Книга: Невеста желает знать
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Научный дневник леди Филиппы Марбери
Исследования выявили, что человеческий язык – не одна мышца, а восемь уникальных мышц, половина которых прикреплена к нижней челюсти и подъязычной кости, а вторая половина соединена воедино, чтобы придать форму и функциональность органу.
Хотя дополнительные исследования пролили яркий свет на область анатомии человека, ранее мне неизвестную, все же мне остается неясным значение мышцы в деятельности, не связанной с произношением и едой. Придется попросить Оливию объяснить. Решение не идеально.
24 марта 1831 года.
Двенадцать дней до свадьбы

 

– Хочу для него наказания.
Кросс наблюдал, как Темпл низко наклонился над бильярдным столом в «Падшем ангеле», прицелился и ударил. Белый шар ударился о красный и, отскочив от бортика, ударил третий, пятнистый.
– Уверен? Месть никогда не являлась твоей целью. Особенно месть Найту.
Борн выступил вперед и оглядел игровое поле:
– Черт бы побрал твою удачу, Темпл.
– Оставьте мне хоть бильярд, – отозвался Темпл. – Единственная игра, в которой у меня есть шанс победить вас обоих.
Отступив, он прислонился бедром к ближайшему стулу и снова обратился к Кроссу:
– Есть способы сделать так, чтобы он исчез.
– Ты только и способен, что предлагать убийство, – это в твоем стиле, – откликнулся Борн, в свою очередь ударив по шару. Но потерпел неудачу и затейливо выругался.
– Это быстро. И навсегда, – пожал массивным плечом Темпл.
– Если кто-то за пределами этой комнаты услышит тебя, сразу поверит всему, что о тебе рассказывают, – усмехнулся Кросс.
– Они и без того верят историям обо мне. Ладно, не будем убивать. Почему бы просто не заплатить долг?
– Это не выход.
– Возможно, это даже к лучшему. Данблейд не посмеет больше проигрывать, а мы через месяц вернемся туда, откуда начали.
Борн подошел к буфету, где Чейз держал лучший в клубе скотч-виски.
– Выпьешь?
Кросс покачал головой.
– Так что ему нужно? – осведомился Темпл.
– Хочет выдать замуж дочь.
– За тебя?
Кросс не ответил.
Темпл тихо присвистнул:
– Блестяще.
Кросс взглянул на Темпла:
– Брак со мной – отнюдь не блестящая идея.
– Почему нет? – вмешался Борн. – Ты граф, богат, как Крез, и – что еще лучше – работаешь в семейном бизнесе. Король игорных заведений.
– В таком случае на ней следовало бы жениться одному из вас.
Темпл ухмыльнулся и взял протянутый Борном стакан с виски:
– Мы оба знаем, что Диггер Найт умрет, но не подпустит меня к своей доченьке. Борн женат, моя репутация навеки погублена, а Чейз… это Чейз. Добавь все к тому факту, что ты – единственный, кого он уважает. Одним словом, кроме тебя, кандидатов нет.
Ничего подобного.
– Он неверно судит обо мне.
– Не он первый, – утешил Борн. – Но признаюсь: если бы моя сестра попала ему в лапы, я бы подумывал о том, чтобы согласиться на его условия. Диггер Найт безжалостен и добивается своего любым способом.
Кросс отвернулся, игнорируя угрызения совести, вызванные словами Борна. Что ни говори, а золовка Борна была в лапах Найта только вчера. Высокая, стройная Пиппа в объятиях сильных рук Найта, прижатая к его боку, пока он нашептывал ей на ухо бог знает что.
При мысли об этом Кросс выходил из себя.
Сестра Борна. Теперь его сестра.
Он взял себя в руки и стал мерить шагами темную комнату, пока не добрел до дальней стенки, где мозаичный витраж выходил на первый этаж казино. Этот витраж был главной достопримечательностью «Падшего ангела» и изображал во всех ярких деталях падение Люцифера. Большой светловолосый ангел изгонялся с небес в ад, бесполезные крылья волочились следом за ним. Вокруг щиколотки обмотана цепь. Сверкающая драгоценными камнями корона прижата к груди.
Витраж служил предупреждением людям – напоминанием об их месте, о том, как они близки к собственному падению. Олицетворение греховного соблазна и роскоши порока.
Но для владельцев «Ангела» витраж означал кое-что еще.
Он служил доказательством того, что изгнанные могут стать владыками и правителями, чья сила и мощь соперничают с теми, кому когда-то служили.
Последние шесть лет жизни Кросс провел, доказывая, что он не просто беспечный, изгнанный обществом мальчишка. Что он – не только титул и благородство рода. Не только право рождения. Больше, чем обстоятельства смерти брата. Больше того, что последовало потом.
И будь он проклят, если позволит Диггеру Найту возродить того мальчишку.
Только не теперь, когда он столько потрудился, чтобы отделаться от него.
Не теперь, когда он стольким пожертвовал.
Кросс скользнул взглядом по людям, толпившимся в казино. Несколько человек у бильярдных столов. Кто-то играл в экарте. Колесо рулетки вертелось разноцветным вихрем, ставки были огромными. Кросс стоял слишком далеко, чтобы увидеть, куда упал шарик, или слышать слова крупье, но видел разочарование на лицах мужчин, расстроенных проигрышем. И видел то, как расцветают надежды, заставляя игрока поддаться искушению поставить на новую цифру, а может, и на ту же самую, убеждая себя, что удача на его стороне.
«О, как мало они знают…»
Прямо под ним играли в двадцать одно. Карты были достаточно близко, чтобы видеть масть и достоинство. Восьмерка, тройка, десятка, пять. Дама. Двойка, шесть, шесть.
Ставки давно сделаны.
Крупье выложил следующие карты.
Король.
Перебор.
Валет.
Перебор.
Приняв решение, Кросс повернулся к партнерам:
– Я не позволю ему погубить мою сестру.
Борн понимающе кивнул:
– И не позволишь Темплу убить его. Тогда что? Женишься на его дочери?
Кросс покачал головой:
– Он угрожает тем, кто связан со мной. Я поставлю под угрозу то, что принадлежит ему.
– Девушку? – удивился Темпл.
– Девушка абсолютно ему безразлична. Я имел в виду клуб.
Борн оперся о кий:
– Клуб? Ты никогда не убедишь членов его клуба уйти. Разве что пригласишь их сюда.
– Этому не бывать, – отрезал Темпл.
– Я не хочу, чтобы они ушли навсегда, – пояснил Кросс. – Хотя бы на одну ночь. Нужно доказать, что его королевство существует только благодаря моей благосклонности. Что если мы всерьез вознамеримся, то уничтожим его.
Кросс вновь повернулся лицом к витражу:
– Меган приезжает через шесть дней. Нужно все успеть сделать до этого.
– Шесть дней? – повторил Темпл и ухмыльнулся, когда Кросс кивнул:
– Шесть дней. Двадцать девятое марта.
– Наша ставка выше, – присвистнул Борн.
– Столпотворение.
Слово повисло в темной комнате. Решение сложной задачи, которое не могло быть лучше, придумай его сам дьявол.
Столпотворение происходило каждый год двадцать девятого марта. Ночь, когда «Ангел» открывал двери для не-членов клуба. Приглашение открывало владельцу доступ в казино с заката до рассвета. Счастливчик мог окунуться в легендарный мир греха и порока, называвшийся «Падшим ангелом».
Каждый член клуба получал три приглашения на Столпотворение – три маленькие квадратные карточки, за каждую из которых те, кто жаждал вступить в клуб, готовы были заплатить тысячи фунтов. Доказать, что они достойны такой чести. Уверенные в том, что если они поставят достаточно много, то получат постоянное членство.
Что случалось крайне редко.
Гораздо чаще они покидали клуб с карманами, набитыми деньгами, и долго рассказывали о пережитом тем друзьям, которым не повезло побывать в клубе.
Кросс встретил взгляд Темпла:
– Каждый, кто играет в клубе Найта, жаждет получить доступ в «Ангел».
Борн согласно кивнул:
– Хороший план. Одна ночь без самых заядлых игроков докажет, что мы можем увести их, когда захотим.
– Сколько их? Человек тридцать?
– Скорее пятьдесят, – поправил Борн.
Кросс снова стал смотреть вниз, составляя план действий. Он спасет семью.
«На этот раз».
– Тебе нужно иметь своего человека в его клубе, чтобы определить, кому именно послать приглашение.
– У меня она есть, – рассеянно ответил Кросс.
– Ну конечно! – восхищенно воскликнул Темпл. – Твои женщины.
– Они не мои.
Он постарался, чтобы они не принадлежали ему. Ни одна и близко не могла считаться его женщиной.
– Не важно, – отмахнулся Борн. – Они тебя обожают.
– Скорее, обожают то, что я могу для них сделать.
– Могу себе представить, – сухо заметил Темпл.
– А твоя сестра? – спросил Борн. – Угроза сработает, только если она будет держаться подальше от него. И Данблейд тоже.
Кросс продолжал наблюдать за игроками, рассеянно вычисляя ставки. Сколько они обычно ставят, сколько остается в банке, когда они проигрывают. Какой суммой рискует банк, когда они выигрывают.
– Я поговорю с ней.
Последовало долгое молчание, понятое им верно. Сама мысль о том, что он поговорит с сестрой, с любым членом своей семьи, казалась удивительной.
Игнорируя шок партнеров, Кросс глянул в глаза Борну:
– Почему сегодня так мало людей?
– Бал по случаю помолвки сестер Марбери, – пояснил Борн. Шар с треском ударился о шар. – Насколько я понял, моя теща пригласила весь бомонд. Удивительно, что вы двое не получили приглашения.
– Леди Нидем помчалась бы за нюхательными солями, оскверни я ее порог своим присутствием, – рассмеялся Темпл.
– Ну, тут нет ничего особенного. Леди то и дело бегает за нюхательными солями. Вдвое чаще остальных дам.
Помолвка сестер Марбери. Помолвка Пиппы Марбери.
Угрызения совести с новой силой охватили Кросса. Возможно, стоило все рассказать Борну.
«Только не говорите Борну, пожалуйста», – пронеслась в мозгу мольба леди, и он сцепил зубы.
– Леди Филиппа выходит за Каслтона? – спросил он небрежно, чувствуя себя последним идиотом. Уверенным, что Борн видит его насквозь и поймет причину любопытства. И спросит…
– Ей были даны все возможности разорвать помолвку. Но девушка слишком благородна. – вздохнул Борн. – Он надоест ей через две недели.
Гораздо быстрее.
– Тебе следовало помешать этому. Черт! Нидему следовало помешать этому, – ответил Кросс. Богу известно, маркиз Нидем и Долби и раньше рвал помолвки. Почти уничтожил шансы на приличный брак пятерых дочерей, покончив с легендарной помолвкой несколько лет назад.
– Это я виноват, черт возьми. Следовало бы положить конец этому еще до того, как все началось, – с горечью и сожалением бросил Борн. – Я просил ее покончить с этим, и Пенелопа тоже. Мы оба клялись защитить ее. Черт, я бы сегодня же вечером нашел ей приличного жениха. Если бы это помогло. Но Пиппа наотрез отказалась разорвать помолвку.
«Я сделаю это, потому что согласилась и не терплю нечестности».
Кросс слышал слова, видел серьезные голубые глаза, когда она защищала свое намерение выйти за Каслтона, человека настолько ниже ее интеллектом, что было невозможно поверить, что будущая свадьба – не фарс.
Тем не менее леди дала слово и намерена его сдержать.
И одно это делало ее необыкновенной.
Не ведая о мыслях Кросса, Борн выпрямился и с проклятьем одернул рукава фрака.
– Слишком поздно. Сейчас она на своем балу в присутствии целого общества. И я должен идти. Пенелопа снесет с меня голову, если я не появлюсь.
– Жена держит тебя в узде, я вижу, – сухо заметил Темпл, послав один шар в другой.
Борн не попался на удочку:
– Совершенно верно. И когда-нибудь, если повезет, тебя ждет то же удовольствие.
Он повернулся, чтобы уйти в другую жизнь, – новоиспеченный аристократ.
Но Кросс остановил его:
– Большая часть общества там?
Борн обернулся:
– Я должен там кого-то поискать?
– Данблейда.
В карих глазах Борна промелькнуло понимание:
– Полагаю, он приедет. Вместе с баронессой.
– Возможно, я нанесу визит в Долби-Хаус.
Борн вскинул брови:
– Обожаю действовать под носом моего тестя.
Кросс кивнул.
Пора повидаться с сестрой. Семь лет – большой срок.

 

Половина Лондона собралась сегодня в бальном зале.
Пиппа подсматривала из укромного местечка на верхней колоннаде Долби-Хауса, распластавшись по массивной мраморной колонне, гладя голову своего спаниеля Тротулы, наблюдая шуршащие шелка и атласы, развевавшиеся на танцевальном полу красного дерева. Пиппа откинула тяжелую бархатную гардину, наблюдая, как мать приветствует идущих непрерывным потоком гостей. Еще бы, сегодня вечер торжества маркизы Нидем и Долби.
Не каждый день мать пяти дочерей получает возможность объявить о помолвке последних отпрысков. Последних двух отпрысков. Маркиза едва не падала в обморок от радости.
К сожалению, она была недостаточно слаба, чтобы отказаться от празднования двойной помолвки, весьма пышного и весьма многолюдного.
– Всего лишь самые близкие друзья, – заявила леди Нидем на прошлой неделе, когда Пиппа спросила ее о невероятном количестве откликов на приглашения на бал. Гора конвертов громоздилась на серебряном подносе, угрожая соскользнуть на ковер и начищенный ботинок лакея.
«Близкие друзья», – тяжело вздохнула Филиппа, рассматривая толпу. Она могла бы поклясться, что никогда не оказывалась в такой огромной толпе.
Нет, она, конечно, понимала волнение матери. В конце концов, сегодня все пять дочерей Марбери будут официально и публично пристроены, а это весьма нелегкий труд. Но наконец-то, наконец-то маркиза насладится победой.
Разве свадьбы устраиваются не для матерей?
Ну, если не свадьбы, то по крайней мере помолвки.
Особенно если это двойная помолвка! В честь двух дочерей.
Пиппа перевела взгляд с разгоряченного лица матери на самую младшую сестру Марбери, стоявшую на другом конце зала в окружении гостей, спешивших ее поздравить и пожелать счастья. Одна рука в кольцах покоилась на рукаве высокого красивого жениха.
Оливия была самой красивой и жизнерадостной из всего квинтета и явно ожидала, что жизнь ей улыбнется. Была ли она законченной и самоуверенной эгоцентристкой? Разумеется. Но трудно строго судить ее, поскольку Оливия никогда еще не встречала человека, которого не могла бы завоевать.
Включая того, который скоро станет одним из самых могущественных людей в Англии. Поскольку если и было два качества, требующихся от жены политика, – дерзкая улыбка и желание победить, – Оливия обладала ими в огромной степени.
В самом деле, весь Лондон гудел, обмениваясь новостями о предстоящей свадьбе этой пары. Пиппа сочла, что ее отсутствия никто не заметит.
– Так и думала, что найду тебя здесь.
Пиппа отпустила гардину, повернулась к старшей сестре, новоиспеченной маркизе Борн.
– Разве ты не должна быть на балу?
Пенелопа наклонилась, чтобы погладить Тротулу, и улыбнулась, когда собака стала тереться о ее руку.
– Я могла бы спросить у тебя то же самое. В конце концов, поскольку я теперь замужем, матушка больше заинтересована в тебе, чем во мне.
– Мама не знает, что упустила, – усмехнулась Пиппа. – Это ты замужем за легендарным негодяем.
– Совершенно верно, – расплылась в улыбке Пенелопа.
– Вижу, ты так горда собой, – засмеялась Пиппа и снова повернулась лицом к залу, рассматривая толпу: – Где Борн? Я его не вижу.
– Что-то задерживает его в клубе.
«Клуб».
Она вдруг вспомнила о том, что произошло два дня назад. О мистере Кроссе.
О мистере Кроссе, который был бы так же не на месте в этом зале, как и Пиппа. О мистере Кроссе, с которым держала пари. Которому проиграла.
Она откашлялась, но Пенелопа не так ее поняла.
– Он поклялся, что появится здесь, – защищала она мужа. – Опоздает, но появится.
– Что происходит в клубе в этот час? – не удержалась Пиппа.
– Я… не знаю.
– Лгунья, – хмыкнула Пиппа. – Если бы твои колебания не обличили тебя, по твоему красному лицу все стало бы ясно.
Пенелопа покаянно потупилась:
– Леди не должны знать о подобных вещах.
– Глупости. Те леди, которые замужем за владельцем казино, определенно могут знать подобные вещи.
– Наша мать не согласилась бы с тобой, – покачала головой Пенелопа.
– Наша мать – не мой барометр, определяющий, как должны и не должны вести себя женщины. Она каждые полчаса прибегает к своим нюхательным солям.
Пиппа откинула гардину, чтобы Пенелопа увидела маркизу, погруженную в разговор с леди Бофетерингстон, одной из самых заядлых сплетниц общества. Леди Нидем словно почувствовала ее взгляд и возбужденно взвизгнула, так что даже сестры услышали.
Пиппа понимающе глянула на Пенелопу:
– А теперь расскажи, что происходит в клубе.
– Игра.
– Это я знаю. Что еще.
Пенелопа понизила голос:
– Там есть женщины.
Пиппа вскинула брови:
– Проститутки?
Наверное, так полагается. В конце концов, из всех прочитанных ею книг, научных и нет, она сделала вывод, что мужчины наслаждаются обществом женщин и крайне редко – своих жен.
– Пиппа! – возмутилась Пенни.
– Что?
– Ты не должна даже знать подобных слов.
– Но почему? Ради всего святого, это слово есть в Библии.
– Ничего подобного.
Пиппа немного подумала, прежде чем снова прислониться к колонне.
– Думаю, что есть. А если нет, то должно было быть. Эта профессия не нова.
Она помедлила.
Проститутки должны обладать обширными знаниями в той области, которая ее интересует. И могут ответить на ее вопросы.
«Вы спрашивали сестер?»
Эхо слов мистера Кросса заставило Пиппу обратиться к старшей сестре. Что, если она действительно спросит Пенни?
– Можно задать тебе вопрос?
– Сомневаюсь, что смогу тебя остановить.
– Меня волнуют некоторые… вопросы, связанные с браком.
Пенелопа явно насторожилась:
– Вопросы?
Пиппа неопределенно взмахнула рукой:
– Некоторые… личные… затруднения.
Пенелопу бросило в краску:
– Вот как.
– Оливия рассказала мне о языках.
Старшая сестра удивленно уставилась на нее:
– А что она знает о языках?
– Больше, чем кто-то из нас представляет, но я не могла спросить ее о подробностях. Я не вынесу, если придется брать уроки у младшей сестры. Ты же…
Последовала пауза, в течение которой Пенелопа медленно осознавала сказанное, и глаза ее расширялись все больше:
– Надеюсь, ты не ожидаешь, что я тебя всему научу?
– Только несколько критических моментов, – настойчиво уговаривала Пиппа.
– Например?
– Ну, вопрос с языками.
Пенелопа зажала уши руками:
– Прекрати! Я не хочу думать о Тотнеме и Оливии, занимающихся…
Она поспешно осеклась. Пиппе хотелось хорошенько ее встряхнуть:
– Чем именно?
– Да чем угодно!
– Ну, разве ты не видишь? Как я могу быть готовой к тому, чего не понимаю? Быков в Колдхарборе недостаточно!
– Быков? – хихикнула Пенелопа.
Пиппа покраснела до корней волос:
– Я видела.
– Думаешь, это нечто подобное?
– Ну… я не думала, если бы кто-то сказал мне… то есть… мужские… их… – Она ткнула пальцем куда-то вниз: – Они так же велики?
Пенелопа прихлопнула рот рукой, чтобы сдержать смех, и Пиппа поняла, что начинает раздражаться.
– Я счастлива, что сумела тебя рассмешить.
Пенни покачала головой:
– Я…
Она снова хихикнула, и Пиппа уничтожила ее взглядом.
– Прости. Просто… нет. Нет, у них мало общего с быками из Колдхарбора.
Последовала пауза.
– И слава богу за это.
– Это… очень страшно?
И тут взгляд Пенни стал мечтательным.
– Вовсе нет, – прошептала она, словно тая на глазах. И хотя честный ответ немного утешил, Пиппа тем не менее едва сдержала порыв закатить глаза.
– Я все равно не совсем поняла.
– Ты любопытна, Пиппа, – улыбнулась Пенни. – Я понимаю. Но все станет ясно.
Пиппе не понравилось обещание ясности в будущем. Она хотела знать все сейчас.
Будь проклят мистер Кросс и его идиотское пари!
И будь проклята она за то, что приняла его.
Пенелопа продолжала говорить мягким сладеньким голоском:
– И если повезет, ты будешь очень наслаждаться… надеюсь.
Она покачала головой, словно пробуждаясь от сна, и снова рассмеялась:
– И прекрати думать о быках.
– Но как мне узнать? – пробурчала Пиппа.
– У тебя целая библиотека трудов по анатомии, – прошептала Пенни.
– Но размер иллюстраций в них меня не удовлетворяет, – прошептала Пиппа в ответ.
Пенни хотела что-то добавить, но передумала и сменила тактику:
– Беседы с тобой всегда принимают самые странные обороты. Опасные. Лучше спустимся вниз.
Сестры совершенно бесполезны. Пиппе лучше поговорить с проституткой.
«Проститутки…»
Она поправила очки:
– Так как насчет леди в казино, Пенни? Они проститутки?
Пенни вздохнула и глянула в потолок:
– Не совсем так.
– А как?
– Скажем, они приходят с джентльменами, но уж точно не леди.
Интересно…
А мистер Кросс имеет с ними дело? Они лежат с ним на этом странном узком тюфяке в заваленном всякими редкостями офисе?
При этой мысли что-то тяжело всколыхнулось в груди. Не то тошнота, не то одышка.
Нечто не слишком приятное.
Прежде чем она смогла определить свое ощущение, Пенелопа продолжила:
– В любом случае, что бы ни происходило в клубе в тот вечер, Борн не связывался с проститутками.
Пиппа не могла представить, чтобы зять был способен общаться с проститутками. И вообще способен на что-то еще, кроме того, чтобы день и ночь трястись над женой. Отношения у них были весьма любопытными. Один из тех браков, основанных на чем-то большем, чем крепкий союз.
Собственно говоря, большинство людей здравомыслящих согласились бы, что в браке Пенелопы и Борна нет ничего напоминающего крепкий союз.
И поэтому их можно было назвать…
Настоящей редкостью.
Некоторые могли называть это любовью, вне всякого сомнения. И, возможно, так оно и было. Но Пиппа никогда не придавала значения этому слову. В обществе заключалось так мало браков по любви, что Пенелопа и Борн казались некими мифологическими фигурами. Минотаврами. Единорогами. Или Пегасами.
Пегасами?
Нет, конечно, потому что Пегас был только один, но кто их знает, с этими браками по любви?
– Пиппа? – с легкой тревогой спросила Пенни.
Пиппа с усилием вернулась к реальности. Что они обсуждали? Борна.
– Не понимаю, почему он обязательно должен прийти? – заметила она. – Никто не ожидает, что Борн будет жить по стандартам общества.
– Я жду его, – просто сказала Пенелопа, словно одно это и имело значение.
И, очевидно, так и было.
– В самом деле, Пенни. Оставь беднягу в покое.
– Беднягу! – фыркнула Пенни. – Борн получает все, что хочет и когда хочет.
– Так он и платит за это. Всегда, – парировала Пиппа. – Должно быть, любит тебя без памяти, если согласился прийти. Если бы я могла сбежать, непременно сбежала бы.
– Хотя стараешься изо всех сил. Но тебе никак нельзя сбежать сегодня.
Пенни, конечно, права. Внизу собралась половина Лондона. И по крайней мере один человек ожидает ее появления.
«Будущий муж».
Было совсем нетрудно отыскать его в толпе. Даже одетый в тот же красивый черный фрак и брюки, которые предпочитали аристократы, граф Каслтон выделялся. Казался менее элегантным, чем остальные.
Он стоял у стены, близко наклонившись к матери, что-то шептавшей ему на ухо. Пиппа никогда не замечала раньше, но граф производил не слишком приятное впечатление.
– Ты все еще можешь отказаться, – тихо сказала Пенелопа. – Никто тебя не осудит.
– От бала?
– От свадьбы.
Пиппа не ответила. Она могла. Могла наговорить много всего, от веселого до язвительного, и Пенни никогда не обиделась бы. Мало того, вполне возможно, была бы очень счастлива услышать, что у Пиппы есть какое-то мнение о нареченном.
Но Пиппа дала слово графу и не изменит ему. Граф этого не заслуживает. Он славный человек с добрым сердцем. А это больше, чем можно сказать о многих светских людях.
«Нечестность по умолчанию остается нечестностью».
Слова пронеслись в голове, напоминая о том, что произошло два дня назад. О мужчине, который сомневался в ее приверженности истине.
«Мир полон лжецов. Лжецов и обманщиков».
Это неправда, конечно. Пиппа не лгунья. Пиппа никого не обманывает.
Тротула вздохнула и уткнулась носом в бедро хозяйки. Пиппа лениво потрепала уши спаниеля.
– Я дала слово. Обещала.
– Знаю, Пиппа. Но иногда обещания…
Пенни осеклась.
Пиппа пристально смотрела на Каслтона.
– Терпеть не могу балы.
– Знаю.
– И бальные залы.
– Да.
– Он добр, Пенни. И просил моей руки.
Взгляд Пенелопы смягчился:
– Но ты имеешь право рассчитывать на большее.
Вовсе нет. Или…
Пиппа заерзала, изнемогая от давления туго зашнурованного корсета:
– И бальные платья.
Пенелопа позволила ей сменить тему:
– У тебя прекрасное платье.
Платье Пиппы, выбранное находившейся в почти фанатичном возбуждении леди Нидем, было сшито из прекрасного бледно-зеленого газа на чехле из белого атласа. Низкий вырез, открытые плечи, облегающий лиф и широкие, шуршавшие при каждом шаге юбки. На любой другой девушке оно выглядело бы прелестно.
Но на ней… В нем Пиппа казалась еще более худой, высокой и нескладной.
– В нем я похожа на Ardea sinerea.
Пенелопа недоуменно моргнула.
– На цаплю.
– Вздор. Ты прекрасна.
Пиппа провела ладонью по дорогой ткани:
– В таком случае мне лучше остаться здесь и сохранить иллюзию.
– Оттягиваешь неизбежное, – хмыкнула Пенни.
И это была чистая правда.
И поскольку это была правда, Пиппа позволила сестре повести ее к заднему входу бальной комнаты, где они выпустили Тротулу на газон, а сами незамеченными пробрались в толпу поздравляющих, словно все это время оставались на месте.
Через несколько секунд их нашла будущая свекровь Пиппы.
– Филиппа, дорогая! – воскликнула она, яростно обмахиваясь веером из павлиньих перьев. – Ваша матушка сказала, что это будет всего лишь небольшое собрание. А это настоящий праздник! Праздник в честь моего Роберта и его будущей жены!
– И не забудьте Джеймса леди Тотнем и его будущую жену, – улыбнулась Пиппа.
На какой-то момент показалось, что графиня Каслтон ее не поняла. Пиппа терпеливо выжидала. Наконец до будущей свекрови дошло.
– Ну, конечно! – громко и визгливо рассмеялась она. – Ваша сестра прелестна! И вы тоже! Верно, Роберт?
Она кокетливо хлопнула графа веером по руке:
– Правда, она прелестна?
– Разумеется, – поспешил согласиться он. – Э… леди Филиппа, вы прелестны. Вы… Прелестны!
– Спасибо, – улыбнулась Филиппа.
На них тут же налетела матушка, маркиза Нидем и Долби, спеша насладиться самой волнующей для матери наградой.
– Леди Каслтон! Разве они не самая красивая в зале пара?
– Самая! – согласилась леди Каслтон, делая сыну знак встать поближе к Пиппе. – Вы просто обязаны танцевать. Все жаждут увидеть ваш танец.
Пиппа была совершенно уверена, что в зале нашлось бы только двое зрителей, кого интересовал их танец. Мало того, всякий, кто когда-нибудь видел танцующую Пиппу, знал, что от нее не стоит ожидать многого, в смысле грации или сноровки. Судя по опыту, Пиппа могла то же самое сказать о женихе. Но к несчастью, эти двое были матерями. Уклониться невозможно.
Кроме того, танец ограничит количество восклицаний и поздравлений, которые придется выслушивать.
Пиппа улыбнулась жениху:
– Похоже, мы просто обязаны танцевать, милорд.
– Верно! Верно! – обрадовался Каслтон, щелкнув каблуками и слегка поклонившись. – Окажите мне огромную честь потанцевать со мной, миледи.
Пиппа с трудом сдержала смех, так поразила ее формальность обращения. Но приняла протянутую руку и позволила увести себя к танцующим.
И это было несчастьем. Они то и дело спотыкались, представляя собой поразительное зрелище. Когда оказывались вместе, непременно наступали друг другу на туфли и к концу танца уже хромали. В какой-то момент граф так крепко прижал Пиппу к себе, что потерял равновесие. А когда они разъединились, то запутались в собственных ногах.
Каслтон попеременно либо считал такт, либо вел беседу, оглушительно вопя на весь зал.
Пары делали все, чтобы не глазеть, но Пиппа должна была признать, что это оказалось почти невозможным, особенно когда Каслтон объявил с расстояния десяти футов, находясь на другом конце линии танцующих:
– О, я совсем забыл! У меня новая сука!
Он, разумеется, говорил о своих собаках, тема, которая интересовала их обоих, но Пиппа посчитала, что Луиза Холбрук была весьма шокирована, когда Каслтон швырнул это заявление прямо через ее идеально причесанную головку.
Пиппа ничего не могла с собой поделать и сдавленно хихикнула, чем вызвала странный взгляд партнера. Она подняла руку, чтобы закрыть дергающиеся губы, когда Каслтон добавил:
– Она красотка! Пятнистая масть! Коричневая с желтым! Желтый цвет… как ваши волосы.
Глаза присутствующих расширились при сравнении светлых волос Пиппы с золотистой шерстью последнего приобретения Каслтона. Именно тогда хихиканье превратилось в смех. Такой странной и громкой беседы за танцами еще не бывало.
Пиппа смеялась все последние па кадрили. Ее плечи тряслись, когда она делала полагающийся дамам реверанс. Если и есть вещь, по которой она не будет тосковать после свадьбы, так это танцы.
Пиппа поднялась, и Каслтон немедленно оказался рядом и проводил ее на дальний конец комнаты, где несколько секунд оба неловко молчали. Она наблюдала, как грациозно двигаются другие гости, остро ощущая присутствие Каслтона. Роберта.
Сколько раз она слышала, как Пенелопа обращалась к мужу: «Майкл…» – тоном полнейшей преданности?
Пиппа присмотрелась к Каслтону. Она не представляла, как назовет его Робертом.
– Не хотите лимонада? – прервал молчание Каслтон.
Пиппа покачала головой и вновь устремила взгляд на гостей:
– Нет, спасибо.
– Мне следовало подождать с разговором о собаке, пока не закончится танец, – пробормотал он, снова привлекая ее внимание. Щеки Каслтона вспыхнули.
Пиппе не понравилась мысль о том, что жених может быть сконфужен. Он такого не заслуживал.
– Нет, – запротестовала она, благодарная за возвращение к теме: было так легко говорить о собаках. – Судя по всему, она прелестна. Как вы ее назвали?
Граф искренне, жизнерадостно улыбнулся. Он часто это делал – еще одно хорошее качество.
– Я подумал, что, возможно, у вас есть идея.
Слова застали ее врасплох. Ей никогда не приходило в голову спрашивать мнения Каслтона по таким вопросам. Она просто давала кличку собаке и объявляла ее частью семьи. Должно быть, ее лицо отразило удивление, потому что он добавил:
– Мы же поженимся. Это будет наша борзая.
«Наша борзая».
Собака и была чем-то вроде рубинового кольца. Живой, дышащий, наполненный хромом кристалл.
И неожиданно все показалось очень серьезным.
Они должны пожениться. У них будет собака. И Пиппе придется дать ей кличку.
Гончая значила гораздо больше балов по случаю помолвки, приданого и свадебных планов. Все это казалось абсолютно неважным, когда речь шла о собаке.
Гончая делала будущее реальным.
Гончая означала дом, смену времен года, и визиты соседей, и воскресные службы, и праздники в честь окончания жатвы. Гончая означала семью. Детей. Его детей.
Пиппа заглянула в добрые смеющиеся глаза жениха. Он ждал, что она скажет.
– Я… – Она осеклась, не находя слов. – У меня нет хороших идей.
– Но она не увидит разницы, – хмыкнул Каслтон. – Я прошу вас подумать над этим.
Он наклонился к ней. Длинный белокурый локон упал на лоб.
– Сначала вам нужно с ней познакомиться. Возможно, это поможет.
– Возможно, – вымученно улыбнулась Пиппа.
Возможно, собака вызовет в ней хоть какое-то желание выйти за него.
Она любила собак. Это у них было общим.
Мысль напомнила о разговоре с мистером Кроссом, в продолжение которого она привела это как пример совместимости с графом. Тогда он фыркнул, но Пиппа это проигнорировала.
Это все, что они сказали о графе… до того как мистер Кросс отказал ей в просьбе и отослал домой с замечанием, которое теперь неотступно вертелось в голове, пока она неловко топталась рядом с будущим мужем.
«Предлагаю вам спросить другого. Возможно, вашего жениха».
Возможно, стоило справиться у жениха. Он, разумеется, знает больше о… тонкостях брака. И неважно, что он ни разу не намекнул ей, что ему интересны эти тонкости.
Джентльмены знают о них. Гораздо больше, чем леди.
И неважно, что эта ужасная истина свидетельствует о таком же ужасающем неравенстве.
Пиппа уставилась на графа, который не смотрел на нее. Мало того, смотрел куда угодно, только не на нее. Она решала, каким будет ее следующий шаг. Каслтон стоял близко. Достаточно близко, чтобы коснуться. Возможно, ей следует коснуться его.
Он повернулся к ней с изумлением в теплых карих глазах, очевидно заметив, как пристально она на него смотрит. И улыбался.
Теперь или никогда.
Пиппа протянула руку и коснулась его, позволив затянутым в шелк пальцам скользнуть по его затянутой в лайку руке. Его улыбка не дрогнула. Мало того, он поднял другую руку и погладил ее ладонь. Дважды. Словно собачью голову. В ласке не было ничего плотского. Никакого напоминания о брачных обетах. Очевидно, Каслтон не мучился мыслью о том, как бы не вести себя в браке подобно грубому животному.
Пиппа отняла руку.
– Все в порядке? – спросил он, вновь принимаясь разглядывать зал.
Не нужно быть опытной женщиной, чтобы понять: ее прикосновение не произвело на него никакого воздействия. Что, как она полагала, было справедливо, поскольку прикосновения графа тоже никак на нее не действовали.
Рядом рассмеялась дама, и Пиппа повернулась на звук, веселый, звонкий и фальшивый. Сама она никогда не умела так смеяться. Ее смех был всегда чересчур громким или неуместным.
– Думаю, я бы выпила лимонада, если вы еще не взяли свои слова обратно, – сказала она вслух.
Каслтон немедленно выпрямился:
– Я сейчас принесу.
– Было бы чудесно, – улыбнулась Пиппа.
– Сейчас вернусь.
– Превосходно.
Он отошел, проталкиваясь сквозь толпу с энтузиазмом, который можно было бы отнести за счет чего-то более волнующего, чем лимонад.
Пиппа собиралась подождать. Но ведь это так скучно, и к тому же народу столько, что Каслтон вернется не менее чем через четверть часа. Ждать одной на людях как-то странно. Поэтому она ускользнула в более темную тихую часть зала, где могла спокойно стоять и рассматривать толпу.
Похоже, люди прекрасно проводили время. Оливия правила бал на другом конце зала. Ее и Тотнема окружали люди, пытавшиеся завоевать симпатии будущего премьер-министра. Мать Пиппы и леди Каслтон присоединились к матери Тотнема и группе светских львиц и, вне всякого сомнения, азартно перебирали последние сплетни.
Оглядывая толпу, Пиппа приметила нишу напротив, где высокий темноволосый джентльмен слишком низко наклонился к своей спутнице. Губы почти касались ее уха, что ясно говорило об интимных отношениях. Парочка, казалось, была безразлична к мнению окружающих, и, разумеется, злые языки уже усердно работали.
Пиппа улыбнулась. Борн уже прибыл и, как всегда, замечал только ее сестру.
Очень немногие понимали, как Пенни удалось завлечь холодного, отчужденного, неприступного Борна. Пиппа редко видела улыбку маркиза. Он вообще почти не выказывал эмоций, если не считать общения с преданной женой. Но никто не усомнился бы, что он пойман в сети страсти и безумно влюблен.
Пиппа могла бы поклясться, что это настоящая любовь, но совершенно не понимала, как такое может быть. Ей никогда не нравилась мысль о союзах по любви: слишком многое казалось ей необъяснимым. Слишком многое эфемерным. Пиппа не верила в эфемерное. Она верила фактам.
И сейчас видела, как ее благопристойная сестра положила руки на грудь мужа и оттолкнула, смеясь и краснея, как дебютантка на первом балу. Он снова поймал ее, прижал к себе, поцеловал в висок, прежде чем она отстранилась и нырнула в толпу. Борн последовал за ней как привязанный.
Пиппа покачала головой при виде странного, непристойного зрелища.
Любовь, если она существует, – вещь совершенно непонятная.
Холодный сквозняк зашуршал атласом нижнего платья. И она повернулась как раз в тот момент, когда большие двойные двери стали медленно открываться, впуская в комнату немного свежего воздуха. Но одна створка распахнулась слишком широко. Пиппа подошла, чтобы закрыть ее, и, оказавшись на большом каменном балконе, потянулась к дверной ручке.
И услышала разговор.
– Ты нуждаешься во мне.
– Я не нуждаюсь ни в чем подобном. Все это время я заботилась о себе сама. Без тебя.
Пиппа помедлила. Кто-то тут стоит. Двое…
– Я могу все исправить. Могу помочь. Только дай мне время. Шесть дней.
– С каких это пор ты рвешься помочь?
Рука Пиппы сжала ручку. Она вынуждала себя закрыть дверь. Сделать вид, будто ничего не слышала. Вернуться на бал.
Она не шевельнулась.
– Я всегда хотел помочь, – тихо, настойчиво убеждал мужчина.
Пиппа вышла на балкон.
– Ты определенно этого не показал. – В голосе леди звенела сталь. Рассерженный и неумолимый тон. – Ты никогда ни в чем не помогал. Только вмешивался.
– Ты в беде.
– И не впервые.
Колебание. Мужчина заговорил снова. На этот раз голос полнился сочувствием.
– Что еще?
Дама тихо рассмеялась, но в голосе не слышалось веселья. Только горечь.
– Все равно уже ничего не исправить.
– Тебе не следовало выходить за него.
– Разве у меня был выбор? Ты мне его не оставил.
Глаза Пиппы широко раскрылись. Она стала свидетельницей ссоры любовников! Вопрос в том, кто они.
– Мне следовало остановить это, – прошептал он.
– Но ты не остановил, – отрезала она.
Пиппа прижалась к толстой каменной колонне, обеспечивавшей прекрасную тень, в которой можно было спрятаться, и склонила голову набок. Затаив дыхание, не в силах противиться желанию обнаружить, кто они.
Балкон был пуст.
Она высунула голову из-за колонны.
Совершенно пуст.
– Я могу все исправить. Но ты должна держаться от него подальше. Как можно дальше. Он не должен добраться до тебя.
«В саду под балконом».
Пиппа осторожно подобралась к каменной балюстраде. Любопытство просто пожирало ее.
– О, теперь я должна тебе верить? Ты вдруг готов спасти меня?
Пиппа сжалась от уничтожающего тона. Джентльмен, который вовсе не был джентльменом, определенно причинил даме много зла в прошлом. Она ускорила шаг, подошла почти к краю. Теперь она сможет перегнуться через перила и узнать, кто эти любовники.
– Лавиния, – взмолился он, и возбуждение пронзило Пиппу. Имя!
И тут она задела ногой цветочный горшок.
Они, возможно, и не услышали тихого стука, от столкновения ее туфельки с огромным цветочным горшком… Но тут Пиппа вскрикнула от боли. И неважно, что сразу же зажала рот рукой, что превратило очень громкое «ой» в едва слышное «уффф».
Внезапное молчание, воцарившееся внизу, достаточно ясно показало, что любовники все расслышали.
– Мне не стоило приходить сюда, – прошептала леди, и Пиппа услышала удаляющийся шорох юбок.
Последовала долгая минута тишины, в течение которой она оставалась неподвижнее камня, кусая губы от пульсирующей боли в ноге. Наконец мужчина выругался в темноте.
– Будь все проклято!
Пиппа присела на корточки, пощупала пальцы ноги и пробормотала:
– Ты, вне всякого сомнения, это заслужил. – И тут же она поняла, что дразнить неизвестного в темном саду дома ее предков вряд ли может считаться хорошей идеей.
– Прошу прощения? – тихо осведомился мужчина, передумав шептать.
Ей следовало бы вернуться на бал. Но вместо этого она сказала:
– Похоже, что вы были не слишком добры к леди.
Молчание.
– Не был, – согласился он наконец.
– В таком случае она правильно сделала, что сбежала. Вы это заслужили.
Пиппа сжала мизинец и зашипела от боли:
– Гораздо больше, чем я.
– Вы ударились?
Боль затуманила рассудок, иначе она бы не ответила:
– Ушибла палец ноги.
– Наказание за привычку подслушивать?
– Вне всякого сомнения.
– Это вам урок.
– Я так не думаю, – улыбнулась она.
Пиппа не могла знать наверняка, но была почти уверена, что он хмыкнул:
– Вам лучше постараться, чтобы партнеры в танцах не наступали вам на пальцы, когда вернетесь на бал.
Пиппа словно наяву увидела Каслтона.
– Боюсь, что по крайней мере один из них сделает именно это. – Она помолчала. – Похоже, вы очень обидели леди. Чем?
Незнакомец не отвечал так долго, что она уже подумала, он ушел.
– Меня не было рядом, когда она во мне нуждалась.
– Вот как!
– Вот как? – переспросил он.
– Не нужно читать любовные романы так часто, как моя сестра, чтобы понять, что случилось.
– Вы, конечно, не читаете любовные романы.
– Редко.
– Полагаю, вы читаете книги по важным вопросам.
– Собственно говоря, да, – с гордостью выпалила Пиппа.
– Толстые тома по физике и цветоводству.
Пиппа широко раскрыла глаза.
– Таковы интересы леди Филиппы Марбери.
Она вскочила и перегнулась через перила, вглядываясь во тьму. И ничего не увидела. Только услышала шорох шерсти, когда он шевелил руками и, возможно, ногами. Он стоял тут. Прямо под ней.
Не задумываясь, она протянула к нему руки:
– Кто вы?
Даже сквозь шелк перчаток Пиппа чувствовала, как мягки его волосы. Словно густой соболий мех. И позволила пальцам потонуть в прядях, пока не добралась до кожи, жар которой являл собой странный контраст с холодным мартовским воздухом.
И тут ее запястье перехватила большая сильная рука, казавшаяся не более чем тенью в непроглядном мраке. Теперь уже обе ее руки оказались в плену.
Пиппа ахнула и попыталась вырваться.
Но он не отпускал.
«О чем я только думала?»
Очки заскользили вниз, и она замерла, боясь, что от резкого движения они упадут и разобьются.
– Вам бы следовало знать, что не стоит тянуться в темноту, Пиппа, – мягко сказал он, так, словно знал ее всю жизнь. – Никогда не знаешь, кого тут найдешь.
– Отпустите меня, – взмолилась она, рискнув оглянуться на открытую дверь. – Кто-нибудь увидит.
– Разве не этого вы хотите?
Их пальцы сплелись. Жар, исходивший от его ладони, был почти непереносим. Как ему может быть тепло в такой холод?
Пиппа покачала головой и почувствовала, как очки скользнули еще ниже.
– Нет.
– Уверены?
Хватка вдруг ослабла, и теперь она держала его, а не наоборот.
Она вынудила себя отпустить его.
– Да.
Наконец-то Пиппа благополучно оперлась ладонями о перила, выпрямившись, но не раньше чем очки стали падать. Она потянулась за ними и задела кончиками пальцев. Очки полетели вниз.
– Мои очки!
Незнакомец исчез, и единственным звуком оставался шорох ткани, когда он отошел. И сама не зная почему, Пиппа остро ощутила потерю.
Наконец она увидела макушку – несколько дюймов ярко-оранжевого цвета, засиявших в луче света, падавшего из бального зала.
Она узнала его! Мистер Кросс!
– Не двигайтесь, – ткнула Пиппа в него пальцем и поспешила на дальний конец балкона, где длинная лестница вела в сад.
Кросс встретил ее у подножия каменных ступенек. Тусклый свет, сочившийся из дома, отбрасывал на его лицо зловещие тени.
– Возвращайтесь в бальный зал, – велел он, протягивая ей очки.
Она схватила их и надела. Наконец-то его лицо стало отчетливо видно.
– Нет.
– Мы договорились, что вы прекратите искать собственной погибели.
Пиппа глубоко вздохнула:
– В таком случае вам не следовало меня поощрять.
– Поощрять вас подслушивать и ушибаться?
Она перенесла вес на другую ногу, поморщившись от боли в мизинце.
– Думаю, в худшем случае это трещина в суставе пальца. Заживет. У меня уже было такое раньше.
– Сломанный палец.
Она кивнула.
– Это всего лишь мизинец. Лошадь однажды наступила на него, только на другой ноге. Нечего и объяснять, что дамская обувь совершенно не представляет никакой защиты от тех, кто лучше подкован.
– Полагаю, вы разбираетесь и в анатомии?
– Совершенно верно.
– Как впечатляюще!
Пиппа не была уверена, что он говорит правду.
– По моему опыту, «впечатляюще» – это не совсем обычная реакция на мои знания анатомии человека.
– Нет?
Она была благодарна за тусклый свет, поскольку, похоже, не могла перестать болтать:
– Большинство людей находят это странным.
– Я не большинство людей.
Она даже растерялась:
– Полагаю, что так. – Из головы не шел разговор под балконом. – Кто такая Лавиния?
– Возвращайтесь на свой бал, Пиппа.
Кросс отвернулся от нее и пошел к выходу из сада. Но она не может позволить ему уйти. Пусть она обещала не приставать к нему с расспросами, но сейчас этот человек в ее саду.
Пиппа пошла за ним.
Он остановился и обернулся:
– Вы уже выучили части уха?
Она улыбнулась, радуясь его интересу:
– Конечно. Внешняя часть называется «pinna», наружное ухо. Это по-латыни означает «перо», и мне нравится образ. Внутреннее ухо состоит из впечатляющего количества костей и ткани, начиная с…
– Поразительно, – перебил Кросс. – Вы знаете так много об этом органе, однако все же так неэффективно им пользуетесь. Я мог бы поклясться, что просил вас вернуться на бал.
Он снова отвернулся. Однако Пиппа шла следом.
– У меня прекрасный слух, мистер Кросс. И я предпочитаю делать все, что пожелаю.
– С вами очень трудно.
– Обычно нет.
– Решили начать новую жизнь?
Кросс не замедлил шага.
– У вас вошло в привычку вынуждать знакомых дам бежать, чтобы не отстать?
Он остановился так резко, что Пиппа едва на него не наткнулась.
– Только тех, от которых хочу отделаться.
– Это вы пришли в мой дом, мистер Кросс, – улыбнулась она. – Не забывайте.
Он глянул на небо, потом на нее, и она пожалела, что не видит его глаз.
– Условия нашего пари достаточно ясны: вы не станете искать приключений на свою голову. Если останетесь здесь, со мной, вас хватятся и начнут искать. А если найдут, ваша репутация будет погублена. Возвращайтесь. Немедленно.
В этом мужчине было нечто очень привлекательное. Особенно его спокойствие. Самообладание. И она в жизни не хотела чего-то меньше, чем покинуть его.
– Никто меня не хватится.
– Даже Каслтон?
Пиппа поколебалась. Нечто, очень похожее на угрызения совести, не давало покоя. Граф наверняка ждал ее с лимонадом, гревшимся в руке.
Мистер Кросс, казалось, прочитал ее мысли:
– Он скучает без вас.
Возможно, дело в темноте. Или всему виной боль в ноге. Или их молниеносная переброска словами заставила ее почувствовать, что она, кажется, нашла человека, который рассуждал так же, как она.
Пиппа так и не поняла, почему выпалила:
– Он хочет, чтобы я дала кличку его собаке.
Последовало долгое молчание, во время которого она все время боялась, что он рассмеется.
«Пожалуйста, не смейся».
Кросс не рассмеялся:
– Вы выходите за него замуж. Вполне обычная просьба.
Он ничего не понял.
– Тут нет ничего обычного.
– С ней что-то не так?
– С собакой?
– Да.
– Нет, думаю, она славная животинка.
Пиппа подняла руки и снова уронила:
– Просто это кажется таким… таким…
– Окончательным.
Значит, все-таки понял.
– Совершенно верно.
– Но это окончательно. Вы станете его женой. Вам придется давать имена его детям. Каждый подумал бы, что кличка собаки – самая легкая часть.
– А мне кажется, самая трудная.
Пиппа глубоко вздохнула:
– Вы когда-нибудь задумывались о женитьбе?
– Нет, – ответил Кросс мгновенно. И честно.
– Почему нет?
– Это не для меня.
– Вы, кажется, так уверены в этом.
– Уверен.
– Откуда вам знать?
Он не ответил. От этой необходимости его спасло появление Тротулы, которая выскочила из-за угла дома со счастливым, взволнованным «гав».
– Ваша? – спросил он.
Пиппа кивнула, и спаниель замер у их ног. Кросс нагнулся, чтобы погладить блаженно вздохнувшую собаку.
– Ей нравится, – обрадовалась Пиппа.
– Какая у нее кличка?
– Тротула.
Уголок его губ поднялся в легкой понимающей усмешке:
– В честь Тротулы де Салерно? Итальянского доктора?
Конечно, он должен был знать имя ученого.
– Женщины-доктора.
Кросс покачал головой:
– Ужасная кличка! Возможно, вам не стоит называть собаку Каслтона.
– Вовсе нет! Она прекрасная тезка Тротулы де Салерно.
– Нет. Я допускаю, что она была превосходным доктором и ученым, но тезка… – Он почесал уши спаниеля. – Бедная скотинка!
На сердце у Пиппы потеплело – такого доброго тона она еще от него не слышала.
– Хозяйка ужасно с тобой обошлась.
Тротула легла на спину, бесстыдно показывая брюшко. Кросс почесал его, и Пиппа была заворожена его сильными красивыми руками.
– Я бы предпочла остаться здесь. С вами, – пробормотала она.
Его пальцы замерли.
– Что случилось с вашей нелюбовью к нечестности?
Ее брови сошлись.
– Она осталась со мной.
– Вы пытаетесь сбежать со своей помолвки с другим мужчиной. По-моему, это величайшая нечестность.
– Не с другим мужчиной.
Кросс словно окаменел:
– Прошу прощения?
Пиппа поспешила объяснить:
– То есть вы, конечно, другой мужчина, но вы не настоящий мужчина. То есть не представляете угрозы для Каслтона. С вами я в полной безопасности…
Она осеклась, внезапно почувствовав, что о безопасности не может быть и речи.
– И тот факт, что вы просили меня помочь вам в поступках, которые вполне могут уничтожить вашу репутацию и положить конец вашей помолвке, ничего не значит?
– Но это все еще не делает вас мужчиной, – выпалила она быстро. Слишком быстро. Достаточно, чтобы немедленно взять свои слова обратно: – Я хотела сказать… то есть вы знаете, что я хотела сказать. Не то, что имеете в виду вы.
Кросс тихо засмеялся:
– Сначала вы предлагаете заплатить мне за секс, потом ставите под вопрос мою мужественность. Человек с более слабой волей принял бы ваши слова близко к сердцу.
Глаза Пиппы широко распахнулись. Она вовсе не собиралась намекать…
– Я не…
Он шагнул к ней и встал достаточно близко, чтобы она ощутила идущий от него жар.
– Человек с более слабой волей попытался бы доказать вашу неправоту.
Пиппа с трудом сглотнула. Кросс буквально подавлял ее своим ростом. Выше, чем любой из ее знакомых…
– Я…
– Скажите, леди Филиппа…
Он поднял руку. Указательный палец остановился в одном волоске от ее верхней губы, но не касаясь…
– Изучая анатомию, вы узнали название области между носом и губой?
Пиппа раскрыла рот, борясь с желанием податься вперед. Ощутить его прикосновение.
– Philtrum, – прошептала она.
– Умница, – улыбнулся он. – Это латынь. Вы знаете перевод?
– Нет.
– Это означает «любовное зелье». Римляне считали это место самым эротичным во всем теле. Они называли его «лук Купидона» – из-за того, как он формирует верхнюю губу.
Говоря это, он провел пальцем по ее губе: скорее искушение, чем прикосновение… Голос стал мягче. Ниже.
– Они считали его меткой бога любви.
Пиппа тихо вздохнула:
– Я этого не знала.
Он наклонился ниже, рука упала.
– Готов биться об заклад, что в человеческом теле есть много всего такого, чего вы не знаете, мой маленький эксперт. И я был бы счастлив всему вас научить.
Кросс стоял так близко… слова, скорее выдох, чем звук. Она ощущала их ухом, щекой, и это обрушивало на нее миллион ощущений.
«Именно это я должна была испытывать с Каслтоном».
Мысль пришла ниоткуда. Пиппа постаралась выбросить ее из головы, решив все обдумать позднее.
Но сейчас…
– Я бы хотела научиться.
Кросс улыбнулся. Изгиб его губ… philtrum… был так близко… такое же опасное оружие, как то, в честь которого его назвали.
– Это ваш первый урок.
Пиппа хотела, чтобы именно он научил ее всему.
– Не дразните льва, – сказал он. Его слова дотрагивались до ее губ, раздвигали их прикосновением. – Ибо он наверняка укусит.
Господи боже. Она бы с радостью…
Кросс выпрямился, отступил и небрежно поправил обшлага фрака, абсолютно не тронутый столь важным моментом.
– Возвращайтесь на бал к своему возлюбленному, Пиппа.
С этими словами Кросс отвернулся, и она судорожно втянула в легкие воздух, словно долго была лишена кислорода.
И долго смотрела, как он исчезает в темноте.
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6