Глава 10
– Доброе утро, миссис Расселл. Это письмо по ошибке принесли ко мне в дом. Я сломал печать и только потом понял, что письмо предназначается вам. Пожалуйста, убедитесь, что оно действительно написано вам, или я отнесу его другим соседям.
О чем он говорит? На часах было не больше десяти. Зачем ему понадобилось вставать так рано и приходить к ней?
Бросив беглый взгляд на слугу, Марта взяла письмо и развернула его. На бумаге смелым почерком знатного джентльмена было написано: «Дело не терпит отлагательств. Вы можете встретиться со мной в гостиной через десять минут?»
– Да. – Она подняла глаза. – Да, это мое письмо. Спасибо, что занесли. – Она сложила бумагу, дрожащими пальцами разглаживая складки.
– Я так и думал. – Визитер не сводил глаз с ее беспокойных пальцев.
Когда же он заговорил снова, Марта поняла, что он хотел приободрить ее.
– Желаю вам хорошего дня, миссис Расселл. Уверен, вас, как и меня, ждут неотложные дела. – Поклонившись и почти заговорщически улыбнувшись ей, сосед надел шляпу и вслед за слугой пошел к двери.
– Вам вчера удалось представить меня перед Гранвиллом в выгодном свете, – заметил Тео, снимая сюртук. – Он думает, я всерьез заинтересован управлением поместьем. Сегодня и завтра мы с ним пойдем смотреть молотьбу. Ничего, что работники уже давно занимались этим без меня. Мне надо будет обязательно присутствовать, а потом ехать с управляющим, когда он повезет зерно на мельницу… или куда-то еще. И все эти скучные дела, кажется, займут целый день. Я так и не смог придумать, как от них отделаться.
– Вам не следует от этого уклоняться. – Марта стояла неподвижно, ожидая, когда он посмотрит на нее. – Мистер Мирквуд, это прекрасные новости. Вы хорошо потрудились, занимаясь тем, что вам не интересно. Вас стоит похвалить. Я видела, что вы произвели впечатление на мистера Гранвилла. Вам следует гордиться собой.
– А вам, милая, следует раздеться. Неужели я должен делать все сам? – Он наклонил голову и принялся расстегивать пуговицы на жилетке. А его лицо так и сияло от удовольствия. Да, у нее была надежда, что в Лондон он уедет другим человеком.
Пока Тео одевался, они обсудили дальнейшие действия.
– Теперь у меня может не быть свободного времени каждый день, – сказал он, надевая брюки. – Возможно, я смогу приходить ночью, когда все в доме спят. Если, конечно, вы на это согласитесь.
– Вы собираетесь проделывать весь этот путь в темноте? – спросила Марта, приподняв голову с подушки.
– А чего мне бояться? – На его лице появилась снисходительная улыбка, но он тут же принялся натягивать рубашку через голову. – Может, привидений? Цыган? Тигров-людоедов?
– Хватит смеяться. Я дольше вас жила за городом и знаю, о чем говорю. – У нее начала болеть шея. – Взять, к примеру, браконьеров.
Он небрежно качнул головой, заправляя рубашку и застегивая пуговицы.
– У меня нет никакой дичи. Вряд ли браконьеры станут тратить время в моем поместье.
– Все равно мне это не нравится. – Она уронила голову на подушку. – Я буду беспокоиться.
– Беспокойтесь лучше о ребенке. – Он сел на край постели и принялся завязывать галстук. – Уверен, он даст вам немало поводов для волнений – особенно если пойдет в меня.
Когда Тео поднялся и пересел на стул, около которого оставил свои сапоги, Марта проговорила:
– Почему бы вам не взять лошадь? Могли бы поехать по дороге и остаться у меня до утра. Так вы меньше времени проведете на улице, и вам придется совершить всего лишь одну поездку в темноте. Я спрошу служанку, куда можно поставить лошадь, чтобы ее не увидели.
Ответа не последовало. Марта подняла голову и увидела, что любовник разглядывает сапог, приглаживая отворот.
– Значит, я должен прийти прямо к вашей постели? – спросил он, как будто это и так не было ясно. – И спать у вас?
– Думаю, так будет лучше. В дом можете зайти так же, как сейчас. Я покажу вам, как добраться до моей комнаты. Дам вам ключ. Конечно, следует соблюдать тишину, потому что рядом комнаты слуг.
Он не ответил. Даже не взглянул на нее. Закончив разглаживать отворот сапога, он надел его. Потом занялся вторым. После чего аккуратно разгладил боковые швы на брюках.
Может быть, он пытается вежливо отказаться от предложения? Может быть, она обидела его, попросив вести себя потише? Или ее предложение выходило за рамки их уговора? Откуда ей знать, что именно она сделала не так? Ей это все было в новинку.
Наконец Тео поднял голову и сказал:
– Согласен. – Он взял перчатки со стола. – Но только без лошади. Даже если ваши конюхи ее не увидят, не могу сказать того же и о моих. Я возьму револьвер, чтобы отпугивать браконьеров, если вам так будет спокойнее. – Он надел жилетку, а когда повернулся к ней, на его лице была знакомая задорная улыбка. – Боюсь, без меня ваши дни будут тянуться бесконечно. Вам придется слушать болтовню ваших гостей и считать часы, оставшиеся до ночи.
– Ничего подобного. – Она оперлась на локоть. – Даже если бы у меня и были посетители, я бы никогда не стала думать о таких вещах.
– У вас не бывает посетителей? – Он замер, просунув одну руку в рукав сюртука. – Но ведь друзья у вас тут есть?
– На самом деле я ни с кем близко не сошлась. Думаю, вы сами это заметили. Люди относятся ко мне хорошо, но мы сохраняем дистанцию. Полагаю, я не слишком откровенна и не обладаю другими качествами, желанными для дружеских связей. – Она с трудом подбирала слова. Как глупо… Надо ведь ценить одиночество. От соседей не стоит ждать ничего, кроме слишком высокого мнения о себе.
– И все же им бы следовало заходить к вам. – Тео продолжал одеваться. – Вы ведь вдова. Визит соседей – это обычная вежливость, пусть даже вы не очень хорошо с ними знакомы.
И этот человек озабочен правилами хорошего тона?! Какой нелепый разговор! Она подавила улыбку и заговорила ровным голосом, не желая его обижать:
– Не стоит за меня переживать. Я найду чем заняться. Мне надо навестить моих работников, и я могу помочь мистеру Аткинсу в школе.
Он нахмурился, натягивая перчатки.
– Вам нужно иметь больше знакомых. Помимо работников и викария.
– Возможно. Но это помешало бы нашему соглашению. Мы не смогли бы так… плодотворно уединяться днем. А теперь помогите мне одеться, и я покажу вам, как пройти в мою комнату.
На этот раз ее корзина не была такой тяжелой, однако она собирала ее более вдумчиво. Конечно, корзина с крышкой подошла бы лучше, чем просто наброшенная сверху ткань, которую ей то и дело приходилось поправлять. Но ничего не поделаешь. В следующий раз она придумает что-нибудь другое.
В понедельник начнутся занятия в школе мистера Аткинса, а в следующее воскресенье воплотится в жизнь его задумка по обучению юных леди. Она подумывала о том, чтобы уговорить мистера Мирквуда записать в школу детей его работников и, возможно, назначить им стипендию. Но теперь, когда он был поглощен своими делами, ей пришлось заботиться обо всем самой.
В вышине шептались деревья от налетавшего ветерка – словно соглашались с ее мыслями и ободряли. Там, где на поляну сквозь сомкнувшиеся ветки падали лучи солнца, Марта снова остановилась, чтобы затолкать в корзинку маленькие лапки с коготками. Кошка была полезным животным. Та, которую она выбрала, достойно оправдала свое проживание на конюшне в Сетон-парке, и теперь, если повезет, кошка не только познает радость честного труда, но и искреннюю любовь маленькой девочки.
Чуть впереди, там, где деревья уступали место кустарнику, а потом холмистым пастбищам, виднелся дом Уиверов. Она заставила себя успокоиться и дышать медленно и ровно. Ей было бы не так страшно с мистером Мирквудом, который везде чувствовал себя как дома. И все его любили, даже свинья. Но долг заставляет человека двигаться вперед, пусть он и спотыкается на пути. Марта выпрямилась и зашагала дальше.
Сегодня малыш Джоб был во дворе – где-то за домом шумно выражал свое негодование. Марта прошла в ворота. Свинья, возившаяся у корыта, подняла голову и посмотрела на нее так, словно хотела убедиться, что перед ней не мистер Мирквуд. А потом вернулась к своим делам, небрежно хрюкнув. Три или четыре гуся подбежали к ней, явно заинтересовавшись содержимым корзины. И не отставали, пока она шла к двери.
Во дворе были протянуты веревки для сушки белья, наполовину увешанные только что выстиранными вещами. Старшая девочка стояла у медного таза, перемешивая его содержимое, а четверо младших детей выжимали мелкие вещи, которые уже успели прополоскать. Их мать вешала на веревку передник, а ребенок заливался плачем в корзине у ее ног. Хозяйка повернулась, привлеченная шумом гусей, и молча уперла руки в бока, – мол, миссис Расселл пришла сама и должна была заговорить первая.
Марта подошла поближе.
– Добрый день. Рада, что пришла к вам в нужный момент. С радостью помогу вам выжимать крупные вещи. Или развешивать их на веревки, чтобы вы могли отдохнуть и взять ребенка на руки.
Женщина перевела взгляд на ребенка в корзине и нахмурилась, ни слова не сказав в ответ.
– Только сначала мне надо избавиться от корзины, точнее, от ее содержимого. Я принесла подарок для вашей дочери, и его надо вручить в надежные руки. Видите? – Марта приподняла ткань, чтобы показать котенка. Его спина выгнулась, а шерсть была взъерошена – видимо, в ответ на шум во дворе. Марта быстро прикрыла корзину. – Он из семьи, где кошки умели ловить мышей. Все его дяди, тети и кузены живут в моих надворных постройках и в домах работников. Керри сказала, что в кладовке у вас нет кошки. Это было в тот раз, когда я приходила к вам с мистером Мирквудом. – Неужели эта женщина так никогда и не заговорит? Марта продолжала болтать, потому что иначе не выдержала бы этого ужасного молчания. – Простите, что сегодня мистер Мирквуд не смог прийти. Ему надо многое узнать об управлении поместьем. Не думаю, чтобы он сам догадался принести подарки, если бы я ему не сказала.
Женщина резко вскинула голову.
– Так это вы сказали ему принести подарки?
– Да, какое-то время назад. Но если этого пока не случилось, то причиной тому его занятость. Мистер Гранвилл постоянно учит его чему-нибудь. А у мистера Мирквуда добрые намерения.
Миссис Уивер почесала руку. Руки у нее были обветренными и покрасневшими. Наверное, она занималась стиркой со вчерашнего дня, почти постоянно держа руки в горячей воде. На лбу у нее пролегла чуть заметная морщинка. Она наклонилась к корзине, взяла край ткани и приоткрыла котенка.
– Керри в доме. Приглядывает за младшими детьми. Я отнесу ей кошку. Если хотите, можете пока подержать ребенка.
Марта отдала женщине корзину и взяла на руки орущего младенца. Что ж, дело сделано. Правда, подарок не смягчил сердце миссис Уивер до такой степени, чтобы она могла выслушивать лекцию о преимуществах образования. Если Марте снова удастся укачать ребенка, возможно, его мать придет в более благожелательное расположение духа.
– Какие мощные легкие у вашего братишки! – обратилась она к другим детям, проходя мимо висевшего на веревках белья. Но видимо, дети это уже не раз слышали, поэтому не удостоили ее ответом.
Когда миссис Уивер вышла из дома, Джоб уже почти успокоился. Бегло взглянув на Марту, она поставила на землю пустую корзину – к ней тут же бросились два гуся и засунули внутрь головы, – потом подошла к тазу, вытащила оттуда простыню и принялась ее выжимать.
Было ясно: эта женщина не желала уступать. И Марта решила, что у нее нет шансов ее разговорить. Несомненно, мистер Мирквуд чувствовал себя не в своей тарелке, когда впервые пришел в этот дом. А сейчас, наверное, засмеялся бы, увидев, как она с мрачным видом глотает собственное лекарство.
– Она о вас говорила. – Миссис Уивер чуть повернула голову. – Керри. После того как вы приходили.
– Правда? – Это учтивое замечание было подобно явлению ангела в небесах. Да, мистер Мирквуд тоже бы это почувствовал. – Приятно слышать. В прошлый раз она меня просто очаровала. Передайте ей, что я тоже про нее думала.
Ответа не последовало. Но теперь это ее не остановит. Марта уложила Джоба на плечо и прислонилась к изгороди, чтобы миссис Уивер могла ее видеть.
– Я много думала о ваших детях. Наверное, вам об этом не говорили, но наш викарий открывает школу. Мальчиков любого возраста и маленьких девочек будут учить на неделе, а по воскресеньям, после церковной службы, будут проходить уроки для старших девочек. Конечно, религиозные наставления, но кроме того…
– Нам не нужна ваша церковь. – Даже не взглянув, как Марта воспримет это оскорбление, миссис Уивер принялась разворачивать простыню.
– Позвольте вам помочь. – Марта поспешила к ней и ухватила простыню за край. Постепенно им удалось расправить ее и повесить на веревку. Марта ощутила слабый запах щелока и откашлялась. – А вы методисты? – Она с осторожностью произнесла последнее слово. Методистами были многие бедные семьи. – Уверена, мистер Аткинс верит в образование для всех. Он читал проповеди мистера Уизли. – Читал, чтобы найти нужные аргументы против. Но Марта не стала об этом упоминать.
Миссис Уивер повернулась к ней. Отведя одну руку за спину, она в упор посмотрела на гостью.
– Нам не нужна и методистская церковь.
– Понимаю… – Марта почувствовала, как ее лицо заливает румянец. Никто никогда не говорил ей такого, особенно в присутствии детей.
И все же эти слова были сказаны, Марта слышала их. А дети продолжали спокойно играть чуть поодаль. Возможно, стоило об этом забыть. В конце концов, она не собирается спасать душу этой женщины.
– Честно говоря, духовные наставления не занимают в обучении много места. Мы надеемся принять в школу также и старших девочек. Просто для многих родителей это в новинку, поэтому мы решили не торопить события.
Но слушала ли ее миссис Уивер? Она сейчас развешивала на веревке старенькое детское платье и расправляла завязки у ворота. И вдруг прикрыла глаза и сделала судорожный вздох. Рука ее коснулась живота, а лицо побелело.
– Миссис Уивер, с вами все в порядке?
Женщина быстро кивнула и другой рукой прикрыла рот.
– Простите, но вы плохо выглядите. Вам надо присесть. Что-нибудь принести? – Марта взглянула на детей, но никто из них не двинулся с места. Никто не проявил ни малейшего беспокойства.
Миссис Уивер сделала глубокий вдох.
– Сейчас пройдет. Так всегда бывает в первые месяцы.
– В первые… Вы снова ждете ребенка? Так скоро? – Заснувший было Джоб испустил пронзительный крик, словно эта новость его рассердила.
– Восемь месяцев и несколько недель. – Миссис Уивер прижала ладонь к губам.
Восемь месяцев? На мгновение Марта вся превратилась в напряженное внимание – словно охотничья собака, почуявшая куропатку. Ребенок. Через восемь месяцев. Возможно, мальчик. А в этой семье и так полно детей.
О, как низко она пала! Отказ миссис Уивер ходить в церковь, распущенность мистера Мирквуда – ничто по сравнению с этим ее подлым, низменным планом. Она должна думать о другом.
– Но ведь вашему младшему сыну еще нет и года. – Она понизила голос, чтобы их не услышали дети. – Разве вам было бы не лучше отдохнуть, прежде чем заводить очередного ребенка?
Миссис Уивер открыла глаза и покачала головой. Краска уже прилила к ее лицу, но вид у нее был еще более утомленный, чем прежде.
– Спросите вашего викария, почему Бог решил дать нам еще одного ребенка. Зачем дети даются женщинам, которые никогда их не хотели. Возможно, в этом есть какой-то священный смысл, но я его не вижу.
Марта молчала. Ей не хотелось обижать миссис Уивер, потому что… А впрочем, нет! Ничто не помешает ей высказать то, что она думает.
– Мне кажется, этот вопрос лучше задать мужьям этих женщин, а не священнику. – Она подошла к хозяйке поближе, чтобы их не услышали дети. – Если бы мужчины заботились о здоровье и покое своих жен и не думали только о своих желаниях, тогда была бы меньше смертность при родах, меньше осиротевших детей и меньше измученных женщин. Неужели мужчины не в состоянии сдерживаться? – В конце концов, они могут позаботиться о себе сами. Она, Марта, видела, как это делается.
Прежде чем ответить, миссис Уивер яростно разгладила ткань сорочки.
– Уверена, у вас было все по-другому. Но некоторые женщины должны быть благодарны, что вообще вышли замуж. Мистер Уивер поступил очень достойно, женившись на мне. Он многое перенес, и я не стану говорить с ним о сдержанности. – Она вытерла руки о передник и взглянула в глаза Марте. – Спасибо, что помогли с ребенком. Если вас не затруднит отнести его в колыбель, вы сможете поздороваться с Керри. Помните о свинье, если будете выходить через переднюю дверь.
«Что ж, эта женщина хотя бы поблагодарила меня», – думала Марта, возвращаясь в Сетон-парк. Наверное, следовало считать это шагом вперед. Теперь, когда ее дни были свободны, она могла многое сделать для этой семьи и для всех остальных. И если присутствие мистера Мирквуда в ее постели сегодня ночью расстроит ее, то она будет думать о том, что сможет сделать завтра.
Он пришел около полуночи, энергичный и бодрый. Она сидела в постели и читала, но тут же отложила книгу и смотрела, как он прикрыл дверь, запер ее и сунул ключ в карман с довольным видом человека, который провел целый день в праведных трудах, а теперь вознаградит себя удовольствиями.
Тео взглянул на ее обнаженные плечи.
– Уже разделись? Очень хорошо.
Марта обхватила колени руками, придерживая простыню.
– Я подумала, вы устанете, чтобы еще помогать мне раздеваться.
– Устану? Вам стоит приготовиться. – Он опустился в кресло и принялся снимать сапоги.
Марта натянула простыню повыше.
– Как вам молотьба?
– Думаю, давно пора изобрести какую-нибудь машину. Боже правый! – Тео откинулся на спинку кресла. – Вы сами когда-нибудь это видели? Ужасная работа! Надо все время стоять согнувшись и махать рукой – мякина летает повсюду и попадает в глаза. Уверен, что она попадает и в легкие, несмотря на тряпки, которыми они завязывают носы и рты. Я удивлен, что все мои работники не больны туберкулезом. – Он снова принялся за сапоги.
– Думаю, работая руками, можно испытывать своего рода гордость, которой не будет, если ту же работу станет делать машина.
– К черту гордость! К черту ручной труд! – Он скинул сапог. – Одному из тех мужчин столько лет, сколько было бы моему деду. Мне это не нравится. – Второй сапог соскользнул с ноги. – Вы хотите еще поговорить на эту тему? Или мы можем начать?
В каком он странном настроении… Марта улыбнулась:
– Думаю, на сегодня разговоров достаточно. Раздевайтесь.
Он вскочил с кресла и подошел к свечам.
– Задуть свечи? Так вам не придется отводить глаза, чтобы не смотреть на меня. – Отблески пламени плясали на его светлых волосах, словно солнечные блики на водной ряби озера. Его кожа словно светилась изнутри, а глаза казались стеклянными.
– Как пожелаете. Думаю, я уже привыкла к вам.
– Такие слова могут воспламенить любого мужчину. – Облизнув пальцы, он затушил свечи одну за другой. – Попробуем в темноте. Ради новизны.
Когда все свечи были потушены, он превратился в тень, в одну из множества теней в темной комнате. Ткань шелестела и шуршала, пока он раздевался. И раздался слабый металлический звон – это запонка задела пуговицу. В узкий промежуток, оставленный между шторами, чтобы знать, когда наступит день, лился слабый свет луны, чуть прикрытой облаками. Света было достаточно, чтобы видеть его силуэт, когда ее глаза привыкнут к темноте, но не совсем достаточно, чтобы понять его настроение и намерения.
Впрочем, ей это и не требовалось. Она и так знала все о его настроении и намерениях. Ведь они делают это уже не первый раз. Откинувшись на спину, Марта ждала.
Новизна. В темноте, когда их голоса понизились до шепота, на его месте мог бы оказаться любой другой мужчина. Если бы Марта могла, она бы представила на его месте другого. Возможно, викария – застенчивого и в то же время нетерпеливого в свою первую брачную ночь.
И тогда, может быть, ее тело отозвалось бы.
Тео медлил, обхватив пальцами стойку кровати. В темноте до него доносилось тихое дыхание любовницы.
Как к ней мог бы подступиться неискушенный мужчина? Тот, кто терпеливо ждал брачной ночи? А он, Тео, может все испортить. Особенно в том случае, если его избранница – вдова, которой не нужна такая же нежная забота, как невинной девушке. Покончить со всем как можно быстрее, а любезности приберечь на потом. Она так себе это представляла?
Он медленно опустился на кровать. И теперь она знала, что она не одна.
Если мужчина контролировал свои желания до двадцати с лишним лет, то он скорее всего может владеть собой и продемонстрирует ей все свои умения сегодня же ночью. Возможно, он захочет начать медленно, неторопливо раскрывая все тайны. Тео провел костяшками пальцев по верхней простыне, ухватился за нее и не спеша стянул к спинке кровати. Теперь ничто не разделяло их.
Сегодня он как бы впервые увидит ее обнаженные плечи. Он опустился на колени и положил ладонь рядом с подушкой Марты. Медленно и неловко его пальцы опустились ниже и коснулись ее руки, затем обхватили ее. После чего поднялись выше. Большим пальцем он провел по ямке у нее под ключицей. Изящный изгиб. Как только он соберется с духом, его рука опустится ниже. Он склонил голову и прижался губами к ее плечу.
На несколько секунд она задержала дыхание. Возможно, смутилась. Или что-то другое?..
Она не любила, когда он целовал ее в губы. Но сегодня ночью правила могут измениться. Правила могут быть совершенно иными для мужчины, который будет всему у нее учиться. Тео снова коснулся губами ее плеча.
И опять она затаила дыхание. Затем осторожно подняла руку и прикоснулась к нему.
Пусть она будет осторожной. И он – тоже. Тео осмелился коснуться губами ее шеи, ощутив теплый пульс. Принялся ободряюще поглаживать ее по руке. «Я волнуюсь так же, как и ты», – говорило его прикосновение, и мысль о том, чтобы приблизиться к женщине, будучи охваченным волнением и ощущением чуда, начала невероятно возбуждать его.
Он осторожно опустился на нее, чтобы не испугать, и какое-то время они лежали без движения. Тео не спешил.
Внезапно ее пальцы сжались – она легонько коснулась его плеча. И чуть шевельнулась – первая маленькая уступка желанию. Тео покрепче прижался к ней, словно невзначай или же притворяясь новичком, не знающим, что делать.
Наконец-то у него получилось! И всего-то требовались темнота, тишина и сдержанность.
Он поцеловал ее в подбородок, и по ее телу пробежали мягкие волны. Он прикоснулся губами к ее губам. Она никак не отреагировала, но и не оттолкнула его. Для страстного поцелуя наступит время позже, поэтому он снова поцеловал ее подбородок. И заметил, как приоткрылись ее губы.
– У вас вкус спиртного, – сказала она. И Тео почувствовал, как напряглось ее тело.
– Да, коньяк, – прошептал он. – Мне нужно было выпить для храбрости.
– Мирквуд… – Теперь ее голос звучал строже. – Вы что, пьяны?
– Пьян вашим запахом. Пьян прикосновением к вашей коже.
Тео продолжал свою игру, но от него не укрылись изменения – Марта снова замкнулась в своей холодной раковине, и вся ее страсть улетучилась, словно мимолетный сон.
– Вы уже прекрасно знаете мой запах и мою кожу. Кажется, коньяк затуманил вам мозги. – Как же отчаянно она пыталась найти оправдание для того, чтобы бежать от желания, раз ухватилась за столь ничтожный повод.
Да, он знал ее. Не стоило надеяться, что удастся заманить ее в ловушку наслаждения, притворяясь невинным. Не такой он человек. Неудивительно, что она ему не поверила. Что он знал о невинности? Он утратил ее в пятнадцать лет, в тот день, когда наконец понял, что значили все те взгляды, которые бросала в его сторону жена соседа. Все это было очень давно, и он ни разу не пожалел о случившемся тогда.
Не станет ни о чем жалеть и теперь.
– Тогда перейдем к делу? – спросил он своим обычным голосом.
– Как только пожелаете.
На том все и закончилось. К черту застенчивость! И застенчивых мужчин. Вскоре он уже достиг пика наслаждения, откинул назад голову и задрожал, словно дерево под порывами ветра. Тео сдержал крик, потому что им нельзя было разбудить слуг. Он желал доказать любовнице, что даже бесстыдный человек способен к контролю над собой.
«Глупая, – укоряла она себя, пока Тео предавался наслаждению. – Какая же я глупая». У нее имелись причины не покоряться мужчине, множество причин. Ведь страсть способна вскружить женщине голову, а потом останется лишь горькое сожаление. Все, что принадлежало ей, отныне будет принадлежать мужчине, и она никогда не вернет утраченное. А он этого не оценит.
Уловки! Подпитанные коньяком уловки чуть было не пробудили ее этой ночью. А еще – искусное прикосновение его губ к ее ключицам и движения его бедер. Но она вовремя опомнилась и теперь снова знала, чего хочет, а чего нет.
Наконец он закончил и, тяжело дыша, лег рядом с ней. Она немного подождала, потом обратилась к нему:
– Я очень желаю и надеюсь, что вы больше не придете ко мне пьяный. – Ее голос звучал сдержанно и глухо. – Это меня оскорбляет.
– Я не пьян. – Он сделал глубокий вдох. – Просто немного выпил для храбрости. А что касается привычки, то можно насладиться бокалом коньяка и не стать пьяницей.
Она с трудом сдержала горестный смех.
– Мужчины всегда думают, что способны контролировать свои привычки, и не желают видеть очевидного.
– Но это не привычка. – Она уловила в его голосе нотки раздражения. – Я пригласил Гранвилла выпить несколько бокалов. Хотел показаться дружелюбным. Я выпил впервые с того дня, как мы познакомились. И если вам нужны еще уверения, то знайте: я не буду пить с завтрашнего дня. Так что теперь можете не говорить со мной так, словно я на скамье подсудимых.
Марта молча размышляла над его словами. Возможно, он говорил правду. Наверное, ей не хватало объективности, когда дело касалось подобных вопросов. Прежде она никогда не видела его пьяным, хотя некоторые мужчины умели это скрывать. Может быть, стоило отложить свои суждения до завтра, когда станет ясно, нарушил ли он данное ей слово или сдержал его. Она вздохнула.
– Простите. Просто я не терплю пьянства.
– Я так и понял. – Он повернулся к ней и заговорил мягче: – Но кто же страдал от этого порока? Ваш отец? Муж? Брат, с которым вы не хотите жить?
От его вопросов у нее застучало в висках, но она сумела взять себя в руки.
– Эндрю?.. Но это нелепо. Хотя… По сравнению с ним я сама кротость.
– Надеюсь, мы никогда не встретимся. – Тео говорил спокойно и дружелюбно. – А может, это ваша естественная реакция после долгих лет, проведенных рядом с несдержанным в своих привычках родителем?
Это не его дело! Марта плотно сжала губы. Но если она промолчит, то он сделает неверный вывод, который опорочит память ее отца.
– Как вы можете спрашивать такое?.. – пробормотала Марта. – Поверьте, Джон Блакшир был серьезным и благочестивым человеком, постоянно читал Библию. – Теперь ей следовало защитить мистера Расселла. Это было бы логично. Но она молчала.
– Ясно, – многозначительно произнес любовник. Видимо, решил, что все знает. Она чувствовала, что он напряженно размышляет. Припоминает все случившееся между ними. Словно одна сторона ее брака могла объяснить все остальное, совершенно необъяснимое.
– Хотите об этом поговорить? – спросил он наконец.
– Нет.
– А вы когда-нибудь кому-то об этом рассказывали?
– Нет.
Он заговорил не сразу.
– Он вас бил?
– Нет! Я же вам сказала, что не хочу об этом говорить.
– У него был дурной нрав?
– Ничего подобного. Ничего из того, о чем вы могли прочесть в книгах. – Но если она не ответит ему, то он представит драму, достойную готического романа. – Просто мы были далеки друг от друга. Я всегда считала, что жена должна испытывать к мужу уважение, а мужчина должен быть надежным и не терять над собой контроля.
– А от любителя выпить этого было не дождаться, верно?
Она тяжко вздохнула:
– Да, верно. Выпивка меняла его. Он ничего не помнил. Несколько часов выпадали из его жизни.
– Но он помнил, как дойти до вашей постели.
Марта вздрогнула – как будто ее грудь разрезали ножом и коснулись бьющегося сердца. Как бы она ни пыталась представить привычку мистера Расселла досадной помехой, факт оставался фактом: он, ее муж, мог прикасаться к ней, когда пожелает. Мужчина, ставший чужим для своей жены, по-прежнему сохранял за собой это право. А у нее не было права ему отказать.
Но все могло быть и хуже. Он ведь не бил ее. Он не был жестоким.
Марта быстро заморгала, но, к счастью, темнота скрыла от любовника ее состояние. Сделав глубокий вдох, она с силой сжала кулаки.
– Марта… – Он пристально смотрел на нее, и казалось, что во взгляде его были тепло и участие. – Марта, я…
– Мистер Мирквуд, – ее голос прозвучал властно и непреклонно, – ваши доброта и забота делают вам честь, но я больше ничего не скажу на эту тему. Давайте лучше спать.
Он зашевелился и обнял ее. А потом наклонился и поцеловал в лоб.
– Тогда спокойной ночи, – сказал он, и она ощутила его теплое дыхание.
Тео тут же лег на спину, а Марта еще долго слушала его дыхание, которое становилось все ровнее, пока не перешло в тихий храп.
Ночью, переворачиваясь на другой бок, она столкнулась с Тео. Он тотчас обнял ее и привлек к себе – словно они уже не раз спали в одной постели. Она затаила дыхание, ожидая, что случится дальше, но ничего не произошло. Казалось, его рука действовала, повинуясь инстинкту, выработавшемуся после бесчисленных ночей, которые он провел с женщинами. Или ее присутствие с ним рядом совпало со сном об очередной любовнице?
Впрочем, это ее не касалось. Ему могло сниться что угодно. Но она бы предпочла не становиться для него «заменителем», очередной женщиной, попавшейся на его удочку. Их ноги соприкасались. Рука его лежала у нее на груди. Подбородок едва не касался ее макушки. Она чувствовала биение его пульса, слышала его дыхание, чувствовала, как вздымается и опадает его грудь. Наверное, скоро он перевернется на другой бок и отпустит ее, но сейчас, когда она лежала в его объятиях, ей оставалось лишь размышлять…
Если женщина любит мужчину, она должна мечтать о таких вот ночах. Какая странная мысль! Мечтать о прикосновении его руки? О теле, лежавшем рядом с ней? О тихой мелодии его дыхания?
И разве она могла заснуть, когда он, казалось, был повсюду?
Марта осторожно высвободилась и столь же осторожно перебралась на свою половину кровати. В следующее мгновение его рука напряглась и крепко обхватила ее. Он что-то невнятно пробормотал, и их ноги снова соприкоснулись. А его губы опять коснулись ее макушки.
– Вы не спите, Мирквуд? – прошептала она. Разве можно было это делать во сне?
Он не отозвался, и в полной темноте она произнесла:
– Теофилус…
Слово улетело, как пушинка с ладони, легкое и невесомое.
Он снова что-то пробормотал, а затем опять задышал спокойно.
Марта закрыла глаза в ожидании сна… или рассвета. Скорее всего последнего. Ее дыхание стало таким же мерным и ритмичным, как и у него. Что ж, если ей не удастся уснуть, они не пропустят ранний час, когда ему надо будет вставать и уходить. Тогда она и попросит его не лежать в постели, раскинувшись.
Женщина! Какая-то часть его мозга сообщила ему об этом. Женщина на расстоянии менее двух футов от него.
Обоняние подтвердило его догадку. Сладкий запах обнаженной женщины с примесью… чего-то цветочного. Сирень. Пудра с ароматом сирени. Ах да, та самая женщина…
Тео открыл глаза и увидел бледно-серую полоску между штор. Небо еще не окрасилось рассветными цветами, но это случится совсем скоро. Тогда ему нужно будет уходить.
Но у него еще есть время. Не стоило будить ее.
Она лежала спиной к нему. Волосы рассыпались по подушке, а одно плечо было открыто. Он потянул простыню и целомудренно накрыл ее. Медленно пододвинулся ближе. Его грудь легко коснулась ее спины, и он обхватил ее рукой. Аккуратно раздвинул ее ноги и столь же аккуратно вошел в нее.
– Что вы делаете? – Она тут же проснулась. – Мы же занимались этим совсем недавно.
Он тихо вздохнул.
– Дорогая, вы не могли бы спать дальше?
– Спать?! Вы с ума сошли! Да от этого и мертвая проснется!
– Боже, если бы я знал, что вы пробудитесь с таким чувством юмора, я бы тогда сделал это ночью. – Наверное, ему не следовало так поступать. Он вспомнил, что она говорила ему, вспомнил свою искреннюю клятву уважать ее сдержанность и доказать, что он лучше ее покойного мужа.
А теперь он навязывался ей, да еще требовал, чтобы она заснула. Но она его не остановила. Если бы она этого не хотела, то попросила бы его остановиться.
Он откинулся назад.
– Вы действительно хотите, чтобы я прекратил? – Он тяжело дышал, словно только что пробежал от моста Воксхолл до Сент-Джеймсского дворца.
Она глубоко вздохнула и на миг задумалась.
– Не думаю, что это повредит. К тому же утреннее семя может оказаться полезным.
– Отличная мысль. Как раз об этом я и подумал. – Он постарается. По крайней мере у него благие намерения.
Тео прикоснулся губами к плечу любовницы, стараясь не поцарапать ее отросшей за ночь щетиной.
