Глава 51
Первое, что услышал Гарет, когда Бредфилд, лучший в мире дворецкий, открыл перед ним дверь в усадебный дом, так поразивший Боу, – это грохот разбиваемой посуды. После непродолжительного затишья послышались крики, ругань и вопли – все одновременно. Не теряя времени на снятие пальто, Гарет, перескакивая через ступени, помчался наверх, в гостиную матери, где, судя по доносившимся оттуда звукам, бушевал скандал.
– Почему я должна молчать? – возмущенно воскликнула графиня, даже не заметив вошедшего Гарета. – Эта женщина – вдова. А вдове следует носить траур.
– Леди Оливия…
– Леди Суттар. Леди Суттар! – завопила его мать, перебивая Боу.
– Вчера мы получили известие о том, что шотландский брак Суттара признан законным. Та шотландская женщина и есть леди Суттар, а не я. – Леди Оливия в ярко-красном платье, гордо расправив плечи, стояла у камина в окружении разбросанных по полу фарфоровых черепков. – Я не вдова, – сказала она с нервным смешком. – Я и женой настоящей ему не была, и потому не вижу никаких причин для траура.
Табакерка из лиможского фарфора, гордость его матери, с печальным звоном ударилась о камин и в виде блестящих осколков украсила собой алое платье леди Оливии.
– Можете все здесь перебить, воля ваша. Но заставить меня надеть траур вы все равно не сможете.
– Неблагодарная девчонка! – мать его обернулась, очевидно в поисках очередного бьющегося предмета. Увидев Гарета, она бросилась к сыну на грудь и зарыдала.
Боу с утомленным лицом стояла поодаль, спиной к окну. На ней было траурное платье, строгое, черное, без блеска.
– Слава Богу, – сказала она, увидев мужа.
Гарет улыбнулся ей, выглядывая из-за кружевных оборок материнского чепца. Он успел соскучиться по ней, хотя с тех пор как уехал, оставив ее в Лондоне, прошло всего три дня. Гарет поймал себя на том, что подозрительно спокойно реагирует на происходящее. Похоже, он успел освоиться с ролью супруга и приобрел иммунитет к женским истерикам.
– А вы! – воскликнула графиня, высвободившись из сыновних объятий и стремительно развернувшись к Боу лицом. – Ничего бы этого не случилось, если бы не вы! Я ненавижу вас. Я ненавижу вас всех, и хочу, чтобы меня оставили в покое!
– С удовольствием, – произнесла леди Оливия. – Вот уже несколько недель, как я прошу вас о том же. Наконец-то мы пришли к общему мнению, и я смогу покинуть этот жуткий дом, – заключила она и направилась к двери.
– Ты бы еще и сплясала на его могиле, если б позволили, – крикнула графиня вслед Оливии.
– Может, и спляшу, – бросила та в ответ, перед тем как хлопнуть дверью так, что она едва не слетела с петель.
Гарет окинул взглядом поле битвы. Осколки фарфора покрывали пол. В лепнине стен появились выщербины, и стул был опрокинут. Он посмотрел на Боу, и та подбежала к нему, схватила за руку и потащила его за собой прочь из комнаты, невзирая на протестующие крики графини.
– Ты даже не представляешь, что нам тут пришлось вытерпеть, – скороговоркой сообщила Боу. Она не выпускала его руку, словно боялась, что он убежит. Гарет понял, куда она его ведет – в гобеленовую комнату. Затащив его в комнату, Боу закрыла дверь, обернулась, прислонившись к двери спиной, и покачала головой.
– Приношу свои извинения, детка, – сказал Гарет. – Надо было мне дважды подумать, прежде чем отправлять тебя сюда. Теперь, вижу, ты знаешь, что собой представляет моя семья.
– Здесь бедлам! Твой отец безутешен. Твоя мать то обвиняет меня в смерти Суттара, то отчитывает леди Оливию за то, что она не желает примерять на себя роль скорбящей вдовы. Но как можно винить бедную Ливи? Вот уж действительно кому не позавидуешь, так это ей, особенно сейчас, когда шотландский суд признал первый брак Суттара законным.
– Почему она все еще здесь?
– Я задала себе тот же вопрос, когда сюда приехала. Похоже, ее отец и братья решили, что лучше ей остаться здесь, дабы утвердить свое положение законной жены Суттара, а теперь вдовы. Они не намерены складывать оружие. Решение шотландского суда можно опротестовать. Поверенный герцога обнаружил судебный прецедент, на который они возлагают большие надежды.
– Насколько я понимаю, леди Оливия не разделяет их надежд.
Боу покачала головой и отошла от двери.
– Бедная Ливи. Унижения и скандал не ее стихия.
– В отличие от тебя.
– В отличие от меня. Я бы нагло смеялась в глаза тем, кому вздумается меня осуждать. Ливи так не может.
– Не соглашусь. Маме она дала достойный отпор. – Гарет сел на подоконник, приглашая Боу последовать его примеру. Она подошла и, забравшись к нему на колени, положила голову Гарету на плечо.
– Ливи только сейчас и смогла дать ей отпор, когда Суттара не стало. – Боу повернула голову так, чтобы видеть его глаза. – Ты мне никогда не говорил, что твоя мать настоящая фурия.
– Я не знал, что она фурия, – ответил Гарет, и это было правдой. Он никогда не видел, чтобы его мать вела себя так, как сегодня, да и за недолгое время брака Суттара он слишком редко бывал дома, чтобы оценить поведение матери в роли свекрови. Он понятия не имел, дрались ли они с невесткой как кошка с собакой с первого дня совместного проживания, или то, что видел сегодня, всего лишь следствие нервного срыва, причиной которому горе и разочарование.
– Ну что же, открою тебе глаза: она тиранка, – и я сразу предупреждаю: мириться с этим, как мирилась леди Оливия, не буду.
– Ну, тогда хорошо, что нам не придется жить с ней под одной крышей, – сказал Гарет.
– Хотя она, кажется, рассчитывает, что Джейми будет жить с ней, – сказала, нахмурившись, Боу. – Впрочем, ее не поймешь. Сначала обзывает его ублюдком шотландской распутницы, а потом вдруг заявляет, что Джейми – все, что осталось от любимого сыночка.
Гарет протяжно вздохнул. Как он этого опасался!
– Желание матери, чтобы Джейми жил в Эшбурне, правомерно.
– Нет, – решительно тряхнув кудряшками, сказала как отрезала Боу.
– Я могу потягаться со своими родителями, но сомневаюсь, что мне удастся их одолеть. Предлагаю пойти на хитрость. Они, по-моему, еще не определились, как относиться к Джейми. Если подвести их к заключению, что Джейми – плод греха шотландской распутницы, они сами найдут приличное оправдание тому, чтобы Джейми жил с нами в Мортон-Холле; по крайней мере до той поры как ему придется пойти в школу.
– Как раз столько может занять затеянное твоим отцом судебное разбирательство, по которому первый брак Суттара признают незаконным.
– А если отцу не удастся выиграть дело? – Гарет провел большим пальцем по внутренней стороне ее руки вниз, до запястья, до точки, где бился пульс. Сердце ее учащенно забилось.
– Тогда, как вдова Суттара, мать Джейми может рассчитывать на пенсию. И что с того? Граф легко сможет откупиться от нее, бросив жалкую подачку и отправив восвояси, чего она, на мой взгляд, и заслуживает. И с точки зрения закона, как шотландского, так и английского, прав на ребенка, от которого она отказалась, у нее никаких нет.
Гарет медленно водил круги пальцем по внутренней стороне ее запястья.
– Это так, – сказала Боу. – И даже если бы законы были другими, никто не смог бы заставить английского графа отдать своего наследника матери, которая его бросила.
Гарет коснулся губами ее щеки.
– Все верно, – шепотом сказал он, и Боу кивнула, внезапно лишившись дара речи. И тогда Гарет поцеловал ее в губы. Боу тихо застонала и обмякла в его объятиях. Он подхватил ее на руки и наполовину понес, наполовину потащил в смежную спальню. Придерживая ее за талию, он предусмотрительно запер дверь на ключ.
Боу в спешке принялась стаскивать с него пальто. Усилия ее в конечном итоге увенчались успехом, и пальто упало на пол. Гарет безуспешно боролся с крючками и петельками, и, сдавшись, повалил ее на кровать прямо в платье.
Боу скинула туфли, и они со стуком упали на пол. Непослушными пальцами она принялась расстегивать его жилет и отстегивать подтяжки. Господи, как он по ней соскучился! Он был готов кончить уже сейчас.
Гарет соскользнул с кровати, и недовольный ропот Боу почти потонул в шелесте шелка и скрипе половиц, когда Гарет опустился на колени. Он провел ладонями по ее ногам снизу вверх. Прикосновение к шелку ее чулок дразнило и возбуждало, но куда больше возбуждала обнаженная нежная плоть над ними.
Боу приподнялась на локтях, обзор заслоняли вздыбленные юбки. Приподняв бровь, она поставила ступню к нему на плечо, чуть отталкивая его.
Не опуская глаз, Гарет закинул ее ногу за плечо и раздвинул ее ноги шире, упираясь ладонями в нежную плоть внутренней стороны ее бедер. Затем он наклонился и лизнул тайные складки. Она была сладкой, как спелая слива.
Расстегнув бриджи, он продолжал ласкать ее языком. Обхватив губами набухший бугорок, втянул его в себя. Боу вскрикнула и задрожала.
– Давай, – жарко шептала Боу, вцепившись в его волосы. – Еще. – Она не просила, не умоляла, она требовала, повелевала.
Войдя в нее, Гарет застал последние содрогания ее оргазма. Боу улыбалась, довольная, даже пресыщенная. Запрокинув голову, она подставила шею его губам.
Гарет прижался губами к нежной коже за ухом, чуть надавил зубами, поцеловал взасос. Боу вскрикнула и прогнулась, крепко обхватив его ногами.
Волосы ее разметались, шпильки рассыпались по кровати. Руки скользили по его спине, по груди. Вцепившись в его рубашку, она с силой потянула его к себе.
И тонкая ткань не выдержала и затрещала. Ногти Боу, царапая, скользнули по его спине. Дыхание его было хриплым и частым. Кровь шумела в его ушах так, что он почти не слышал ее стонов и криков. С победным кличем он впрыснул в нее свое семя.
