Глава 13
Ливи поперхнулась, закашлялась, и вино, которое она уже набрала в рот, весьма неизящно вылилось обратно в бокал. Девир громко расхохотался, потом одним глотком осушил свой бокал и, поднявшись, лениво направился на нос лодки, натягивая на ходу перчатку.
Он сказал чистую правду, черт бы его побрал. Тело Ливи изнывало от неутоленного желания. Кожа пылала, соски саднило. Особенно мучительно жгло там, где касались ее пальцы Девира.
Он оглянулся, на лице его появилась широкая ухмылка. Этот несносный человек прекрасно знал, о чем она думает и что чувствует. Ветер разметал его волосы, бросив на лицо темные пряди, и снова, как в гостиной леди Моубрей, Ливи поразило его сходство с пиратом.
Раздраженно фыркнув, она вылила в бокал остатки вина и откинулась головой на упругий валик. Хриплые крики чаек и их быстрые тени, кружащиеся в лазурном небе, служили прекрасным фоном для освещенной солнцем фигуры Девира, стоящего на носу лодки. Это живописное зрелище казалось ожившим полотном художника. Быть может, Каналетто или Тиллеманса .
Насмешливый взгляд Девира оторвался от лица Оливии, когда их лодка поравнялась с другим судном. Гребцы на нем были одеты в черные с золотом ливреи – цвета самого дьявола. Рулевые вступили в разговор, перекрикивая шум весел и плеск воды, но Ливи не поняла и половины слов. Спорящих заставил замолчать плотный мужчина в парике с косой, спрятанной в шелковый чехол. Его богато вышитый сюртук больше подходил для приема в Сент-Джеймсском дворце, чем для путешествия по реке.
– Сто фунтов, мистер Девир, – крикнул он Роуленду. – Ставлю сотню фунтов, что опережу вас и первым ступлю на сушу.
Встав со своего ложа, Ливи вышла из-под балдахина. Ее заставил подняться тон мужчины, еще более возмутительный, чем неслыханная сумма ставки.
Теперь лодки шли так близко друг к другу, что Оливия могла разглядеть не только вычурно расшитый сюртук, но и лицо его владельца. Барон Браунлоу. Прежде ей доводилось встречаться с этим отвратительным человеком, правда, по счастью, не слишком часто. Его жена и дочери заметно робели перед грозным главой семейства и всегда боязливо оглядывались на него, прежде чем ответить на самый пустячный вопрос, будто спрашивая разрешения заговорить.
Будучи младшим сыном, Девир не мог себе позволить швыряться деньгами, о чем лорд Браунлоу, разумеется, знал. Негодяй явно наслаждался замешательством соперника, поставленного перед весьма непростым выбором: отказаться принять вызов и пережить унижение или согласиться на пари, не имея возможности расплатиться в случае проигрыша.
Пробравшись на нос лодки, Ливи встала рядом с Девиром.
– Милорд, – крикнула она, обращаясь к Браунлоу. В крови ее бурлило выпитое вино, неутоленное желание и предвкушение жаркой схватки. – Я впервые участвую в лодочных гонках, и, думаю, по этому случаю мы могли бы заключить пари на что-то более значимое, нежели деньги.
Мужчины настороженно посмотрели на Ливи. В глазах Девира светилось неподдельное любопытство, он с интересом ждал, что последует дальше. Лорд Браунлоу брюзгливо поморщился, недовольный тем, что его перебили. Девир окинул его жалостливым взглядом, словно знал, что тот ступил на зыбкую почву и вот-вот увязнет намертво.
– Что же может быть важнее денег, миледи? – нетерпеливо бросил лорд Браунлоу, когда лодка Моубреев догнала его судно.
– Человеческое достоинство, – отозвалась Ливи со сладкой фальшивой улыбкой. Девир судорожно перевел дыхание, начиная понимать, куда она клонит. Эта его способность читать в ее душе, с легкостью предсказывая ее поступки, и нравилась Оливии, и пугала ее. Браунлоу недоуменно нахмурился, ожидая продолжения. – Я слышала от мадам де Корбевиль, что существует традиция окунать в воду рулевого-победителя, – проговорила Ливи, глядя лорду в глаза.
– Да… – признал Браунлоу, с ноткой тревоги в голосе. Лицо его заметно помрачнело от внезапной догадки.
Ливи улыбнулась еще шире, представив себе мокрый насквозь роскошный сюртук и раскисший от воды щегольской парик этого напыщенного павлина.
– Я предлагаю изменить обычай, – крикнула она. – Тот из вас, кто пристанет к берегу первым, столкнет другого в Темзу.
– Таким способом вы пытаетесь от меня избавиться? – тихо спросил Девир. Ливи бросила на него мимолетный взгляд, но не ответила. Ей не приходило в голову, что при любом исходе пари она окажется в выигрыше. – Согласен, – громко произнес Девир. – Что скажете, Браунлоу?
Лицо барона исказилось гримасой отвращения.
– Симз! – крикнул он. Щеки его побагровели от досады.
– Да, милорд? – отозвался рулевой.
– Если мне придется искупаться в реке, вас вышвырнут вон без рекомендаций. Увидимся в Ранела, Девир. Леди Оливия. – Сухо кивнув, лорд Браунлоу вернулся к себе под балдахин. Рулевой барона смерил Девира и его гостью недобрым взглядом и призвал гребцов удвоить усилия, пообещав им часть своей доли призовых денег.
– Каждый из вас получит лишний фунт, – сказал Девир своим гребцам, – если мы обставим этих мерзавцев и первыми придем к финишу. – В ответ гребцы налегли на весла, на их суровых лицах застыла решимость. Девир небрежно облокотился на перила фальшборта. Он опять потерял ленту для волос, ветер играл его темными кудрями, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. – Во что вы меня втянули? – пробормотал он в замешательстве, качая головой.
– Уверена, упав в воду, вы не растаете.
Множество самых разнообразных экипажей наводнило дорогу из Лондона в Ранела. Поначалу Марго огорчилась, что придется путешествовать в закрытой карете, вместо того чтобы наслаждаться поездкой в двуколке или фаэтоне, но при виде облаков пыли, поднятых копытами лошадей и колесами повозок, поняла: Арлингтон сделал верный выбор.
Граф позаботился о том, чтобы гостья ни в чем не нуждалась, окружив ее всевозможными удобствами. Скоротать время в пути помогало вино, изысканные закуски и сладости. Арлингтон захватил в придачу книги, карты, дорожные шахматы и триктрак. В карете хватало с лихвой мягких подушек и одеял, а чтобы не замерзнуть на обратном пути, если ночь выдастся не по сезону холодной, имелись и предусмотрительно приготовленные кирпичи для обогрева.
Марго привыкла к спартанским условиям – холодным комнатам, холлам, где гуляли сквозняки, и каминам, в которых едва теплился огонь. Ее муж пекся лишь о собственном благополучии, не уделяя внимания нуждам жены. Арлингтон же спешил исполнить малейшую прихоть гостьи и к короткой поездке за город готовился так, будто речь шла о долгом путешествии.
Послышался приглушенный кашель сидевшего на козлах кучера, и в карете стало темно – столбы пыли затмили свет. Марго посмотрела в окно, за которым будто клубился бурый туман.
– Как вы догадались? – спросила она, вновь устремляя взгляд на доску для триктрака, которая лежала между игроками на откидном столике, прикрепленном к дверце кареты.
– Что нам предстоит весь день глотать пыль? – отозвался граф и, сделав ход, подставил под удар две шашки Марго. – Это просто. Два дня не было дождя, значит, грязь можно исключить, а если учесть, что в Ранела сегодня соберется половина лондонского света, пыль неизбежна. – Арлингтон улыбнулся, и в уголках его глаз собрались насмешливые морщинки, выдавая легкий, веселый нрав. У желчных, угрюмых людей не бывает такой улыбки.
Марго отчаянно захотелось протянуть руку и коснуться его лица. Она с трудом сдержалась, чувствуя непривычное стеснение в груди. Наверное, это странно и даже нелепо, когда одна лишь улыбка мужчины пробуждает в женщине желание, но Марго ничего не могла с собой поделать. Видит Бог, случалось, ей хватало и меньшего, чтобы загореться страстью.
Но несмотря на все знаки внимания и настойчивые ухаживания графа, он оставался предельно почтительным, что выводило Марго из себя. Любой другой мужчина на его месте уже давно задрал бы ей юбки и овладел ею еще до первой заставы.
Марго нерешительно поерзала на подушках. Пока что ей не удалось заставить Арлингтона действовать, так, может, стоило подстегнуть его? Что, если сбросить туфлю и, вытянув под столом ногу, нащупать его пах? Прячется ли у него в штанах неистовый дьявол, который только и ждет случая вырваться на волю? Возможно, тогда граф сметет с дороги столик вместе с доской, а все шашки из слоновой кости и черного дерева полетят на пол? Или восторженное выражение на его лице сменится гримасой отвращения?
Марго бросила кости и, сделав ход, выбила шашку Арлингтона. Герцог поднял бровь, укоризненно качая головой. Едва ли он собирался наброситься на Марго, сорвать с нее платье и взять ее прямо в карете.
– Боюсь, вы невнимательны, мадам. Вы могли бы занять третье поле и получить преимущество.
– Я с самого начала говорила вам, что не слишком сильна в играх, для которых важна стратегия, мои таланты лежат в другой области, – с коротким смешком проговорила Марго. Она чувствовала себя распутницей рядом с безупречным джентльменом. Как, во имя всего святого, ее угораздило увлечься столь неподходящим мужчиной? Арлингтон совершенно не годился на роль любовника.
Граф взял с доски кости, его изящные руки с длинными пальцами скользнули по гладкому дереву, и сердце Марго учащенно забилось. Опустив кости в кожаный стаканчик, Арлингтон погремел ими, не сводя испытующего взгляда с лица своей спутницы.
– Джентльмен никогда не назовет даму лгуньей, поэтому я лишь замечу, что вы льстите моему тщеславию.
Марго склонила голову набок, старательно изображая невинность.
– Боже милостивый, почему вы так решили, милорд?
Граф недоверчиво усмехнулся, прежде чем бросить кости на доску.
– Я знаю, что значит жить при дворе, – сказал он, передавая стаканчик графине. На мгновение его пальцы коснулись ее ладони. Сделал ли он это намеренно, или Марго лишь приняла желаемое за действительное? – И вовсе не важно, где этот двор – в Версале, в Сент-Джеймсском дворце или в Санкт-Петербурге, – продолжал граф. – И как бы вы это ни называли – интригами или стратегией, – речь идет об одном и том же. Вы или сильны в этом, или нет.
– Выходит, мое умение выжить при дворе… – начала было Марго, вертя в руках стаканчик с костями.
– Не просто выжить, мадам, – перебил ее Арлингтон. – Будем честны. Вы добились самых блестящих успехов.
Марго беспокойно повела плечами, словно платье стало вдруг ей тесно. Арлингтон смотрел на нее своими ясными синими глазами. В его пристальном изучающем взгляде не было осуждения, но казалось, граф видит ее насквозь. Марго почувствовала себя неуютно. Он хорошо понимал, с кем имеет дело, и все же вел себя как истинный джентльмен.
Природная веселость сочеталась в нем с острым, насмешливым умом. Откровенно говоря, это делало Арлингтона самым опасным мужчиной из всех, кого Марго доводилось встречать. Ей приходилось постоянно быть настороже, напоминая себе, что за красивым улыбчивым лицом графа скрывается ум столь же изощренный, как ее собственный. Во всяком случае, так уверяла молва. Арлингтон обладал немалым могуществом. По словам отца Марго, в палате лордов к его мнению прислушивались с особым вниманием. Граф считался фигурой влиятельной, человеком твердых взглядов и убеждений.
– Со столь богатым опытом жизни при дворе мне следовало бы лучше играть в триктрак? Так, по-вашему? – заметила Марго, резко встряхивая стаканчик с костями. Арлингтон широко улыбнулся, и натянутость, возникшая было между ними, мгновенно исчезла, словно лопнувший мыльный пузырь.
– Нет, – сказал граф, откидываясь на подушки и вытягивая под столом ноги. – Но с вашей искушенностью в придворной жизни вы могли бы сыграть эту партию намного лучше, если бы пожелали. Вы напрасно вообразили, будто проигрыш в триктрак больно ранит мое самолюбие. Уверяю вас, я не впаду в отчаяние и не стану рвать на себе волосы, уступив первенство даме. Не начать ли нам новую партию?
Марго кивнула. Она не намеренно проиграла Арлингтону, просто ее не слишком интересовал исход игры. Триктрак был для нее лишь поводом отвлечься от мыслей об Арлингтоне и от попыток его соблазнить.
Граф принялся расставлять шашки для новой игры, и Марго охватило безрассудное желание вскочить и броситься к нему на колени. Когда он поднял голову от доски, в его глазах читалось неприкрытое вожделение, голодная страсть, но уже в следующий миг граф взял себя в руки, и выражение его лица смягчилось. Марго с усилием сглотнула подступивший к горлу ком. По телу ее прокатилась волна жара, голова закружилась, а сердце забилось в сладостном предвкушении. Всего на миг Арлингтону отказало привычное самообладание, и он невольно выдал себя. Значит, взаимное влечение, связавшее их накрепко, словно тугая веревка, не было плодом ее воображения. Под внешней невозмутимостью графа скрывалась страсть, готовая вспыхнуть ярким пламенем пожара.
– Если вы вправду хотите увидеть меня во всем блеске, давайте сразимся в шахматы.