Глава 24
Первые три дня их пребывания в Мортон-Холле не переставая лил дождь. Дом, казалось, стоял на дне аквариума. К тому времени как стихия угомонилась, они успели обследовать его вдоль и поперек, от подвала до чердака.
Гарет выделил себе под кабинет одну из маленьких комнат на первом этаже. Там его и оставила корпеть над счетами Боу, а сама вышла прогуляться и заодно посмотреть, что осталось от сада.
Садовые дорожки, прямые как стрелы, разбегающиеся под равными углами, все еще выглядели вполне презентабельно, чего не скажешь о цветочных бордюрах и клумбах. Цветы уже давно никто не сажал, и те, что выжили, одичали и измельчали. Живая изгородь из заброшенных тисов выглядела жалкой и неопрятной.
Боу подобрала юбки, чтобы они не волочились по земле, сунув края подола в прорези для карманов, и направилась в сторону моря. Земля чавкала под ногами, очень скоро у нее безнадежно промокли ноги, но открывающийся с меловых утесов вид безусловно стоил перенесенных неудобств и затраченных усилий.
Прилив. Темные, с белыми барашками пены тяжелые волны с грохотом обрушивались на берег и с шипением откатывались назад, с каждым разом все ближе подбираясь к подножию утеса. Вдалеке, там, где на горизонте море сливалось с берегом, виднелись серые силуэты жавшихся друг к другу домов городка Кингстаун. Кое-где над крышами вился дымок. Здесь все было совсем не такое, как в поместье отца, с его разбросанными по всей территории веселыми разноцветными коттеджами под черепичными крышами.
Налетевший порыв ветра швырнул волосы ей на лицо и надул юбки словно паруса. Боу расправила плечи и вдохнула полной грудью бодрящий солоноватый воздух. И тогда услышала громкий и низкий, басовитый собачий лай. Внизу, по самой кромке моря бежал громадный черно-белый пес. Всадник, увидев пса, развернул коня и поехал галопом обратно в деревню. Пес остановился, отряхнулся и проводил всадника сердитым лаем, явно давая понять, что чужим тут не место.
Боу развернулась и пошла назад, к дому. Отсюда здание действительно напоминало галеон. Будто невиданной силы шторм разметал испанскую армаду, забросив один из кораблей на вершину утеса, а потом чьи-то заботливые руки разбили вокруг корабля сад, посадили тисы и подстригли их так, что они напоминали выпрыгивающих из моря резвящихся дельфинов.
Ветер дул ей в спину, и Боу то и дело смахивала волосы с лица. Придя домой, она отправилась в кабинет мужа. Гарет изучал бухгалтерские книги, и, судя по недовольному выражению его лица, увиденное в них его не радовало.
– Не может быть, чтобы все было так плохо, – сказала она, заглянув в книгу через его плечо.
Гарет вздохнул. Боу присела на край письменного стола и, взяв его лицо в ладони, провела большими пальцами по его скорбным бровям. И сознание, что она может с полным правом делать то, о чем когда-то лишь мечтала, наполняло ее приятным волнением.
– Все можно поправить, были бы деньги.
– Твои деньги, – насупившись еще больше, уточнил Гарет.
– По закону теперь твои, – ответила Боу.
– Сразу видно, что ты в жизни никогда не задумывалась, как свести концы с концами.
Боу опустила руки, чувствуя, как в ней закипает гнев.
– В чем ты хочешь меня упрекнуть? В том, что я не нищенка, как тебе бы того хотелось?
Гарет потер уставшие глаза.
– Прости, детка, я не прав. Совсем не то хотел сказать. Просто от этих цифр у меня в глазах рябит, и голова разболелась.
Боу заставила себя сдержаться. Она обещала себе, что сделает его счастливым, а слово надо держать. К тому же, что может быть глупее ссоры из-за денег, которых у них более чем достаточно?
– Тогда оставь эти цифры в покое, завтра к ним вернешься, – сказала она, стараясь придать тону нотки беззаботности.
Ему никогда не пришлось бы торчать в этом доме, который он откровенно ненавидел, за гроссбухами, от которых у него болела голова, если бы он на ней не женился. А она сделала все, что было в ее силах, чтобы вынудить его жениться на ней. Она получила что хотела, но вот получил ли что хотел Гарет – еще неизвестно. Воспоминание о его руке, обхватившей лодыжку леди Кук, прожигало ей мозг. Да, Гарету пришлось от многого отказаться, чтобы спасти ее репутацию.
– Кони уже на месте? – примирительно спросил он.
Боу покачала головой.
– Не знаю. Вряд ли. Почему спрашиваешь?
– Я подумал, мы могли бы покататься. Осмотреть окрестности. Может, в город съездить. Познакомиться с викарием.
Боу вымучила улыбку. Обида еще не прошла, но она видела, что он старается загладить свою вину.
– Хочу знать, кто наши соседи. Кому стоит нанести визит.
– То есть совершить упредительную атаку? До того как миссис Пиблс заклеймит нас как язычников и нам придется подумать о переходе в методистскую церковь.
– Да, – сказала Боу, принимая предложенную им мировую. – Пора начинать осваиваться. У меня нет ни малейшего желания превращаться в затворницу.
– Молодожены, значит, – сказал мистер Тиллиард таким тоном, словно видел в этом нечто предосудительное. – И живете в Мортон-Холле, – с вопросительной интонацией добавил он.
Гарет молча кивнул, чувствуя, что боится случайно сказать что-то не то престарелому викарию. Боу молчаливо сидела рядом с ним, и, судя по напряженной позе, тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
– Да, – преодолев смущение, сказал Гарет, – мой отец передал мне в собственность поместье после свадьбы с леди Боудисией.
Старик кивнул, и локоны на его парике подпрыгнули.
– Придется немало потрудиться, чтобы привести этот дом в порядок. Все время, пока я тут живу, он пустовал.
– Да, – согласился Гарет и снова кивнул. Ему начало казаться, что он превращается в попугая, словарный запас которого состоит из одного слова. Но викарий был прав: работы предстоит много, – а расходов еще больше.
Поместье могло бы давать неплохой доход. К счастью, плантации хмеля не постигла печальная судьба дома и сада, до которых никому не было дела. Вот только денег за хмель не увидеть еще почти год – урожай собрали всего пару месяцев назад, и отец успел его продать до того, как передал имение младшему сыну. Гарет понимал, что ему не остается ничего другого, как вложить большую часть средств, полученных в качестве приданого, в восстановление дома и усадьбы. Иначе жить здесь они просто не смогут.
Он презирал себя. Охотник за приданым, кто он еще после этого! Из дамского угодника превратился в альфонса. Порой Гарету приходило на ум, что «подарок» отца мыслился как наказание. «Поступи против моей воли – и увидишь, что из этого выйдет».
Он действительно пошел против воли отца. Брак младшего сына никак не входил в планы графа, как и связанные с этим браком расходы. И сейчас, женившись, Гарет вынужден был вкладывать деньги жены в дом, который в итоге, возможно, так никогда и не станет полностью пригодным для жизни. Состояние их спальни было тому прямым указанием.
Дырявые простыни, чадящий камин, вездесущая сырость. С тем же успехом они могли бы поселиться в одном из домов, что отец сдавал арендаторам в главном поместье. Пожалуй, там им было бы даже уютнее. По крайней мере ни в одном из тех домов крыша не протекала. Чего не скажешь о Мортон-Холле.
Только услышав, как дребезжит его чашка на блюдце, Гарет понял, что слишком глубоко ушел в невеселые мысли. Боу, ни слова не говоря, забрала у него чашку и поставила на стол. Он увидел, как насмешливо блеснули ее глаза. Забывшись, он едва не влил в себя еще одну чашку жуткого пойла, которое викарий почему-то называл чаем. Напиток оставлял во рту жуткий привкус плесени, который не убивался никаким количеством сахара.
– И чем тут принято заниматься в свободное время? – спросила Боу с безупречной любезностью светской дамы. Она была дочерью герцога и воспитание получила соответствующее. Гарет искренне восхищался ее манерами. Глядя на нее сейчас, ни за что не подумаешь, что она умеет ругаться как сапожник и скачет на лошади с лихостью амазонки. Не всякий джентльмен решится на такие трюки, какие Боу выделывала верхом.
Мистер Тиллиард перевел водянистый взгляд с нее на Гарета и обратно.
– Никто из вас не жил в Кенте? – спросил викарий.
– Нет, – односложно ответил Гарет, добавив после паузы: – Никто из нас никогда не жил так далеко на юге.
Викарий уклончиво покашлял.
– Здесь у нас можно неплохо поохотиться. В основном стреляют фазанов. Иногда рябчиков. – Викарий почесал подбородок. – Хорошо идет охота с собаками. Одно время в Мортон-Холле была отличная псарня. По крайней мере, так говорят. И еще в Эшфорде проходят ежегодные скачки. Конечно, не того размаха как в Оуксе или Дерби, но все равно неплохое развлечение.
– Я никогда не охотилась с гончими, – сказала Боу.
– Я бы и предположить не посмел, что вы бывали на охоте, сударыня, – брызгая от возмущения слюной, ответил викарий.
Гарет заметил, что жена его сделала глубокий вдох и задержала дыхание, очевидно сопротивляясь желанию ответить викарию в своем духе.
– Это вашу собаку я всегда вижу на берегу? – спросила Боу. Щеки ее порозовели.
Гарет сочувствовал. С ее темпераментом нелегко себя обуздать.
Викарий брезгливо поморщился, словно увидел мышь, свившую гнездо среди его носков.
– Крупный черно-белый пес?
Боу кивнула.
– Я увидела его в вашем саду и подумала…
– Этот пес не мой, миледи. Он ничей. Собака эта единственная, кто несколько лет назад выжил после кораблекрушения. Она выплыла на берег, таща за собой боцмана, вцепившегося в ошейник; бедняга умер через несколько дней. С тех пор собака таскается по городу и пугает рыбаков.
– Вот как, – сказала Боу, с отсутствующим выражением глядя куда-то поверх головы викария.
Гарет понял, что запас ее терпения вот-вот истощится. Пора принимать срочные меры.
– Нам пора, сэр, – сказал Гарет, поднимаясь. – Не сомневаюсь, что у вас полно дел.
– Да-да, – сказал викарий. – Пока не стемнело, вам надо добраться домой. Увидимся в воскресенье. Я договорюсь, чтобы для вас оставили место на передней скамье.
Выйдя из дома, Боу поглубже нахлобучила шляпку и крепко взяла мужа под руку.
– Ты все еще влюблена в Холл? – сказал Гарет.
– Да, – ответила Боу, – хотя переход к методистам видится мне все более заманчивым.
– Боюсь, что они, как и мистер Тиллиард, не одобрят твое желание заняться псовой охотой.
Боу отстранилась и с недобрым прищуром посмотрела на Гарета. Ветер трепал ее кудри, волосы лезли в глаза.
– Я лично займусь разведением гончих собак просто для того, чтобы позлить этого лицемера.
– Мы можем завести дюжину спаниелей. Милые английские собаки, а не какие-то там иностранцы. Не будем, что называется, дразнить местных собак.
– А ведь как хочется. – Боу вздохнула. – Я, честное слово, стараюсь вести себя прилично, но иногда это слишком тяжело.
– Я нервничаю, когда ты целый день молчишь, – сказал Гарет, войдя в маленькую комнатку, которую Боу объявила своей личной гостиной. Она вздрогнула от неожиданности и подняла на него глаза. Окинув мужа взглядом, невольно улыбнулась.
Забрызганный грязью, с растрепанными от ветра волосами, в кожаном охотничьем пальто, видавшем лучшие времена, он совершенно не походил на лощеного лондонского джентльмена. Но в таком виде он нравился ей даже больше. Этот Гарет принадлежал ей, и только ей одной.
– Мне осталось написать два приглашения, остальные уже закончила, – сообщила Боу и, отложив перо, размяла уставшие пальцы. Лизнув указательный палец на левой руке, она попыталась оттереть им чернильное пятно на пальце правой. Пятно упрямо не поддавалось. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против жены, у которой руки в чернилах, как у писаря, – недовольно пробурчала Боу, рассматривая испачканную руку.
Гарет наклонился и поцеловал то самое чернильное пятнышко. Задержав ее руку в своей руке, он большим пальцем пощекотал ее ладонь.
– Жена-писарь вполне меня устраивает. Но еще больше меня бы устроила жена-бухгалтер. Как у тебя дела с арифметикой? Возьмешься вести гроссбух? Уже неделю пытаюсь свести дебет с кредитом, и все никак. Может, у тебя получится лучше.
Боу засмеялась и покачала головой.
– Я никогда не была сильна в математике. Папа удивлялся, в кого я такая безнадежно глупая.
– Тогда мне придется оставить эту работу себе, – с шутливым вздохом заключил Гарет и, отпустив ее руку, прошелся по комнате.
– Ты разбирайся со счетами, а я продолжу писать приглашения, – сказала Боу и, взяв в руки перо, прикусила пушистый кончик. Гарет подбросил полено в очаг. В камине заплясали искры.
– Я уже отправила приглашения обеим нашим семьям, – сказала Боу.
Гарет обернулся к ней, насмешливо приподняв бровь. Заправив за ухо прядь волос, спросил:
– Ты ведь не думаешь, что кто-нибудь из наших родственников приедет сюда на Рождество?
– Нет, не думаю, – сказала Боу и, покачав головой, принялась грызть перо. – Даже если бы им очень хотелось провести праздник здесь, с нами, что весьма сомнительно, ехать в такую даль по разбитым зимним дорогам никто не захочет. Придется довольствоваться компанией соседей.
– Да, зимой люди или остаются дома, или уж приезжают надолго, – сказал Гарет.
– Вот именно. Не думаю, что в гостях у нас соберется больше десяти семей. А может, и меньше, если погода испортится.
– И каких таких высоких особ мы у себя принимаем?
Боу прыснула от смеха.
– Скажешь тоже – высокие особы! Я пригласила викария, доктора и местного нотариуса. Наш уголок мира населен не слишком густо, знаешь ли. Ах да, еще сестер Акройд. Они очень милые.
– Но не их мамаша, – сказал Гарет, закатив глаза.
– Но не их мамаша, – эхом откликнулась Боу, с укоризной взглянув на мужа. – Если кто-нибудь из твоих друзей приедет – мистер Деверо к примеру, – им будет с кем потанцевать.
– Ты хочешь сказать, что танцы тоже будут?
Боу почувствовала, что краснеет. И тут же мысленно одернула себя и гордо расправила плечи. Отчего ей должно быть неловко из-за вполне естественного желания принять гостей как полагается?
– Я не сказала, что у нас будет бал, просто танцы, и все. Никаких музыкантов я приглашать не собиралась. Ты нашел подходящее святочное полено? – спросила Боу, чтобы сменить тему.
Гарет ухмыльнулся, и у Боу сердце забилось чаще – она влюбилась в эту ухмылку раньше, чем в самого Гарета.
– Нашел. И как раз сейчас его устанавливают в камине. Готов поставить пони на кон – и за неделю не прогорит! И еще я приготовил для тебя сюрприз.
Боу отчего-то насторожилась.
– Приятный?
– Сейчас увидишь, – сказал он и протянул ей руку.
Боу закрыла чернильницу крышкой и отложила перо. Гарет торжественно повел ее в главный холл. Двое лакеев и трое арендаторов возились у древнего очага, устанавливая в нем святочное полено. На длинном столе лежали зеленые ветки, которые горничные под руководством миссис Пиблс связывали в гирлянды. Мистер Пиблс втыкал ветки омелы в большой соломенный шар. Работа кипела.
– Все как положено на Рождество, – с самым серьезным видом заявил Гарет. – Совсем как в Лохмабене.
Боу, не сдержавшись, шмыгнула носом и смахнула навернувшуюся слезу. Настоящее Рождество с поленом и омелой. Как дома. Или почти как дома.
– Я тоже для тебя кое-что приготовила, – сказала она, порадовавшись тому, что «сюрприз» прибыл сегодня утром как раз тогда, когда Гарет уехал на поиски подходящего святочного полена. – Пойдем в хлев.
– В хлев? – не веря ушам, переспросил Гарет.
– Да, ты не ослышался. Подарок ждет тебя там.
Гарет вышел следом за ней в вестибюль.
– Ты ведь не свинью мне собираешься преподнести?
Боу молчала. Она вышла за дверь не оглядываясь: знала, что Гарет пойдет следом хотя бы из любопытства.
Открыв дверь в хозяйственную пристройку, она остановилась у заграждения только что сооруженного хлева. Пятнистый поросенок – ее рождественский подарок мужу – с хрюканьем бросился к ней, требуя внимания. Боу наклонилась и почесала его за ушком.
– Похож на ездовую собаку, – сказал Гарет, с опаской поглядывая на него. Примерно так же он смотрел на собственный дом, когда они впервые тут появились.
Боу с улыбкой продолжала чесать поросенка за ухом. Тот хрюкал и повизгивал от восторга, прижимая к голове большие уши с нежно-розовыми раковинами.
– Мистер Морленд – знаменитый свиновод. Он говорит, что эта порода называется глостерширской пятнистой. Стопроцентные английские свиньи. Я не смогла удержаться, когда их увидела.
Гарет протянул руку и погладил поросенка так, как погладил бы собаку.
– В ведре яблоки, – сдерживая улыбку, сообщила Боу. – И морковка тоже.
Гарет выудил яблоко из ведра. Поросенок громко чавкнул, принимая угощение, обслюнявив руку Гарета. Гарет поморщился. И противно, и приятно.
– И как ты его назовешь? – спросила Боу.
Гарет посмотрел на нее так, словно она сошла с ума.
– Разве свиньям дают имена? – Он протянул поросенку еще одно яблоко. Косичка Гарета свесилась с плеча, и он поспешил убрать ее за спину до того, как поросенок ухватится за нее зубами.
– У всех домашних любимцев должны быть имена.
– А это что, – он ткнул огрызком яблока в сторону будущего хряка, – домашний любимец?
– Конечно. Если бы я хотела подарить тебе ветчину, я бы так и сделала.
Гарет засмеялся и швырнул чавкающему поросенку остаток яблока.
– Он сильно напоминает мне лорда Норта, – с коварной усмешкой заметил Гарет. – Пожалуй, назову его Фредериком. И мы будем есть его детей.
Боу зажала руками рот. Крохотные глазки и толстые щеки поросенка делали его ужасно похожим на бывшего премьер-министра, каким бы нелестным ни было сходство.
Гарет прислонился к ограде хлева и скрестил ноги.
– Только не говори мне, что я теперь еще и приговорен к ношению гамаш.
Боу закусила губу, чтобы не улыбнуться. Она уже положила пару гамаш Гарету в сундук к вящему ужасу слуги хозяина.
