Глава 12
– Почему никто меня не слушает? – Боу нервно шагала по комнате, заламывая руки. Ей хотелось схватить фарфоровую статуэтку с каминной полки и разбить о стену. Ей никогда не нравилась эта пошлая пастушка!
Отец сдержанно кашлянул, и Боу, замолчав, стремительно обернулась на звук.
– Боудисия, присядь, – не терпящим возражений тоном приказал отец.
Боу присела на подоконник и отвернулась к окну, делая вид, что разглядывает безукоризненно подстриженный газон. Старший брат сбежал, как только приехали родители. Жена его старалась как можно меньше попадаться на глаза родителям мужа, так что на ее поддержку Боу не могла рассчитывать. Между родителями согласия не было. Мать Боу думала, как устроить свадьбу, а отец – похороны. Все зашло так далеко, что родители перестали разговаривать друг с другом. На памяти Боу такое случилось впервые.
– Я не желаю тебя слушать, дорогая. Как я уже тебе говорил, я решу, как быть, после разговора с мистером Сэндисоном. – Отец забарабанил пальцами по столу. Боу повернула голову и увидела, что он смотрит на нее в мрачной решимости.
– Возможно, мать права, – продолжил отец, – и скорая свадьба будет лучшим выходом из положения. Но я хочу, чтобы ты подумала – хорошо подумала, – хочешь ли ты на самом деле связать свою жизнь с Сэндисоном. Он распутник, дорогая. И об этом всем известно. Последние несколько месяцев у него была интрижка с леди Кук, и, надо сказать, они оба вели себя с вызывающей дерзостью. Подумай об этом. Он крутил роман с замужней женщиной, одновременно соблазняя тебя. Тот ли это мужчина, за которого ты хочешь выйти замуж?
Боу вздохнула. Она не соглашалась с доводами, но отцовские чувства казались вполне искренними. Сэндисон действительно крутил роман с леди Кук, а до нее с миссис Ленгли, а еще раньше с некой блондинкой из оперы, причем и оперная певичка, и Сэндисон вели себя на людях так, что ни у кого не могло остаться сомнений. За те несколько лет, что Боу была на выданье, у Сэндисона перебывало в любовницах столько дам, что можно и со счету сбиться.
Он менял их как перчатки, или, лучше сказать, как жеребец кобыл. Насколько его хватит, чтобы оставаться верным Боу? Чем она отличается от всех прочих пассий Сэндисона? Вопреки очевидному, Боу верила, что Сэндисон способен на верность. Если уж он прикипел к ней сердцем, то это навсегда.
– Не сочти меня наивной, папа, но мне все равно. Или, скорее, мне не совсем безразлично, но не настолько, чтобы провести остаток жизни отлученной от общества, расплачиваясь за грехи, которых не совершала.
– Так ты действительно хочешь за него выйти?
– Хочу, отец, – ответила она на гэльском языке – языке ее детства. Слово «отец» на нем звучало гораздо ласковее, чем на английском.
– Ну что же, дочка, – на том же языке ответил он, – тогда нам обоим остается надеяться, что твой брат его еще не убил.
Гарет въехал в Дарем уже ночью. Озаренный луной дом был тих, окна темны. Гарет опоздал на несколько часов. Он ехал всю ночь, но в два дня не уложился. И надеялся, что Боу не слишком переживала из-за того, что он подвел ее. Что она по-прежнему хочет стать его женой.
А если семейство Боу предложило ей другой выход, который устроил ее больше, чем тот, что предложила ему она? Мысль не давала Гарету покоя всю дорогу до Дарема.
Стук копыт Монти по гравию звучал особенно громко в предрассветной тишине. Когда Гарет, объехав дом, оказался возле конюшни, в одном из окон зажегся свет. Показалось бледное лицо. Гарет поднял руку в приветствии, но лицо в окне тут же исчезло.
Возможно, он напрасно тешил себя надеждой, что ему простят опоздание, и Лео только ждал случая, чтобы его прикончить.
Гарет расседлал Монти и, смотав пучок сена в жгут, принялся растирать коня. Пот на крупе коня уже начал высыхать, шкура сделалась грубой и жесткой. Гарет почти закончил, когда услышал шаги и замер – эти шаги он узнал бы из тысячи.
– Ты опоздал.
Гарет улыбнулся, услышав в темноте голос Боу. Насмешливая интонация сообщила ему все, что хотелось знать. Что бы там ни думала ее семья, Боу осталась при своем мнении, и сейчас только это имело значение.
– Формально – да, опоздал, – сказал Гарет, продолжая работать жгутом. Боу подошла поближе и, прижавшись лбом к морде коня, погладила любимца по шее.
Гарет не мог оторвать от нее глаз. Толстая коса лежала на плече, иссиня-черная на фоне белой ночной рубашки. Он с трудом справился с желанием схватить ее и подтащить к себе.
– Пришлось вернуться за Монти?
Гарет кивнул, в последний раз провел по крупу коня жгутом из сена и уронил его на землю.
– Не мог же я бросить его на произвол судьбы. Видишь ли, я подумал, что если твои братья все же меня убьют, то пусть уж лучше Монти окажется там, где о нем позаботятся.
– Конюшня твоих убийц, конечно, самое надежное место.
Гарет почувствовал, как насмешливо блеснули ее глаза. Он улыбнулся в ответ и в награду получил ее белозубую улыбку.
– Надежное для кого? – переспросил он. – Для Монти? Едва ли. Для меня? Поживем – увидим.
Улыбка сошла с ее лица, между бровями легла скорбная складка. Она отпустила жеребца и, осторожно взявшись за лацканы его пальто, прижалась лбом к его лбу. Его словно пронзило током.
– Ты мой, – с жаром проговорила Боу, встряхнув его для большей выразительности. – И Лео тебя не тронет. Обещаю, все так и будет, если ты все еще хочешь быть моим.
– Будь это не так, меня бы тут не было, детка. Твой брат хоть и пригрозил достать меня из-под земли, да только едва ли ему бы это удалось. Мир велик, и я не беспомощный котенок. Уж как-нибудь устроился бы.
Боу улыбнулась, и в этой улыбке было все, на что Гарет надеялся, и даже больше. Он заключил ее в объятия, поцеловал, и одного прикосновения к ее губам хватило, чтобы разжечь в его крови пожар, который едва не выжег рассудок.
Как бы ему ни хотелось овладеть ею прямо тут, на конюшне, Гарет вовремя напомнил себе о том, что если Лео застигнет их с Боу за столь неподобающим занятием, то и вправду убьет.
– Какие будут предложения? Оставим Монти отдыхать и отправимся в дом ждать вердикта?
Боу допила вторую чашку чаю и поставила на блюдце. Внизу, под лестницей, послышалась обычная возня слуг – день начинался.
Сэндисон пил чай; она неотрывно на него смотрела. Изящная фарфоровая чашка казалась несоразмерно маленькой в его руке. Как та детская игрушка. Гулливер в стране лилипутов.
– Какую версию событий ты им предложила? – спросил Сэндисон, отставив чашку в сторону.
Боу заерзала в кресле.
– Родителям я рассказала все как было. С Лео не разговаривала. Он приехал только вчера после ужина и, демонстративно не замечая меня, поднялся к отцу.
Сэндисон кивнул. Он, похоже, не удивился.
– И как?
– Никак, – с исчерпывающей прямотой заявила Боу. – Говорила я сбивчиво и не слишком убедительно.
– И они не верят ни одному твоему слову.
Боу покачала головой. Увы, красноречием она никогда не отличалась. Впрочем, врать тоже никогда не умела, хорошо это или плохо.
– Мама на моей стороне, а что до отца, так он что угодно вывернет наизнанку, лишь бы вышло ему на руку. Знать бы только, чего он хочет.
– Так думаешь, что твой отец тоже хочет меня убить?
– Он еще не решил.
– Ну что же, на большее я не мог и надеяться.
– Вот именно, – сказала Боу. Хорошо, что хоть Сэндисон понимает ее с полуслова.
– Не удивляйся, но, хоть я и не пронырливый политикан, как некоторые, и не записной острослов, однако кое-что мне в наследство досталось, а как умеет убеждать мой отец, знают все. Меня, как младшего, с детства готовили к тому, что мне придется самому устраиваться в жизни. А в чем еще может преуспеть младший сын графа, как не на политическом поприще? Об интригах и коварстве я знаю все.
– Выходит, ты знаешь, чего ждать от моей семьи?
Сэндисон покачал головой.
– Понятия не имею. Единственное, что я знаю, – это то, что они постараются использовать меня, не делая скидок. Я должен быть осторожен, очень осторожен с ними всеми. Особенно с ее светлостью, которая, да простятся мне мои слова, на сегодняшний день пугает меня больше остальных.
– Мама уж точно не хочет твоей смерти, – возразила Боу, подлив себе еще чаю. – Ей не терпится приступить к подготовке свадьбы. Думаю, она даже заставила отца подать прошение о лицензии, чтобы мы могли пожениться прямо тут, в Дареме, без предварительного оглашения.
– О, не сомневаюсь, что она не желает мне смерти, по крайней мере до той поры, пока я не произнесу перед алтарем положенные слова и нас не нарекут мужем и женой, – не без сарказма заметил Гарет. – Вопрос в том, позволит ли она мне жить после этого.
