Глава 13
Рассвело. Золотистый диск солнца поднялся над горизонтом, осветив замок и его окрестности. Ясная солнечная погода как нельзя лучше подходила наступившему празднику — ежегодной ярмарке, проводившейся у стен крепости. Прислуга перешептывалась, смеялась, шутила, создавая волнующее, радостное настроение, наполнявшее замок. Повсюду чувствовался надвигающийся праздник.
Спустившись в большой зал, Фиона с огорчением узнала, что Гэвин уже поел и отправился по делам. Однако на словах он передал через Хэмиша, чтобы она, как только будет готова, ехала в деревню, дабы принять участие в празднествах.
Обрадовавшись тому, что на ярмарке они будут вместе, Фиона предалась приятным мечтаниям. Последняя неделя стала для нее самой счастливой. Гэвин был очень занят, они редко виделись днем, зато, вероятно, поэтому ночи, полные счастья и любви, превращались в некое чудо.
Часы, проведенные в его объятиях, заставляли ее позабыть свои страхи, неуверенность перед будущим. Нежность и страсть Гэвина вытеснили из души мрачные опасения. Казалось, все плохое уже в прошлом.
Около полудня, как и было договорено, Гэвин и Фиона вдвоем направились на ярмарку. Они шли по деревне в сторону широкого луга, на котором расположились ярмарочные палатки, балаганы и повозки торговцев. Гэвин обнимал ее за плечи, и от его близости у Фионы кружилась голова, а сердце от переполнявшей его радости готовилось выпрыгнуть наружу.
Фиона шла, заглядывая в глаза Гэвина, и безотчетно улыбалась. Его лицо светилось мальчишеской радостью, чем-то напоминая лицо Спенсера, когда тот тоже чему-то радовался. Под личиной сильного жестокого воина, как это было ни удивительно, прятался веселый и озорной парнишка.
Чем ближе они подходили к лугу, тем громче звучала музыка — пронзительно играли волынки и грохотали барабаны. Кое-кто уже танцевал, а другие, собравшись в круг, хлопали в ладоши и топали ногами в такт музыке. Бочонки с элем стояли на столах, и ни танцоры, ни музыканты, ни зрители не обходили их стороной.
Одна из девушек, разносившая кружки с элем, весело и лукаво поглядела на Дункана и даже нахально подмигнула. Стоявшие рядом с ним братья расхохотались и стали отпускать соленые шуточки, тогда как Дункан, не растерявшись, подскочил к дерзкой девушке и что-то зашептал ей на ухо, от чего та зарделась как маков цвет.
— Что тебе здесь больше всего нравится? Куда ты хочешь пойти? — спросил ее Гэвин.
Фиона глубоко вздохнула и потащила его за собой в самую гущу толпы. Они с удовольствием смотрели на акробатов, шутов, музыкантов, на прилавки, красиво заставленные множеством самых разных товаров. Куски материи, ярды разноцветных лент, ряды горшочков со всевозможными приправами, сумки и перчатки из кожи, бочонки с иностранными винами, мыло, свечи, глиняные горшки.
Все смешалось в одно целое — запах жареного мяса, веселые крики, яркий свет и праздничное настроение. Праздник затягивал полностью, заставляя забыть монотонность будней. Наступил час удовольствий, и никто не хотел упускать ни одного мгновения беззаботного счастья.
— Какая большая ярмарка. Я никогда не видела ничего подобного, — призналась Фиона. — Лучше решай сам, что нам делать, куда идти. Что смотреть.
— Ладно, — согласился Гэвин. — Сначала что-нибудь купим, а потом поедим. Ты не против?
Он взял ее под руку. Фиона взглянула ему в лицо, и от его улыбки у нее закружилась голова. Они подошли к одной из палаток, из которой доносился сильный приятный запах. Опустив взор, Фиона увидела на прилавке стопки кусочков мыла и ряды ароматизированных свечей.
— Что здесь приглянулось моей леди? — шутливо спросил Гэвин.
Глаза Фионы широко раскрылись от восхищения. Обычно в замке пользовались свечами, приготовленными из сала. Но здесь свечи были явно сделаны из пчелиного воска, который горел намного ярче. В душе Фионы тут же проснулась привычка к бережливости.
— Ну зачем покупать то, что мы можем делать сами, — зашептала она на ухо Гэвину.
— То, да не совсем, — возразил он. — Разве можно сравнить наше мыло из пепла и рыбьего жира с этими ароматными кусочками. Наше мыло годится только для того, чтобы стирать одежду.
— Или помыть моего пса, — подтвердила Фиона.
— Правда ли, что самое лучшее мыло готовят в Испании? — спросил торговца Гэвин.
— Совершенно верно, милорд, — почтительно отвечал купец. — Для его изготовления используют оливковое масло и ароматные травы. Вот посмотрите.
Торговец протянул кусочек мыла, от которого пахло не только восхитительно приятно, но и вкусно. Гэвин взял его, понюхал, затем поднес к лицу Фионы.
— Розмарин, — пояснил торговец, спеша предупредить вопрос, готовый сорваться с губ Фионы.
— Замечательный аромат, теперь от тебя будет пахнуть даже лучше, чем от целого букета цветов, — усмехнулся Гэвин, поглядывая на Фиону. — Я возьму дюжину кусков. И еще три фунта свечей из пчелиного воска.
Забрав покупки, они пошли дальше к следующей лавке, в которой торговали тканями. Там на полках лежали стопками куски материи разных расцветок и разной фактуры.
От восхищения у Фионы разбежались глаза. Она смотрела то на один отрез, то на другой, не зная, на чем остановиться. Шерсть, камка, полотно, причем самых разнообразных оттенков.
Фиона пощупала край золотисто-желтой шерсти и замерла, пораженная ее выделкой. Наряд из такой плотной и мягкой шерсти можно было надевать прямо на тело. Удобно, тепло и никаких неудобств.
— О, я вижу у леди хороший вкус, — улыбнулся торговец. — Это самая лучшая шерсть, какая только может быть на свете. Но для такой красивой леди есть кое-что получше.
Купец пошарил в фургоне, стоявшем позади палатки, и вынул оттуда куски цветастого восточного шелка. Шелк поражал своим блеском, яркостью, сочностью красок, но еще больше — своей легкостью, почти невесомостью.
Пощупав его пальцами, Гэвин удивленно воскликнул:
— Какой легкий! Словно птичье перо! Тебе нравится?
— Конечно. Как это прекрасно, никогда раньше я не видала такой красоты. Но наверное, такая материя стоит очень дорого.
— Не волнуйся. У меня достаточно денег, чтобы купить то, что тебе понравилось, — успокоил ее Гэвин.
— Ш-ш-ш, — предостерегающе прошипела ему на ухо Фиона. — Говори тише, а то он услышит. Как странно, я слышала, что шотландцы — народ прижимистый, любят покупать что-нибудь подешевле.
— Это верно, — согласился Гэвин. — Но для этого шотландцам не всегда приходится просить и торговаться.
— Все равно любая торговля построена на выгоде, — прошептала Фиона и, приняв равнодушный вид, как можно небрежнее сказала торговцу: — Шелк хорош, но расцветка довольно обычная. Ничего особенного.
Торговец удивленно приподнял бровь.
— Леди родом из Англии?
Не зная отчего, но Гэвин сразу рассердился. Машинально схватившись за рукоятку меча, он наклонился вперед.
— Да. Ну и что?
Торговец отшатнулся назад. Вытянув перед собой руки, он быстро заговорил извиняющимся тоном:
— Прошу прощения, милорд. Я не хотел никого обидеть. Я только удивился, услышав произношение леди.
В отличие от Гэвина Фиона не заметила ничего оскорбительного в замечании торговца. Она уже привыкла к подобным выпадам в свой адрес. Однако болезненная реакция Гэвина сыграла ей на руку. Погладив его по плечу, она обратилась к торговцу:
— Видите, граф в раздражении, он просит меня купить что-нибудь у вас, а я в недоумении — брать или не брать. Назовите настоящую цену вот за этот кусок синего шелка.
Фиона говорила с таким видом, будто делает великое одолжение торговцу, покупая у него отрез.
— Но прежде чем отвечать, хорошенько зарубите себе на носу — английской леди угодить труднее, чем шотландской красавице.
Спустя одну-две минуты Гэвин понял, что Фиона мастерица торговаться. Причем делает она это с редким умением, нисколько не унижая своего достоинства. К тому времени, когда все закончилось, Фиона сумела приобрести куски сатина, шелка, полотна и шерсти вместе с иголками, нитками, лентами почти в два раза дешевле, чем если бы эти покупки совершал он.
Оставив купленное — его должны были потом забрать слуги, — они не спеша побрели дальше. Фиона поминутно восклицала и восторгалась тем или иным изделием, украшением или убором. Гэвин поглядывал на Фиону, ожидая, когда в ней заговорит женское тщеславие и она умоляюще взглянет на него и попросит купить что-нибудь еще. Они шли и шли, славословия Фионы не прекращались, но она ни о чем его не просила. Кожаный кошелек с деньгами по-прежнему оттягивал его пояс.
— Неужели тебе больше ничего не хочется купить? — не выдержав, спросил он.
Фиона удивленно посмотрела на него.
— Честно говоря, я не надеюсь, что ты купишь мне что-нибудь.
После своего столь явного намека Гэвин полагал, что Фиона не выдержит и сдастся, попросив купить что-нибудь из понравившегося. Напрасно. Она сдержала слово, так ни о чем и не попросив его. Сбитый с толку ее твердостью, Гэвин решил подойти с другого конца.
Из-под высокого дерева доносился вкусный запах, там готовили и продавали разные вкусные вещи. Усадив даму своего сердца на скамью в тени дерева, он купил кучу горячих пирожков с мясом, пару головок сыра и фрукты на десерт. Кушать на людях ему не хотелось. В глубине души он жаждал уединения. Кивнув головой в сторону холмов, он тем самым дал ей знак следовать за ним.
— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросила Фиона, догнав его.
— Нет, все хорошо. Просто мне хочется побыть наедине с тобой, поесть вместе, чтобы нам никто не мешал.
Взобравшись на холм, они спустились в покрытую густой цветущей растительностью долину. Сперва шум ярмарки глухо доносился до их ушей, а потом он затих и исчез совсем. Они выбрались на усыпанную цветками лаванды и других диких цветов поляну. Придя в восхищение, Фиона кинулась собирать цветы. Собрав чудесный пышный букет, она поднесла его к лицу, вдыхая пряный аромат полной грудью. И тут ее позвал Гэвин, который приготовил уютное место в тени высокого дерева для их совместной трапезы. Устроившись рядом, они наслаждались чудесным видом, расстилавшимся перед их взорами. Далеко впереди чернели горные вершины, склоны гор были покрыты живописными рощами и журчащими ручьями, а в бездонном небе, в раскрытой над ними прозрачной голубизне, звонко пели птицы.
Вокруг было покойно и тихо. Казалось, будто люди и все тревоги где-то далеко-далеко, а они здесь одни наедине с собственным счастьем. Стройные ноги Фионы, аромат ее кожи и волос заставлял сердце Гэвина биться возбужденно и сильно. Казалось, ему никогда не надоест вдыхать запах любимой женщины, от которого у него приятно кружилась голова.
Фиона сняла головной убор, и ее золотистые волосы упругими кольцами рассыпались по плечам и спине. Она была божественно прекрасна.
— Тебе понравилась ярмарка? — спросил Гэвин.
— Еще бы. Все прошло замечательно. Давненько мне не приходилось бывать на таких ярмарках. В последний раз я оказалась там лет пять или шесть назад. Караван купцов проезжал через владения Генри, и он позволил им переночевать в деревне у стен нашего замка. Тогда я, Спенсер и Алиса походили по их лагерю, накупили бог знает сколько вещей и с трудом донесли их домой, так их было много.
— После твоих слов я чувствую себя жалким скрягой, — с притворным сожалением проговорил Гэвин. — Что я купил тебе — несколько отрезов ткани, иголки да нитки.
— Ты просто скупердяй, — в тон ему рассмеялась Фиона. — Впрочем, что взять с сельской простушки. Она рада любой безделушке, купленной для нее ее ухажером.
— Как раз для тебя у меня есть одна безделица. Пустячок. — Гэвин вынул из складок своей туники прелестный граненый флакон из блестящего зеленого стекла и на ладони протянул его Фионе. — Эта вещица своим блеском напомнила мне цвет твоих глаз.
— Какая прелесть! — воскликнула она охрипшим от волнения голосом.
— Да, но флакон — это сущие пустяки по сравнению с содержимым. Ты только понюхай.
Он вынул пробку и поднес флакон к ее лицу. Фиона вдохнула, и ноздри затрепетали от охватившего ее блаженства.
— Божественный аромат, — тихо-тихо прошептала она.
— Точно так же пахнешь и ты сама, если не лучше, — так же тихо ответил он.
Он привлек ее голову к себе и нежно поцеловал в макушку, потом в висок и, наконец, в то место, где самая нежная кожа, — между ухом и шеей.
Радостный беззаботный смех, смех невинной счастливой девушки слетел с ее губ. И у Гэвина отчего-то защемило сердце. Как ему хотелось в это мгновение, чтобы она почаще смеялась именно так — искренне, счастливо и беззаботно. Как ему хотелось подставить свое широкое и крепкое плечо под бремя забот и тягот, которые несла на своих хрупких плечах Фиона, не сгибаясь, не жалуясь и не плача.
Рядом с ней он ощущал себя настоящим мужчиной, защитником. Она пробуждала в его душе необычные чувства. Большинство мужчин, не таясь, открыто утверждали, что неуемная любовь к женщине плохо влияет на мужчину, он становится слабым, безвольным и глупым. Но любовь к Фионе вопреки устоявшемуся мнению производила на него совершенно противоположное действие.
Фиона спрятала флакон с духами в карман платья и принялась помогать Гэвину раскладывать свертки с едой на мягкой траве, на которую они постелили полотняное покрывало. Пирожки, сыр, фрукты — все, что они купили на ярмарке, было аккуратно расставлено и разложено, и они с удовольствием приступили к трапезе.
Отрезав от груши кусочек, Гэвин угостил Фиону. Она деликатно взяла ломтик и столь же мило начала его есть своими жемчужными зубками. От вида ее пухлых чувственных губ, покрытых сладким соком, у него вспыхнуло желание.
Страсть горячей волной пробежала по жилам. Удивительно, но любое ее движение несло в себе неизъяснимое, неотразимо действовавшее на него очарование. Для него была загадкой та власть над ним, которой она обладала. Гэвин с досадой отвернулся: он многое повидал на своем веку, поэтому ему было неловко вести себя так, как ведет себя впервые влюбленный юноша во время свидания. Власть Фионы над ним пугала его.
Однако чувственное желание пересилило голос разума. Погладив ее по бедру, Гэвин пристально, с плохо скрытым желанием посмотрел ей в лицо. Фиона заметила этот взгляд, содержавшуюся в нем просьбу, но притворилась, будто не понимает его.
Как ни в чем не бывало она принялась стряхивать крошки еды с покрывала себе на ладонь. Гэвин тоже, в свою очередь, сделал вид, будто ему безразлично, чем она занимается. Но в отличие от Фионы у него это вышло намного хуже. Она явно понимала, чего ему хочется, но, по-видимому, напрочь игнорировала его желание.
Собранные крошки и хлебные корочки она побросала в траву.
— Корм для птиц, — пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Гэвина.
— Какое у тебя доброе сердце, — усмехнулся он.
— Сама удивляюсь, — усмехнулась Фиона. Нагнувшись вперед, она положила ладони ему на плечи и открыто взглянула ему в лицо. Их глаза встретились, и в тот же миг тело Гэвина все напряглось от возбуждения. Ему захотелось овладеть ею.
— Милорд, если вы хотите применить ко мне насилие, то вам стоит поторопиться, пока еще светло.
На лице Гэвина возникло такое растерянное и смущенное выражение, что Фиона чуть не рассмеялась. Ей понравилось, что, точно угадав его желание, она сумела смутить его, взять над ним верх. Это ощущение победы придавало ей уверенность — весьма ценную черту, как она считала, в их взаимоотношениях.
Фиона прижалась к нему, их лица оказались на одном уровне. Гэвин опрокинулся назад, упершись локтями в землю. Само их положение словно предрасполагало к любви.
Внутри Фионы тоже проснулось желание, соски ее грудей напряглись, горячая волна подкатила к ее сердцу и, разбившись о него, приятными мурашками пробежала по коже. А что Гэвин? Он, к ее удивлению, казался совсем спокойным, даже каким-то ленивым. Его глаза были полуприкрыты веками так, как будто он собирался заснуть.
Неужели он ни о чем не догадывается? Ничего не чувствует?
Приподнявшись, Фиона поцеловала его в губы, и тут же с Гэвина моментально слетела вся его мнимая сонливость. Фиона продолжала целовать его и ласкать руками, приходя все в большее возбуждение.
Откуда возникала такая неудержимая чувственная связь между ними? Почему их сердца бились в унисон, а дыхание сливалось воедино, когда они были вместе? Почему они так хорошо понимали друг друга? Почему им было так весело и хорошо вместе? Почему они делились самым сокровенным, своими мыслями и надеждами, обретая понимание и поддержку в душе другого? Откуда только бралась эта всепоглощающая страсть?
Фиона с нежностью посмотрела на него, и последние барьеры, сдерживавшие ее сладострастие, рухнули. Ею овладела страсть.
Ловкими пальцами она расстегнула на нем одежду и приникла губами к мускулистому и плоскому животу, один вид которого уже сводил ее с ума. При дневном свете это действовало на нее еще сильнее.
В ее глазах он был прекрасен. Шрам на плече, черные волосы на груди, суживающиеся в полоску внизу живота, уже становились для нее источником возбуждения.
Фиона смело устремилась вперед. Ее глаза, губы и пальцы исследовали его тело, словно путешественники, исследующие открытую ими землю. С каждым движением ее губы и руки намеренно опускались все ниже и ниже. Гэвин уже был возбужден, об этом говорили и жар, исходивший от его кожи, его прерывистое дыхание и его возбужденная плоть.
Целуя его живот, она пальцами слегка провела по бедрам, а потом по напряженному пенису. Опустив голову, она подула на это упругое чудо.
— Все хорошо или что-то не так? — хриплым от волнения голосом спросила она.
— Ты еще спрашиваешь? Или ты дразнишь меня? Все прекрасно.
Фиона подняла лицо и лукаво спросила:
— Может, тебе хочется, чтобы я остановилась?
— Не издевайся надо мной, — простонал Гэвин. — Если ты сейчас остановишься, у меня разорвется сердце от обманутых надежд.
— Я в ужасе, милорд, но попытаюсь оправдать ваше доверие, — усмехнулась Фиона и принялась языком расчесывать его волосы вокруг пениса.
— О, что ты со мной делаешь, — сдавленным голосом, но восторженно произнес Гэвин.
Ее язык коснулся его крайней плоти, несколько раз прошелся по головке, затем в дело вступили ее губы, они обхватили пенис, и Гэвин застонал от наслаждения. Его дыхание становилось все более хриплым и прерывистым.
Фиона продолжала лизать и ласкать его пенис, ориентируясь на его движения и одобрительные стоны. Заметив, что Гэвин достиг последней стадии возбуждения, Фиона удвоила свои сладострастные ласки.
Внезапно он схватил ее за плечи и попытался отстраниться от нее, но она не отпустила его.
— Боже, Фиона, — простонал он, дернулся и весь задрожал от рвущегося изнутри его наслаждения.
Чудесный нектар хлынул в рот Фионы, и она вся приникла к нему, даря любимому мужчине самую интимную ласку, которую может подарить женщина.
Отдышавшись, Фиона спросила:
— О, мой повелитель, я угодила тебе?
— Ты не только мне угодила, ты доставила такое наслаждение, какое я не испытывал ни разу в своей жизни.
— Я так и думала, — с довольным видом призналась она, поглаживая руками его влажную от пота грудь.
Он ласково обнял ее и крепко прижал к себе. В ответ Фиона принялась тереться о его обнаженное тело, стремясь опять пробудить в нем желание.
— Гэвин, — прошептала она, — возьми меня прямо сейчас.
Платье в результате общих стараний слетело с нее почти моментально. Он взял ее руку и поцеловал в ладонь — нежно и почтительно, словно некую святыню.
Затем притянул ее к себе и накрыл своим телом. Фиона лежала открытая, доступная, желанная… Он вошел в нее сразу, мощно и уверенно. В ответ она подалась вперед, как бы пытаясь помочь ему, чтобы их слияние было как можно полнее. Она сама двигалась навстречу его движениям, сладострастно стеная от переполнявшего ее возбуждения. Ей хотелось быть как можно ближе к нему, вобрать его в себя, поглотить его целиком. Сердце Фионы колотилось быстро-быстро, и точно в такт ему, с такой же сумасшедшей скоростью билось сердце Гэвина.
— Любовь моя, — прошептал Гэвин.
От такого признания слезы радости проступили на глазах Фионы. Но в тот же миг она одернула себя, уговаривая не верить в искренность его слов, поскольку они были произнесены в порыве страсти.
Тем не менее его слова проникли, как никогда глубоко, в ее сердце. Поселившаяся в ее душе пустота исчезла, барьеры, которыми она окружила свое сердце, рухнули. Потребность счастья, присущая каждому человеку, стремление любить и быть любимой овладели ею, любовь, как долго она ей ни сопротивлялась, захлестнула ее сердце.
Нежность в его глазах внушила ей безумную надежду. Фиона совсем потеряла голову. Любовь, блаженство, плотское наслаждение, вера в безоблачное будущее — все слилось вместе, подхватило ее мощным порывом и понесло высоко-высоко, туда, где, как казалось, нет ни страха, ни мучений, ни тревог, а одно лишь ослепительное, сияющее, безграничное счастье, которое невозможно было вместить.
Наконец все закончилось. Они лежали, тяжело дыша, не придя еще окончательно в себя. Однако сознание постепенно всплывало из-под толщи захлестнувшего их потока блаженства.
Фиона, прижавшись к груди Гэвина, наслаждалась ощущением покоя, любви и одновременно старательно отгоняла от себя все мысли о будущем.
Это были приятные, но редкие минуты, и Фиона старалась удержать подольше это настроение.
Пока она смотрела, как одевается Гэвин, ее неотступно преследовала одна мысль. То, что происходит между ними, те чувства, которые они питают друг к другу, — казалось, это все было выше и сильнее всех разумных доводов, предупреждавших о призрачности и хрупкости их счастья. Закрыв глаза, Фиона попыталась стряхнуть с себя овладевшее ею сладостное наваждение.
Наступил горький момент отрезвления. Приходилось с горечью признавать, что вопреки всем предупреждениям рассудка она влюбилась. Несмотря на все ее усилия уклониться от любви, она ее настигла и полностью завладела ею.
«Я люблю его», — билась в ее сознании одна мысль.
А как долго он будет любить ее? Неприятная дрожь пробежала по телу Фионы, и на душе у нее снова стало тоскливо, холодно и страшно.
