Глава 22
Дэвид ехал домой в почтовой карете, поэтому у него была масса времени для размышлений, для сожалений, для поиска поводов выскочить на следующей остановке и со всей возможной скоростью возвратиться в Лондон. Единственной его мечтой было сделать Люси счастливой, и он отлично представлял, как сильно она сейчас страдает, потому что сам испытывал подобные чувства.
Они созданы друг для друга. Умом, душой и телом они как половинки одного целого, если не брать во внимание его сомнительные дела и странную привязанность к поместью, которое у нее не вызывает никаких добрых чувств.
Ночью Дэвид немного поспал в тесноте забитой пассажирами кареты. Сюзан уговаривала его нанять фаэтон, но он отказался тратить деньги впустую, особенно после того как отказался от тридцати тысяч фунтов.
Он женился бы на ней и без денег, если бы был уверен, что сделает ее счастливой.
Дэвид сошел в Хонитоне и нанял лошадь для последнего этапа путешествия. Наслаждаясь свежим воздухом и необозримыми просторами, он пытался убедить себя, что со временем Люси полюбила бы этот край, оценила бы его достоинства.
Дэвид понимал, что плохие дороги, неухоженные живые изгороди, потонувшие в крапиве, буйные заросли ежевики, цепляющиеся за одежду, оттолкнут кого угодно.
Зато ягоды ежевики необыкновенно вкусны, а крапива хорошо тонизирует. Только вот Люси не нужны натуральные продукты: она привыкла покупать все в магазине, ездить по мощеным улицам и ходить по подметенным тротуарам.
Если даже сейчас она и чувствует себя несчастной, не страшно: придет в себя и со временем найдет идеального спутника жизни.
Дэвид въехал в Черч-Виверн совершенно измотанным недосыпом и сердечными муками. Оставив лошадь на постоялом дворе с указанием завтра вернуть хозяину, он направился к маячившему впереди Крейгу: сейчас мрачный замок полностью соответствовал его настроению, – однако вынужден был свернуть с пути. Через несколько минут весть о его возвращении домой достигнет поместья, и если он немедленно не появится там, кто-нибудь из родственников или все семейство ринется в Крейг выяснять, что случилось.
Спустя какое-то время он опять изменил направление и двинулся по тропе, которая шла между поместьем и Крейгом и вела к Драконьей бухте. Все поймут его желание первым делом выяснить, как обстоят дела в орде, потому что он капитан Дрейк.
У Дэвида не было уверенности, что дяде известно о его второй ипостаси – в качестве капитана Дрейка: Керслейк спокойно жил, закрывая глаза на кипучую деятельность контрабандистов и наслаждаясь радостями бытия. Дэвид охотно принимал такое положение вещей и искренне желал, чтобы у него оставалась свобода выбора. Видимо, дядя и тетя решили, будто он, став графом, передал свои полномочия кому-то другому в орде, и Дэвид искренне сожалел о том, что поступить так у него не получилось, потому что среди его людей не нашлось такого, кто сумел бы взять на себя бразды правления в столь сложные времена.
Он вошел в таверну «Георг и дракон» через заднюю дверь и увидел кузину Рейчел, которая подметала пол.
– Ты вернулся в хорошее время, касатик. Прошел слух, что неподалеку дрейфует судно с грузом. Все горят желанием помочь.
Дэвид знал, что все это значит. Какому-то судну, груженному контрабандой, помешали доставить груз к назначенному месту, и оно ушло в канал в надежде повторить попытку. Действовать следовало быстро: контрабандное судно не могло долго болтаться в отрытых водах, не привлекая внимания таможенного катера или военного корабля.
Дэвид хотел бы наложить категорический запрет на любое участие, но орда уже несколько недель по его приказу сидела без дела, как его в своих отчетах уверял Фред. И если не дать им возможность заработать, может снова подняться бунт, подогретый еще и вестью о том, что он не привез деньги, которые могли бы внести существенный вклад во всеобщее благоденствие.
На эти деньги он планировал всем дать работу, организовать школу, где смышленые мальчишки могли бы получить образование и научиться смотреть на мир шире, не ограничивая свои амбиции должностью заместителя капитана Дрейка. А вместо этого он возвращается с еще бо́льшими долгами.
– Я проведу здесь собрание чуть позже, – сказал Дэ-вид. – Оповести всех.
Затем он выслушал основные новости о рождениях, свадьбах и даже смертях, а также о драке, которая стоила одному человек глаза, и о любовном соперничестве, которое могло привести к печальным последствиям. Конечно, вернуть глаз капитану Дрейку было не по силам, зато все ждали от него соломонова решения в споре между Гейбом Бриджлоу и Калебом Маттеном.
– Лизбет Ок недостойна ни одного из них, – сказал Дэвид. – Она испортит жизнь любому мужу.
– Но что она может поделать со своей красотой?
– С красотой – ничего, да и зачем? Можно же просто изменить свое поведение. Она принялась дразнить мужчин, едва у нее обозначилась грудь.
– И тебя пыталась дразнить, да?
– Причем не единожды.
Рейчел сокрушенно покачала головой.
– Во всем виновата леди Белл: вышла за графа и поймала в свои силки капитана Дрейка, – такой успех будоражит воображение и подстегивает амбиции.
– Да помогут мне небеса. Будь у меня власть, я отправил бы ее в монастырь.
– Что-то не припомню, чтобы у нас тут были монастыри.
– Не беспокойся, я найду.
Она хмыкнула, и Дэвид улыбнулся: все эти мирские заботы его немного успокоили.
Он вышел из таверны и некоторое время постоял на пороге, наблюдая, как люди, расположившись между вытащенными на берег рыбачьими лодками, чинят сети. Честный труд.
Дэвид отлично понимал, что скрыто за улыбками и приветствиями, которыми встречали его рыбаки. Капитан вернулся. А в открытом море есть груз. Скоро бездействие закончится и начнется настоящая работа.
Он по крутой тропе из Драконьей бухты поднялся на берег, в очередной раз представляя, какое отторжение вызовет у Люси каменистая почва под ногами. Она, наверное, возненавидела бы сам высокий берег. Разве в Лондоне есть возвышенности, мало-мальски похожие на холмы? Что-то в Мейфэре он такого не видел.
Дэвид, отгоняя руками от лица облако мошкары, продрался сквозь заросли жгучей крапивы и колючей ежевики. Ему все еще очень досаждало, что Поттер возомнил себя всесильным, решив подчинить его своей воле, однако оставаться в Лондоне было бы полнейшей глупостью. Кроме того, Поттер вполне мог навредить не только ему, но и связанным с ним людям, и этот факт игнорировать было нельзя. И все же как любящий отец тот был прав: Люси заслуживает лучшего дома, чем этот готический ужас в глубокой провинции, и лучшего мужа, чем ходящий по лезвию ножа контрабандист.
Дэвид немного отвлекся от своих мыслей, когда дошел до Черч-Виверна, деревушки, примостившейся в лощине за утесами, где было не так холодно и ветрено, как внизу. Жители этой деревушки тоже занимались контрабандой, но сильно отличались от огрубевших под солеными ветрами обитателей Драконьей бухты.
Он двинулся по тропинке, которая огибала деревню и вела к Керслейку, его настоящему дому. Сначала тропа шла между ухоженными садами, которые уже начали давать урожай, затем – мимо хлева Тома Ока: тот как раз чистил его, сгребая навоз в кучу, чтобы он перегнил и потом его можно было использовать для подкормки растений в саду.
В запахе навоза нет ничего плохого: обычный деревенский запах, который кажется противным только тем, кто к нему не привык. К тому же навоз играет большую роль в обогащении почвы: говорят, что без него не вырастить ни овощи, ни фрукты. И это всем известно – и простолюдинам, и благородным, потому что у них есть поместья с фермами. Только купцы и банкиры, живущие вдали от земли, ничего не понимают в сельском хозяйстве, им важно одно – чтобы приносило доход.
Дэвид открыл калитку во фруктовый сад поместья. Она, как всегда, скрипнула. Здесь все было знакомо и полно воспоминаний о детских приключениях и играх, об обильных осенних урожаях.
Интересно, а Люси когда-нибудь была в настоящем фруктовом саду? Весной здесь все бело от цветов, над которыми вьются тучи пчел, потом опавшие лепестки образуют белый ковер на траве, а ближе к осени наступает период плодоношения, когда ветки пригибаются под тяжестью плодов, а спелые яблоки искушают румяными, как щечки у девицы, боками.
Вот здесь он впервые поцеловался – им с Дженни Картер тогда было по одиннадцать лет, и они считали, что за этот поцелуй им обоим суждено гореть в аду, но уж больно хотелось рискнуть. Потом она вышла замуж, сейчас у нее двое малышей.
В райских садах Ева искушала Адама, а его искушала Люси в саду герцогини Сент-Рейвен. О чем подумала бы Крессида Сент-Рейвен, если бы узнала, что ее сад сравнивают с Эдемом в период заката?
Зато остальное – на его совести: то, что было в парке, и в «Олмаке», и на темной лестнице в театре – особенно там.
Несмотря на все попытки сохранять благоразумие, Дэвид невольно представил Люси под яблоней, вспомнил, как нежна ее кожа, с которой не могли бы соперничать даже лепестки.
Отчаявшись, Дэвид решительно зашагал к дому, где ему уж точно удастся сохранить здравомыслие.
Пусть Люси не любит деревню, но ее не может не восхитить увитая жимолостью аркада, ведущая в огород, сам очаровательный особняк из побеленного серого камня в обрамлении роз и глициний.
Дэвид вошел в дом, как обычно, через кухонную дверь.
Энни, которая работала здесь кухаркой еще до его рождения, без малейшего смущения воскликнула:
– Малыш Дейви!
И что такого? Ведь она кормила его молоком, хлебом и медом и шлепала огромной поварешкой, когда он пытался что-нибудь стянуть из кухни.
Дэвид обнял ее и расцеловал в обе щеки, а потом заодно и судомоек.
– С тобой не будем целоваться? – обратился он к Уилли, поваренку.
Тот было скривился, а потом заулыбался во весь рот, но тут вошла тетя Мириам.
– Дэвид, мальчик мой дорогой!
После объятий и взаимных приветствий она повела его в гостиную.
– Как провел время в Лондоне?
– Хорошо, но мне все это не по вкусу.
– Ой, неужели так ничего интересного и не было?
– Ну, я занимался спортом, заходил в книжные магазины.
– В книжные магазины! С чего это вдруг? Ты же никогда не увлекался чтением.
– Понял, что очень многому еще нужно учиться. – Дэвид подавил желание засыпать тетю Мириам мучившими его вопросами и позабавить историями о балах и причудах высшего света. – Извини, что не привез подарок: уезжал в спешке.
Она не спросила почему, а значит, догадывается, что у него были на то основания. Какое же это счастье – любящие проницательные близкие!
– Ты дома – и это уже для меня подарок. Но ведь ты же ненадолго, да?
– Сезон заканчивается, так что нет смысла возвращаться.
– А как же мисс Поттер? Ты же ехал туда, чтобы поухаживать за ней. – Дэвид судорожно придумывал объяснение, когда она воскликнула: – Ты влюбился в нее! Как здорово!
– Нет…
Тетя Мириам рассмеялась.
– Ну расскажи мне о ней. Она красивая?
Неужели его лицо – открытая книга для нее? По всей вероятности.
Дэвид понял: если все отрицать, то будет еще хуже, – поэтому рассказал о Люси, пытаясь не выдать своего глубокого чувства к ней и одновременно понимая, что все его усилия тщетны. Он очень хорошо помнил, как его друзья, влюбленные в какую-нибудь девушку, без умолку говорили о предмете своей любви.
Предмет любви.
Как банально звучит, особенно когда речь идет о разрушительном бедствии, достойном эпической поэмы. Он явно обезумел. Тем более после того, как собственные слова и радость тетки превратили невозможное во вполне возможное.
– Не исключено, что ничего не получится, – предупредил он.
– Почему? Что в тебе есть такого, что может ее оттолкнуть?
– Ты не видишь моих изъянов.
Тетушка рассмеялась:
– Дело не в этом: просто твои достоинства их перевешивают. Она колебалась, когда ты сделал ей предложение?
– Мы до этого не дошли. Она уже совершеннолетняя и сама может распоряжаться своими тридцатью тысячами – с какой стати ей передавать их какому-то мужу.
– Как странно.
– Не совсем. Женщины редко попадают в подобные ситуации, но если попадают, то получают независимость.
– Я не понимаю, зачем стремиться к независимости, если она предполагает одиночество.
– Есть друзья.
Тетя Мириам отмахнулась.
– Как бы то ни было, – сказал Дэвид, – вполне возможно, она не станет выделять деньги на мои потребности, поскольку собирается вложить их в трастовый фонд.
Это немного умалило энтузиазм тетушки.
– Это благоразумно с твоей стороны, дорогой, отступить. Судя по всему, она еще та эгоистка – всем бы заправляла.
Она права: не позволила бы Люси над ней командовать, да он и не собирался.
Вошел дядя Натаниель, чуть ли не сияющий от счастья, и Дэвиду пришлось повторить свой рассказ о жизни в Лондоне.
Что касается Люси, о ней поведала тетя Мириам, однако дядя Натаниель воспринял ситуацию иначе.
– Все это девичьи капризы, Дейви. Не обращай внимания. Когда станет женой и матерью, сама поймет, что муж всегда прав.
Дэвид в этом сомневался. Более того, не хотел этого. Кроме того, сейчас увидел новую проблему. Вполне возможно, что Люси не понравится не только местная география, но и местное общество. Женщины здесь не отличаются слабохарактерностью, однако придерживаются традиционных устоев: всем заправляют мужчины. Даже если муж покоряется жене и делает то, что она пожелает, все равно соблюдается определенный кодекс, в котором муж голова и хозяин дома.
Разве сможет Люси, отважная, наделенная острым умом купеческая дочка войти в его семью? Дочь Дэниела Поттера, способная не только оценить товар, но и заключить выгодную сделку, привыкшая быстро и смело принимать решения? Она больше похожа на Сюзан, чем на тетю Мириам, а Сюзан никогда не чувствовала себя здесь своей.
Никакое продолжение не возможно, и он должен убедить себя в этом, а пока будет вести себя как обычно, делать все, чтобы в его обществе не скучали. Дэвид оживленно рассказывал истории о Лондоне Генри и Амелии, своим двоюродным брату и сестре, и в ответ терпеливо выслушивал местные сплетни. Как выяснилось, среди дворянства никакого опасного соперничества не было, зато произошло несколько скандалов, суть которых повеселила и удивила его.
До чего же примитивна жизнь большинства!
Когда стемнело, Дэвид распрощался со всеми и двинулся в путь к своему отвратительному прибежищу – Крейгу, – начисто лишенный надежды на счастье сейчас или в обозримом будущем.
Словно в подтверждение его мыслей усилился ветер и пошел дождь, соленый, принесенный с моря, такой, от которого чахнут нежные растения – например, розы.
Вот и Люси Поттер – роза для защищенного от всех невзгод сада, а не утесник, способный вынести иссушающую жару.
