Глава 5

Иеронимуса окружали совершенно незнакомые школьники. Он знал их в лицо, не более. Некоторые с любопытством на него таращились.

Школа организовала для учеников экскурсию в Зону первого ЛЭМа. Группу человек в сто запихали в автотрансп — по большей части середнячков, хотя были одно-два исключения. Дебилы — одноклассники Иеронимуса по коррекционной математике и физике — тоже должны были ехать, но по дороге к автотранспу они почти все разбежались, а очередной временный преподаватель не сумел их удержать. Поехали, кроме самого Иеронимуса, только двое: Клеллен и Брейгель. Они сидели в самом хвосте. Брейгеля редко можно было увидеть среди «нормальных» учеников, и вне своей привычной среды он как-то притих. Клеллен держалась куда более непринужденно. Сняв на сей раз бигуди, она смазала волосы гелем и уложила в сложную прическу из влажно поблескивающих завитков. Клеллен то подходила и заговаривала с незнакомыми учениками, то присаживалась рядом с Иеронимусом и Брейгелем и, надувшись, бросала: «Эй, на что уставился?» — каждый раз, как замечала чей-нибудь взгляд. Их сторонились. Иеронимус то и дело различал среди общего шума: «Дебилы! С ума сойти, к нам сунули дебилов!»

Обычно поездка по шоссе от семьсот семьдесят седьмой школы до Зоны первого ЛЭМа занимала часа полтора. Правда, движение сегодня было довольно оживленное, а в одном месте их задержали на двадцать минут — чуть дальше произошла авария. Явилась дорожная полиция и несколько машин «скорой помощи». Когда наконец разрешили проехать, школьники могли наблюдать жуткую картину: три искореженных автомобиля, россыпь битого стекла, столбы черного дыма над полыхающими лужами горючего, а на обочине — пять зловещих холмиков накрыты простынями в кровавых пятнах. Ясно было, что это за холмики, — из-под коротких простыней торчали ноги погибших.

Пока школьный автотрансп проезжал мимо, у окна зависла колибри — ярко-белая, похожая на заводную игрушку. Размером с собаку. Медики «скорой» еле успевали отгонять надоедливых птиц от места трагедии.

Как только дорога расчистилась, школьный автотрансп продолжил путь. Сиденья в нем были поставлены тесно, и пассажиры сидели вплотную друг к другу по обе стороны от прохода. Из окон открывался великолепный вид на окружающий мир.

Иеронимус обернулся к Брейгелю:

— Что-то ты сегодня тихий!

Брейгель чуть смущенно усмехнулся, не отрывая взгляда от проплывающего мимо пейзажа.

— Это я снаружи тихий, Иеронимус, исключительно снаружи. Зато здесь… — Он постучал себя по лохматой макушке. — Здесь назревает буря… Еще какая буря…

— Ясно! — засмеялся Иеронимус. — Значит, у тебя сегодня рот и мозги поменялись местами?

— Его рот и мозги, — вмешалась Клеллен, — две стороны одной и той же пустой трещотки, которую нам без конца приходится слушать, — все равно с какой стороны.

— Клеллен, если бы меня интересовало твое мнение, я не стал бы спускать воду в тубзике сегодня утром.

Эти двое готовы были обрушить друг на друга привычную лавину по-детски нелепых шуточек, переходящих в оскорбления, переходящих в драку, когда вдруг в их уютный уголок дебильского мира грубо вторглись посторонние.

— Эй! — крикнул кто-то, явно обращаясь к ним. — Ты, очкастый!

Иеронимус оглянулся и среди массы школьников различил смутно знакомую физиономию. Рослый спортивный парень встал и, улыбаясь до ушей, начал пробираться к задним сиденьям.

— Очкарик, помнишь меня?

Иеронимус пребывал в недоумении — и вдруг его осенило. Ну как же! Тупица Пит! Очередной приятель Слинни. Три недели назад они случайно встретились в ротонде. Он еще просил похлопать Слинни по плечу и грозился открутить Иеронимусу нос. Иеронимус вяло помахал рукой:

— Привет.

Пит подошел ближе. Брейгель вжался в спинку сиденья, а Клеллен принялась поправлять слипшиеся от геля волосы. Она явно заинтересовалась новым знакомым.

Пит широко и радостно улыбался.

— Привет! Ничего, если я с вами сяду?

— Конечно садись, — промямлил Иеронимус и чуть подвинулся, освобождая место.

У Пита на телеболке красовались слова «Пауки Спутника», а под ними — разноцветное существо, похожее на тарантула, с окровавленными клыками.

— Симпатичная у тебя маечка! — с необыкновенным энтузиазмом воскликнула Клеллен.

— Спасибо! — Пит устроился рядом с Иеронимусом. — Я считаю, на той неделе «Пауки» разделают «Джексонских кратеров», а вы как думаете?

Иеронимус и Брейгель дружно кивнули, не слишком понимая, о чем речь. Клеллен азартно завопила:

— О дааааааа! — изо всех сил размахивая руками и стараясь не показывать виду, что знает о телеболе еще меньше своих приятелей.

Пит вполне искренне ей улыбнулся и назвал свое имя, не сводя глаз с оживленной девчонки. Клеллен про себя тихо радовалась, что синяк давно уже сошел.

— Между прочим, меня зовут Пит.

— Очень приятно познакомиться! — захихикала Клеллен, пожимая ему руку. — А я — Клеллен.

— Чудесное имя, — ответил Пит.

— А это — Брейгель, а вот тот тип в очочках — Мус.

— Мус? — удивился Пит. — Я думал, его зовут Хикерамас или как-то так. Слинни все время его поминает, только я никак запомнить не могу…

Иеронимуса обожгла горькая мысль. «Слинни все время его поминает»… И сказано так походя, привычно. А вот с ним Слинни теперь совсем не разговаривает. Из одной-единственной, мимоходом брошенной фразы стало ясно — она проводит время с этим спортсменом.

— На самом деле мое имя произносится «Иеронимус».

— А, ну прости, чувак! Мне плохо даются длинные имена.

— Не переживай. Имя необычное, так что его часто коверкают.

— Потому мы и зовем его Мус, — пояснила Клеллен.

— Ага. — Иеронимус криво усмехнулся. — Меня многие так называют. Если хочешь, можешь тоже звать меня «Мус».

— Ну, не знаю, — дружелюбно засмеялся Пит. — Я уж лучше напрягусь. Люблю трудные задачи! У всех моих знакомых имена простые, как у меня: Пит, или Бад, или Кен, или там Слинни — тоже коротенькое имя. А у тебя вон какое классное! Постараюсь все-таки запомнить.

Иеронимуса поразила такая дружеская непосредственность, причем не только по отношению к нему самому, но и к тем двоим. Раньше они встречались всего один раз, и притом не особо тепло.

— В общем, — продолжал Пит, уставившись на свои здоровенные кроссовки, — я хотел извиниться за то, что вел себя как какашка тогда, в ротонде.

Вот уж чего Иеронимус никак не ожидал.

— Ты о чем? Совсем ты не вел себя как какашка, — соврал он.

— Ну, там, хамил, требовал, чтобы ты похлопал Слинни по плечу, а сам даже «пожалуйста» не сказал. Еще нос грозился тебе сломать, кажется.

Иеронимус в жизни своей не испытывал такой неловкости — и одновременно торжества. Довольно странно, ведь он практически и не вспоминал ту встречу. А если приглядеться, нельзя было не признать, что Пит ему даже нравился. В конце концов, не может он быть совсем уж плохим, если Слинни с ним встречается. Воспитание требовало вежливо ответить на извинения этого олуха.

— Да ладно, я тоже был неправ. Мог бы сразу хлопнуть ее по плечу, когда ты попросил, а я стал выпендриваться.

— Да, но я потом сообразил — Слинни же серьезно учится, ей неприятно, когда ее отвлекают от разных умных занятий. А я полез.

— Да ничего страшного, Пит, — настаивал Иеронимус, изумляясь этому неожиданному состязанию в извинениях. — Можно подумать, если человек хорошо учится, его уже нельзя и по плечу похлопать?

Пит не нашелся, что ответить, и задумчиво уставился в окно.

— В общем, Слинни мне все растолковала, и я понял, что вел себя не очень хорошо.

— Все нормально, Пит.

— Вы со Слинни давно дружите?

Иеронимус дернул плечом.

— С третьего класса.

— Она часто о тебе говорит.

— Вы с ней много общаетесь? — не удержался Иеронимус.

— Ага, довольно-таки. В субботу я ее водил на предварительный матч по телеболу между Ловет-тауном и Гагариным. Ей понравилось.

— Правда? Не знал, что Слинни интересуется спортом.

— Не, если матч интересный, она знаешь как увлекается! Мы договорились: она ходит со мной на соревнования, а я с ней — в музеи, в кино, на разные поэтические вечера. Я открыл для нее мир спорта, а она для меня… ну, знаете, мир фильмов, книг, живописи даже и еще массу музыки, я о такой и не слышал никогда. А знаете, в чем мы с ней полностью согласны? Моя машина, «Проконг-девяносто», в прекрасном состоянии, три года езжу! Слинни от нее в восторге. Нам больше всего нравится гонять по шоссе при свете Земли, рано-рано утром, когда другие машины не мешают.

Иеронимус заставил себя улыбнуться и сказал, немного помолчав:

— Это классно, Пит.

— Я даже прочел ту книгу, по которой ты делал доклад на прошлой неделе. Слинни мне скопировала перевод твоего дяди. Классная книга. Странная очень, но классная.

— Пит, мне приятно это слышать. Мы ведь сначала готовили доклад вместе, а потом Слинни вдруг передумала и взяла себе другую книгу, в паре с другим учеником.

— Угу, она мне говорила.

— А со мной она больше не разговаривает.

— Правда?

— Ага. С того самого дня, как мы тебя встретили в ротонде. Когда это было — три недели назад вроде? С тех пор она на меня смотреть не хочет. Я думал, она и доклад мой не слушала, пока ты вот сейчас не сказал, что она скопировала для тебя «Шального древоволка».

Пит со смехом покачал головой:

— Да она без конца про твой доклад талдычит! Считает, что это прямо нечто гениальное.

Иеронимус промолчал, глядя в никуда, потом отвернулся к окну, за которым проносились в неоновом блеске далекие жилые дома.

Пит наклонился к нему.

— Слышь, чувак, мне очень нужно тебя кое о чем спросить.

— Да, конечно, спрашивай.

— Я знаю, что Слинни учится в классе для ботанов. Чтобы туда попасть, нужно быть жутко умным. Обычно, если человек учится в ботанском классе по какому-нибудь предмету, то и по всем остальным тоже. Вот как Слинни. А она недавно о тебе сказала совсем странную вещь. — Пит понизил голос до шепота, чтобы Брейгель и Клеллен не услышали. — Сказала, ты учишься с ботанами только по трем предметам, а по всем остальным… с дебилами?

Иеронимус улыбнулся и так высоко поднял брови, что очки перекосило. Он ожидал какого-нибудь каверзного вопроса о лунарном офтальмическом символяризме, о четвертом основном цвете или о защитных очках, а тут вон что — старая дурацкая история с дебилами и ботанами.

— Это правда. Я — ботан и дебил одновременно.

Пит был потрясен до глубины души.

— Я же видел, как ты носишься через толпу по коридорам! В школе давно ходят слухи, что один очкарик — ох, извини, стопроцентно лунный парень, — учится сразу и в элитных, и в коррекционных классах, и вынужден бегать через всю школу, чтобы успевать на уроки. Значит, это ты?

— Да, Пит. Это я.

— Знаешь, у тебя невероятная скорость! Проносишься мимо, как метеор. Идем по коридору с друзьями, треплемся о чем-нибудь таком обычном — ну, там, обсуждаем вчерашний матч или еще что, и вдруг — вжик! Призрак с планшеткой и стилусом в руках мелькнул, и нету его. Каждый день такое. Никто не знает, кто ты, никто не учится с тобой в одном классе, а ты сам, кажется, общаешься только с ботанами и с дебилами. Тогда, в ротонде, мне и в голову не пришло, что ты и есть Призрак. Скорость у тебя что надо!

Иеронимус не мог понять, к чему все это. Похоже, его способности к бегу произвели на Пита впечатление. Сам Иеронимус никогда раньше о таких вещах не задумывался.

— Слушай, — продолжал Пит, — через три недели начинается отбор в команду по легкой атлетике.

— А-а…

До Иеронимуса наконец дошло, о чем речь.

— Мы с ребятами сначала ржали над Призраком, то есть над тобой, а потом сообразили, что ты бегаешь быстрей любого из нас. Мог бы стать классным спринтером в команде!

— Ты вроде в команде по телеболу? — спросил Иеронимус, удивленный и польщенный неожиданно высокой оценкой его таланта, о котором сам он и не подозревал.

— Ну да, но сезон уже заканчивается. И потом, в полуфинале, мы продули шестьдесят четвертой школе, так что из чемпионата все равно вылетели… А с Призраком в команде можно достичь многого.

— Призрак… — задумчиво протянул Иеронимус. — Мне нравится. Звучит лучше, чем очкарик.

Пит со смехом хлопнул себя ладонью по лбу.

— Извини, пожалуйста!

Пит остался с тремя выходцами из мира дебилов до самого конца пути. Он болтал с Иеронимусом, а особенно — с Клеллен. Брейгель смущался, что было для него совсем не характерно. Клеллен кокетничала напропалую, и Пит охотно шел ей навстречу.

— Тебе нравится в команде по телеболу?

— Еще бы! А тебе нравится в команде самых красивых девчонок школы?

Клеллен, хихикая, ткнула его в бицепс кулачком.

— Прекрати! Нет такой команды — «Красивые девчонки»!

— Разве? Надо создать. Ты будешь капитаном…

— Да ну тебя!

На этот раз она шлепнула его по плечу и заговорила о другом, хотя и близком по теме.

— Как ты думаешь, из меня получилась бы хорошая чирлидерша?

— Чирлидерша? — переспросил Пит.

— Ага. Знаешь, такие ништячные девчонки, при полном марафете, трясут бампером у края поля, пока парни из команды мутузят противников!

— Что? — спросил Пит.

Мозг типичного середняка был неспособен вникнуть в смысл последней фразы.

— Ну, подбадривают вроде. Вот так!

Клеллен вскочила и, стоя в проходе между сиденьями, вскинула руки над головой.

— Чирлидерши! — завопила она во все горло и принялась отплясывать какой-то неописуемый танец, распевая, вихляя бедрами и отчаянно размахивая ногами.

Получалось очень лихо, сексуально и совершенно нелепо — точная копия старинных фильмов из тех времен, когда на Земле действительно существовали команды чирлидерш, пользовавшихся огромной популярностью, никто уже не знает, почему…

Иеронимус и Брейгель не обращали внимания на этот спектакль — Клеллен и не то еще выделывала в классе по пять раз на дню. Зато Пит никогда еще ничего подобного не видел.

— Вау! — Он громко захлопал в ладоши. — Отличная песенка!

Клеллен, подпрыгнув, плюхнулась к нему на колени и немедленно припала к губам открытым ртом, подарив спортсмену невероятно долгий влажный поцелуй с активным участием языка.

— Вот это да! — охнул Пит, покраснев до ушей. — Сейчас же перехожу в класс для дебилов! — заорал он так громко, что весь автотрансп его услышал.

Через несколько минут они прибыли в Зону первого ЛЭМа. Иеронимус отметил про себя, что всего четыре человека, считая его самого, знали, что такое ЛЭМ, остальным было все равно. Пит остался с дебилами — главным образом потому, что Клеллен еще несколько раз его поцеловала. По дороге к останкам древнего корабля он знакомил Иеронимуса со своими приятелями, причем говорил что-нибудь в таком духе:

— Это Призрак, его зовут Иеронимус, он согласился вступить к нам в команду по легкой атлетике!

Школьники, добравшись до металлической развалины с далекой Земли, мгновенно наплевали на все и всяческие правила. Они забирались на остов лунного модуля, спрыгивали с него, дрались и швырялись друг в друга разными предметами. Учителя с воплями останавливали их и, наконец построив, принялись рассказывать, что именно произошло на этом месте две тысячи лет назад. Ученикам быстро стало скучно, они снова стали валять дурака. Сто раз слышанная история давно им надоела. Сверкающие огни казино и диковинного вида прохожие казались куда интереснее, чем груда старого железа, отдаленно напоминающая гигантского паука. Какой-то мальчишка нашел под корпусом ЛЭМ ржавую пивную банку и крикнул:

— А это тоже они здесь оставили?

Все засмеялись.

Иеронимус с Брейгелем, Клеллен и Питом снова стали бегать вокруг модуля и карабкаться на него.

Стоя на самом верху, Иеронимус увидел ее. Она шла прямо к нему и не сводила с него глаз.

Девочка с Земли.

Он застыл. Ее походка… Лицо… Он никогда в жизни ничего подобного не видел.