Глава 17
Джун
КОГДА МНЕ БЫЛО ПЯТЬ, МЕТИАС ВЗЯЛ МЕНЯ С СОБОЙ НА МОГИЛЫ НАШИХ РОДИТЕЛЕЙ. Тогда был первый раз, когда он решил навестить их после похорон. Не думаю, что он хотел напоминания о том, что произошло. Большинству граждан Лос-Анджелеса — даже людям высшего класса — присваивается один квадратный фут на местном кладбище и один непрозрачный стеклянный ящик, в котором хранится пепел близкого человека. Но Метиас заплатил смотрителям кладбища и получил четыре квадратных фута земли для мамы и папы, и еще гравированное стеклянное надгробие. Мы стояли там, в белых одеждах и с белыми цветами. Я все время не сводила взгляд с Метиаса. Я до сих пор помню его плотно сжатые губы, аккуратно причесанные волосы, влажные щеки от слез. Но больше всего мне запомнились его глаза, в них было столько скорби, слишком много для семнадцати летнего мальчика.
Дэй выглядел также, когда узнал о смерти Джона. И сейчас, когда мы идем по подземному туннелю, подальше от Пиерры, я вижу ту же печаль в его глазах.
* * *
Мы тратим пятьдесят две минуты (или пятьдесят одну? Я не уверена, голова все еще слегка затуманена), пробираясь по сырому темному туннелю. Какое-то время мы слышим гневные крики, раздающиеся по другую сторону бетонных стен, отделяющих нас от Патриотов и солдат Республики. Но вскоре эти звуки исчезают в тишине, когда мы уходим все глубже в туннель. Скорей всего Патриотом пришлось бежать от наступающих войск. Возможно, сейчас солдаты пытаются раскопать завал, загородивший проход в туннель. Мы понятия не имеем, что происходит, поэтому просто продолжаем идти.
Теперь совсем тихо. Я слышу лишь звуки нашего неровного дыхания и отзвуки шагов по воде, и кап, кап, кап, капающая ледяная вода с потолка, попадающая прямо на открытые участки кожи. Дэй крепко держит меня за руку. У него холодные и влажные пальцы, но я все равно цепляюсь за них. Здесь так темно, что я едва ли могу разглядеть фигуру Дэя прямо перед собой.
Интересно, пережил ли Андэн нападение? Иди Патриотам все же удалось убить его? От этих мыслей кровь застывает в жилах. Последний раз, когда я изображала двойного агента, кто-то все же погиб. Андэн поверил в меня и из-за этого он мог погибнуть сегодня, возможно он действительно уже мертв. Цена, которую платят люди, оказавшиеся связаны со мной.
Эта мысль напоминает мне о другой. Почему Тесса не пошла с нами. Я хочу спросить его, но как ни странно, Дэй не сказал ни слова о ней, с тех пор, как мы оказались в туннеле. Я точно знаю, что они поссорились. Надеюсь с ней все в порядке. Неужели она решила остаться с Патриотами?
Наконец Дэй останавливается перед стеной. Я облокачиваюсь о стену рядом с ним, и внезапная волна облегчения и паники накрывает меня. Я должна быть в состоянии двигаться дальше, но я слишком сильно устала. Это тупик? Возможно, что эта часть туннеля рухнула, и мы сами себя загнали в ловушку?
Дэй кладет обе руки на стену.
— Мы сможем передохнуть здесь, — шепчет он. Это первые слова, которые он произносит с тех пор, как мы оказались здесь. — Я бывал в одном из таких в Ламаре.
Рэйзор как-то упоминал, что у Патриотов есть отходные туннели. Дэй проводит рукой вдоль кромки двери, где она соприкасается со стеной. Наконец, он находит то, что ищет, крошечный рычаг, торчащий из небольшого двадцати дюймового отверстия. Он нажимает на него, и дверь сдвигается в сторону.
Такое чувство, что мы оказались в черной дыре. Хотя я ничего не вижу, но внимательно прислушиваюсь звуку наших шагов, эхом отдающемся в комнате, здесь низкий потолок, возможно, на несколько футов выше, чем сам туннель (десять, возможно одиннадцать футов).
— Вот он где, — бормочет Дэй. Я слышу, как он нажимает что-то и комнату заливает искусственный свет. — Будем надеяться, здесь никого нет.
Комната небольшая, но здесь легко смогли бы расположиться человек двадцать или тридцать, даже сто, если бы вплотную прижались друг к другу. У задней стены две двери, ведущие в темные коридоры. На каждой стене висят старые мониторы, собранные по давнишним технологиям, такими уже давно не пользуются в Республике. Интересно, их установили Патриоты или эта старая техника, оставшаяся со времен строительства туннеля.
Дэй с пистолетом в руках проходит в первую дверь, я беру на себя вторую. Здесь еще две комнаты поменьше, с пятью двухъярусными кроватями в каждой, а в конце коридора виднеется небольшая дверь, ведущая в темноту бесконечного туннеля. Я готова поспорить на то, что в коридоре, в котором сейчас Дэй, тоже есть запасной выход. Я перехожу от одной кровати к другой, проводя рукой по стене, где люди нацарапали свои фамилии и инициалы. «Это путь к спасению» Подпись Дж.Д. Эдвард. «Единственный выход — смерть» Подпись Мария Маркиз.
— Все чисто? — спрашивает Дэй позади меня.
Я киваю в ответ.
— Чисто. Думаю, пока мы в безопасности.
Он вздыхает, расслабляя плечи, затем устало запускает руку в спутанные волосы. Прошло всего несколько дней с тех пор, как я видела его в последний раз, но почему-то кажется, что гораздо дольше. Я иду к нему. Его глаза рассматривают мое лицо, как будто он видит меня впервые. Наверное, у него ко мне миллион вопросов, но он только поднимает руку и убирает за ухо мою выбившуюся прядь волос. Я не знаю, чувствую ли я головокружение из-за простуды или эмоций. Я почти забыла, как его прикосновения действуют на меня. Я хочу полностью окунуться в него, согреваясь его простой честностью и слушать биение его сердца.
— Эй, — бормочет он.
Я обнимаю его, и мы крепко прижимаемся друг друга. Я закрываю глаза, позволяя себе спрятаться в его объятиях, в теплоте его дыхания на моей шее. Он проводит рукой по моим волосам, затем вниз по спине, сжимая меня так крепко, будто боится отпускать. Он немного отодвигается, чтобы заглянуть мне в глаза. Он наклоняется вперед, как будто хочет поцеловать меня.... но, по какой-то причине останавливается и снова прижимает меня к себе. Так приятно обнимать его, но все же…
Что-то изменилось.
Мы идем на кухню (двести двадцать пять квадратных футов, если судить по количеству плиток на полу), находим две банки консервированной еды и бутылку воды. Дэй молчит. Я с надеждой жду, что он скажет хоть что-то, открывая банку с пастой в томатном соусе, но он не произносит ни слова. Кажется, он полностью погружен в свои мысли. Он думает о сорванном плане? О Тессе? Или, возможно, он вообще ни о чем не думает, а просто, молча, раскладывает еду. Я тоже молчу. Не хочу первой начинать разговор.
— Я видел твой сигнал на камерах слежения, — наконец говорит он, после семнадцати минут тишины. — Я не знал точно, что ты имела в виду, но понял основную мысль.
Он не упоминает о поцелуе между мной и Андэном, хотя я уверена он все видел.
— Спасибо. — На мгновение перед глазами все темнеет, и я часто моргаю, чтобы сфокусироваться. Возможно, мне нужны лекарства. — Мне... жаль, что заставила тебя пройти через это, я пыталась сделать так, чтобы джипы поехали по другой дороге, но мой план провалился.
— Значит, ты специально упала в обморок, верно? Я испугался, что с тобой что-то случилось.
Пару мгновений я просто задумчиво жую пасту. Вкус еды прямо сейчас должен быть потрясающим, но я совсем не чувствую голода. Я должна рассказать ему про Идена, но взгляд Дэя, напоминающий грозовую тучу на горизонте, сдерживает меня. Могли ли Патриоты слышать все мои разговоры с Андэном? Если это так, то Дэй уже должен знать обо всем
— Рэйзор лжет нам о том, почему хочет смерти Электора. Я пока не знаю почему, но все, что он говорит, не сходится с действительностью. — Я замолкаю, интересно, Рэйзора уже задержали офицеры Республики. Если нет, то скоро это произойдет. В конце концов, они поймут, что это Рэйзор специально отправил джипы по той дороге, чтобы заманить Андэна в ловушку.
Дэй пожимает плечами и сосредотачивается на еде.
— Кто знает, чем сейчас занимается он и Патриоты?
Интересно, он говорит так, потому что думает о Тессе. То, как она смотрела на него... Я решаю не спрашивать его о том, что между ними произошло. Но мое воображение вызывает картины их вместе, лежащих на диване, такими счастливыми, как тогда, когда мы впервые встретились с Патриотами в Вегасе, голова Дэя лежит у Тессы на коленях. Она наклоняется, прижимая свои губы к его. Я чувствую, как все внутри меня переворачивается. Но она не пошла с нами, напоминаю я себе. Что произошло между ними? Я представляю, как Тесса ругается с Дэем из-за меня.
— Итак, — говорит он спокойно. — Скажи мне, что такого ты узнала об Электоре, из-за чего мы предали Патриотов.
Значит он ничего не знает об Идене. Я ставлю бутылку с водой и вытираю губы.
— Электор освободил твоего брата.
Вилка в руке Дэя замирает в воздухе.
— Что?
— Андэн отпустил его в тот день, когда я показала тебе сигнал. Иден находится под федеральной защитой в Денвере. Андэну противно то, что Республика сделала с твоей семье..... и он хочет завоевать наше доверие — твое и мое. — Я протягиваю к нему руку, но отшатывается от меня. Я замираю. Я не знала, как он воспримет эту новость, но какая-то часть меня надеялась, что он будет просто... счастлив.
— Андэн против политики последнего Электора, — продолжаю я. Он хочет прекратить Испытания и эксперименты с чумой. — Дэй по-прежнему не отводит взгляд от банки с едой, с вилкой в руке, он просто застыл на месте. — Он хочет радикальных перемен, но для начала ему нужно завоевать доверие людей. Он попросил нас помочь ему.
Дэй выглядит раздраженным.
— И это все? Из-за этого ты решила сорвать планы Патриотов? — говорит он с горечью. — Значит, Электор хочет подкупить меня в обмен на мою поддержку? Звучит как неудачная шутка. Откуда ты знаешь, что он говорит правду, Джун? У тебя есть доказательства того, что он действительно отпустил Идена?
Я беру его за руку. Вот чего я опасалась, хотя у него есть полное право не верить. Как я могу объяснить, что я чувствую, что Андэн другой, что я видела честность в его глазах? Я уверена в том, что Андэн отпустил брата Дэя. Я знаю это. Но Дэя не было там. Он не знает Андэна. Он нет оснований доверять ему.
— Андэн другой. Ты должен верить мне, Дэй. Он освободил Идена и не только потому, что хочет получить от нас что-то взамен.
Слова Дэя кажутся холодными и чужими.
— Я спросил, есть ли у тебя доказательства?
Я вздыхаю, отпуская его руку.
— Нет, — признаюсь я. — Их нет.
Дэй возвращается из состояния оцепенения и запускает вилку в банку. Он делает это с такой силой, что ручка вилки сгибается.
— Он обманул тебя. Именно тебя. Республика не собирается меняться. Сейчас новый Электор молод и глуп, полон амбиций, он просто хочет, чтобы его воспринимали всерьез. Он скажет все, что угодно. Когда все уляжется, ты увидишь его истинное лицо. Я гарантирую это. Он не отличается от своего отца — просто еще один богатенький придурок с глубокими карманами и лживыми обещаниями.
Меня раздражает то, что Дэй считает меня такой легкомысленной.
— Молод и полон амбиций? — Я стараюсь надавить на него, чтобы разрядить обстановку. — Кого-то напоминает.
Когда-то это вызвало бы у него улыбку, но сейчас он просто неотрывно смотрит на меня.
— Я видел мальчика в Ламаре, — говорит он. — Примерно такого же возраста как мой брат. На мгновение, я решил, что это Иден. Его пометили в огромную стеклянную сферу, как какую-то лабораторную крысу. Я пытался вытащить его, но не смог. Кровь этого мальчика используют как био оружие, против Колоний. — Дэй бросает вилку в раковину. — Вот, что твой дорогой Электор делает с моим братом. А теперь, ты все еще думаешь, что он отпустил его?
Я беру его руки в свои.
— Конгресс отправил Идена на фронт еще до того, как Андэн стал Электором. Он освободил его только в тот день. Он…
Дэй освобождает руки, на лице читается разочарование и растерянность. Он закатывает рукава рубашки до локтей.
— Почему ты так сильно веришь в него?
— Что ты имеешь в виду?
Он злится сильнее, продолжая говорить:
— Я имею в виду, что единственная причина, по которой я не разбил окно в машине твоего Электора и не всадил рож ему в глотку, это ты. Потому что я верил в то, что у тебя есть причина на все это. Но теперь мне кажется, что ты просто поверила ему на слово. Что случилось с твоей логикой?
Мне не нравится, что он называет Андэна моим Электором, как будто я и Дэй все еще по разные стороны.
— Я говорю тебе правду. Тем более, в последний раз, когда я проверяла, ты не был убийцей.
Дэй отворачивается, что-то бормоча себе под нос. Я скрещиваю руки на груди.
— Помнишь, когда-то я доверилась тебе, несмотря на то, что все, что я знала, говорило мне, что ты враг? Я дала тебе шанс и пожертвовала всем, во что верила. Я могу точно сказать, что убийство Андэна ничего не решит. Он единственный в ком действительно нуждается Республика — в том, у кого внутри системы есть достаточно власти, чтобы все изменить. Как ты сможешь жить сам с собой, если убьешь его? Андэн хороший человек.
— Что если это так? — говорит Дэй отстранено. Он так сильно сжимает столешницу, что костяшки пальцев у него побелели. — Хороший, плохой, какая разница? Он — Электор.
Я пристально смотрю на него.
— Ты действительно в это веришь?
Дэй качает головой и невесело смеется.
— Патриоты пытаются начать революцию. Вот, что нужно этой стране — не новый Электор, а его отсутствие. Республика не подлежит восстановлению. Пусть Колонии возьмут верх.
— Ты даже не знаешь, что Колонии из себя представляют.
— Я точно знаю, что они куда лучше этой чертовой дыры, — резко отвечает он.
Он не просто злится на меня, он ведет себя как обиженный ребенок.
— Знаешь, почему я согласилась помогать Патриотам? — Я кладу руку ему на плечо, чувствуя небольшой шрам под тканью его рубашки. Дэй вздрагивает от моего прикосновения. — Потому, что я хотела помочь тебе. Ты ведь считаешь, что все это моя вина, да? Я виновата в экспериментах твоего брата. По моей вине, тебе пришлось оставить Патриотов. И это из-за меня Тесса отказалась идти с тобой.
— Нет... — Дэй замолкает, отчаянно растирая руки. — Не все твоя вина. И Тесса... Это только моя вина. Вот она подлинная боль на его лице — и я не могу сказать, кто этому причина. Столько всего произошло. Я чувствую внезапную боль от обиды, которая застилает все вокруг, что мне даже становится стыдно. С моей стороны нечестно ревновать его. В конце концов Дэй знает Тессу уже много лет, гораздо дольше, чем он знает меня, так почему бы ему не чувствовать себя привязанным к ней? Кроме того, Тесса милая, самоотверженная. Я знаю, почему Тесса бросила его. Из-за меня.
Я изучаю его лицо.
— Что произошло между тобой и Тессой?
Дэй смотрит на стену позади нас, полностью погруженный в свои мысли, и мне приходится привлечь его внимание, чтобы вывести из раздумий.
— Тесса поцеловала меня, — бормочет он. — И она считает, что я предал ее..... из-за тебя.
Мое лицо краснеет. Я закрываю глаза, заставляя себя выкинуть из головы всплывающие образы их поцелуя. Это так глупо. Не правда ли? Тесса знает Дэя много лет, у нее есть полное право целовать его. И разве Электор не целовал меня? Разве он мне не нравится? Внезапно Андэн кажется таким далеким, не имеющим к этому никакого отношения. Все, что я вижу, это Дэй и Тесса вместе. Это как удар поддых. Мы в самом разгаре войны. Не глупи.
— Почему ты говоришь мне об этом?
— А ты бы хотела, чтобы я сохранил это в тайне? — Кажется, ему стыдно и он с силой закусывает губу.
Я не знаю почему, но, кажется, у Дэя всегда так легко получается выставлять меня полной дурой. Я старательно делаю вид, что меня это не беспокоит.
— Тесса простит тебя. — Мои слова должны быть успокаивающими, но звучат холодно и фальшиво. Я легко обманула детектор — почему мне так трудно справиться с этим?
Через некоторое время, он спрашивает тихим голосом:
— Что ты думаешь о нем? Честно?
— Я думаю, он настоящий, — отвечаю я, впечатленная тем, как спокойно звучит мой голос. Я рада, что наш разговор перетек в другое русло. — Амбициозный и сострадательный, даже если это делает его непрактичным. Определенно не тот жестокий диктатор, каким его видят Патриоты. Он молод, и ему нужна любовь народа. И ему понадобиться помощь, если он хочет что-то изменить.
— Джун, мы едва спаслись от Патриотов. Ты хочешь сказать, что мы должны помочь Андэну еще больше, чем уже сделали — что мы должны рисковать жизнью ради богатенького паренька, которого ты едва знаешь? — Яд в его словах, когда он произносит их, пробирает меня целиком, так, как будто он оскорбляет этим меня.
— Какое отношение ко всему этому имеет положение? — Теперь я тоже чувствую раздражение. — Ты действительно хочешь сказать, что был бы рад его смерти?
— Да. Я был бы рад увидеть Андэна мертвым, — говорит Дэй сквозь стиснутые зубы. — И я был бы рад увидеть мертвыми каждого человека в правительстве, если бы это вернуло мою семью.
— Это на тебя не похоже. Смерть Андэна ничего не исправит, — настаиваю я. Как мне заставить его понять? — Ты не можешь судить всех по одному, Дэй. Не все, кто работают на Республику зло. А что на счет меня? Или моего брата и родителей? В правительстве есть хорошие люди, и именно они могут изменить ход событий в Республике.
— Как ты можешь защищать их после всего, что они с тобой сделали? Почему ты не хочешь, чтобы Республика распалась?
— Не хочу, — говорю я с вызовом в голосе. — Я хочу увидеть, как она меняется к лучшему. В начале у Республики были свои причины, чтобы контролировать людей…
— Ого. Притормози-ка. — Дэй выставляет руки перед собой. В его глазах светится такая ярость, какой я еще не видела. — Повтори-ка еще раз. Прошу тебя. У Республики были свои причины? Значит, действия Республики логичны?
— Ты не знаешь всей истории о том, как сформировалась Республика. Андэн рассказал мне, что в начале в стране была анархия, и люди были теми, кто…
— Так теперь ты веришь всему, что он говорит? Значит, ты хочешь сказать, что люди сами виноваты во всем? — Дэй переходит на крик. — Что мы сами навлекли на себя это дерьмо? В этом оправдание, почему государство издевается над бедными?
— Нет, я пытаюсь сказать.... — Почему-то сейчас, эта история кажется менее целесообразной, чем когда ее рассказывал Андэн.
— И теперь ты считаешь, что Андэн может исправить все своими идиотскими идеями? Богатенький мальчик спасет нас всех?
— Перестань называть его так! Его идеи исправят все, а не его деньги. Деньги ничего не значат, когда…
Дэй тычет в меня пальцем.
— Никогда не произноси этого при мне. Деньги значат все.
Мои щеки горят от возмущения.
— Нет, это не так.
— Потому что ты никогда не жила без них.
Я вздрагиваю. Я хочу что-то ответить, объяснить, что я не это имела в виду. Деньги не определяют меня, Андэна или еще кого-то из нас. Ну почему я не сказала этого сразу? Почему с Дэем мне так трудно приводить верные аргументы?
— Дэй, пожалуйста, — начинаю я.
Он спрыгивает со столешницы.
— Знаешь, возможно, Тесса была права насчет тебя.
— Извини? — резко отвечаю я. — Насчет чего Тесса была права?
— Возможно, ты и изменилась за последние несколько недель, но где-то глубоко внутри, ты все еще солдат Республики. Ты пропиталась этим насквозь. Ты по-прежнему верна этим убийцам. Неужели ты забыла, как погибли моя мама и брат? Или ты забыла, кто убил твою семью?
Мой собственный гнев набирает обороты.
— Ты намеренно отказываешься смотреть на вещи с моей точки зрения? — Я встаю лицом к лицу с ним. — Я никогда ни о чем не забывала. Я здесь ради тебя, я бросила все ради тебя. Как ты смеешь втягивать сюда мою семью?
— Ты втянула в это мою семью! — кричит он. — Во все это! Ты и твоя любимая Республика! — Дэй разводит руками в стороны. — Как ты смеешь защищать их, как ты смеешь вообще рассуждать о том, что они могут быть правы? Тебе легко говорить об этом, верно, ведь ты прожила всю жизнь в богатом районе? Не думаю, что искала бы во всем этом смысл, если бы всю жизнь ковырялась в мусоре, чтобы добыть еду. Как думаешь?
Я так зла и обижена, что с трудом перевожу дыхание.
— Это нечестно, Дэй. Я не выбирала, где родиться. Я никогда не хотела причинить вред твоей семье…
— Но ты это сделала. — Я дрожу и распадаюсь на части под его взглядом. — Ты привела солдат прямо к моему дому. Из-за тебя они мертвы. Дэй поворачивается ко мне спиной и выбегает из кухни. Я стою одна в тишине, впервые не зная, что делать. Ком в горле грозит задушить меня. А все вокруг кажется расплывчатым из-за слез.
Дэй считает, что я слепо верю Электору, вместо того, чтобы рассуждать логично. Что я не могу быть на его стороне, потому что по-прежнему верна Республике. Неужели и правда верна? Разве я не ответила верно на это вопрос на детекторе лжи? Может я ревную к Тессе? Ревную, потому что она лучший человек, чем я?
А затем возникает мысль, настолько ужасная, что я едва могу стоять на ногах: он прав. Я могу отрицать это. Но именно я причина того, что он потерял все, что было дорого ему.