В 1811 году происходит сразу два чуда. Во-первых, после семилетнего отсутствия возвращается из Северной Америки с юной женой и двумя дочерьми самый младший брат Джейн, Чарльз, обожавший ее романы. И, словно подарок к его возвращению, в издательстве Т. Эджертона выходит «Чувство и чувствительность» («Сочинение дамы»). Джейн не поставила на книге своего имени, за издание заплатили Генри и Элиза.

Отзывы весьма благосклонные. Даже шестнадцатилетняя наследница престола принцесса Шарлотта считает, что «наши с Марианной характеры очень похожи, хотя я, разумеется, не так хороша»… И Джейн Остин тут же берется за новый роман – «Мэнсфилд-парк».

Более чем десятилетнее молчание не прошло для Джейн Остин даром. Кажется, она растеряла кураж, утратила веру в себя, и «Мэнсфилд-парк» больше похож не на «Историю Тома Джонса» Филдинга и не на «Тристрама Шенди» Стерна, а на «Векфильдского священника» Голдсмита – он очень нравоучителен, порой до приторности. «В „Мэнсфилд-парке“ герой и героиня, Фанни и Эдмунд, невыносимые ханжи, и все мое сочувствие достается бессовестным, развеселым и чудесным Генри и Мэри Крофордам», – пишет Моэм, и я не могу с ним не согласиться. Джейн как будто решила «подстроиться», «прогнуться под изменчивый мир» и написать роман «как надо». Результат закономерен. Но назвать «Мэнсфилд-парк» полным провалом тоже нельзя – Джейн Остин все же не смогла удержаться и выпустила на страницы романа «развеселых и чудесных», хотя и весьма безнравственных и эгоистичных Крофордов.

В 1813 году Джейн отправляется в Лондон вместе с недавно овдовевшим Генри. До этого она уже бывала там проездом несколько раз, а в 1811 году гуляла в Кенсингтонском парке вместе с Генри. Она посещает портретную галерею и находит там портрет миссис Джейн Бингли: «Точь-в-точь она, фигурой, лицом, чертами и милым выражением, сложно вообразить большую похожесть. На ней белое платье с зелеными украшениями, и это подтверждает мои прежние догадки, что зеленый – ее любимый цвет. Осмелюсь предположить, что миссис Д. будет в желтом». Но в галерее нет портрета, похожего на миссис Дарси, и Джейн находит этому объяснение: «Думаю, мистер Д. слишком высоко ценит любое ее изображение, чтобы выставлять его напоказ. Воображаю его чувства – смесь любви, гордости и нежности».

Она покупает веджвудский фарфор и чай в магазине Твайлинга, ткани и украшения для шляп, заказывает платья у лондонских портних – теперь она может себе это позволить, – посещает театр. За покупками отправляется в коляске Генри, которую хвалит в письме Кассандре: «До чего же удобен экипаж Генри, особенно для его друзей!» – и сознается: «У меня даже возникло ощущение, что я по праву распоряжаюсь роскошным экипажем, в котором разъезжаю по Лондону».

Тем временем «Чувство и чувствительность» продается очень хорошо. Вдохновленный успехом, Т. Эджертон покупает «Гордость и предубеждение», бывшие «Первые впечатления», и издает их в ноябре 1813 с подзаголовком «сочинение автора „Чувства и чувствительности“». За первый роман Джейн получает 140 фунтов, за второй – 110, при том что ее обычные расходы за год составляли около 50 фунтов. И хотя никто не знает имени автора («Ее старший брат Джеймс не сказал даже сыну, в то время школьнику, что книги, которые он читал с таким восторгом, написала его тетя Джейн», – пишет Сомерсет Моэм), это уже слава.

И слава позволяет Джейн Остин вернуться к уровню «Гордости и предубеждения» и пойти дальше. В 1814–1815 годах она пишет «Эмму», один из лучших своих романов, и сразу же начинает работу над «Эллиотами», которые при издании получили название «Доводы рассудка».

Меж тем в издательстве Т. Эджертона выходит «Мэнсфилд-парк», «Сочинение автора „Чувства и чувствительности“ и „Гордости и предубеждения“», затем в издательстве Д. Мэррея выходит «Эмма», «Сочинение автора „Чувства и чувствительности“, „Гордости и предубеждения“ и пр. и пр.». В Париже издан первый перевод «Чувства и чувствительности» на французский язык.

Зимой 1815 года Джейн Остин снова гостит в Лондоне, на этот раз у Эдварда. И тут слава «настигает» ее. Она получает разрешение принца-регента посвящать ему будущие романы.

Георг III впал в безумие в 1811 году, и вплоть до его смерти в 1820 году Великобританией управлял регент – принц Уэльский, который в 1820 году стал Георгом IV. Период его правления носит название «период Регентства».

Принц-регент действительно очень любил романы Остин и держал собрание ее сочинений в каждом своем дворце. Но Джейн Остин не любила принца-регента. Она не могла простить ему скандального разъезда с законной женой Каролиной Брауншвейгской, репутации бесшабашного гуляки и бессердечного обращения с дочерью Шарлоттой, которым возмущалась вся Англия.

Она ответила на письмо через четыре месяца и осторожно спросила секретаря регента, можно ли обойтись без посвящений. Ей дали понять, что посвящение строго обязательно. И тогда на первой странице «Эммы» появились следующие слова: «Его Королевскому Высочеству Принцу-Регенту с разрешения Его Королевского Высочества труд этот с уважением посвящает Его Королевского Высочества послушный и скромный слуга, Автор».

Вскоре Джейн Остин получила от секретаря регента Дж. С. Кларка письмо, в котором он просил в следующем романе немного потрудиться на идеологической ниве и создать положительный образ священника. Джейн Остин отвечала в стиле Элизабет Беннет – скромно, но со сдержанной гордостью: «Я чрезвычайно польщена тем, что вы считаете меня способной нарисовать образ священника, подобный тому, который вы набросали в своем письме от 16 ноября. Но, уверяю вас, вы ошибаетесь. В моих силах показать комические характеры, но показать хороших, добрых, просвещенных людей выше моих сил. Речь такого человека должна была бы временами касаться науки и философии, о которых я не знаю решительно ничего… Каково бы ни было мое тщеславие, могу похвастаться, что я являюсь самой необразованной и непросвещенной женщиной из тех, кто когда-либо осмеливался взяться за перо».

В марте 1816 года Дж. С. Кларк предпринял еще одну попытку – предложил Джейн Остин написать исторический роман, прославляющий деяния Саксен-Кобургского дома, с которым собирался породниться принц-регент. И снова получил вежливый, но непреклонный ответ: «Я не сомневаюсь в том, что исторический роман… гораздо более способствовал бы моему обогащению и прославлению, чем те картины семейной жизни в деревне, которыми я занимаюсь. Однако я так же не способна написать исторический роман, как и эпическую поэму. Я не могу себе представить, чтобы я всерьез принялась за серьезный роман – разве что этого требовало бы спасение моей жизни! И если бы мне предписано было ни разу не облегчить свою душу смехом над собой или другими, я уверена, что меня повесили бы раньше, чем я успела бы кончить первую главу».

И если в этом ответе можно расслышать смирение, то, конечно же, то самое смирение, которое паче гордости.

В марте 1816 года выходит очередной номер «Куотерли ревью» со статьей Вальтера Скотта об «Эмме».

«Таков несложный сюжет истории, которую мы читаем с удовольствием, если не с глубоким интересом, и к которой, быть может, захотим вернуться скорее, чем к одному из тех произведений, где внимание приковано к сюжету во время первого чтения благодаря сильно возбужденному любопытству», – пишет Вальтер Скотт, на которого Джейн Остин в свое время полушутливо негодовала – зачем-де такой превосходный поэт принялся за романы и начал отбивать хлеб у бедных прозаиков.

«Знание жизни и особый такт в изображении характеров, которые читатель не может не узнать, чем-то напоминают нам достоинства фламандской школы живописи, – продолжает Скотт. – Сюжеты редко бывают изысканными и, разумеется, никогда – грандиозными, но они выписаны близко к природе и с точностью, восхищающей читателя… В целом стиль этого автора так же напоминает романы сентиментального или романтического свойства, как поля, коттеджи и луга – ухоженные угодья роскошного особняка или суровую величавость горного ландшафта. Они не столь пленительны, как первые, и не столь грандиозны, как второй, но они доставляют тем, кто часто их посещает, радость, не идущую вразрез с опытом повседневной жизни, и – что еще важнее – юный путник может возвратиться после такой прогулки к обыденным занятиям, не рискуя потерять голову при воспоминании о местах, по которым он блуждал».

В том же году выходит второе издание «Мэнсфилд-парка». «Гордость и предубеждение», «Эмму» и «Мэнсфилд-парк» переводят на французский язык и издают в Париже.

Обстоятельства складываются для семьи Остинов не лучшим образом. Банк Генри терпит крах, и они теряют свои сбережения. Генри решает избрать карьеру священника и получает Чоттэнский приход, доход от которого позволяет ему свести концы с концами. Корабль, на котором плавал недавно овдовевший Чарльз, затонул, и Чарльз теперь едва может обеспечить собственных дочерей. Кроме того, соседи начинают с Эдвардом одну из бесконечных английских тяжб за право владения Чоттэн-лодж и Чоттэн-коттеджем, и над миссис Остин с дочерьми нависает угроза лишиться и этого пристанища.

Джейн Остин уже больна. У нее недостаточность коры надпочечников – возможно, следствие тяжелой простуды, возможно – проявление скрыто протекающего туберкулеза. Симптомы: стремительное похудание, нарастающая слабость, падение давления, тошнота, отвращение к еде. Впрочем, некоторые современные врачи считают, что Джейн страдала от лимфомы. Она спешит дописать свой последний роман «Эллиоты», позже вышедший под названием «Доводы рассудка» и рассказывающий о девушке, в юности отказавшейся от своего счастья и с большим трудом обретшей его в зрелые годы.

В 1817 году Джейн переезжает в Винчестер в поисках лучших врачей. Но все тщетно. Недостаточность коры надпочечников научатся распознавать и лечить не раньше, чем через сто лет. Джейн Остин начинает новый роман «Сандитон», но ее силы тают с каждым днем.

18 июля Джейн Остин скончалась в Винчестере. «Нортенгернское аббатство» и «Доводы рассудка» были опубликованы после ее смерти ее сестрой Кассандрой.