Глава 22

Честь жены, сказал он, это забота мужа. Тогда честь мужа — это забота жены, причем не только честь, но и его долги и обязательства. Размышляя об этом, она стояла на крыльце маленького домика в Кэмден-Тауне и ждала, когда вдова Толбот оденется, чтобы выйти на прогулку.

Лидия нервно теребила тесемки своего ридикюля, пока их кончики не размахрились. Как говорилось в записке на подушке, он ради нее отправился на встречу с семьей, где ему предстояло испытать на себе гнев и ярость родственников. А затем он собирался расторгнуть свои договоренности с Фуллером. Она проснулась слишком поздно, чтобы помешать ему. Она бы ни за что не позволила ему отказаться от своих самых важных обязательств.

Во всяком случае, ради нее.

— Это замечательно, что вы снова заглянули к нам. — Миссис Толбот вышла на крыльцо. Лидию охватила жалость, несмотря на все данные самой себе установки. Во-первых, эта женщина лишилась мужа, причем его гибель была вызвана слишком ужасными обстоятельствами, чтобы рассказывать ей о них. А во-вторых, ей никогда не суждено найти утешение в замужестве с мистером Блэкширом. Если Уилл, отягощенный своей тайной, женится на ней, это будет жестоко по отношению к обоим. Теперь Лидия все хорошо понимала.

— Я боюсь показаться вам навязчивой, так что прошу прошения за свой визит. Мы могли бы поговорить. — Они пошли по улице. Лидия набрала в грудь побольше воздуха и с головой ринулась в омут: — Вообще-то я приехала к вам по делу. Вчера мой кузен покидал ваш дом в некотором замешательстве.

— Неудивительно. — Миссис Толбот смущенно улыбнулась, покраснела и, качая головой, отвела взгляд в сторону. — Прошу вас, передайте ему мои извинения. Скажите, что меня не меньше, чем его, изумили предположения миссис Джон Толбот.

— Вы действительно выглядели… ошеломленной.

— Хотя вряд ли эта ситуация должна была меня удивить, — нахмурившись, сказала она. — Моя невестка очень хотела бы, чтобы дом полностью отошел ей, ее мужу и ее детям. Поэтому неудивительно, что она хватается за любую возможность пристроить меня и моего сына.

Эти слова можно считать отказом от любых ожиданий не так ли? Хотя он в любом случае не смог бы жениться на вдове. Однако нужно убедиться в этом, чтобы вернуться к нему и сказать: «Ты ни в малейшей мере не разбил ее надежды». Ради такого стоит рискнуть. Лидия нервно сжала борт пальто.

— Полагаю, вы тоже хотели бы этого. Наверное, вам трудно жить с родственниками, которые не церемонятся с вами и открыто показывают, какое тяжелое вы для них бремя. Новый брак — я уже не говорю о браке с таким достойным человеком, как мистер Блэкшир, — это, должно быть, очень привлекательный вариант.

— Но не для меня, — поворачиваясь к Лидии, сказала она. — Я буду честна с вами, мисс Слотер. Ваш кузен — замечательный человек. Мистер Толбот тепло отзывался о нем в своих письмах, а это говорит о многом. Он заслужил того, чтобы иметь жену, которая любит его, а не ту, чье сердце похоронено вместе с первым мужем. — На ее глаза навернулись слезы, и они напомнили голубые озера, в которых отражается безоблачное небо. — Если мне удастся избежать этого, я больше никогда не выйду замуж. И конечно, не стану навязывать несчастливый брак мистеру Блэкширу.

Ну вот, она получила приз, лечебный бальзам для его совести. Но у нее есть приз и для миссис Толбот. Свободной рукой она взяла вдову под локоть и отвела в сторонку, чтобы не загораживать путь пешеходам.

— Мистер Толбот наверняка предполагал, каково будет ваше желание. — Интересно, насколько убедительно звучит ее легенда? Радость от того, что решилась хотя бы одна проблема, мешает ей четко мыслить. — Надеюсь, вы простите мистера Блэкшира за то, что он раньше не рассказал вам об этом. Просто он ждал того момента, когда результаты станут осязаемыми. В общем, ваш супруг сделал кое-какие инвестиции и оставил их на попечение моего кузена, и сейчас эти инвестиции начали давать прибыль… — Она поступает правильно. Тут нет никаких сомнений, она поступает правильно. — Поэтому прошу вас, миссис Толбот, оказать мне честь и потратить час своего времени на то, чтобы отправиться со мной в банк.

Миссис Толбот рыдала, пока они ехали в кебе. Ее нежное, утонченное лицо ничего не скрывало, и Лидия смогла заметить точный момент, когда вдова поняла, что скоро получит независимость. Ее глаза расширились, губы на мгновение приоткрылись, однако она ничего не произнесла. Ее подбородок задрожал, она подняла руки и тут же беспомощно уронила их, затем повернулась к окну. Наконец она сдалась и дала волю слезам.

Наблюдая за ней, Лидия чувствовала себя абсолютно счастливой. Ее глупое сердечко вдруг превратилось в чашку, в которую кто-то продолжает и продолжает лить чай. Но ощущения были замечательными. И рыдания вдовы наполняли ее душу безграничным теплом.

— Я рекомендовала бы вам отложить двести фунтов наличными: на эти деньги вы сможете прожить год и выполнить все обязательства по отношению к родственникам мужа. — Рыдания вдовы прервал горестный смешок. — И тогда у вас останется две с половиной тысячи для инвестирования, доход от которого составит сто двадцать фунтов в год.

Миссис Толбот достала носовой платок и прижала его к глазам.

— Даже не знаю, что думать. Это какое-то чудо, правда? Что деньги появились, когда мне уже не на что было надеяться. — Она отняла платок от глаз и принялась теребить его. — У моего Джейми есть собственные две тысячи футов, муж сделал точно такое же распоряжение. Разве вы не знали?

Она не знала. Но она неожиданно вспомнила, как спрашивала у Уилла, как он распорядился деньгами от проданного звания. Он ответил, что часть из них вложена. Она затянутым в перчатку пальцем вытерла скатившиеся слезинки.

— Я так рада за вас. Уверена, вы заслужили это.

Пусть она верит, что это дело рук провидения. Хотя, по сути, это так и есть. Хорошие люди помогают друг другу. Лучшие превращают помощь в обязанность. Таки же как она, должны как минимум не стоять на пути у столь благородных намерений.

В банке они встали в длинную очередь и неумолимо приближались к тому самому наглому клерку, который шесть недель назад помешал ей выполнить такое же дело, ради которого они прибыли сюда сейчас.

За эти шесть недель произошло немало перемен. Она дала пощечину одному мужчине и пристрелила двоих. Она вновь обрела свое сердце со всеми его слабыми и сильными сторонами.

Еще одно отличие того визита в банк от нынешнего состояло в том, что сейчас от нее зависело будущее миссис Толбот. И мистера Блэкшира тоже, хотя он об этом не знал. Зависимость других людей, как оказалось, действовала укрепляюще на ее дух, и к тому моменту, когда подошла их очередь, она была готова противостоять десятку коварных клерков. И если бы для этого понадобилось раздеться, она бы разделась не моргнув глазом и даже не покраснев.

Ей же предстоит иметь дело только с одним. И она позаботится о том, чтобы на его лице не появилось ни намека на усмешку, наглую или похотливую.

— Добрый день, сэр, — сказала она, едва они с миссис Толбот заняли свои места у стола. — Позвольте представить вам миссис Толбот, вдову одного из наших бравых солдат. Она хотела бы инвестировать деньги в фонд ВМФ. У нее нет знакомых среди деловых мужчин, но у нее есть две с половиной тысячи фунтов. — Она сделала паузу. — И еще у нее есть я. И я не уйду из банка, пока она не получит свой сертификат, и буду беседовать с вашими коллегами до тех пор, пока не найду того из них, кто изъявит желание помочь. — «С коллегами, которых, возможно, заинтересуют кое-какие сведения о тебе».

Говорить это вслух ей не пришлось. По его лицу она четко поняла, что его воображение сделало это за нее. Он макнул перо в чернила и, всячески избегая встречаться с нею взглядом, принялся записывать данные вдовы.

Полчаса спустя они вышли на улицу. Миссис Толбот крепко прижимала к груди свой сертификат и теребила носовой платок.

— Вы так добры, мисс Слотер. Я была бы счастлива, если бы когда-нибудь у меня появилась возможность оказать вам услугу…

А вот это то, что требовалось: последняя величина, которая сделает все уравнения верными.

— Вообще-то вы можете оказать мне большую услугу. Теперь у вас достаточно средств, чтобы нанять прислугу «за все», а я, так уж случилось, знаю одну девушку, которая ищет место в респектабельном доме.

Уилл не знал, сколько времени просидел на одном месте, на кровати, когда она вошла. Нет, он не только сидел он еще и ходил по комнатам, проверяя, чего еще нет на месте, потом искал записку с объяснениями. Однако большую часть времени Блэкшир все же провел здесь, вперив взгляд в ящик, который он снова и снова перерывал. После последней попытки он в сердцах выдвинул его из комода почти до конца.

Замок щелкнул, и он медленно повернул голову. Но не встал.

Она была одета в простое темно-синее платье, то, в котором она встретилась с ним и Мартой на улице. С ее запястья свисал ридикюль. Она оглядела комнату и прошла к спальне.

Он ждал, когда она увидит его, когда обратит внимание на выдвинутый ящик. У него никак не получалось сформулировать вопрос, но в этом, кажется, и не было надобности. Женщина, не обладающая и десятой долей ее ума, решила бы что он переживает из-за потерянной пары носков.

— Это я взяла деньги. — Черт побери, она даже не оробела! — Я заехала к миссис Толбот. Я сказала ей, что мистер Толбот оставил на твое попечение свои инвестиции и что сейчас они начали давать доход.

— Сколько ты ей отдала? — Ему показалось, что воздух слишком тонкий, чтобы им можно было дышать.

— Две тысячи семьсот фунтов.

Он вскочил, дурные предчувствия последних часов переросли в панику.

— Но ты отдала все, Лидия. — В два шага он приблизился к комоду и резко задвинул ящик. — Это были все мои деньги.

— Не все. — Сейчас она смутилась, потому что поняла, что ответ неуместный, однако дать другой она была так же не в силах, как часы — промолчать, когда стрелки указывают на полный час. — У тебя, кроме этого, было еще шестьдесят два фунта, три шиллинга и шесть пенсов. — Она вытянула перед собой ридикюль как бы в доказательство своих слов. — Они остались у тебя. — Подтверждением было тихое звяканье монет.

Он оперся руками о комод и понурил голову.

— На эти деньги я мог бы обеспечить тебе безопасное будущее. — Он ощутил во рту знакомую горечь благих намерений, затоптанных обстоятельствами. — Я поехал бы на дуэль со спокойной душой, зная, что я не оставил тебя в нищете и лишениях.

— Знаю. Этого-то я и боялась. — Не проявляя ни малейших признаков раскаяния, она подошла к нему и накрыла его руку своей. — Ты дал клятву позаботиться о миссис Толбот, когда еще не был знаком со мной. У нее есть преимущественное требование.

— У нее есть крыша над головой. У нее есть родственники, пусть и далекие от идеала. Если я мог обеспечить средствами одну из вас… — Он замолчал. Он ненавидел себя за то, что позволил себе подумывать о том, чтобы отказаться от выполнения обещания, данного Толботу.

— Вот видишь? — Она просунула свои пальцы между его. — Тебе даже неприятно высказывать эту мысль вслух. Ты знаешь, что это было бы недостойно тебя.

— Ты слишком много внимания уделяешь тому, что, по-твоему, достойно меня. — Он отвернулся от нее. Да, он ненавидит себя. Но эта ненависть — та цена, которую он с радостью заплатил бы за ее безопасность. — Я начинаю думать, что благородство — это просто другой вид тщеславия, и удовлетворенное благородство будет слабым утешением, если…

— Нет. — Это короткое слово прозвучало так же властно, как раскат грома. — Благородство — это лучшая часть тебя, Уилл Блэкшир. Мне нелегко делать подобные заявления. Мало у какой женщины повернулся бы язык сказать такое, после того как она видела тебя обнаженным.

Ему захотелось расхохотаться, что-нибудь разбить, выбежать из комнаты, забросить эту женщину на плечо и швырнуть ее на постель. Но вместо этого он вытащил руку из-под ее руки и обнял ее за талию. Она сразу прижалась головой к его плечу.

— Ты навестила миссис Толбот, — сказал он.

— Она никогда не думала о том, чтобы выйти за тебя. Если бы ты сделал ей предложение, она отказала бы тебе, даже несмотря на то, что тогда ей пришлось бы остаться с родственниками. — Она заглянула ему в глаза. Она так обрадовалась, когда поняла, что отныне ей можно ни от кого не зависеть. Она была так благодарна. Жаль, что ты всего этого не видел.

Эта весть все же принесла утешение, а также его успокоила ее близость и сознание, что она рассказывает ему о своем решении до конца прояснить этот вопрос, потому что хочет избавить его от угрызений совести и самобичевания.

Он щекой прижался к ее макушке.

— Моя сестра отказалась рвать со мной, если я женюсь на тебе. — А теперь он расскажет ей, как он провел свой день. — Та, с которой ты познакомилась, миссис Мирквуд. И ее муж тоже. Мы навестим их на следующей неделе, если я… если у нас будет такая возможность. А еще, возможно, мистер Фуллер даст мне место в своей фирме. Мы поговорим об этом на следующей неделе.

У него в горле вдруг образовался комок. Еще вчера он не задумывался о том, что может умереть. Но сейчас, когда перед ним открылось интересное будущее, такой исход выглядел уже совсем иначе.

Зачем сетовать!

— Надеюсь, твои деньги у тебя остались. — Теперь им придется хорошенько потрудиться над своим выигрышем, сегодня и в оставшиеся вечера. Он не в состоянии обеспечить ее безопасность. Так что от этого честолюбивого замысла придется отказаться. Ему остается только одно: молиться об удаче и не промахнуться, когда придет время.

К понедельнику, когда от лорда Каткарта доставили записку с указанием времени и места дуэли, у нее уже было шестьсот восемь фунтов, два шиллинга и один фартинг. Все три последних вечера они успешно выигрывали, но мистер Блэкшир настоял на умеренных ставках, и она не стала спорить с ним. И вот результат: шестьсот восемь фунтов и кое-какая мелочь. Маловато, чтобы спасти женщину от нищеты.

— Я записал адрес своей сестры и положил листок в верхний ящик, — сказал он в ту ночь. — Думаю, она не откажется помочь тебе. — Они целомудренно лежали друг рядом с другом. Серьезность все же прокралась в их отношения и не оставила места страсти. — Или можешь проверить, насколько далеко простирается благодарность миссис Толбот. Если она поселится в собственном доме…

— Да, спасибо. — Такой тон мог бы быть у трупа, если бы он вдруг заговорил. А если бы она была трупом, то наслаждалась бы покоем бездействия. Но вместо этого она чувствует себя так же, как в своих кошмарах, когда она кричала во все горло и при этом не издавала ни звука.

Хотя кошмары, кажется, уже в прошлом. За последние шесть ночей ей не приснился ни один.

«Жизнь не должна лишаться цели, если ты потеряешь его или перестанешь испытывать радость. Помни, что ты чувствовала, когда спасала миссис Толбот. Помни, что ты чувствовала, когда устраивала жизнь Джейн».

— Лидия, я все же намерен победить в дуэли. — Он повернул голову. Его темные глаза блеснули в лунном свете. — Но это вполне разумно с моей стороны: подготовить тебя к другому исходу — Он пошарил рукой по матрацу и нашел ее руку. — Я попрошу Каткарта, чтобы он немедленно, независимо от исхода, отправил тебе записку. Тебе не придется долго ждать и гадать.

— В этом нет надобности. — Она и не знала, что затеяла вот такую штуку. — Завтра я еду с тобой.

— Лидия… — Он произнес ее имя, выдыхая. Он был слишком утомлен, слишком поглощен невеселыми мыслями, чтобы пускаться в жаркие споры.

— Не пытайся разубедить меня. Ты мог заранее догадаться, что к этому все придет, когда не удосужился спрятать записку виконта. Если ты не возьмешь меня с собой, я поеду сама в кебе.

— Это дуэль. Там не место для…

— Не место для женщины с ее нежной и ранимой душой? Даже не думай говорить такое. Надеюсь, ты не забыл о разбойниках. — Этот спор она выиграет, потому что ей просто больше ничего не остается. Чем скорее он поймет это, тем лучше.

— Я не хочу ссориться с тобой. Во всяком случае, сегодня. — Он снова уставился в потолок и стиснул пальцы ее руки.

Все свидетельства его любви — все напоминания о том, чего она может лишиться, еще даже не научившись этому радоваться, — наполняли ее сердце болью, как удар хлыста.

— Я еду с тобой, — твердо повторила она.

На ночном небосводе уже начали гаснуть звезды, когда к дому подъехала карета Каткарта. Уилл помог Лидии подняться по ступенькам, а сам сел рядом с хирургом, угрюмого вида мужчиной, который мрачно смотрел поверх очков на Лидию и не скрывал своего недовольства тем, что в их компанию затесалась женщина.

Каткарт открыл было рот, собираясь что-то сказать, но промолчал и лишь вопросительно изогнул брови.

— Ее дело. — Он повернулся к окну. Возможно, это последнее утро в его жизни, и у него нет желания тратить его на объяснения.

Если бы у него получилось выбраться из кровати, не разбудив ее, место напротив него сейчас пустовало бы. Но почему-то именно сегодня она проснулась раньше его, а ему не хотелось расставаться с ней со скандалом. Ну и пусть. Если ему выпадет жребий умереть, она хотя бы будет рядом и станет последним человеком, которого он увидит в этом мире.

Поездка на Примроуз-Хилл проходила в молчании, каждый случайный звук выделялся в ней: скрип рессор, стук колес по брусчатке, цокот копыт и металлическое звяканье в саквояже врача.

Он помнил такое состояние еще по войне, когда перед боем обостряется восприятие и человек начинает слышать, видеть и ощущать все самое незначительное: отвратительный привкус во рту — это потому, что он встал слишком рано и завтрак и кофе в столовой еще не были готовы; шероховатую поверхность своих перчаток — раньше она казалась ему такой же гладкой, как собственная кожа; свет уличного фонаря, который врывается в карету, освещает на мгновение сосредоточенное лицо Лидии и ускользает прочь, оставляя ее в темноте. Сегодня он мог читать по ее лицу. Только вот виноват в тех эмоциях он сам.

Он взял ее за руку и держал, не обращая внимания на наблюдающих за ними мужчин, пока карета не остановилась.

— Я не буду вмешиваться, — сказала она, хотя он и не нуждался в таком обещании. Он встал, поцеловал ее в лоб, спрыгнул на землю и поплотнее замотал шарф вокруг шеи. Зима в этом году бесконечная, самое время умирать.

Ночь уступила место рассвету, и он смог оглядеться. Ровное поле с редкими купами деревьев переходило в пологий склон, откуда, когда развеивался туман, можно было увидеть крыши Лондона.

— Они прибыли раньше нас. — Виконт указал на ландо футах в тридцати от них. — А вон его секундант, стоит рядом с экипажем. Какой-то родственник.

Он сам об этом бы догадался, когда увидел бы молодого человека с близкого расстояния. Только слепой не заметил бы, что глаза у него такого же цвета, как у Роанока, и такой же квадратный подбородок, лишь волосы были светлее. Молодой человек приветственно склонил голову, Каткарт представил его Уиллу и замолчал. Выражение на его лице было примерно таким же, как у Лидии. Что-то дрогнуло в душе Уилла. Стреляться на дуэли — это совсем не то, что сражаться в бою или отбиваться от банды разбойников. Там ты в теории знаешь, что у противника есть мать или сестра, которые будут оплакивать его, но тебе не надо смотреть ему в лицо. Ты не видишь, как он бледнеет или как язвительная усмешка кривит его рот. Ты не чувствуешь, каких усилий ему стоит изображать равнодушие, хотя в душе у него уже властвует печаль.

У него перед глазами вдруг возникло непрошеное видение из детства, воспоминание об одном-единственном летнем дне, который он провел с братьями. В тот день ничего не случилось — они всего лишь метали камешки в цель, — но он бережно упрятал воспоминание в сотне таких же, о днях, проведенных с Ником и Эндрю. У Квадратной Челюсти наверняка есть своя коллекция воспоминаний о детстве, когда он был старшим из детей и был объектом восхищения у младших.

Что ж, Квадратная Челюсть высоко ценил подобное восхищение и изо всех сил старался соответствовать образу. Уилл извинился перед Каткартом и секундантом Роанока, обсуждавшим кое-какие детали, в том числе действия врача на случай смерти или ранения одного из дуэлянтов, и направился к своему противнику, который стоял в стороне, привалившись плечом к дереву, спиной ко всем. Он уже успел снять шляпу и пальто, вероятно, чтобы показать свое безразличие к холоду. Неумный поступок. За него ему придется заплатить быстротой реакции.

Роанок заметил его и спрятал руки за спину, правда, недостаточно быстро, и Уилл заметил, что они дрожат. Возможно, от холода. Но вряд ли, потому что такими землистыми лица становятся отнюдь не от холода.

Черт. Уилл потер руки, чувствуя, что они замерзают. У него есть полное право выстрелить из пистолета в этого мерзавца и насладиться теми преимуществами, которые сочтут нужным выделить ему природа и опыт.

— Вы бы надели пальто, — все же сказал он. — От согревшихся мышц больше пользы.

Роанок дернул головой в кивке, отвел глаза, но с места не двинулся.

Ну и черт с ним. Будь проклято все это мероприятие. Уилл сунул руки в карманы пальто. Секунданты подошли к карете, чтобы переговорить с врачом. В открытую дверцу он видел Лидию.

— Кто с вами приехал? Ваш брат? — Молодой человек и в самом деле выглядел более «сладкой» версией Роанока — так иногда случается в семьях, где есть младшие братья.

Квадратная Челюсть снова кивнул, некоторое время смотрел вдаль, потом все же перевел взгляд на Уилла.

— Он не знает всех обстоятельств. Если он спросит вас… если мне наступит конец, а он захочет узнать, как получилось, что дело дошло до дуэли… вы окажете мне огромную услугу, если не упомянете о том, что я ударил Лидию.

— Прошу вас впредь называть ее мисс Слотер. — Фраза прозвучала хлестко, как удар кнута. Если бы у него действительно в этот момент в руке был кнут, он, возможно, и нанес бы удар. — Вы отлично понимаете, что упали бы в его глазах, если бы он узнал, что вы ударили женщину.

— Он хорошо разбирается в том, что хорошо и что плохо. — Ежась время от времени, Роанок внимательно изучал свои ботинки. — Вы же знаете, что я никогда не бил ее, кроме того раза. — Он произнес это почти шепотом, хотя брат все равно не смог бы услышать его. — И я вообще не поднял бы на нее руку, если бы она первой не ударила меня. Это так ошеломило меня, что я потерял голову и действовал не задумываясь. — Переступил с ноги на ногу.

— Вы приносите извинение? — Он проследил за клубочками пара, вырывающимися изо рта и уносящимися в холодный воздух.

Роанок секунду колебался, потом помотал головой. Тупой, упрямый мерзавец. Трясется, как заяц, его аж тошнит от страха перед тем, что в него будут стрелять, и все равно предпочитает принять в себя пулю, чем прослыть трусом.

— Я никогда раньше ее не бил. Это все, что я хотел сказать.

В голове Уилла замелькали и рассеялись вопросы. «По-вашему, это имеет какое-то значение? Я должен позабыть о том, что вы издевались над ней, пока мы гостили в Чизуэлле? Вы рассчитываете на поблажки в загробной жизни, да? Вы думаете, ваше признание произвело на меня впечатление?»

Он перевел взгляд на карету, вернее, на силуэт, видневшийся там.

— Если хотите, можете поговорить с ней. Если у вас есть что сказать. — Он, наверное, зря без ее разрешения предложил это Роаноку. Только теперь уже поздно сдавать назад. — Она настояла на том, чтобы присутствовать, так как она является причиной дуэли.

Предложение явно удивило Роанока. Он оттолкнулся от дерева и посмотрел на карету.

— Я не представляю, что ей сказать. Она знает, что я никогда прежде не бил ее.

Уилл пожал плечами и отступил на шаг, чтобы уклониться от искушения врезать этому недоумку.

— Меня все это не касается, — жестко произнес он. — Я основываюсь на своем опыте. Это полезный способ подгрести за собой, вычистить карманы. Никто не захочет идти в бой, обвешанный конфликтами, которые можно запросто разрешить. — Еще один шаг назад, еще одно пожатие плеч. — Возможно, вам действительно не чего сказать ей. Я не знаю. Но если есть, сейчас самое время.

Роанок бросил еще один взгляд на карету и обхватил себя руками. Он сделал глубокий вдох, а потом выдохнул, и Уиллу показалось, что вместе с воздухом он выдохнет свою гордыню и решительным шагом направится к Лидии.

Однако тот лишь покачал головой:

— Мне нечего сказать ей.

Жалкий. Несчастный. Господи, неужели он и в самом деле жалеет этого человека? Когда же его здоровое презрение потеряло форму и превратилось в жалость?

Однако он ничего не мог с этим поделать. Этот человек цепляется за свою честь — а Роанок, без сомнения, имел представление о чести, иначе его не волновало бы, как он будет выглядеть в глазах брата, — и при этом осознает, как низко он пал. Этого должно быть достаточно, чтобы в зародыше задавить любое сочувствие в его душе. Но он и сам знает, каково это — потерять расположение брата. И что такое угрызения совести. Ведь Лидия, радость его жизни, досталась ему, по сути, благодаря обману. Случайный промах, а потом непозволительный поступок — все это толкнуло любовницу другого мужчины прямо к нему в объятия.

Его внимание привлекло движение в карете: Лидия спустилась на землю. Она наверняка заметила взгляды, которые на нее бросали двое мужчин, и приготовилась вмешаться, если понадобится. Она пристально смотрела на него, точно так же, как в тот первый вечер, в темноте библиотеки, однако на этот раз в ее взгляде не было безразличия. Напротив, в нем светилась надежда. Даже сейчас она еще верила, что он и Роанок могут пойти на уступки друг другу и тем самым отменить дуэль.

В его душе опять что-то дрогнуло. Возможно, само по себе это чувство не поколебало бы его, не поколебало бы оно его и в сочетании со странной жалостью. Однако его сознание выбрало именно этот момент, чтобы напомнить, как под его пальцем замедлялся пульс Толбота. Это воспоминание подействовало, как последняя капля зелья алхимика или как призма, которая преломила луч света и превратила его в ослепительное сияние.

Все стало ясным — и решение, и действие.

— Послушайте, Роанок. — У него было мало времени Каткарт и брат Роанока уже все обсудили с врачом и сейчас шли в их сторону. — Я собираюсь промахнуться.

Квадратная Челюсть дернулся, его глаза расширились, ноздри раздулись. Судя по виду, он не верил своим ушам. Выстрелить мимо цели — это было бесчестным поступком. Достойным выходом из дуэли было бы извинение.

Ну и ладно. После всего, через что он прошел, он наверняка вырвал у судьбы право самому решать, что достойно, а что — нет.

— Дело в том, что я не нахожу в себе склонности убивать, во всяком случае, сегодня. Если бы я был уверен в своей меткости, я бы, наверное, выстрелил вам в ногу. Но я не знаю эти пистолеты. — Быстро. Они уже рядом. — А вдруг из-за отдачи пуля попадет вам в жизненно важные органы. В общем, я считаю, что безопаснее будет выстрелить в сторону. О, пора, да? — Он повернулся к секундантам прежде, чем Роанок успел ему ответить. Ему не нужен был его ответ. Он сам принял свое решение.

Спустя десять минут Квадратная Челюсть заслуживал помилования не больше, чем раньше. Ничего не изменилось. Изменения затронули его будущее, как будто он забрался на вершину высоченного холма и сумел взглянуть на раскинувшуюся перед ним жизнь и увидеть место дуэли в ней. Он имел привилегию и власть даровать помилование, пусть и незаслуженное. И если он его дарует — если он откажется от своего права уничтожить бесполезного наглеца, — тогда в его истории появится поступок, характеризующийся милосердием. Этот поступок уравновесит воспоминания о вызванной бессилием причастности к смерти человека, который не заслуживал такого конца.

Кроме того, он сделает любезность светловолосому молодому Роаноку, который сейчас стоит перед ним, протягивает пистолеты и оглашает всем присутствующим оговоренные правила. По одному выстрелу на каждого, стрелять одновременно, промах засчитывается за выстрел. Потом заговорил Каткарт, что-то насчет врача и его квалификации и насчет шагов, которые им придется предпринять, чтобы не привлекать внимание представителей закона в том случае, если понадобится медицинское вмешательство. Он показал себя на удивление великодушным и верным другом. Уилл позаботится о том, чтобы виконт Каткарт был вознагражден за свою доброту, если он не будет возражать против дружбы с человеком, взявшим себе в жены даму полусвета, и если, конечно, Роанок предпочтет не стрелять в него.

Его сердце билось четко и ровно, когда он взял один пистолет и встал на место, указанное секундантом. Если его смертельно ранят, он должен успеть объяснить на последних вздохах, почему он отказался стрелять в своего визави.

Хотя нет. Объяснять свой выстрел в сторону уверенностью в том, что его противник поступит так же, — это проявление робости. А дуэль — это не место для робких.

Двадцать шагов. Он встал так, чтобы видеть Лидию. Она перестала придерживать от ветра полы пальто, опустила руки и сжала их в кулаки. Гордо вскинутой головой она как бы хотела показать любому стороннему наблюдателю, что ее не пугает разворачивающаяся перед ней сцена. Ее глаза блестели, как ртуть, растекшаяся по осколкам стекла.

«Я люблю тебя за твою стремительность, за твою хрупкость и за твою непокорность». Пусть она прочтет это в его глазах, на его лице, во всем нем.

Он поднял правую руку и отвел ее в сторону, потом повернул голову вправо и посмотрел на пистолет, затем согнул руку в локте и приготовился к выстрелу.

В сорока шагах от него Роанок делал то же самое, и где-то вне поля его зрения начал обратный отсчет один из секундантов.

Пусть случится то, что должно. Он снова повернулся так, чтобы еще раз взглянуть на Лидию, на ее неистовую, необычную красоту. Она увидела, как он отвел взгляд от своей цели, увидела, как он неожиданно слегка вывернул запястье. Когда порох вспыхнул и пуля вылетела из дула, для него весь мир сузился до ее улыбки, которая своим теплом и сиянием могла затмить солнечный свет.