Глава 20

Годрик чувствовал, как вздымается и опускается его грудь в попытке перевести дыхание. Его левая рука пульсировала обжигающей болью, а правая слегка подрагивала с приставленным к сердцу графа мечом. Годрик смотрел на Тревельона, и ему хотелось зашипеть. Хотелось сплюнуть и завыть. Судя по всему, сегодня ночью ему предназначено оказаться схваченным, но если так, Кершо он утянет на дно следом за собой. Что-то промелькнуло в глазах Тревельона, возможно, предчувствие, когда мышцы Годрика напряглись, готовясь пронзить кожу и плоть, сухожилия и кости Кершо.

— Нееееет! — послышался хриплый крик Элф. Девочка вырвалась из рук ошеломленного охранника и бросилась к Годрику. — Вы не можете арестовать Призрака. Вы, чертовы драгуны! Этот негодяй воровал маленьких девочек. Если вы только…

Однако ее голос оборвался, когда Кершо воспользовался всеобщим замешательством. Он схватил Элф за волосы, запрокинул ее голову, обнажив слишком тонкую и хрупкую шею, и приставил к ней острие шпаги.

Годрик сделал выпад и воткнул меч в Кершо по самую рукоятку.

Граф захрипел.

Элф тоненько по-женски вскрикнула.

А Годрик повернул лезвие вокруг своей оси, глядя в стекленеющие глаза Кершо, выронившего из рук шпагу. Годрик выдернул меч из бездыханного тела, и оно, точно мешок, повалилось на булыжную мостовую.

— Не стрелять! — закричал Тревельон. — Не стрелять, черт вас побери!

На мгновение все застыли. Тишину нарушал лишь цокот копыт перебиравших ногами лошадей, и плач двух девочек.

Один из охранников бросился наутек. Тревельон кивнул, и один из драгунов бросился в погоню.

— Арестовать их всех! — прорычал капитан, спешиваясь. — Кроме Призрака. Он мой.

Тревельон обнажил шпагу.

Годрик сделал шаг назад. Он вовсе не собирался убивать капитана драгунов. В конце концов, тот всего лишь делал свою работу.

Капитан Тревельон гневно посмотрел на стоящих за спиной Годрика солдат.

— Вы меня не слышали, Стокард? Я сказал: Призрак мой.

Солдаты отошли в сторону, оставив капитана и Годрика наедине. Годрик крепче сжал рукоятку короткого меча. Ночной воздух казался густым и удушливым от пропитавших его запахов крови, лошадиного пота и содержимого сточных канав.

Тревельон медленно двинулся вперед, вынуждая Годрика отступить. Он сделал выпад, но получилось это как-то неуклюже. Возможно, ему нечасто приходилось упражняться со шпагой. Тревельон снова попытался нанести удар, но Годрик с легкостью парировал. Он сдвинул брови, не в силах понять, что происходит. Неужели Тревельон пытается загнать его в угол? Но позади него было открытое место.

Очередной выпад капитана драгунов почти попал в цель, а Годрик по-прежнему отступал, потому что не хотел этого боя.

Противники скрестили шпаги. Они смотрели друг другу в глаза, и по спине Годрика заструился пот. Внезапно Тревельон подался вперед и прошептал:

— Беги отсюда, глупец.

Только сейчас Годрик понял, что они отошли от остальных драгунов достаточно далеко. К перекрестку, откуда разбегались в разные стороны темные переулки.

Тревельон с силой пихнул Годрика в грудь.

Тот развернулся и побежал, ожидая получить пулю в спину или оказаться растоптанным конскими копытами.

Но ничего этого не случилось. Краем глаза Годрик увидел, как Элф с ловкостью обезьяны вскарабкалась по стене дома, в то время как драгуны беспомощно кричали что-то внизу.

Годрик побежал что есть силы. И бежал до тех пор, пока кровь не зашумела у него в ушах, пока не заболели измученные легкие. Бежал, пока впереди не показались очертания Дома призрения несчастных младенцев и сирот, знакомый экипаж на конце улицы и закутанная в плащ фигура.

Годрик остановился и уперся руками в колени, стараясь перевести дыхание, а потом поднял голову, чтобы посмотреть, как поворачивается стоящая на ступенях женщина.

Капюшон упал с ее головы, блестящие темные локоны рассыпались по плечам. В руках женщина крепко сжимала пистолет, а прекрасные глаза горели решимостью.

От восхищения у Годрика перехватило дыхание.

Мэггс вздернула подбородок.

— Нет нужды меня благодарить.

Годрик ошеломленно заморгал.

— Что?

Мэггс махнула рукой.

— Я приехала в экипаже.

Мэггс держалась спокойно, хотя Годрик заметил, как дрожал ее подбородок, когда она произнесла:

— Хочешь верь, хочешь нет, но на этой самой улице драгуны часто пристают к призракам.

Сердце Годрика начало биться медленнее, когда он остановился, но теперь оно вновь затрепетало в груди от слов жены. Она приехала на помощь. Его храбрая Мэгги. Еще никогда в жизни никто не делал для него подобного.

Внезапно Годрик почувствовал ночную прохладу, обволакивающую его кожу, запах влажной мостовой под ногами, сам воздух, влетающий и вылетающий из его легких.

Но более всего он чувствовал присутствие этой женщины — его женщины! — стоящей так гордо и ждущей лишь его одного.

Он двинулся к Мэггс, зная, что идет навстречу самой жизни.

Взор Мэггс затуманился, когда Годрик — дорогой ее сердцу, смелый, безрассудный Годрик — двинулся ей навстречу. Она держалась спокойно и собранно, когда разбудила слуг и нашла пистолеты; когда ждала, пока запрягут лошадей и пошлют за доктором; когда отдавала спешные распоряжения миссис Крамб, Моулдеру и миссис Сент-Джон; когда ехала в экипаже и старалась не думать о том, что найдет Годрика мертвым.

Она была краткой, сосредоточенной и деловитой. Но теперь она нашла мужа. Живого.

Живой. Живой. Живой.

Мэггс не помнила, как они сели в экипаж, потому что она начала дрожать всем телом, а потом наконец дала волю слезам. С этими слезами она изливала всю ту боль и страх, которые держала в себе на протяжении последних нескольких часов. Годрик обнял жену за плечи, и она крепко схватилась за него, потому что больше никогда, ни при каких условиях не собиралась его от себя отпускать.

Вскоре Мэггс успокоилась настолько, что смогла расслышать тихий, успокаивающий голос мужа:

— Тише, моя Мэгги, тише. Все в порядке.

Только вот слова Годрика породили в душе Мэггс очередную волну горя. Она впилась в плечо мужа так сильно, что, наверное, причиняла ему боль. Но она просто не могла разжать пальцы.

— Нет. — Мэггс покачала головой. — Не в порядке. Ты ушел.

Она ощутила прикосновение ладони мужа к щеке, как если бы он пытался приподнять ее лицо. Но Мэггс не двигалась.

— Что не так, Мэгги? Почему ты так расстроена?

— Потому что нашла тебя в костюме Призрака Сент-Джайлза. Ты отправился на поиски лорда Кершо, не так ли?

— Так, — ответил Годрик, и Мэггс, даже не видя выражения его лица, уловила в его голосе неуверенность.

— Как ты мог, Годрик? — Она обхватила шею мужа. — А что, если бы ты его отыскал? Что, если бы никогда больше не вернулся? Я бы не перенесла…

— Я его нашел! — выпалил Годрик. — Он мертв, Мэггс.

Мэггс отшатнулась, в ужасе посмотрела на мужа и застонала:

— О нет!

Годрик сдвинул брови. Он открыл рот, потом снова закрыл и, наконец, осторожно произнес:

— Я думал, ты хочешь его смерти. Хочешь отомстить за гибель Роджера.

— Но не рисковать при этом твоей жизнью! — едва не сорвалась на крик Мэггс.

Годрик ошеломленно заморгал.

— Извини… что?

— Я не могла мыслить здраво. Хотя просто обязана была сказать, что ты для меня гораздо важнее, нежели месть графу. Обязана была сказать, что больше она не имеет для меня никакого значения. И тогда ты не ушел бы от меня, не сказав ни слова. Ведь если бы сегодня ночью тебя убили, я бы никогда не простила тебя и…

Мэггс замолчала, потому что Годрик продолжал ошеломленно смотреть на нее, а она так и не произнесла тех слов, которые должна была произнести. Поэтому она просто вцепилась в волосы мужа и нагнула его голову, чтобы запечатлеть на его губах поцелуй.

Ну вот. От прикосновения теплых губ мужа боль в груди Мэггс немного ослабла. Годрик скорее всего не понял ее слов, но зато охотно откликнулся на поцелуй. Мэггс довольно замычала, гладя Годрика по волосам и лаская мочку уха. Он содрогнулся всем телом, и Мэггс подумала о том, что раз уж его уши столь чувствительны, то…

Годрик отстранился и, сдвинув брови, посмотрел на жену в тусклом свете экипажа.

— Мэггс?

Ах да. Она все еще не сказала ему то, что должна была. Но виноват в этом был лишь он сам: нельзя обладать столь восхитительными губами.

— Я люблю тебя, — отчетливо произнесла она. — Люблю тебя глубоко и искренне. Я люблю твои изящные руки и то, как ты улыбаешься лишь кончиками губ, хотя это случается так редко. Люблю твои печальные глаза. Я люблю тебя за то, что ты позволил мне, моему и твоему семействам наводнить твой дом — и при этом даже и бровью не повел. Я люблю тебя за то, что ты занимался со мной любовью всякий раз, когда я просила тебя об этом, просто из вежливости. Люблю за то, что ты стал сходить по мне с ума позже и заставлял меня заниматься любовью с тобой. Я люблю тебя за то, что ты позволил Ее Светлости устроить гнездо из твоей рубашки в гардеробной. За то, что на протяжении многих лет самоотверженно спасал обитателей Сент-Джайлза, хотя теперь хочу, чтобы ты перестал это делать. Люблю тебя за то, что ты убил ради меня человека, хотя я до сих пор злюсь на тебя. Я люблю тебя за то, что ты сохранил все мои письма, хотя мы совсем не знали друг друга, и люблю твои короткие, слишком серьезные ответы.

Мэггс посмотрела на мужа.

— Я люблю тебя, Годрик Сент-Джон, и намерена нарушить данное тебе слово. Я не покину тебя. Ты можешь вернуться со мной в Лорелвуд, или я останусь с тобой здесь, в твоем старом, пропитанном плесенью доме и стану сводить тебя с ума своей болтовней и родственниками… и экзотическими позами до тех пор, пока ты не сломаешься и не полюбишь меня в ответ. И предупреждаю: я действительно не отступлюсь до тех пор, пока ты не влюбишься в меня безоглядно и мы не станем счастливой семьей с дюжиной детишек.

Мэггс замолчала, потому что просто не могла перевести дыхания, и посмотрела на мужа. Лицо Годрика оставалось непроницаемым, и сердце Мэггс упало, хотя она вовсе не собиралась сдаваться.

Но потом губы Годрика дрогнули в присущей лишь ему улыбке, и он переспросил:

— Экзотическими позами?

И вот теперь Мэггс поняла, что все будет хорошо. Даже более чем просто хорошо. Все будет замечательно.

И все же она слушала очень внимательно, когда Годрик заговорил снова:

— Мне ужасно нравится мысль о том, что ты собираешься заставить меня влюбиться в тебя с помощью экзотических поз, но в этом нет необходимости. Я полюбил тебя с тех самых пор, Мэгги, как ты прислала мне свое второе письмо.

Годрик мог бы продолжать и дальше, но Мэггс прервала его, чтобы еще раз запечатлеть на его губах поцелуй.

— И больше никакого Призрака.

— Никакого Призрака, — послушно кивнул Годрик, стягивая с жены бархатный плащ.

Он поцеловал ее обнаженное плечо, и она охнула, задрожав всем телом.

— Должен тебе кое в чем признаться, — прошептал Годрик.

Мэггс с трудом подняла отяжелевшие веки.

— И в чем же?

Серые глаза Годрика смеялись.

— Я согласился спать с тобой вовсе не из вежливости.

Годрик вновь поцеловал плечо жены, и им обоим стало не до разговоров.

Годрик наблюдал за тем, как маленькая птичка с оранжевой грудкой проскакала по ветвям яблони и скрылась в дупле. За все годы жизни в Сент-Хаусе он еще ни разу не видел здесь малиновку… но ведь и его Мэгги не жила здесь раньше.

— Я же говорила, что это дерево не засохло.

Годрик повернулся на звук голоса жены. Сегодня утром на ней было ярко-розовое платье с зелеными узорами, и Годрику показалось, будто сама весна идет по посыпанной гравием дорожке сада.

— Тебе лучше?

Всего час назад за завтраком Мэггс поднесла ко рту гренок с джемом и тут же выбежала из-за стола, прикрыв рот рукой. Годрик поспешил узнать, в чем дело, и нашел ее склонившейся над тазом в своей комнате.

Мэггс сморщила нос.

— Просто не верится, что ты остался и помог мне в столь щекотливый момент. Еще ни разу в жизни я не испытывала подобной неловкости.

— Я люблю тебя, больна ты или здорова. — Годрик внимательно посмотрел на жену, но на ее щеках играл привычный румянец. — Тебе лучше?

— Все это так странно, — произнесла Мэггс, подходя к мужу и беря его под руку. Ноздри Годрика тут же уловили такой гостеприимный и теплый аромат апельсинов. — Теперь я так голодна, что готова съесть целый рыбный пирог. Да, мне ужасно хочется пирога… и, возможно, пшеничных лепешек с джемом из крыжовника. Ну разве это не вкусно?

— Очень вкусно, — согласился Годрик, хотя в глубине души считал сочетание рыбы и сладкого крыжовника по меньшей мере странным. — Ты уже сказала об этом кухарке?

Мэггс бросила на Годрика взгляд, который он теперь очень любил и называл «женушкиным».

— Годрик, не можем же мы вот так просто прийти на кухню и приказать кухарке напечь пирогов с рыбой, а потом отправиться на поиски джема из крыжовника.

— Почему? — удивился Годрик. — Я плачу ей жалованье. И если тебе хочется пирогов с рыбой, то ты их получишь. И джем из крыжовника тоже.

— Глупый. — Мэггс покачала головой, вновь посмотрела на яблоню и тихонько пробормотала: — Совсем не засохла.

Годрик усмехнулся, ибо каждый раз, когда они выходили в сад — а это случалось раз или два в день, — Мэггс ставила это дерево в пример, говоря о собственном садоводческом даре.

А зрелище действительно было впечатляющим.

Дерево покрылось легкой дымкой из нежных бело-розовых цветков, которые привлекли внимание Годрика, едва только он вышел в сад. Нет, его Мэгги никогда не перестанет говорить об этом дереве.

Но Годрик не жаловался.

— О, посмотри! — воскликнула Мэггс. — Гнездо малиновки. А еще вчера вечером я видела здесь кроликов. Вот уж не думала, что в центре Лондона можно встретить столько живности.

— Но и богиня здесь раньше не жила, — тихо произнес Годрик.

Мэггс взглянула на мужа.

— Что?

— Да так. Ничего особенного.

Годрик обнял жену и вместе с ней смотрел на порхающую над деревом малиновку. Он не сомневался, что вскоре в его саду поселятся белки, барсуки и ежи. Судя по всему, Мэггс действительно обладала каким-то волшебным даром.

И слава Богу.

Годрик наклонился к уху жены и тихо спросил:

— Я когда-нибудь говорил тебе, как рад, что ты вторглась в мой дом и перевернула мою жизнь с ног на голову?

Мэггс повернула голову так, чтобы губы мужа коснулись ее щеки.

— Каждый день.

— А… — Годрик улыбнулся. — Знаешь, ты меня спасла.

Мэггс вновь покачала головой:

— Глупый.

— Это правда, — произнес Годрик, и он не лгал. — А теперь я намерен спасти тебя, потребовав от кухарки пирогов с рыбой.

Мэггс поджала губы.

— Да-да, — кивнул Годрик и развернул жену лицом к себе. — Все, что угодно, для матери моего ребенка. — Щеки Мэггс залила краска, и она закусила губу, хотя и не смогла скрыть улыбки. — Ты теперь уверена, не так ли? Поэтому тебе было так плохо утром?

Улыбка, которая послужила ответом, показалась Годрику ярче самого солнца. Она счастьем отозвалась в его сердце, и он наклонился, чтобы накрыть губы жены своими.

Обнявшись, они вернулись в дом, чтобы поискать пироги с рыбой и джем из крыжовника.