Глава 4

Прежде всего Мэггс подумала о том, что Годрик очень крепкий. Гораздо крепче, чем она ожидала от мужчины его возраста. Словно все его мышцы обратились в камень в тот самый момент, когда она до него дотронулась. Его грудь, живот, руки и бедра словно одеревенели рядом с ее слишком мягким и податливым телом. Мэггс наклонила голову и приоткрыла рот, пробуя вкус вина на холодных губах мужа, и… ничего не произошло. Она испробовала все уловки, на которые была способна, хотя и не считала себя слишком искушенной в вопросах чувственных отношений между мужчиной и женщиной. И все равно Годрик казался вытесанным из камня.

С губ Мэггс сорвался вздох разочарования, и она слегка отстранилась, чтобы заглянуть мужу в лицо.

Только с ее стороны это было ошибкой.

Прозрачные, точно кристаллы, серые глаза Годрика были прищурены, губы крепко сжаты, а ноздри еле заметно подрагивали. В общем, приветливым выражение его лица никак нельзя было назвать.

— Маргарет, — процедил он сквозь зубы, — что вы делаете?

Мэггс поморщилась. Этот вопрос означал лишь одно: ее попытка соблазнения потерпела фиаско.

Ребенок. Ей необходимо помнить о своем желании.

Она улыбнулась, хотя и несколько напряженно.

— Я… я подумала, что сегодняшняя ночь очень подходит для того, чтобы познакомиться получше.

— Познакомиться. — Это слово, тяжелое и безжизненное, сорвалось с губ Годрика и упало между ними.

«Он никогда не любил рыбу». Мэггс набрала в грудь воздуха, чтобы все объяснить, но в этот самый момент Годрик взял ее за талию, приподнял и, отставив в сторону, прошел к камину.

Мэггс ошеломленно воззрилась на него. Она никогда не принадлежала к породе изящных и почти прозрачных девушек, питающихся лишь марципанами и клубникой. Мэггс была довольно высокой и обладала фигурой женщины, обожающей простую деревенскую еду. И все же муж — ее престарелый муж! — поднял ее совершенно без усилий. Точно новорожденного котенка.

Мэггс прищурилась и посмотрела на Годрика, разжигавшего дрова в камине, успевшем угаснуть, пока она его поджидала. Сегодня Годрик позабыл надеть ночной колпак, и Мэггс впервые увидела его коротко остриженные волосы. Они были темными — почти черными, — лишь на висках поблескивала седина.

— Сколько вам лет? — неожиданно для себя самой спросила Мэггс.

Годрик вздохнул, все еще пытаясь пробудить к жизни огонь в камине.

— Тридцать семь. Так что, боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы получать удовольствие от подобных сюрпризов.

Он поднялся с колен и выпрямился. Сегодня он почему-то казался выше и шире в плечах. Без своего привычного седого парика и очков он казался… нет, не моложе, а скорее мужественнее.

Мэггс поежилась. Мужественность. Именно это качество ей всегда хотелось видеть в потенциальном отце своего ребенка.

Но в таком случае почему Годрик вдруг показался ей таким опасным?

Он указал рукой на одно из кресел подле камина.

— Прошу вас, садитесь.

Мэггс опустилась в кресло, чувствуя себя совсем так же, как в тот день, когда гувернантка застала ее за воровством засахаренного миндаля.

Годрик же облокотился о каминную полку и вопросительно вскинул бровь.

— Итак?

— Мы женаты уже два года, — начала Мэггс, сцепив руки на коленях и тут же расцепив. Она изо всех сил пыталась не выглядеть провинившейся ученицей, которую вызвал на ковер суровый учитель.

— Мне казалось, вы счастливы в Лорелвуд-Мэноре.

— Была. Да. Я… — Мэггс положила ладони на колени и покачала головой. — Нет. — Господи, как все это глупо. Пора перестать увиливать от ответа. — Нет. Я была довольна жизнью. Но не совсем счастлива.

Темные брови Годрика сошлись на переносице.

— Мне очень жаль.

Мэггс подалась вперед.

— Я ни в коем случае не виню вас в этом. Лорелвуд — чудесное место. Я люблю его сады, Верхний Хорнсфилд, соседей и вашу семью.

Годрик вскинул бровь.

— Но?..

— Но… но мне кое-чего не хватает. — Мэггс вскочила с кресла и принялась беспокойно ходить вокруг, не зная, как заставить Годрика понять. Однако в это самое мгновение она осознала, что приближается к кровати. Мэггс остановилась, резко развернулась и выпалила:

— Я хочу… отчаянно хочу… ребенка, Годрик!

С минуту Годрик просто смотрел на жену, как если бы вдруг лишился дара речи, а потом перевел взгляд на огонь. Его профиль с прямым носом и разлетающимися, точно крылья птицы, бровями четко выделялся на фоне огня, и Мэггс вдруг подумалось, что в таком ракурсе губы мужа кажутся такими мягкими… почти женскими.

Но это было не так.

— Понимаю.

Мэггс тряхнула головой и вновь принялась расхаживать по комнате.

— В самом деле? — Только не смотреть в сторону кровати. — Я была беременна, выходя за вас замуж. Я знаю, это неправильно, но я хотела этого ребенка — ребенка Роджера. Даже горюя о его смерти, я знала, ради чего жить. Ради того, что принадлежало только мне одной. — Мэггс остановилась возле простого грубого комода, на котором стояли тазик для умывания, кувшин с водой да маленькая тарелка. Мэггс протянула руку и взяла тарелку. — Ребенок. Мой ребенок.

— Желание стать матерью вполне естественно.

Голос Годрика звучал как-то отстраненно. Мэггс теряла его и не могла понять почему.

— Так и есть. Я хочу ребенка, Годрик. Я знаю, изначально мы так не договаривались. — Мэггс остановилась и горько рассмеялась. — Хотя, честно говоря, я не знаю, о чем вы там договаривались с Гриффином.

Годрик поднял голову. Выражение его лица оставалось совершенно непроницаемым.

— В самом деле? Разве Гриффин ничего вам не рассказал?

Мэггс отвела взгляд, чувствуя себя совершенно беззащитной. Она испытывала такой стыд, такое горе и разочарование, что не могла даже посмотреть брату в глаза. Она не расслышала и половины из того, что он ей говорил, а задавать вопросы было не в ее правилах. И с тех пор…

Только теперь Мэггс вдруг осознала, что избегала общения с любимым старшим братом на протяжении нескольких лет. Она закрыла глаза.

— Нет.

Голос Годрика зазвучал глуше:

— Дело в том, что эту сторону брака мы вообще не обсуждали.

Мэггс открыла глаза и теперь смотрела на этого незнакомца, волею судьбы ставшего ее мужем. Неужели это действительно не обсуждалось? Запоздало — очень запоздало — Мэггс задумалась, почему Годрик вообще согласился на ней жениться. В то время, когда это случилось, она была слишком убита горем и боялась родить ребенка без мужа. У нее хватило сил лишь на то, чтобы следовать указаниям Гриффина. Но теперь она впервые за все это время задумалась, почему Годрик согласился. Если бы ее ребенок выжил, он не признал бы его своим наследником. Неужели его совсем не волновало то обстоятельство, что он поселит в своем древнем фамильном доме незаконнорожденного? Решающую роль могли сыграть деньги. Семейство Рединг вполне могло оплатить молчание Годрика относительно происхождения ребенка Мэггс. Однако Мэггс знала, что Годрик и сам не бедствует. Помимо Лорелвуд-Мэнора с прилегающими к нему обширными землями, он владел недвижимостью в Оксфорде и Эссексе. И несмотря на то что Сент-Хаус пребывал не в лучшем состоянии в день ее приезда, Годрик, не моргнув глазом, согласился выплатить необходимую сумму на ремонт дома и наем целого штата слуг. При этом разговор о деньгах не только не обеспокоил его, а, судя по всему, показался скучным.

Мэггс посмотрела на свои пальцы, бесцельно теребящие маленькую тарелочку, взятую с комода. Дружба с ее братом также не могла стать причиной согласия Годрика. Никогда, вплоть до того самого дня, когда Мэггс узнала о своем замужестве, он не упоминал имени Годрика Сент-Джона.

Но если деньги и дружба тут ни при чем, почему он согласился?

— Маргарет.

Мэггс подняла глаза и поняла, что Годрик за ней наблюдает. Он не отрывал от нее взгляда, когда взял из ее рук тарелку.

— Вам ведь известно, что я уже был женат?

Мэггс сглотнула. История о Кларе Сент-Джон, ее смертельной болезни и глубокой преданности ее мужа была широко известна в аристократических кругах Лондона.

— Да.

Годрик наклонил голову, отвернулся и направился к комоду. Он поставил тарелку именно на то место, где она стояла прежде, и продолжал стоять так, повернувшись спиной к Мэггс и сжимая край тарелки в длинных красивых пальцах.

— Я очень любил Клару. Как вам, должно быть, известно, наши поместья в Чешире находятся по соседству. Девичья фамилия Клары — Гамильтон. Ее брат с семьей и по сей день живет в родовом поместье.

Мэггс кивнула. Она встречала мистера и миссис Гамильтон на одном из обедов, хотя до сего момента ей не приходило в голову уловить какую-то связь между ними и Кларой Сент-Джон. Гамильтоны слыли весьма уважаемым и зажиточным семейством.

— Я знал ее всю жизнь, — продолжал Годрик, в голосе которого сквозила невыносимая боль, — хотя и не замечал до тех пор, пока не вернулся домой из университета. Меня пригласили на званый вечер, а она была там со своими друзьями. Ее голубое платье подчеркивало цвет волос. Мне хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: с этой женщиной я хочу прожить до конца дней.

Годрик замолчал. Теперь тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине, словно сожалеющего о том, что мечтам Годрика не суждено было сбыться.

Мэггс знала это чувство потери и безумной любви.

— Годрик…

Годрик отпустил тарелку, и его пальцы сжались в кулаки.

— Просто… позвольте мне закончить.

Мэггс кивнула, хотя Годрик и не мог этого видеть.

Она заметила, как поднялись и упали его плечи, когда он тяжело вздохнул:

— Когда она заболела, я начал молиться Богу. Умолял его помочь. Я готов был на все, лишь бы только она не чувствовала боли. Если бы в тот момент мне на пути повстречался дьявол, я с радостью продал бы ему свою душу и жизнь в обмен на ее здоровье.

Мэггс хотела что-то сказать, но Годрик обернулся, все еще не поднимая глаз.

Господи, как изменилось его лицо! Было ощущение, что на нем навечно отпечаталась боль от потери любимой.

Единственная слеза скатилась по его гладко выбритой щеке, а потом лицо приняло привычное выражение.

— Я согласился воплотить в жизнь сумасшедший план Гриффина, — процедил он, — лишь потому, что был уверен: вы никогда не заинтересуетесь мной и этим браком.

— Но… — начала Мэггс и осеклась, ибо внезапно поняла, чем все это закончится. Она сделала шаг вперед, протянула к Годрику руки, но ее пальцы схватили лишь воздух.

— Нет, — мрачно и решительно произнес он. — Я не был ни с одной женщиной с момента смерти Клары и не собираюсь изменять своим принципам. Я знаю, что такое настоящая любовь. Все иное будет лишь жалкой пародией. Поэтому, Маргарет, мне очень жаль, но я не стану спать с вами, чтобы вы обрели столь желанного ребенка.

Годрик долго смотрел на закрытую дверь, разделявшую их с Маргарет спальни. Он задвинул щеколду, прекрасно понимая, что тем самым еще сильнее обижает жену.

Он провел руками по голове, и коротко стриженные волосы защекотали ладони. Господи! Да разве мог он догадаться, с какой целью Маргарет приехала в Лондон? Годрик поморщился, вспомнив выражение боли на ее лице после того, как он отверг ее предложение.

— Проклятие, — еле слышно пробормотал он и подошел к маленькому столику у стены, чтобы налить вина.

Годрик отхлебнул терпкого напитка и вздохнул. Почему Маргарет вдруг решила выдвинуть такие требования? Он ведь считал, что она прекрасно и счастливо живет в его загородном поместье.

Взгляд Годрика перекочевал на комод. Он допил остатки вина и подошел ближе. Ключ от самого верхнего ящика висел на серебряной цепочке у него на шее. Он доверил Моулдеру свою жизнь, но не то, что хранилось в этом ящике. Старое дерево протестующе заскрипело, когда Годрик отпер и выдвинул ящик. Он втянул носом воздух и заглянул внутрь. Вот они — письма Клары, аккуратно перевязанные черной ленточкой. Они с Кларой редко расставались после свадьбы, поэтому стопка получилась очень тоненькой. Рядом с письмами стояла покрытая эмалью шкатулка, в которой Годрик хранил два локона. Один — темно-каштановый с золотистыми прожилками — был подарен ему, когда они с Кларой только начали встречаться. Второй же — седой и хрупкий — был срезан перед самыми похоронами.

Годрик коснулся виска. С годами он тоже поседел в отличие от своей слишком рано умершей жены. Они с Кларой должны были стареть вместе, идя рука об руку по жизни, связанные воедино крепкой любовью и искренней дружбой.

И вот теперь Клара в могиле, а он влачит безрадостное, совершенно непохожее на жизнь существование.

Существование, прочно связанное теперь с Маргарет.

В другом углу ящика прямо под пальцами Годрика оказалась еще одна, не столь опрятная стопка писем. Годрик помедлил, а потом взял одно письмо и развернул. Лист бумаги был исписан вдоль и поперек. Маргарет писала крупно и размашисто, словно рука не поспевала за потоком ее мыслей. Годрик поднес письмо к глазам и начал читать.

«18 сентября 1739 года.

Годрик перевернул письмо и продолжил чтение.

Искренне ваша, Мэггс».

Очень типичное для нее послание: сумбурное, остроумное, полное жизни.

Годрик аккуратно сложил письмо и положил его назад к остальным. Он не мог предать Клару и память об их любви, но факт оставался фактом: он лгал Маргарет. Правда же состояла в том, что ее объятия не оставили его равнодушным. Поцелуй Маргарет был настолько типичен для нее: спонтанный, безрассудный, наивный и поэтому невероятно чувственный.

Она что-то пробудила в глубине его души и заставила зашевелиться, как если бы Годрик все еще жил и связывал с этой жизнью какие-то надежды.

Годрик задвинул ящик и тщательно запер его на ключ, прежде чем снять халат и ночную сорочку. Он задул свечи, нырнул обнаженным в холодную постель, перевернулся на бок и уставился на затухающий в камине огонь.

Не важно, насколько соблазнительным могло показаться предложение Маргарет, оно было всего лишь иллюзией.

Ибо Годрик умер в ту самую ночь, когда Клара испустила последний вздох.

— Это дерево умерло, миледи, — с абсолютной уверенностью заключил на следующее утро садовник Хиггинз и для пущей убедительности сплюнул на гнилую листву, устилающую землю сада Сент-Хауса. Вернее, того, что от него осталось.

Мэггс внимательно посмотрела на дерево. Ничего более уродливого она еще не встречала в жизни. Когда-то эта яблоня плодоносила, однако за годы забвения тяжелые нижние ветви искривились и переплелись между собой. И в то же время на стволе виднелись тоненькие, точно ниточки, побеги. Точно такие же побеги во множестве роились возле его основания.

— Может быть, оно еще живо, — неуверенно возразила Мэггс. — Просто весна выдалась очень холодной.

Хиггинз лишь что-то пробурчал в ответ.

Дерево росло в самом центре сада. Без него здесь будет пусто и неуютно.

Мэггс взялась за ветку и нагнула ее. Когда же ветка с хрустом отломилась, Мэггс внимательно оглядела сердцевину. Коричневая. Похоже, яблоня действительно засохла.

Поморщившись, Мэггс отбросила ветку в сторону. Как же она устала от мертвецов. Устала от одного человека, отказывающегося помочь ей породить новую жизнь. Что ж, если она не уговорила Годрика разделить с ней постель — пока не уговорила, — придется пока чем-то себя занять.

— Отрубите все эти побеги, — приказала она Хиггинзу, не обращая внимания на его протестующее покашливание, а затем указала на засохшее ползучее растение, обвившееся вокруг ствола дерева. — И это тоже отрубите.

— Миледи… — начал было Хиггинз.

— Прошу вас. — Мэггс посмотрела на садовника. — Я знаю, что это прозвучит глупо, но даже если дерево засохло, мы могли бы использовать его как основание для… вьющейся розы. Или чего-то подобного. Просто мне пока ужасно не хочется его спиливать.

Хиггинз испустил глубокий вздох. Этот кривоногий мужчина лет пятидесяти ходил, немного наклоняясь вперед, как если бы нижней части его тела было тяжело нести широкие плечи и мускулистую грудь. У Хиггинза были весьма своеобразные взгляды на садоводство, из-за чего ему неоднократно отказывали от места. Он как раз сидел без работы, когда викарий из Верхнего Хорнсфилда неохотно сообщил его имя Маргарет. Она подыскивала опытного садовника для ухода за садом в Лорелвуде, и, несмотря на то, что ни разу не видела улыбки на лице Хиггинза, она не раз радовалась тому, что, поддавшись порыву, наняла его на работу. Да, он был груб и резок, но зато знал толк в садоводстве.

— Затея действительно неудачная, но я сделаю, как вы просите, миледи, — пробормотал садовник.

— Благодарю вас, Хиггинз. — Мэггс сердечно улыбнулась слуге.

Он продержался у нее в услужении полтора года, и то обстоятельство, что этот старый ворчун ни разу не пригрозил уволиться, заставляло Мэггс верить, что и она ему нравится.

По крайней мере, Мэггс очень хотелось так думать.

— А как быть с той клумбой? — поинтересовалась Мэггс, и вот уже Хиггинз задумчиво скреб голову и в своей привычной грубоватой манере ругал растущие вдоль стены сада тощие самшиты.

Мэггс слушала садовника, задумчиво кивая головой. Утро выдалось солнечным, дул свежий ветерок, и прогулка по заросшему, заброшенному саду показалась Мэггс на редкость приятной. Она тяжело переживала крушение собственных планов, связанных с ребенком, но это вовсе не означало, что она готова отступиться. Она найдет способ сломить сопротивление Годрика. Еще не знает, какой именно, но найдет, или…

В конце концов, она всегда сможет завести себе любовника. Именно так и поступила бы любая другая женщина в таком же положении.

Но едва только подобная мысль посетила голову Мэггс, она отмела ее прочь. Несмотря на упорное желание обзавестись ребенком, она попросту не могла поступить так с Годриком. Одно дело выйти замуж по причине беременности, и совсем другое — намеренно наставить рога мужу на виду у его друзей и семьи. Даже такому упрямому, как Годрик Сент-Джон.

Мэггс понурилась. Она знала, что несправедлива к мужу. Проблема состояла в том, что она его понимала. Мэггс сама испытала невероятную любовь и тоже наполовину умерла вместе с Роджером.

Внезапно Мэггс пришла мысль, которая ошеломила ее до глубины души. А не предает ли она Роджера, желая завести ребенка без него? Желая лечь в постель с другим мужчиной?

Только ею ведь руководило желание забеременеть, а не получить удовольствие. Если бы можно было сделать одно без другого, она непременно бы это сделала. Кроме того, Мэггс была уверена, что вовсе не получит никакого удовольствия в постели с Годриком, ибо это просто невозможно. Ведь она любит Роджера, а не своего мужа-сухаря. В любом случае все эти рассуждения не имели значения, потому что желание стать матерью стало слишком сильным, чтобы забыть о нем.

Мысли о Роджере заставили Мэггс вспомнить, что в Лондон ее привела еще одна причина. Ведь она не только собиралась стать настоящей женой, но и разыскать Призрака Сент-Джайлза и заставить его заплатить за все. Если она зашла в тупик в одном деле, то можно с удвоенным рвением взяться за другое. И в тот самый момент, когда Хиггинз высвободил из пучков сухой травы желтый крокус и удовлетворенно заворчал, в голову Мэггс пришла блестящая мысль. Ее первая встреча с Призраком оказалась не слишком успешной. Так, может, стоит подсобрать чуть больше информации о нем, прежде чем встречаться снова?

Поэтому, оставив угрюмого садовника в полном одиночестве, Мэггс отправилась на поиски Сары.

— Вот ты где! — наигранно весело воскликнула Мэггс, отыскав золовку в комнате, располагавшейся на самом верхнем этаже.

— Да, я здесь, — согласилась Сара и оглушительно чихнула. С помощью двух девочек она снимала с окон шторы.

Мэри Морнинг — девчушка лет одиннадцати с веснушчатым лицом и каштановыми волосами — захихикала. Другая же девочка — Мэри Литтл с волосами цвета соломы — казалась более серьезной.

Она бросила на подругу укоризненный взгляд, после чего обе дружно произнесли:

— Будьте здоровы, мисс.

— Благодарю тебя, Мэри Литтл, — произнесла Сара и подмигнула Мэри Морнинг. — Почему бы вам, девочки, не снять шторы самостоятельно, пока я поговорю с леди Маргарет?

— Да, мисс! — Девочки понеслись к окну, не обращая внимания на клубы пыли.

— Что это за комната? — спросила Мэггс, оглядываясь по сторонам. Помещение очень походило на спальню. Но не для слуг.

— Честно говоря, я не знаю, — замялась Сара, а потом добавила: — Но в любом случае тщательная уборка ей не помешает.

— Это точно, — кивнула Мэггс, наблюдая за тем, как одна из штор упала на пол в облаке пыли.

— Кажется, ты хотела о чем-то со мной поговорить, — напомнила Сара подруге.

— О да. — Мэггс вспомнила, что привело ее в это странное помещение. — Кажется, вчера за ужином ты сказала, будто бы мы получили большое количество приглашений.

— Вообще-то большинство из них адресовано Годрику, — ответила Сара. — Ты не поверишь, но я нашла целую стопку приглашений, датированных прошлым годом. Мне определенно нужно подыскать для брата секретаря.

— Полностью с тобой согласна.

— Но некоторые приглашения прислали нам с тобой и твоей бабушке, — продолжала Сара. — А между тем мы в городе всего два дня! Я никак не привыкну к тому, с какой скоростью распространяются в Лондоне новости.

— Хм. А среди них есть приглашение от графа Кершо?

Сара задумчиво сдвинула брови и принялась отряхивать с передника пыль.

— Кажется, да. Но оно адресовано Годрику. Граф приглашает его на бал, который состоится сегодня вечером.

— Прекрасно! — просияла Мэггс. Кершо был другом Роджера, и в те несколько ужасных месяцев, последовавших за смертью ее возлюбленного, Мэггс слышала, что граф разыскивает Призрака. Сегодня вечером она отправится на бал и, возможно, сумеет расспросить графа об этом. — Думаю, мы поедем в одном экипаже. А теперь я пойду спрошу у бабушки Элвины, не хочет ли она к нам присоединиться. Ей очень нравятся балы, и даже несмотря на деликатное положение Ее Светлости…

— Но… — начала было Сара и тут же осеклась.

— Какого черта вы тут делаете?

Обе леди обернулись при звуке тихого, но угрожающего голоса.

В дверях стоял Годрик. Его лицо было настолько спокойным и непроницаемым, что Мэггс не сразу поняла, что оно побелело от ярости.

— Я не давал вам разрешения заходить в эту комнату.

О Господи.

Одна из девочек, испуганно ойкнув, выронила из рук штору.

Сара откашлялась.

— Прошу вас, девочки, отнесите шторы вниз миссис Крамб. Она знает, как их отчистить.

Годрик посторонился, чтобы пропустить притихших девочек, не отводя взгляда от лица Мэггс.

— Вы не должны находиться в этой комнате. Я не хочу, чтобы вы здесь находились.

Мэггс ощутила, как краска негодования залила ее лицо, и своенравно вздернула подбородок, выдержав горящий взгляд мужа.

— Годрик…

Он подошел ближе и навис над ней подобно скале.

— Можете считать меня марионеткой, повинующейся малейшему движению вашего пальца, мадам, но уверяю вас, я не таков. Я терпеливо сносил ваше вмешательство в привычный уклад моей жизни, но вы зашли слишком далеко.

Глаза Мэггс непроизвольно расширились, а сердце отчаянно забилось. Она беззвучно открыла рот, еще не зная, что сказать в ответ.

Вместо нее заговорила Сара. Ее голос заметно дрожал:

— Мне очень жаль. Но вина лежит полностью на мне. Мэггс только что вошла. Мы просто прибирались во всех комнатах. Мы ничего здесь не передвигали, хотя я не могу взять в толк, для чего предназначается эта комната.

— Это спальня Клары, — безучастно произнес Годрик. — И я не хочу, чтобы вы устанавливали тут свои порядки.

— Годрик, я…

Но Годрик уже развернулся, чтобы уйти. Бросив взгляд на расстроенное лицо Сары, Мэггс поспешила за мужем.

Он быстро шагал по коридору, очевидно, не понимая, какую боль причинил сестре.

— Годрик!

Но он даже не подумал замедлить шаг.

Тогда Мэггс забежала вперед и встала прямо перед ним, вынуждая остановиться. Годрик посмотрел на нее, и Мэггс увидела в его глазах… острую, неприкрытую боль.

Мэггс судорожно сглотнула, понимая, что ступила на опасную дорожку.

— Она не знала.

Годрик поджал губы и отвернулся.

— Мне очень жаль, — прошептала Мэггс, осторожно касаясь рукава Годрика и ожидая, что тот сбросит ее руку.

Но вместо этого он просто посмотрел на ее пальцы.

— Саре следовало сначала спросить разрешения.

— Конечно. Мы все должны были спросить разрешения, прежде чем переворачивать ваш дом вверх дном. Но, Годрик… — Мэггс подошла ближе, сжав в пальцах краешек рукава мужа и едва не касаясь лифом ткани его сюртука. Она задрала голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Но ведь вы бы не дали своего согласия, если бы мы спросили, верно?

Годрик молчал.

— Вы такой независимый. — Мэггс с трудом подавила смешок. — И это приводит в растерянность, потому что все мы не такие. Ваши сестры и мама…

— Мачеха. — Годрик посмотрел на жену. В его взгляде по-прежнему читалась непреклонность, но по крайней мере он согласился ее выслушать.

— Хорошо, мачеха, — согласилась Мэггс. — Но я знаю миссис Сент-Джон и могу с уверенностью сказать, что она вас любит. Как и вся ваша семья. Они почти ничего о вас не знают. Вы редко присылаете письма, а если и пишете, то очень сухо и скудно. Они беспокоятся за вас.

Годрик раздраженно поморщился.

— В этом нет необходимости.

— В самом деле?

Годрик посмотрел на жену. Теперь на его лице отражалась усталость, и Мэггс поняла, что он научился скрывать истинные чувства под маской сурового безразличия.

— Вы знаете, что такая необходимость есть, — прошептала Мэггс. — Вы знаете, что у тех, кто вас любит, есть веская причина для беспокойства.

— Маргарет…

Мэггс выпрямилась.

— Поэтому вы должны вернуться и извиниться перед сестрой.

Годрик гневно посмотрел на жену.

— Она понятия не имела, что это комната Клары, но даже если бы она знала об этом… — Мэггс беспомощно развела руками. — Вы что, намереваетесь сделать из этой комнаты место поклонения смерти?

Внезапно Годрик оказался совсем близко. Он наклонил голову, и Мэггс замерла.

— Вам, — выдохнул он так, что его губы едва не коснулись губ Мэггс, — нужно научиться вовремя останавливаться.

Мэггс судорожно сглотнула.

— В самом деле?

Она на мгновение лишилась способности дышать. Годрик стоял совсем близко, а его тело напряглось так, словно он хотел… сделать что-то. И это напряжение передавалось Мэггс до тех пор, пока она не ощутила, что натянута, как струна.

Выругавшись вполголоса, Годрик сделал шаг назад.

— Извинюсь перед сестрой позже.

С этими словами он развернулся и сбежал вниз по лестнице.

Мэггс перевела дыхание и задумчиво направилась в комнату Клары. Переступив порог, она порывисто обняла Сару.

— Джентльмены бывают такими упрямыми.

— Нет. — Сара всхлипнула и приложила кружевной платок к покрасневшему носу. — Годрик прав… нужно было сначала спросить у него, прежде чем войти сюда.

Мэггс отстранилась.

— Но ты ведь не знала, что в этой комнате жила Клара.

— Вообще-то подозревала. — Сара сложила платок и указала дрожащей рукой на массивную кровать в центре комнаты. — Зачем тогда это здесь поставили? Кто еще мог здесь жить?

— Тогда почему…

— Потому что он не может превратить эту комнату в мрачное святилище.

— То же самое сказала ему и я.

Глаза Сары округлились от ужаса.

— И что он ответил?

Мэггс поморщилась.

— Ему не понравились мои слова.

— О, Мэггс! — воскликнула Сара. — Я очень сожалею, что втянула тебя в это, но… иди сюда.

Сара подошла к окну, на котором теперь не было штор.

Мэггс последовала за ней.

— Что это?

— Посмотри. — Сара указала на решетки, защищающие окно снаружи. — Когда-то здесь располагалась детская, и… Я знаю, что у вас с моим братом весьма своеобразный союз, но надеялась, что это путешествие в Лондон каким-то образом… — Сара сглотнула, сжала руки на груди и прошептала: — Мы все так за него беспокоимся.

Мэггс кивнула:

— Знаю. Честно говоря, я и сама хотела сблизиться с Годриком. — Она залилась краской, но все же продолжала: — Просто… Не знаю как. Я пыталась, но он такой упрямый. Он очень любил Клару.

— Это так, — печально кивнула Сара. — Но Клара умерла. А ты здесь. Живая. Не отступай, Мэггс. Пожалуйста.

Мэггс кивнула и даже попыталась ободряюще улыбнуться подруге. Только вот как помочь человеку, который давно поставил на себе крест?