Глава 15
Запах пролитых духов ударил Керну в нос уже на пороге. Воздух казался тяжелым, чувственным, словно граф входил в капище наслаждения.
Однако розовые бархатные шторы были раздвинуты, и комнату заливал яркий солнечный свет. Это не походило на декадентское гнездышко, каким он запомнил будуар во время первой встречи с Изабеллой, – сейчас комната представляла сцену бессмысленного разгрома.
Ящики выброшены из высокого комода, содержимое вывалено на ковер, розовое сиденье кресла порезано, такая же участь постигла даже подушку перед туалетным столиком, на полу валялись баночки с косметикой. Но ничего не было разбито, грабитель не хотел поднимать шум.
– Боже мой! – пробормотал Керн, с трудом пробираясь в спальню, где увидел картину еще большего вандализма. Пол устилали выброшенные из шкафа платья, разодранные шляпки, туфли на высоких каблуках, тапочки.
Граф подошел к изящному бюро. Видимо, здесь Аврора и писала свои воспоминания. Торопясь побыстрее найти дневник, грабитель свалил в кучу перья, разлил чернила, испачкав чистые листы бумаги.
Где Изабелла прятала дневник? В доме Хатуэя? Или он лежит где-то здесь, в известной только ей щели?
Девушка медленно вошла в комнату. Темно-синее платье оттеняло бледность кожи, глаза, обозревающие разгром, изумленно расширились. Но когда Изабелла повернулась, граф по ее виду заметил, что она приготовилась к обороне.
– Ну, давайте, – начала она. – Скажите, что все это из-за меня. Что я виновата.
Керн именно это и хотел сказать. Дать ей нагоняй за то, что она спровоцировала убийцу. Но, заметив, как подрагивает ее нижняя губа, ощутил предательское сострадание.
– Обвинять вас бесполезно. Лучше я потрачу силы на поиски преступника.
– Полагаете, он любезно оставил нам визитную карточку? – покачала головой Изабелла. – Здесь ничего нет, кроме разгрома. Он уничтожил все, что принадлежало матери.
– Тем более, нужно приниматься за дело. Возможно, найдется нечто такое, что позволит нам установить его личность. – Керн освободил место в углу комнаты и перенес туда испорченную бумагу. – Абсолютно негодное кладите сюда, в эту кучу. И показывайте все, что сочтете необычным.
Граф подобрал с ковра разбросанные перья, но Изабелла не шелохнулась. Ее горестное выражение тронуло Керна до глубины души. Глаза девушки скользили по стенам, и его вдруг заинтересовало, какие воспоминания пробуждала в ней эта вульгарная комната. Правда, Изабелла выросла в деревне, однако ребенком навещала в Лондоне мать. Наверное, они здесь болтали, пока Аврора пудрилась, румянилась, одевалась для вечерних развлечений и учила дочь ублажать мужчин.
Венера же богиня любви.
Гнев настиг Керна, точно удар кулака. Значит, Аврора намеревалась обучить Изабеллу своему ремеслу. Но, даже кляня куртизанку за то, что она развратила дочь, графу не терпелось испробовать степень познаний девушки.
Никто им не мешал, дверь закрыта, в нескольких шагах стоит массивная кровать с зеркальным изголовьем и яркими херувимами. Можно уложить ее на перину и погрузиться в негу…
– Ну, так и будете стоять? – произнес он резче, чем намеревался. – Хотите, чтобы убийца остался безнаказанным?
Изабелла уставилась на графа, словно уже позабыла о его присутствии.
– Конечно, нет, – пробормотала она, подбирая сломанный веер и швыряя на кучу бумаг в угол.
Потом начала собирать разбросанную по полу одежду, и ее изящные движения заворожили Керна. Он мог бы часами наблюдать за ней: любоваться темной ложбинкой между грудями, когда она наклонялась, и линией спины, когда она шла, угадывать тонкие лодыжки под юбкой.
Не спуская глаз с девушки, Керн начал складывать перья на подставку, больно уколол ладонь и выругался сквозь зубы. Так ему и надо! С трудом, оторвавшись от созерцания Изабеллы, он сосредоточился на разборке вещей, надеясь отыскать хоть какой-нибудь след, ведущий к преступнику. Например, запонку. Или перчатку. Кто здесь побывал прошлой ночью? Диккенсон? Лорд Реймонд?
Керн тщательно исследовал комнату, собирал принадлежавшие Авроре туфли, платки, серебряные щеточки, подвязки. Сложил из них вторую кучу у стены, чтобы ее потом разобрали. Он искал что-нибудь необычное, а не шелковые чулки и тонкое дамское белье.
И, наконец, увидел.
Маленький красный предмет лежал под кроватью у ножки.
– Взгляните.
Изабелла поспешила к нему, склонилась над вещью, которую граф держал на ладони, и тот ощутил свежий запах ее волос.
– Пуговица, – растерянно пробормотала она.
– Да. Скорее всего, от мужского жилета.
– Нет, это от одного из платьев Минни. Она время от времени заходит сюда, чтобы стереть пыль. Я верну пуговицу ей. – Покачивая бедрами, Изабелла подошла к туалетному столику, положила туда находку, затем опустилась на колени и начала собирать вытряхнутые из ящиков книги, свечи, бумаги. – А где был прошлой ночью ваш отец?
– Дома, – машинально ответил граф, подбирая тонкую черную рубашку, сквозь которую просвечивала ладонь. Услужливое воображение уже надевало ее на Изабеллу. В ней она предстала бы во всей красе… полные груди… крутые бедра… темный холмик Венеры…
– Вы уверены? С ним кто-нибудь был?
– С кем?
– С Линвудом. – В голосе девушки появились нотки раздражения. – Да, он заболел. Но может, поправился настолько, что пришел сюда?
– Нет, вечером с ним случился новый удар. Врач дал ему снотворного и остался на всю ночь. – Керн вдруг с облегчением вздохнул. – Мой отец не мог этого сделать.
– Но он мог послать кого-нибудь другого выполнить черную работу. Нанять какого-нибудь мерзавца и договориться обо всем еще до болезни.
– Нет. Слуги мне верны, в дом больше никто не приходил. – Керн удовлетворенно швырнул изящную рубашку в кучу. И она полетела, словно одеяние злой волшебницы. – Если Линвуд этого не делал, значит, он не убивал вашу мать.
Изабелла нахмурилась, будто имела собственное мнение на этот счет.
– Тогда грабителем, вероятно, был лорд Реймонд. Он узнал о приданом, решил, что дело зашло слишком далеко и нужно любыми способами завладеть дневником Авроры.
– Я говорил с ним утром, когда он приезжал, чтобы помолиться у постели отца. Клянусь жизнью, он не знал о приданом. – На самом деле, услышав о решении брата, его преподобие изрек такое цветистое проклятие, которое до глубины души потрясло бы его воспитанных прихожан.
Но убийца ли он? Если нет, тогда зачем маркиз предложил Изабелле деньги? Керн попытался представить, как брат Хатуэя громит спальню бывшей любовницы, а потом ранит женщину ножом.
– Он уважаемый служитель церкви и не стал бы врываться в бордель среди ночи.
Изабелла подняла с пола веер, попыталась расправить страусиное перо.
– Стал бы. Как делал прежде, о чем мама рассказывала в своих воспоминаниях.
– Делал прежде? – Граф недоверчиво обвел рукой учиненный погром. – Дайте мне дневник, я хочу посмотреть это место.
– Вы меня не так поняли. – Изабелла прикрыла веером лицо, глядя поверх перьев, словно наложница. – В дневнике говорится, что он предпочитал являться под покровом темноты. Когда никто из влиятельных лиц не мог заметить его.
– Позднее свидание не то же самое, что вандализм и разбой. Бандитизм скорее присущ негодяю вроде Терренса Диккенсона.
Изабелла опускала веер, пока кончики перьев не коснулись ее груди. Провожая его взглядом, Керн понял, что завидует этой вещице.
– Нельзя исключать и Тримбла, – произнесла она удивительно бесцветным тоном. – Похоже, он знает гораздо больше, чем говорит.
Он знает, кто такой Аполлон.
Керн сдержался и не напомнил ей об отце, которого Изабелла так презирала.
– Есть много людей, которые могли желать, чтобы дневник исчез навеки.
Веер опустился ниже пояса.
– Они его не найдут. Никогда.
Незатейливая игра веером возбудила Керна. И вопреки его воле жар охватил чресла. Неужели она нарочно его соблазняла?
Он со стуком задвинул ящик.
– Есть и другая возможность. – Мысль зрела где-то на периферии его сознания. – Хорошо ли ваша мать ладила с Дианой и Калландрой?
– Достаточно хорошо, – нахмурилась Изабелла. – Конечно, они время от времени ссорились, но не больше, чем другие близкие подруги. А какое это имеет отношение к грабителю?
– Грабителем может оказаться одна из живущих здесь женщин.
Веер выпал у Изабеллы из рук, лицо стало ледяным. Она шагнула к Керну.
– Вы не можете… не смеете… Чтобы моя тетушка…
– Простите, но я заметил враждебность между Калландрой и Дианой. Если кто-то из них по неизвестной причине недолюбливал вашу мать, ненависть могла излиться на ее вещи.
– Нет! – Изабелла затрясла головой. – Чепуха! Тетя Кэлли и тетя Ди всегда бранились, но они не подлые… не злые. Я никогда не замечала в тетушках вероломства.
К сожалению, приходилось разбивать ее иллюзии.
– Изабелла, когда я в первый раз оказался в этом доме, кто-то оставил мне открытой дверь. Кто-то сообщил, когда остальные женщины ужинают, и я мог застать вас одну. Кто-то же вас предал за золотую монету. И этим человеком была Калландра.
Губы девушки беззвучно раскрылись. Керн увидел, какую причинил ей боль.
– Извините, – хрипло произнес он. – Наверное, вы знаете этих женщин не настолько хорошо, как думаете. Где была Калландра прошлой ночью?
Словно внезапно ослабев, Изабелла оперлась о спинку кровати.
– Она ждала, когда я приеду из оперы, а потом ушла в свою комнату на половине слуг.
– Или выскользнула из дома и явилась сюда.
– Абсурд. Зачем Кэлли понадобился дневник?
– Возможно, там содержится что-то для нее неприятное. Может быть, она искала не дневник, а нечто иное.
– Например? – скептически осведомилась Изабелла.
– Что-нибудь, на чем можно выместить ненависть к Авроре, – сказал граф, подумав: «Она, должно быть, ненормальная». Он вывел Изабеллу в будуар и взял с туалетного столика пустой флакон из-под духов. – Если грабитель искал дневник, он вряд ли рассчитывал найти его здесь. А румяна? Зачем резать платья вашей матери? Все это действия, продиктованные лютой ненавистью.
– Просто грабитель был разъярен неудачей, вот и все. – Изабелла пододвинула к себе пустую баночку, нервным движением смахнув в нее рассыпанную на столе пудру. – Меня не удивляет, что вы представляете моих тетушек злыми. И не верите, что преступление мог совершить кто-нибудь из вашего круга. Ведь гораздо легче обвинить проститутку.
– Ошибаетесь. – Керн взял ее за плечи. – Поверьте, я понимаю, что при определенных обстоятельствах даже воспитанный человек способен превратиться в дикаря.
В этот момент он испытывал побуждение, которое не имело отношения к насилию, но которое можно было назвать инстинктивной жаждой близости.
Коснуться ее было роковой ошибкой. Ему захотелось скользнуть руками вниз, исследовать склоны и долины, которые он рисовал в воображении. Он жаждал успокоить девушку, защитить от холодной неприкрытой ненависти. А вместо этого посеял сомнение в верности женщин, которые ее вырастили.
– Боже! Мужчина, забравшийся сюда прошлой ночью, был настоящим зверем, – прошептала Изабелла, и ее глаза-озера до краев наполнились горем. – Убийца мамы, он мог убить тетю Минни. И если бы такое случилось, вина бы легла на меня. Я была слишком упрямой, не желала видеть правду.
Плечи у нее опустились, она выглядела такой несчастной, что Керн решил больше не взывать к ее здравому смыслу.
– Задним умом все крепки, – сказал он.
– Но я должна была предвидеть последствия охоты за убийцей. Должна была понять, что он захочет убить снова.
– Значит, вы собираетесь прекратить расследование? – Граф нарочно поставил так остро вопрос, чтобы выяснить намерения девушки. – И не будете искать человека, который убил вашу мать? Пусть остается безнаказанным?
– Не знаю. О, Керн, просто не знаю, куда отсюда идти! Отчаяние в ее голосе задело графа за живое. Она всегда казалась такой сильной, решительной, готовой ответить на любой вызов, а теперь с мольбой глядела на него, словно он мог прочесть ответы у нее в душе. И внезапно Керна пронзило неуемное желание сделать девушку счастливой.
– Изабелла! – Граф обнял ее, руки скользили вверх и вниз по изящной спине, пробежали по милой округлости ягодиц, наслаждаясь всколыхнувшейся темной страстью. Какое имело значение, что он давно обручен с другой женщиной, раз не переходил границ? Он постарался обуздать эти мысли.
– Дайте мне забыться. Помогите мне, Керн!
Его сопротивление было окончательно сломлено. Поцелуй Изабеллы показался графу по-девичьи робким, трепетным, слишком невинным для опытной женщины, и потому невероятно соблазнительным. И Керн со стоном отдался соблазну, ведь можно позволить себе единственный поцелуй, радость прикосновения к ее телу, жаркого объятия.
Позволить муку предвкушения и муку сознания, что он не мог, не должен естественным образом завершить начатое.
Но он мог балансировать на самом краю в своем желании достичь большего.
Керн расстегнул пуговицы на спине ее платья. И, ощутив ее тонкие пальцы под сюртуком, а потом под жилетом, понял, что Изабелла повторяет его движения. Но так как пуговиц у него было меньше, она успела раньше и попыталась его раздеть.
– Нехорошо, что я вас хочу. Но почему мне кажется это правильным?
– Потому что вы созданы для любви, – пробормотал граф.
Изабелла быстро расшнуровала корсет, сняла рубашку и осталась голой по пояс. В лучах заходящего солнца ее кожа отливала белизной густой сметаны, груди образовывали холмики с коралловыми вершинками. Керн не мог вообразить более совершенной женщины. Изабелла оправдывала свое имя – Венеры, богини любви.
Граф положил ладони ей на грудь, и Изабелла, закрыв глаза, прошептала:
– Я люблю ваши руки. Люблю чувство, которое они рождают у меня внутри.
Она потянулась к нему, призывно выгибаясь, и Керн почувствовал, что уже на самой границе самообладания. Как не воспользоваться ее подарком, не попробовать губами упругий сосок, не потереться щекой о бархатные холмы, не исследовать долину между ними? Он ласкал Изабеллу губами, поощряемый восхищенными стонами.
Еще немного, и он оторвется от нее. Этого требовала честь. Но не сейчас, когда ее пальцы ерошат ему волосы, развязывают галстук, расстегивают пуговицы на рубашке. Когда она шепчет его имя, целует обнаженную шею. Керн чувствовал дрожь ее рук. Она хотела его. Так же сильно, как и он ее.
Кровь кипит, чресла заперты в чистилище, на полпути между раем и адом. Он совсем не уверен, что спасение так уж важно. Разве он способен вознестись на небо без Изабеллы?
Пусть лучше будет проклята его душа. Керн посмотрел на нее и увидел в глазах отражение собственного желания. Его ожидал рай. Немедленно. С женщиной, которая разожгла пожар в его сердце.
Дрожа от страсти, Керн увлек Изабеллу из будуара в спальню. Но когда они приблизились к кровати, она помедлила и посмотрела на него затравленным взглядом.
– Керн, это нехорошо… Вы знаете почему… Но он прижал палец к ее алым губам.
– Если мне суждено гореть в аду, я буду там с тобой.
– Да. Да.
Их губы слились в новом безумном поцелуе. Керн почувствовал, что мука невыносима, и стал расстегивать ей платье, путаясь в незнакомых шнурках и крючках, зацепил пальцем тесьму, охватывающую талию девушки. Граф разорвал ленту и рассеянно отметил, что на пол вроде шлепнулся какой-то предмет.
Изабелла отпрянула, вскрикнув:
– Отвернись. Пожалуйста, отвернись на секунду!
– Нет. – Словно жеребец, обхаживающий робкую кобылу, граф тыкался лицом в ее шею, вдыхал мускусный аромат возбуждения. Неожиданное проявление скромности озадачило его, ведь до сих пор она не колебалась. – Изабелла… я хочу видеть, как ты раздеваешься.
Он целовал ей грудь, а ее руки метались по его плечам, груди, бедрам, скользнули по напряженной плоти, стремящейся вырваться на волю. Господи! Ну прикоснись же ко мне!
Но руки опять устремились вверх. Мучительница. Со стоном разочарования Керн попытался увлечь девушку к кровати, но та упорствовала.
– Погоди.
Граф решил, что Изабелла снова его отвергает, но тут она выскользнула из платья и нижней рубашки, уронив их на том месте, где стояла. Лишь тонкие шелковые чулки с подвязками прикрывали ее наготу.
В горле у Керна пересохло, мозг уже не воспринимал ничего, кроме ее красоты – мраморного тела, округлых бедер, треугольника курчавых волос.
И все это принадлежит ему.
Она переступила через груду одежды, прижалась к Керну и улыбнулась не то соблазняюще, не то застенчиво.
– Ну же, веди меня к кровати!
Словно в забытьи граф уложил ее на простыни. Он не мог больше ждать, его рука нашла путь к горячей, влажной, шелковистой тайне женственности.
Изабелла напряглась, но лишь на секунду, потом рванулась навстречу его руке и, когда он дотронулся до самого чувствительного места, изогнувшись, прошептала:
– Пожалуйста, милый… О Боже! Керн наслаждался ее удовольствием, Изабелла была такой упругой, нежной, просто созданной для любви. Горячая кровь билась в его жилах, шумела в ушах; Керн ощущал ее желание острее Своего и страстно желал полного насыщения.
Нетерпеливые руки тянулись к нему, хватались за распахнутый ворот рубашки.
– О, Керн, да… мне нравится… Я люблю тебя… Эти слова как теплый дождь оросили его опаленную душу. Восторг подхлестнул и так едва сдерживаемое желание. Керн расстегнул бриджи, отбросил их в сторону и погрузился в зовущую колыбель тела девушки. И тогда он проиграл битву за самообладание, нетерпеливая рука повела к чертогам рая, куда он и ворвался сильным рывком, встретил препятствие, преодолел его.
Изабелла вскрикнула от боли, но ее крик захлебнулся на его потной груди. Керн застыл, превозмогая желание двинуться в упругую глубину.
– Изабелла?
Не в силах поверить, он посмотрел ей в лицо. Он был первым. Истина потрясла его и наполнила мужской гордостью.
– Теперь ты моя. Моя.
Голос прозвучал сдавленно, хрипло. Грудь сдавило от чувства, слишком незнакомого, чтобы его описать. Керн сжал ладонями ее лицо и поцеловал с неистовостью безмерной, страсти. Но сдерживаться уже не мог, погружаясь все глубже в ее заветную тайну. Чувственные прикосновения с каждым мгновением приближали его к восхитительному мраку, Керн больше не сопротивлялся налетевшему черному вихрю. Ее тело изгибалось, прижималось к его телу, стоны подхлестывали его и без того бешеную страсть, пока семя не выплеснулось в нее, и Керн оказался не во тьме, а на радостном, слепящем свету.
Потом он крепко обнял Изабеллу, постепенно успокаиваясь, перекатился на спину и положил ее на себя; их осенял красный балдахин, а с каждого угла на них взирали озорные херувимы.
Ему хотелось смеяться от удовлетворения, ком в груди растворился, на его месте возникла необыкновенная теплота, нежность к женщине, которая лежала в его объятиях.
Масса волос упала на него, будто связывая их неразрывными узами. Керн вдохнул их свежесть и мускусный аромат любви. Изабелла прижалась щекой к его плечу, ее руки бродили по телу графа. Кожа у него горела от этих прикосновений; он чувствовал странную легкость, словно парил в воздухе. Как давно он не испытывал такой радости! Я тебя люблю.
Неужели Изабелла действительно любит его? Или произнесла эти слова в угаре страсти? Ведь близость с мужчиной у нее впервые, и она могла принять новые ощущения за более серьезное чувство. Так же, как и он мог ошибочно принять мимолетную нежность за нечто прочное, долговременное. Ладно, сейчас не стоит думать о будущем, следует наслаждаться минутой. Поглаживая Изабеллу по спине, граф понял, что очень доволен поворотом событий. Как он мог ошибаться, решив, что девушка не менее, испорченная, чем ее мать? Но как просить прощения за то, что занимался с ней любовью? Сожалеть о чем-то, когда ощущаешь себя на морщине блаженства? Он был ее первым и единственным любовником.
– Венера-девственница, – пробормотал граф.
Рука Изабеллы замерла, она подняла голову и тревожно посмотрела на Керна. Яркий румянец и растрепанные волосы выдавали в ней глубоко удовлетворенную женщину.
– Я не богиня, – решительно заявила она. – Поэтому я не употребляю этого имени.
– Теперь я знаю. – Керн поцеловал ее в кончик носа. – И очень рад.
– А я теперь поняла, что теряла. Девственность слишком переоценивают.
– Как и безбрачие. – Видя, что она еще встревожена, граф признался: – Изабелла, хоть ты плохо думаешь о джентльменах, до тебя у меня была только одна женщина. Подарок на четырнадцатилетние, великая любезность отца.
– Подарок? – нахмурилась Изабелла.
– Да. – В сердце Керна вспыхнула прежняя ярость и боль. Но если это поможет Изабелле, он должен ей рассказать. – С детства я ненавидел распутный образ жизни отца. И он об этом знал. Мать часто плакала из-за его неверности. Для него она была только самкой, вынашивающей детенышей. Но и материнство не приносило ей утешения, поскольку я остался единственным выжившим ребенком. Она умерла, когда мне было десять лет, от лихорадки после очередного выкидыша.
– О, Керн, я не знала! Прости. От ее жалости он почувствовал неловкость и пожал плечами.
– Как только я начал превращаться в мужчину, Линвуд задался целью меня развратить, звал на пьяные оргии, предлагал своих многочисленных любовниц. Но мне претили эти излишества, я противостоял всем его попыткам до торжества в честь моего четырнадцатилетия.
Керн замолчал. Набежало черное облако воспоминаний о том, как разбились светлые мечты вступающего во взрослую жизнь мальчика. Тогда он страстно верил в победу любви над злом.
– Расскажи, что случилось дальше, – тихо попросила Изабелла.
– Отец пригласил свою постоянную любовницу, герцогиню, которая привезла дочь примерно моего возраста. Поскольку других подростков не было, мы почти всю неделю провели с Сарой, очень симпатичной, милой, и я чувствовал, что влюбился в нее без ума.
Керн вспомнил погожие летние дни, смех девочки на качелях. При каждом взлете его взгляду открывались ее стройные белые ножки.
– Как ей повезло, что ты обратил на нее внимание! – Изабелла потрепала графа по щеке, и сочувственный жест подтолкнул его излить душу, поведать о самом сокровенном.
– На второй день я сорвал у нее поцелуй, а дальше последовали еще более восхитительные ласки. И вот ночью Сара пришла ко мне в спальню якобы пожелать спокойной ночи. Можешь представить, что произошло. Даже поняв, насколько она опытна, я пребывал в ослеплении, верил в нее, доверял ей. – Вспомнив, как признавался в любви, Керн поморщился, но заставил себя продолжать: – Утром пришел отец, поздравил меня с днем рождения и подарил Саре за оказанные услуги браслет с бриллиантами. А она вылезла из моей постели и пошла к нему.
Отголосок ее смеха преследовал Керна долгие годы, по теперь стих. Исповедь, как ни странно, освободила его от тяжелой ноши, будто с него сняли темный груз гнева и стыда.
– Ужасно! Как твой отец мог такое задумать? И почему та девушка предпочла Линвуда тебе?
Граф нежно погладил Изабеллу по щеке.
– Все это не важно. Я больше не встречал Сару и с того момента поклялся вести праведную жизнь. Дал обещание любить единственную женщину – мою жену.
«До сегодняшнего дня. До тебя».
Невысказанные слова повисли в воздухе. Соблазнив Изабеллу, он осложнил себе жизнь. Но сейчас он хотел только сжимать Изабеллу в объятиях, запечатляя в памяти ее нежность и теплоту. Одна ночь страсти не превратит его в распутника.
Карие глаза беспокойно смотрели на него.
– Ты считал… я такая же, как Сара?
Керн не мог этого отрицать и, желая искупить вину, поцеловал ее в лоб.
– Я ошибался. Видел лишь то, что привык видеть.
– А что видишь теперь? – Настороженность в ее голосе вызвала у него улыбку.
– Я вижу прекрасную женщину. – Он провел ладонью по спине девушки, завороженный ее изящными формами. – Женщину, которая знает себе цену. Которая сохранила себя для меня.
– А я вижу перед собой гордеца, который тоже вел себя подобным образом. – Погладив его по груди, Изабелла томно потянулась. – Надеюсь, ты не будешь теперь ждать столько времени?
Игривая улыбка моментально возбудила его, и девушка поняла, насколько она желанна.
– Ты права.
И пока заходящее солнце золотило комнату, они познавали сокровенные тайны своих тел.
– О… Керн… это нехорошо… только не останавливайся…
– Джастин.
– Джастин… – Ее глаза затуманились, – Джастин, я тебя люблю.
На этот раз Керну пришлось задушить признание. Он не мог, не должен ее любить.
– Ах, Изабелла, я никогда не хотел женщину так сильно! Керн медленно вошел в нее, точно меч в ножны, и ритм слил их тела и души в единое целое. А когда вершина была достигнута, мир взорвался пронзительным криком наслаждения.
Сумерки окутывали комнату розовой вуалью, Изабелла лежала, прижавшись к нему. Глаза оставались закрытыми, дыхание успокоилось. На него до спазма в груди нахлынула нежность, когда он понял, что девушка уснула, и он нисколько не сожалеет, что так ее утомил.
Боясь, что она может простудиться, граф осторожно высвободился и потянулся за скомканным одеялом, чтобы накинуть на Изабеллу. Тут он заметил под одеждой на полу холщовый мешочек.
Керн поднялся с кровати, подобрал таинственную вещь, извлек тоненький, переплетенный в кожу томик и долго-долго всматривался в полустершийся заголовок: «Исповедь жрицы любви».
Аполлон и я стали презирать друг друга с первого взгляда. В роковую ночь нашего первого свидания меня убедили посетить собрание джентльменов в частном клубе на Сент-Джеймс-стрит. Они хотели преподнести меня одному из своих друзей в качестве пикантного подарка накануне его помолвки. Заинтригованная действием, я позволила двум лакеям внести меня на серебряном блюде.
Закутанная в прозрачные одеяния, я предстала словно Венера из раковины и очутилась перед самым импозантным мужчиной за всю свою бурную карьеру куртизанки.
Аполлон был взбешен. Причину этого я поняла, когда узнала его благородный характер, но в тот вечер он смотрел на меня с презрением, счел перед всем собранием за шлюху, и я почувствовала к нему ненависть.
И вбила себе в голову овладеть им. Ни один генерал не вел кампании так настойчиво, как я той осенью. Я одевалась как леди, все время попадалась на глаза Аполлону, подкарауливала его, когда он выезжал на верховую прогулку. Когда я оказалась в его постели, нашей враждебности пришел конец.
О, каким пустым и тщеславным созданием я была прежде! Думала, что знаю, как надо любить мужчину. То лето я посвятила себя Аполлону, оставалась верной до самой последней нашей встречи. Ночи перед его свадьбой. Ночи, когда я зачала наше любимое дитя…
Исповедь жрицы любви.
