Глава 39

Джеймс помог Лиззи спуститься в гостиную. Леди Торнборо сидела в своем кресле; ее спина была прямой, а поза – царственной. На Лиззи же она посмотрела, как если бы была королевой. Она долго молчала, потом без лишних предисловий вымолвила:

– Ты лгала мне, Лиззи Пул.

Лиззи кивнула:

– Да, миледи. И я смиренно прошу прощения. Моему поступку нет никакого оправдания, но я…

– Ты думаешь, что можешь просто попросить прощения – и дело с концом?

Лиззи тяжело вздохнула и потупилась.

– Наверное, я не имею права просить прощения, но я хочу, чтобы вы знали: я сделала это только ради Рии.

Увидев гримасу боли на лице леди Торнборо, Лиззи поспешно добавила:

– Рия попросила меня приехать сюда и стать вам хорошей внучкой – такой, какой не сумела быть сама. Я убеждала себя в том, что поступила правильно, но теперь вижу, что заблуждалась.

– Ты действительно раскаиваешься? – спросила леди Торнборо. – Или просто жалеешь, что тебя поймали?

Лиззи подняла голову. На этот вопрос она могла ответить со всей искренностью, какая была в ее сердце.

– Я не жалею, что открылась правда. Я этому только рада. Единственное, за что я себя упрекаю, – это за причиненные вам страдания. Я ведь успела вас полюбить.

– Лорд Сомервилл сообщил мне, что ты была непреклонна в своем убеждении относительно связи с нашей семьей.

– Да, я до сих пор так считаю. Но я ни на что не претендую после того, как потеряла ваше доверие.

После этих слов Лиззи воцарилась гробовая тишина.

Наконец леди Торнборо сказала:

– Ты не пытаешься оправдать свои поступки?

– Очевидно, я сильно отклонилась от правильного пути и от своих лучших намерений. Однако с этого дня и впредь я решила жить честно и добропорядочно, в том числе – принять полную ответственность за свои поступки. Я не прошу вашей снисходительности, ибо не заслуживаю ее.

– Ты права, не заслуживаешь. – Леди Торнборо нахмурилась.

Лиззи приготовилась к худшему. Возможно, ее могли прямо сейчас заковать в цепи и отправить на каторгу. Но по крайней мере она была счастлива, что успела принести свои извинения – пусть даже они и не были приняты.

– Думаю, ты могла бы заслужить прощение, – продолжала пожилая леди столь же строгим, но уже не таким безжалостным тоном. Лиззи никак не ожидала такого поворота. Неужели ей действительно представится шанс загладить свою вину? С проблеском надежды в сердце она взмолилась:

– Прошу вас, скажите, что мне сделать? Я готова на все.

На лице леди Торнборо появился намек на улыбку.

– Я скажу тебе, что сделать. Иди сюда и поцелуй свою бабушку.

Лиззи казалось, что она ослышалась. От волнения она едва держалась на ногах и в поисках опоры схватила Джеймса за руку.

– Ты же слышала, – сказал ей Джеймс. – Не надо заставлять тетушку ждать.

Лиззи выпустила его руку и кинулась к леди Торнборо в объятия, чуть не опрокинув ее кресло.

– Во имя всего святого… – пробормотала, задыхаясь, пожилая дама.

– Мне так жаль! – воскликнула Лиззи, осыпая ее щеки поцелуями. – Бабушка, я так вас люблю. Я очень сильно любила Рию, она была мне больше чем сестра. Я сделаю все, что в моих силах, буду правильной, послушной и…

– Возможно, – прохрипела леди Торнборо. – Но для начала ты могла бы перестать меня душить.

Эта просьба заставила Лиззи образумиться и умерить свой пыл. Она ослабила свои объятия и сделала шаг назад.

– Так-то лучше, – сказала леди Торнборо, поправляя шаль и указывая на кресло рядом. – Присядь, дитя. Нам есть о чем поговорить.

Все еще ошеломленная, Лиззи села. А леди Торнборо взяла листок бумаги, лежащий на столике рядом с ней. Она поправила очки и внимательно перечитала текст, затем устремила на Лиззи строгий взгляд серых глаз.

– У меня есть письмо, Элизабет. Письмо твоего отца.

– Моего отца?..

– Да, твоего отца – Герберта Торнборо. – Леди Торнборо подняла руку, не давая Лиззи возможности задать вопрос. – Ты думала, что переписка между Гербертом и твоей матерью, доказывающая истинность твоего происхождения, была утеряна. Это не так. Она хранится у меня.

Не может быть! Как долго леди Торнборо знала правду о ее, Лиззи, рождении? Неужели все знали правду, но позволяли ей играть роль Рии?

– Эти письма, – продолжила леди Торнборо, – находились на хранении у моего поверенного в Лондоне.

– Я не понимаю… – пробормотала Лиззи. – Ведь Рия говорила, что письма были в Роузвуде. Она сама их видела.

– Я нашел их после бегства Рии с Эдвардом, – объяснил Джеймс. – И я знал, где Рия прятала свой дневник, поэтому там искал в первую очередь.

– Значит, она не хранила от тебя секретов, Джеймс? – спросила Лиззи.

Он с улыбкой кивнул:

– Ни единого.

– Но ты не нашел ее дневник. Я обнаружила его в самом дальнем углу застенка.

– Верно, не нашел. Зато я нашел кипу писем. Прочитав их, я решил передать все тетушке.

– Что было необычно мудро с твоей стороны, – добавила леди Торнборо и тут же заметила: – Я сказала Джеймсу тогда, что его открытие не ко времени, ведь оно не имело никакого отношения к бегству Рии. Письма отражали лишь один печальный момент семейной истории, который нужно было оставить в прошлом.

– Так вы знали?.. – Несмотря на раскаяние, сейчас в Лиззи вспыхнуло чувство горькой обиды. – Вы знали о моем существовании и все же сочли за лучшее просто забыть об этом?

– Именно так я сказала Джеймсу, – заявила леди Торнборо. – Впрочем, письма были лишь доказательством связи между Гербертом и твоей матерью. В них ничего не говорилось напрямую о ребенке. Я поступила мудро, не просветив Джеймса насчет всей правды, поскольку он не смог бы держать это при себе.

Джеймс тяжело вздохнул:

– Хотел бы я отрицать, но боюсь, что в этом – весь я. Да, тетушка была права.

Лиззи вопросительно посмотрела на пожилую даму:

– Но вы знали обо мне?

Леди Торнборо показала ей бумагу, которую держала в руке.

– Этот документ твой отец оставил своим адвокатам, прежде чем скончался. В нем с неоспоримой ясностью описываются обстоятельства его романа с Эммой Пул, а также положение, в котором она оказалась. Пишет он и о том, что позволил своему камердинеру взять на себя вину за сложившуюся ситуацию. Он также объясняет, что камердинеру была передана определенная сумма денежных средств для обустройства в Лондоне. А еще Герберт пишет о том, что всегда проявлял к тебе живой интерес, хотя и издалека.

«Издалека…» – мысленно повторила Лиззи.

– В этом документе, – продолжала леди Торнборо, – он указывает, что после смерти Сэма Пула тебя должны уведомить о выделенном для тебя ежегодном доходе. Проблема заключалась в том, что в момент его кончины тебя не было в Англии.

Это соответствовало действительности. Одним из самых горьких сожалений Лиззи было то, что ее отец умер, когда она находилась в Австралии.

– Деньги хранились в специальном фонде – на случай если тебя смогут отыскать.

– Он откладывал для меня деньги? – недоверчиво спросила Лиззи.

– Да. Несмотря на то, как все это выглядело, он очень заботился о тебе.

Сердце Лиззи в волнении подпрыгнуло – ее отец и в самом деле о ней заботился! Возможно, его мрачный вид в тот день, когда они случайно столкнулись, говорил не об отвращении, а скорее о тоске по невозможности растить свою дочь самому, о горечи вынужденного решения отдать ребенка на воспитание чужому человеку.

Леди Торнборо пристально посмотрела на нее:

– Полагаю, ты потребуешь деньги, не так ли?

Лиззи с трудом удалось сформулировать ответ. Все это время она притворялась наследницей чужого состояния, не зная, что имела право претендовать на свое собственное. Мысль о ежегодной ренте казалась заманчивой, но ее беспокоило и кое-что еще…

– Как я могу пойти на это сейчас, после всего произошедшего? Мне пришлось бы всем раскрыть правду о том, как я обманывала вас и лондонское общество.

– Конечно же ты боишься последствий.

– Нет. Я готова принять позор и осуждение, я его заслуживаю. Но как при этом можно избежать скандала для вас? Вот моя главная забота.

Леди Торнборо улыбнулась.

– Нам весьма на руку твои травмы, моя дорогая. В медицинском заключении доктора Лейтона будет написано, что после дорожного происшествия ты страдала редкой формой амнезии. Все вокруг принимали тебя за Рию, и ты сама поверила в это. Но после второго удара по голове к тебе благополучно вернулась память.

– Ей-богу, тетушка!.. – воскликнул Джеймс, хлопнув себя по колену. – Я в восторге от вашей изобретательности!

Лиззи с сомнением посмотрела на леди Торнборо:

– Думаете, кто-нибудь в это поверит?

Леди Торнборо с улыбкой кивнула:

– Мне – поверят. За моими плечами почти семьдесят лет, прожитых безукоризненно честно. Кроме того, у нас есть официальный диагноз доктора Лейтона. Никто не посмеет нам противоречить.

Джеймс щелкнул пальцами – будто продумывал стратегию какой-то игры.

– Мы должны также сказать, что после обнаружения ошибки нельзя было сразу открывать тебе правду – по крайней мере до тех пор, пока ты не встанешь на ноги и не окрепнешь. Мы боялись еще сильнее навредить твоей и так уже измученной психике.

– Замечательная идея, – весело сказала леди Торнборо.

– Но мы все равно навлечем позор на имя Торнборо, – настаивала Лиззи. – Ведь придется публично признать, что ваш сын, сэр Герберт…

– Очевидно, Герберт сам желал это признать, – со вздохом перебила леди Торнборо. – Я не могу сказать, что мне приятно давать обществу пищу для злословия, но сплетни возникнут неизбежно. Горькая правда в том, что скандал для нашей семьи не в новинку. Добавлю также, что все стороны, чья репутация задета этими обстоятельствами, уже мертвы. – Она протянула Лиззи руки и улыбнулась. – За исключением нас с тобой, разумеется.

Лиззи опустилась на колени возле кресла бабушки и взяла ее за руки.

– Я вижу только один выход, – вновь заговорила леди Торнборо. – Я хочу официально признать тебя своей внучкой, и тогда мы сможем получить твою годовую ренту. – Глядя на Джеймса, она добавила: – Но Роузвуд по-прежнему достается наследнику мужского пола. Этого я не могу изменить.

– Я приложу все усилия, чтобы позаботиться о поместье, тетушка, – заявил Джеймс. – Я знаю, вы не считаете меня вполне пригодным для этого, но я искренне желаю исправиться.

Леди Торнборо решительно проговорила:

– Будем надеяться, твои благие намерения не выветрятся со сменой погоды. Тебе есть чему у меня поучиться, но тебе лучше с этим поспешить, потому что я буду не вечно выполнять за тебя твои обязанности.

– Пожалуйста, не говорите так! – воскликнула Лиззи. – У нас впереди еще долгие годы вместе, я знаю!

Пожилая дама похлопала Лиззи по руке.

– Так вот, как я уже говорила, Роузвуд и доход с земель перейдет Джеймсу. А мои личные средства я планирую завещать тебе, дорогая.

Так неожиданно Лиззи стала наследницей огромного состояния. Она потянулась, чтобы крепко обнять свою бабушку, и от избытка чувств они обе еще долго не могли говорить.

– Любопытно, почему женщины всегда плачут, когда они счастливы? – подал голос Джеймс.

Лиззи выпрямилась и принялась утирать слезы. Теперь, когда первая волна радости прошла, ее мысли переключились на Джеффри.

– Это горькая радость, – сказала она. – Я безмерно благодарна вам за готовность сделать для меня так много. Но, конечно, лорд Сомервилл никогда не одобрит подобный план.

– Быть может, тебе стоит самой спросить у него, прежде чем делать выводы, – мудро заметила леди Торнборо.

Лиззи недоверчиво на нее посмотрела:

– Как же я могу это сделать? Он не выказывал никаких признаков желания общаться со мной.

Губы леди Торнборо расплылись в добродушной улыбке.

– На самом деле нет ничего проще. Он ждет тебя под старым дубом.

Осеннее небо было ярким и ясным. Лиззи почти бежала по дорожке, то есть шла так быстро, как только могли позволить ее многочисленные юбки и обувь, не пригодная для таких прогулок.

Она замедлила шаг и затаила дыхание, остановившись на вершине холма. Осмотревшись, увидела Джеффри, стоявшего у изгороди. Глядя в ее сторону, он улыбнулся и распахнул ей объятия.

Лиззи подбежала к нему, и он крепко обнял ее и прижал к груди.

Джеффри сейчас чувствовал себя по-настоящему счастливым. Просто держать ее в объятиях, без лжи и без барьеров между ними – это казалось величайшим чудом. Ведь он был так близок к тому, чтобы ее потерять…

– Лиззи, – прошептал он, – моя любимая Лиззи.

Она вздохнула у него на груди.

– Как прекрасно слышать, что ты зовешь меня моим настоящим именем. Я так долго была Рией, что уже не надеялась обрести собственное имя.

– Лиззи… – Он коснулся губами ее волос и тихо засмеялся.

– У меня такое смешное имя? – спросила она.

– Вовсе нет, милая. Я просто думал про себя, что роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.

Она тоже рассмеялась.

– Знаешь, я люблю, когда мужчина немного поэт.

– Кроме того, – добавил Джеффри, – есть еще одна очень важная причина, по которой я так рад называть тебя Лиззи Пул. Это значит, что я могу просить тебя выйти за меня замуж. Выйдешь?

Лиззи замерла, потом попыталась отстраниться, покачивая головой, не веря в происходящее. Но Джеффри прижал ее к себе и повторил слова, которые преследовали его с того дня, когда Лиззи произнесла их в гостиной леди Торнборо.

– Много ли на свете по-настоящему счастливых людей? Много ли союзов, заключенных по любви – страстной и беззаветной? Много ли мужей, которые боготворят своих жен? – Он осторожно смахнул слезинку, капнувшую на ее щеку. – Милая, я надеюсь, ты любишь меня страстно и беззаветно.

Лиззи всхлипнула и пробормотала:

– А ты… боготворишь меня?

Барон усмехнулся:

– Конечно, я отношусь к тебе не совсем так, как к нашему Господу, однако я верю, что Он не покарает меня за то, что я лишь повторил слова своей возлюбленной.

– Я – твоя возлюбленная? – Она не смела поверить этим словам.

– Милая, ты так и не ответила на мой вопрос.

– Но… после всего, что я сделала…

Он вытащил из кармана носовой платок и начал утирать ее слезы.

– Лиззи, мы оба совершали поступки, за которые нам должно быть стыдно. Но это лишь доказательство нашей человеческой природы.

– А как же… мое прошлое и мое весьма сомнительное происхождение? – Она посмотрела на него взглядом, полным боли и неизбывного страдания.

И этот ее взгляд отозвался болью в сердце Джеффри, ведь он знал, что ее печаль родилась от его слов.

– Лиззи, у меня было много времени подумать о тех ужасных словах, которые я тебе говорил.

– Я их заслужила, Джеффри.

– Нет! – Он прикоснулся пальцем к ее губам. – Выслушай меня до конца. Столкнувшись лицом к лицу с жестокой истиной, я понял, что только одно стояло между мной и женщиной, которую я люблю больше всего на свете.

В ответ на ее немой вопрос Джеффри добавил:

– Это был я сам. Я ненавидел себя за то, что пал, как мне казалось, настолько низко, что предал те идеалы, которые отстаивал раньше с такой гордостью. И эта ненависть к самому себе ослепила меня.

– Ты самый достойный человек, которого я знаю, – возразила Лиззи.

Он со вздохом покачал головой:

– Увы, это не так. Мне надо получить прощение – как и тебе.

– Не все в нашем мире готовы прощать правду, узнав ее, – заметила Лиззи.

– Хайтауэр умер, – продолжал Джеффри. – Теперь никто, кроме нашей семьи, не знает темных деталей твоей истории. Ты жила честно в Австралии со своим братом до того, как приехала в Англию. Это все, что следует знать посторонним.

Он прикоснулся к ее щеке своей теплой ладонью и смахнул слезинку большим пальцем.

– Что же касается твоего происхождения, то для меня ты – внучка леди Торнборо. Этого должно быть достаточно и для всех остальных.

Джеффри немного помолчал, потом вновь заговорил:

– А если этого все же недостаточно, то тебе нужно только согласиться стать моей женой. Тогда ты станешь баронессой, а это уж наверняка заставит молчать всех сплетников.

Она всхлипнула, и ее глаза вспыхнули от счастья.

– Лиззи, ты поступила очень смело, решив приехать в Лондон.

Она снова всхлипнула:

– Смело – или глупо?

– Пересечь океан, как это сделала ты, не зная, что ждет тебя здесь… Ты очень рисковала. Благодаря тебе я узнал о смерти Эдварда. Ты ответила на вопросы, терзавшие меня долгие годы, и дала мне шанс мысленно воссоединиться с братом. Ты сильная женщина, Лиззи Пул. Твердолобая, упрямая, но совсем не глупая.

Лиззи засмеялась, коснувшись своего шрама на виске.

– Да, кажется, моя твердолобость спасла меня уже не раз.

Он сжал ее руку:

– Но сердце твое – нежное. В нем живет добродетель и благородство.

– Добродетель? – переспросила Лиззи с недоверием. – Уже долгие годы никто не говорил мне, что я добродетельна.

– Любовь моя, однажды я уже был к тебе слишком строг и осудил тебя. Поверь, больше я не повторю такой ошибки. Я буду защищать твою честь и достоинство от любых нападок.

Она поднесла к губам его руки.

– Ты уже это сделал.

Прикосновение ее губ к его рукам было таким трогательным, что у него вырвался глубокий вздох. Он тотчас привлек ее к себе, прижал к своему сердцу и нежно поцеловал.