У женщин есть дурная привычка: вину за все плохое, что происходит в отношениях, они приписывают себе. Порой они тешат себя иллюзией, что все могут исправить сами без малейших усилий со стороны партнера и поднести ему на блюдечке любовь, возродившуюся во всем своем блеске. Об этом мечтала и Мэри.

Поэтому, когда у Имлея появляется необходимость послать своего представителя в Норвегию для улаживания некоторых дел, она вызывается поехать сама. Это таинственное путешествие, подробности которого стали известны только в восьмидесятых годах XX века благодаря работам шведского историка Пера Нистрома.

Оказывается, еще в Гавре, во время континентальной блокады, Имлей задумал одну авантюру. Датские корабли могли беспрепятственно входить в порты Франции и покидать их. Имлей совершил фиктивную сделку: «продал» свой корабль «Свобода» норвежцу Педеру Эльфсену. Эльфсен изменил название корабля на «Мэри и Маргарет» – Маргарет звали его дочь, – поднял на нем датский флаг и отплыл из Гавра, увозя из революционной страны золотую и серебряную посуду, принадлежащую Бурбонам. Корабль благополучно прибыл в Копенгаген, потом отправился в Гетеборг, и с тех пор о нем не было ни слуха ни духа. И теперь Мэри предстояло отыскать свою заблудившуюся тезку. Очевидно, она и Имлей решили, что женщина с ребенком вызовет меньше подозрений и ей будет легче договориться с Эльфсеном. Правда, в XVIII веке женщины почти никогда не путешествовали без мужчин, в сопровождении только слуг и детей, но Мэри не пугают ни трудности, ни опасности, ни сплетни.

Оставив двухлетнюю Фанни и ее няню в Гетеборге, Мэри плывет вдоль побережья Скандинавии, осматривая все порты Швеции, Норвегии и – на обратном пути – Дании, любуется отвесными скалами, водопадами, деревьями, которые чудом удерживаются на камнях, величественными айсбергами и лунным светом, отраженным в холодной воде фьордов. Равнодушная северная природа, прекрасная в своем безразличии к людским страданиям, умиротворяет Мэри. Авантюрная атмосфера будоражит ее, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, сознание того, что она делает важное дело, помогает любимому мужчине, приносит удовлетворение ее разуму.

Она рассказывает в письмах Имлею о чувствах смирения и сопричастности вечности, которые пробудили в ней северные пейзажи, о вспышках гнева, временами охватывающих ее, когда она думает о перипетиях их романа, и об униженном положении женщин, обязанных «жертвовать либо своим сердцем – ради принципов, либо своими принципами – ради своего сердца», о нравах и обычаях людей, столь отличающихся от англичан, о политических реформах, которые она считает неизбежными и необходимыми, и… о своей любви к нему. «Искусство путешествовать – это разновидность искусства размышлять», – делает она вывод в духе философии Просвещения. Страницы ее писем полны не только размышлений, но и чувств. Позже Годвин писал: «Если когда-либо была книга, рассчитанная на то, чтобы сделать мужчину влюбленным в автора, вот это, мне кажется, та книга. Она говорит о своих печалях так, что заполняет нас меланхолией и растворяет в нежности, в то же время она проявляет гениальность, вызывая наше восхищение».

Фронтиспис к изданию «Оригинальных рассказов из действительности». Гравер – Уильям Блейк. 1791 г.

Имлей отвечает сухо. Красота слога и искренность бывшей возлюбленной не трогают его, он думает только о разрыве. До сих пор неизвестно, достигла ли Мэри успеха в своем расследовании. Мы знаем лишь, что спустя некоторое время Эльфсен был арестован за незаконные сделки.

Перед поездкой Имлей обещал, что встретит Мэри с дочерью в Гамбурге, и они вместе отправятся в Швейцарию. Но когда Мэри после трехмесячного путешествия сошла на пристань, ее ожидало только его письмо, в котором он сообщал, что она получит все необходимые объяснения в Лондоне. Удивленная, она пишет ему несколько строк и садится на корабль, идущий в Дувр. Знаменитые Белые Скалы Дувра не производят на нее сильного впечатления после тех свидетельств могущества природы, которые она только что наблюдала в Скандинавии. Мэри спешит поделиться с Имлеем и этой мыслью. Она пишет ему с корабля, что ее способность впитывать новые впечатления истощилась и она с нетерпением ждет возвращения в Лондон.

В Лондоне ее ждут впечатления совсем иного свойства. Мэри возвращается в дом, который сняли они с Имлеем, и узнает от слуг, что в ее отсутствие хозяин приводил сюда другую женщину, и она жила с ним как жена. Это та самая актриса, с которой он обещал расстаться. Мэри почти не чувствует боли, только безграничное удивление. То, что Имлей разлюбил ее, она может понять. Она уже немолода, ее тело изменилось после беременности и родов, да и в последние месяцы она была не слишком веселой собеседницей. Но как она не замечала раньше, что он совсем не уважает ни ее, ни ее чувства, ни чувства их дочери? Где был ее разум? Она не бранит Имлея, она бранит себя. Стоит ли жить дальше, если жизнь ее так ничему и не научила? Она запуталась в своих эмоциях, предала свою самостоятельность и больше не чувствует ни сил, ни желания бороться за жизнь, потому что она неразрывно связана с унижением. Только смерть обещает свободу. Она станет частью природы, великой, мудрой и бесстрастной, чью мощь она так ясно ощутила на севере.

Мэри идет к реке, но в центре города слишком много народу. Она берет лодку, приказывает отвезти себя в Патни – зеленый район на южном берегу Темзы, известный своими парками, где любят прогуливаться состоятельные лондонцы. Но сейчас октябрь, к тому же льет дождь, и на набережной никого. Около получаса она бродит под дождем, чтобы ее одежда намокла и отяжелела. Потом поднимается на мост и бросается в воду…

Мэри вытащил из воды случайный прохожий. Последовавшая за попыткой самоубийства болезнь притупила ее чувства, долгое время Мэри была слишком слаба, чтобы думать и принимать решения. Как бы там ни было, она не раскаивается в том, что сделала. Позже она напишет: «Мне только приходится сетовать на то, что, когда горечь смерти прошла, я была жестоко возвращена в жизнь и страдание. Но твердое намерение не может быть расстроено разочарованием, и я не позволю считать отчаянной попыткой то, что было одним из самых спокойных действий разума. В этом отношении я ответственна только перед самой собой. Если бы я беспокоилась о том, что называют репутацией, именно другими обстоятельствами я была бы обесчещена».

Она еще по инерции пытается наладить с Имлеем отношения ради Фанни. Пишет ему: «Если мы когда-нибудь собираемся жить вместе, давайте сделаем это сейчас. Сойдемся или расстанемся. Вы сказали, что не можете сейчас разорвать ту связь, в которую вступили. Но не в моем характере и привычках ждать, когда вы бросите эту женщину. Я хочу, чтобы мы приняли окончательное решение. Я согласна жить с вами и с этой женщиной. Я думаю, для вас важно чувствовать себя отцом и принимать участие в воспитании вашего ребенка. Но если вы отвергнете это предложение, все будет кончено. Вы свободны. Мы больше не обменяемся ни словом, ни письмом. Считайте, что я для вас умерла».

Это не было последней попыткой удержать любимого, все уже перегорело. Мэри, как это свойственно ей, старалась уважать чувства всех, вовлеченных в эту историю: Гильберта, Фанни, своей соперницы. Она готова была пойти на жертвы, чтобы соблюсти справедливость в отношениях. Но Имлея такое великодушие только напугало. Еще несколько мучительных объяснений, и наконец – окончательный разрыв. Мэри чувствует себя выброшенной на берег после крушения. Она истощена, у нее болит и тело и душа, она не знает, что будет с ней завтра, придет ли ей кто-то на помощь. Но она понимает, что спаслась.