путь к отступлению. Все было проще, когда единственным решающим фактором была любовь. Или ее отсутствие.

– Я не хочу твоих денег, Джорджетт.

Она подалась к нему и коснулась обнаженной грудью его груди.

– Я знаю, – прошептала она. – Именно по этой причине я хочу поделиться ими с тобой.

«Как хорошо», – подумал Джеймс, имея в виду их физический контакт. Что же касается ее слов, то у него, кажется, появилась идея (из-за окна снова доносилась музыка и слышались одобрительные крики веселившихся горожан)…

– Я сам хочу зарабатывать, – заявил Джеймс. – Мы положим твои деньги в трастовый фонд – так, чтобы они были твоими, только твоими.

Джорджетт вздохнула с некоторым раздражением.

– Но я могу их тратить так, как сочту нужным.

– Конечно.

Она вдруг улыбнулась:

– Тогда я хочу купить для нас с тобой дом. Мне же надо где-то поселить свою горничную. – Джорджетт снова улыбнулась. – И моего котенка. Боюсь, мистер Макрори будет на этом настаивать. – Она поднесла руку к виску, потом воскликнула: – Да, и собаку тоже! Сегодня я приобрела и собаку. Возможно, ты еще об этом не знаешь.

Джеймс ухмыльнулся и пробормотал:

– А вы не теряли времени даром, миссис Маккензи. – Он поцеловал жену в лоб. – Мы сделаем все, что ты захочешь. Мне все равно, где жить, главное – мы будем вместе.

В глазах Джорджетт появился похотливый блеск. И теперь Джеймс точно знал: сколько бы им ни отмерила судьба, ему никогда не наскучит наблюдать ее превращение из чопорной мисс в тигрицу.

Она провела пальцами по той части его тела, которая в данный момент интересовала ее больше всего, и с лукавой улыбкой спросила:

– Ты чувствуешь себя в силах продержаться еще часок-другой? Если да – то у меня есть очень сильное желание потанцевать с моим новым мужем.

Едва Джорджетт это сказала, как оркестр за окном заиграл шотландскую джигу.

Джеймс помог жене подняться, зашнуровал на ней корсет и застегнул все мелкие пуговички лифа с проворством опытной горничной. Внезапно он поймал себя на мысли, что с удовольствием будет одевать Джорджетт и с еще большим удовольствием раздевать потом.

Через некоторое время она стояла рядом с ним, полностью одетая. Приподнявшись на цыпочки, Джорджетт поцеловала мужа, а тот с улыбкой подумал: «Спасибо тому, кто изобрел ночные горшки. Без горшка, пожалуй, конец был бы совсем другой».

Люди на улице даже не думали расходиться – веселье было в самом разгаре. Уши закладывало от грохота, а жар от праздничного костра проникал, казалось, во все поры; лицо Джорджетт горело от этого жара. И куда бы она ни посмотрела, повсюду были танцующие пары. Мужчины и женщины обнимали друг друга в танце. И целовались.

И на сей раз Джорджетт среди всех этих людей чувствовала себя как дома.

Крепко схватив Джеймса за руку, она потащила его сквозь толпу к деревянному помосту для танцев. Когда же они взошли на него, он низко поклонился ей и сказал:

– Миссис Маккензи, – в глазах его плясали озорные огоньки, – вы не окажете чести своему мужу, станцевав с ним вальс?

Джеймс Маккензи оказался менее искусным в танцах, чем в занятиях более интимного свойства. Возможно, это объяснялось тем, что он жалел больную ногу, или тем, что из-за травмы головы его слегка уводило в сторону. Хотя, возможно – это объяснение представлялось наиболее правдоподобным, – все дело было в том, что она оказалась далеко не идеальной партнершей и постоянно сбивалась (ритм здешней музыки был быстрее того, к которому она привыкла в Лондоне).

Джорджетт прильнула к партнеру, доверив ему вести ее в бесконечном кружении, и с нетерпением ждала того момента, когда они вернутся в маленькую комнатку над «Синим гусаком».

– Рад видеть, что ты нашел свою жену, Маккензи! – внезапно раздался чей-то крик.

– В следующий раз свяжи ее, чтобы избавить себя от неприятностей!

– Покажи ей, что такое шотландский горец!

– Почему бы тебе ее не поцеловать? – Этот голос был тише и прозвучал с более близкого расстояния. Джорджетт повернула голову и увидела Уильяма Маккензи. Тот хлопнул Джеймса по спине. – Рад, что все получилось, братишка Джемми.

А потом он пропал, затерялся среди бешено кружившихся пар. Джорджетт осмотрелась, пытаясь понять, куда он исчез, но вместо Уильяма увидела Макрори. Мясник танцевал с дородной светловолосой женщиной, посматривавшей на него так, что, казалось, вот-вот съест. Мимо них пронеслись, кружась в танце, Элси и Джозеф Ротвен. Они танцевали, крепко прижавшись друг к другу, и, глядя на них, Джорджетт подумала: «К концу ночи Джозеф получит еще один первый опыт, который не забудет всю жизнь».

Деревянный помост дрожал от топота сотен ног, и сердца стучали в такт музыке. Джорджетт посмотрела мужу в глаза, и тот вдруг спросил:

– Теперь, когда узнала, какой я танцор, ты не пожалела о своем выборе?

Джорджетт с улыбкой покачала головой. Она сделала свой выбор и никогда о нем не пожалеет.

Музыка еще играла, но Джеймс, перестав кружить жену в танце, взял в ладони ее лицо и тихо сказал:

– Помнишь, миссис Маккензи, что поцелуй в ночь Белтейна – дань традиции?

Она кивнула и закрыла глаза. Губы его коснулись ее губ. Может, танцевать он и не умел, зато целовался Джеймс Маккензи мастерски.

И в тот же миг все: жар от костра, дрожание деревянного помоста, ликующие крики праздничной толпы – отступило куда-то, и остались только они вдвоем.

Джорджетт все еще не любила бренди, хотя способ применения этого напитка, описанный Джеймсом ранее, пробудил у нее жгучее любопытство. Она по-прежнему не любила ждать, хотя и признавала, что промедление порой рождало предвкушение столь сладостное, что оно казалось сродни наслаждению. И она готова была пересмотреть свое отношение к наготе, что уже вполне наглядно продемонстрировала. Но что касается мужа… Ее отношение к этому предмету претерпело полную трансформацию. И она не могла дождаться возможности это доказать.