Глава 20
«У меня есть последний вопрос к вам, — объявила королева нахмурившимся женихам. — Что заключается в моем сердце?»
Ну и ну! Ее вопрос не обрадовал троих принцев. Принц Восточное Солнце сдвинул брови, открыл рот, потом закрыл и с поклоном удалился. Принц Западная Луна сердито посмотрел на нее и с топотом вышел вон, бормоча что-то о легкомыслии королев и вообще женщин. Принц Северный Ветер покачал головой и сказал: «Кто может понять сердце женщины?» И тоже устремился прочь.
Советники, министры и ученые мужи начали спорить, а королева Черновласка тихо покинула тронный зал и направилась к конюшне…
Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».
Шесть недель спустя…
— Он самодовольный осел, и я не понимаю, почему я вообще должен ему отвечать. — Гриффин бросил письмо Томаса на стол.
Напротив него жена — ставшая ею всего неделю назад — спокойно налила себе чаю.
— Тебе следует не только ответить, но также отобедать с ним, поскольку он твой брат.
Гриффин недовольно хмыкнул, скрестил руки на груди и хотел уже смерить Геро грозным взглядом, но… отвлекся, поскольку перевел глаза на обольстительное декольте.
— Это новое платье?
— Да, и, пожалуйста, не уходи от разговора, — ответила она с очаровательной строгостью. Его всегда возбуждало, когда она пыталась быть с ним построже.
Господи, жена могла возбудить его, просто называя буквы алфавита.
— Что ты собираешься сегодня делать? — спросил он, проигнорировав ее приказ.
— Я поеду проверить, как идут дела у мистера Темплтона. Он считает, что еще до весны все может быть сделано. После этого заеду в приют, чтобы посмотреть, как продвигаются уроки прядения.
— Замечательно! — Гриффин уже купил призового барана и овец. К весне дети получат новую шерсть для пряжи.
Геро улыбнулась.
— А потом я отправлюсь на чай к леди Бекинхолл. Я надеюсь убедить ее вступить в Дамский синдикат помощи приюту обездоленных младенцев и подкидышей.
Гриффин театрально передернулся:
— Уже от одного названия меня бросает в дрожь.
— Почему?
— Объединение дам, одна из которых — моя жена, а вторая — сестра, — мрачно ответил он, — способно вселить страх в сердце любого мужчины.
— Глупости, — весело сказала она. — Маргарет будет смеяться, когда я передам ей твои слова.
— Что доказывает мою правоту.
Геро выразительно на него взглянула и поставила чашку на стол.
— Итак, что касается твоего брата…
— Назови хоть одну вескую причину, почему мне следует с ним видеться… — Гриффин предостерегающе поднял палец, когда она открыла рот, — …помимо того, что я, к несчастью, связан с ним родственными узами.
Она одарила его сладкой улыбкой. Однако за прошедшую неделю Гриффин уже начал привыкать к тому, что такой улыбки надо остерегаться.
— Это понравилось бы твоей матушке.
— Хм. — Он покорно вздохнул. Геро прекрасно знала: он сделает что угодно, лишь бы доставить радость матери.
— И, — добавила она, взяв кусочек поджаренного тоста, — это доставило бы радость и мне тоже.
— Он тебя ударил! — возмутился Гриффин.
— А я его простила, — улыбнулась Геро. — Он преподнес мне невероятно дорогое изумрудное ожерелье в знак примирения.
— Это его Лавиния заставила, — заявил Гриффин.
— Тем не менее, это красивый жест. — Геро смотрела на него и хрустела сухариком. — И еще он каждый день целых три недели присылал мне розы. Не могу понять, почему ты положил этому конец.
— Весь дом пропах этими проклятыми увядающими розами, — пробурчал Гриффин. — Чертовски противно.
Жена взглянула на него своими чистыми, прозрачными как бриллианты глазами.
— Тебе не кажется, что если я могу его простить, то и ты можешь?
Он хмыкнул. Хмыканье стало у него привычкой с тех пор, как он женился на Геро. И от этого он падал в собственных глазах. Вдруг ему пришла в голову интересная мысль:
— Если я вынесу этот несомненно ужасный обед с Томасом, ты меня поцелуешь?
Геро подозрительно на него посмотрела. Да, его жена прелестна, но не глупа.
— Я всегда тебя целую.
— Нет, — вкрадчиво произнес он. — Я хочу особый поцелуй. — И увидел, как порозовели ее щеки. Господи, они женаты уже неделю, а он все еще способен заставить ее покраснеть! Его победам нет конца.
— Ты пытаешься шантажировать меня? — недоуменно прошептала Геро. — Это низко, даже для тебя.
Он расправил манжеты рубашки.
— Я предпочитаю считать это побуждающим мотивом.
Она чуть слышно фыркнула.
— Всего один поцелуй. — Он опустил веки, представляя, как она целует его там. — Один совсем маленький, крошечный поцелуй.
Какой восторг видеть ее густо покрасневшие щеки!
— Негодник.
Он улыбнулся:
— Искусительница.
— Ты пойдешь?
— А ты меня поцелуешь?
Геро закусила губу, видя, как натянулись спереди на нем панталоны.
— Возможно.
Вот почему спустя несколько часов Гриффин поднимался по ступеням Мэндевилл-Хауса. Но даже мысли о глазах Геро, когда она пробормотала «возможно», не улучшили его настроения. Он постучал, надеясь в душе, что брата нет дома, и тогда он с чистой совестью вернется к жене.
Однако дверь распахнулась, его впустили и провели в столовую. Гриффин окинул взглядом комнату. В конце длинного стола красного дерева сидел брат. По его правую руку стоял обеденный прибор. Больше никого за столом не было.
Он не видел Томаса уже несколько недель. За это время они оба успели жениться, и Томас — что весьма занятно, поскольку он не привык к такой роли — вынес скандал, правда, незначительный, из-за того, что выбрал в жены пользующуюся дурной славой миссис Тейт.
Гриффин подошел к Томасу.
— Где Лавиния?
Томас, который встал при его появлении, взял бокал с вином и сделал изрядный глоток, хмуро глядя на Гриффина.
— Она сказала, будет лучше, если мы пообедаем вдвоем.
Гриффин уселся и сообщил:
— Геро тоже не придет.
Томас опустил глаза.
— Я действительно очень сожалею, что ударил ее.
— И правильно, что сожалеешь, — пробурчал Гриффин и посмотрел в сторону. — Она говорит, что простила тебя.
Томас вздохнул:
— Я рад.
Гриффин уставился на свой бокал. Если он сейчас его осушит, то скорее всего будет продолжать пить в течение всего обеда, а когда вернется домой к Геро, то не будет трезв и не получит от нее поцелуй.
Томас кашлянул:
— Лавиния говорит, я должен сказать, что я тебе верю.
Гриффин не сразу сообразил, о чем это он.
— Веришь?
Томас кивнул.
Гриффин так грохнул ладонью по столу, что подпрыгнули тарелки, а вилка соскользнула на пол.
— Тогда почему, черт тебя подери, ты не сказал мне этого раньше?
— Ты всегда ей нравился, — сердито заявил Томас.
— Энн?
Томас кивнул.
— И что? Она же вышла за тебя.
— Но если бы у меня не было титула…
— Но он у тебя был, — почти заорал Гриффин.
Томас с силой опустил руку, и бокал с треском упал на пол.
— Ты не понимаешь! И никогда не понимал! У меня был титул и привязанность отца, но это тебя любила мать и все остальные!
Гриффин недоуменно заморгал.
— Ты… ревновал? Меня?
Томас отвернулся, у него задергалась щека. И тут Гриффин расхохотался, ухватившись за живот, и согнулся над столом.
— Это не смешно, — сказал Томас, когда Гриффин смог отдышаться.
— Чертовски смешно. Ты почти не разговаривал со мной три года. И все потому, что ты меня ревновал. Господи, Томас! Ты богаче, старше и намного красивее меня. Чего еще тебе нужно?
Томас дернул плечом.
— Ты всегда нравился ей больше.
— Кому? Энн или матери?
— Обеим. — Томас уныло уставился в стакан. — Когда отец умер, я думал, что всем буду заниматься сам. В конце концов, маркиз — я. Но потом мы узнали об отцовских долгах. И мать вызвала тебя из Кембриджа.
— У меня мозги лучше соображают по части денег.
Томас сдержанно кивнул:
— Да, это так. Хотя тебе было всего двадцать — на два года меньше, чем мне, — ты немедленно занялся делами, что и спасло нас от краха.
— А ты предпочел бы, чтобы мы все отправились в долговую тюрьму? — сухо осведомился Гриффин.
— Нет. — Томас поднял лицо, посмотрел прямо ему прямо в глаза и честно признался: — Я предпочел бы, чтобы это я спас мать.
Гриффин с минуту молчал, думая о том, чего стоило Томасу допустить, что он в чем-то не преуспел.
Он наклонился, налил брату вина из графина.
— Каждый раз, когда ты произносил речь в парламенте, мать описывала мне в подробностях — страницу за страницей, — какие вопросы ты затрагивал и как на это реагировали лорды.
Томас от неожиданности открыл рот.
— На самом деле?
Гриффин кивнул.
— На самом деле. Разве ты ни разу не замечал ее на галерее для дам?
— Нет. — Томас был потрясен. — Я понятия не имел.
— Ну, теперь имеешь. — Гриффин поставил графин на стол и откинулся на спинку стула. — К тому же какой прок от двух финансовых гениев в семье?
Скрип двери в спальню разбудил Геро. Она зевнула и лениво потянулась, глядя, как Гриффин поставил свечу и сбросил парик.
Хотя это было совсем не модно, они решили спать в одной комнате… и в одной постели. Поэтому после свадьбы Геро обосновалась в его спальне, а гостиную рядом переделывали в туалетную комнату для нее.
— Ты поздно, — пробормотала она сонным голосом.
Гриффин повернулся к ней с полотенцем в руке — он умывался из таза.
— Томас захотел обсудить со мной дела в его поместьях.
Голос его звучал мягко — ничего похожего на то настроение, в каком он отправился в дом брата.
— Поговорили мирно?
— Да, вполне. Его весьма заинтересовала идея производства пряжи. — Гриффин бросил полотенце на туалетный столик и подошел к кровати. Взгляд заскользил по шелковому одеялу, которым была укрыта Геро.
— У тебя под одеялом что-то надето?
Она с притворной застенчивостью опустила глаза.
— Нет… Ну да.
Он изогнул бровь, скинул фрак и занялся галстуком.
— И что же это?
Она склонила голову набок, и он посмотрел на ее левое ухо.
— А! Бриллиантовая сережка. Где другая?
Геро высвободила голую руку из-под одеяла и молча указала на столик у кровати.
Он повесил галстук и жилет на спинку кресла и подошел к столику.
— Та самая, что ты в меня воткнула? — Он взял в руку серьгу.
— Да. — Геро откинулась на пуховые подушки.
— Понятно. — Гриффин снял башмаки и улегся на кровать, которая просела под его весом. — Можно?
Она облизала губы, чувствуя, как сильно забилось сердце.
— Да, конечно.
Тогда он вытянулся над ней, зажав ее коленями, и осторожно взял в теплые пальцы ухо. Она почувствовала, как золотой ободок проскользнул в мочку.
Геро вздрогнула.
Он с удовольствием лицезрел свою работу.
— Очень красивая, — сказал он и посмотрел на нее взглядом собственника. — Я не о сережках.
Она подняла брови.
— Разве?
— Нет. — Гриффин нагнулся и облизал ей горло.
У нее по коже пробежали мурашки, а соски закололо.
— Мне кажется, что я в тебя влюбился в тот момент, когда ты воткнула в меня эту сережку, — прошептали его губы.
— Каким образом? — Она хотела вытащить руки из-под простыней, но он своим телом мешал ей. — Ты же предавался любовным утехам с другой женщиной.
— Никаких любовных утех не было, — возразил он. — И никакой любви не было, пока я не встретил тебя. И вообще это не важно. Я забыл ту женщину, стоило мне увидеть тебя.
Геро засмеялась.
— И ты ждешь, что я поверю в подобный вздор?
— Да, жду, — пробормотал он и стал стягивать у нее с груди простыню. — Поверь мне и подари в ответ свою любовь.
Он поднял голову, и она увидела, что его глаза смотрят серьезно.
— Я верю. И я тебя люблю.
У него дрогнули уголки рта.
— И когда ты это узнала?
Ей хотелось, чтобы он снова ее поцеловал и чтобы его поцелуи длились бесконечно.
— Ты напрашиваешься на комплимент.
— А если и так? — Он взял одеяло зубами и стянул с ее груди. Его горячее дыхание коснулось ее соска.
— Думаю, это случилось, когда ты поцеловал меня в Театре Харта, — прошептала она.
Он фыркнул:
— Ты подумала, что я — Томас.
Она засмеялась:
— Ничего подобного! Я просто дразнила тебя, притворилась, будто подумала, что ты — это он. Я никогда не спутаю тебя с… Ой!
Гриффин нагнулся и осторожно зажал ее сосок между зубами. Язык прикоснулся к кончику, и он начал с силой сосать.
Геро стонала, издавая низкие, почти животные звуки.
Он отпустил сосок и спросил:
— Так что ты говорила?
— Я никогда не могла спутать тебя с другим, — зашептала она, глядя на него сквозь полуприкрытые веки. — В ту первую ночь мы говорили о подлинной любви. Ты помнишь?
— Как я мог забыть? — Он спустил одеяло еще чуть-чуть ниже, обнажил полностью грудь и с нежностью теребил соски. — Даже тогда у меня было какое-то неясное чувство, что ты предназначена мне.
Геро сглотнула слюну. Как трудно выразить все словами, когда его руки ласкают ее.
— Ты — моя истинная любовь, Гриффин, сейчас и навсегда. Порой, когда я думаю о том, как едва не отвернулась от тебя из-за своей трусости, то мне хочется рыдать.
— Тише, — пробормотал он, осыпая ее поцелуями и пощипывая соски. — Ты же не отвернулась, и мы остались вместе. Навсегда.
— Обещаешь? — прошептала она ему в губы.
— Обещаю. — Он крепко поцеловал ее.
Геро уже вся горела, но Гриффин не спешил.
— Ты собираешься отпустить меня? — спросила она, не в состоянии пошевелиться под его весом.
— Нет, — сказал он с довольным видом. — Мне нравится, когда ты лежишь вот так и не можешь двинуться и сопротивляться тому, что я хочу с тобой сделать.
Геро попыталась извернуться под гладкими шелковыми простынями.
— Мне это тоже нравится, но тут есть один недостаток.
— Какой же? — рассеянно спросил он, продолжая рисовать узоры на ее груди.
— Мне будет трудно поцеловать тебя.
— Ты о чем? Это совсем легко… — Гриффин не договорил, поняв, что она имеет в виду.
— Не здесь, — промурлыкала она. Господи, она и не представляла, что может издать такой звук.
Зеленые глаза ярко сверкнули. Он мгновенно вскочил и быстро сорвал с себя одежду.
Геро откинула простыни. Она лежала, подперев одной рукой голову, и смотрела на своего мужа, обнаженного и восхитительного в своей наготе. Он готов соединиться с ней.
Гриффин окинул взглядом ее тело. Глаза задержались на покрасневших щеках.
— Я люблю тебя.
— И я тебя тоже люблю, — выдохнула она и поманила его согнутым пальцем — как же это неприлично! — Иди сюда, и я поцелую тебя так, что ты никогда этого не забудешь.
И поцеловала.
