71
Эван держит меня, пока я не выбиваюсь из сил, а потом прислоняет к дереву и отходит на три шага назад.
– Ты знаешь, что будет, если побежишь, – предупреждает он.
У него раскраснелось лицо, он не сразу восстанавливает дыхание. Когда поворачивается, чтобы подобрать мое оружие, я замечаю, что он старается не делать лишних движений. Определенно, погоня за мной человеку, получившему порцию осколков, далась нелегко. Куртка у него расстегнута, под ней джинсовая рубашка, а штаны, снятые с убитого мальчишки, малы размера на два; со стороны кажется, будто он в панталонах.
– Ты выстрелишь мне в затылок, – говорю я.
Он затыкает «люгер» за пояс и вешает М-16 на плечо.
– Я давно мог бы это сделать.
Догадываюсь, что он говорит о нашей первой встрече.
– Ты глушитель, – говорю я.
Мне стоит огромных усилий не рвануть без оглядки. Бежать от него бессмысленно. Драться с ним бессмысленно. Значит, я должна его перехитрить. Я как будто бы снова лежу под той машиной на шоссе. Ни спрятаться, ни убежать.
Эван садится на землю в нескольких футах от меня и кладет свою винтовку на колени. Я замечаю, что он дрожит.
– Если твоя работа – убивать нас, почему ты не убил меня? – спрашиваю я.
Он не задумывается ни на секунду, как будто давно решил, каким будет ответ на этот мой вопрос.
– Потому что люблю тебя.
Я откидываю голову и упираюсь затылком в шершавый ствол. Голые ветки надо мной резкими линиями перечеркивают синее небо. Набираю полную грудь воздуха и смеюсь на выдохе.
– Так это трагическая история любви? Инопланетный захватчик втрескался в земную девушку. Охотник – в жертву.
– Я человек.
– Человек, но… поставь точку, Эван.
«Потому что я поставила точку. Ты был моим последним другом, а теперь тебя нет. То есть ты, кем бы ты ни был, здесь, но Эвана, моего Эвана, больше нет».
– Нет никаких «но», Кэсси. Я человек и не человек. Я ни то, ни другое, я и то и другое. Я иной, и я человек.
Я смотрю ему в глаза, в тени деревьев они кажутся очень темными.
– Меня от тебя тошнит.
– Как я мог открыть тебе правду? Ты бы сбежала от меня, а это равносильно смерти.
– Не тебе рассказывать мне о смерти, Эван. – Я машу пальцем у него перед лицом. – У меня на глазах умерла мама. У меня на глазах один из вас убил моего отца. За полгода я видела столько смертей, сколько никто не видел за всю историю человечества.
Он отмахивается от моей руки и отвечает сквозь зубы:
– Если бы тебе, чтобы защитить отца и спасти мать, надо было что-то сделать, ты бы это сделала? Если бы знала, что обман спасет Сэмми, ты бы обманула?
Еще как обманула бы. Ради спасения Сэмми я готова притвориться, будто верю врагу. Пытаюсь привести в порядок разбегающиеся мысли. «Потому что люблю тебя». Надо придумать какую-нибудь другую причину, по которой он мог предать себе подобных.
Впрочем, все это не имеет значения. В тот день, когда Сэмми сел в автобус, за ним закрылась дверь с тысячей замков, и сейчас передо мной сидит парень, у которого есть ключи к этим замкам. Вот что важно.
– Тебе известно, что происходит на базе Райт-Паттер-сон? Что случилось с Сэмми?
Эван не отвечает ни словом, ни жестом. Что у него на уме? Одно дело спасти какую-то жалкую девчонку, а другое – выдать генеральный план вторжения на Землю. Возможно, для Эвана наступил момент истины. Как у меня под «бьюиком», когда нельзя ни убежать, ни спрятаться, можно только оставаться на месте.
– Он жив?
Я наклоняюсь вперед. Грубая кора дерева ободрала мне спину.
Он колеблется меньше секунды.
– Вероятно.
– Зачем его туда взяли?
– Чтобы подготовить.
– К чему подготовить?
Теперь приходится ждать, пока он сделает вдох и выдох. И только потом отвечает:
– Пятая волна.
Я закрываю глаза. Видеть его красивое лицо выше моих сил. Господи, как же я устала. До того вымоталась, что могу проспать тысячу лет. Может, когда я проснусь через тысячу лет, иные исчезнут, а в лесу вокруг меня будут резвиться счастливые детишки.
«Я иной, и я человек».
Что, черт возьми, это означает? Я слишком обессилела, чтобы гадать.
Открываю глаза и заставляю себя посмотреть ему в лицо.
– Ты можешь провести меня на базу.
Он отрицательно качает головой.
– Почему нет? – спрашиваю я. – Ты один из них. Скажешь, что взял меня в плен.
– Кэсси, Райт-Паттерсон – не тюрьма.
– Тогда что?
– Для тебя? – Он наклоняется ко мне, и я чувствую его горячее дыхание. – Смертельная ловушка. Ты и пяти секунд там не продержишься. Почему, ты думаешь, я делал все, чтобы не пустить тебя туда?
– Все? Ты в этом уверен? А как насчет того, чтобы сказать правду? Например: «Слышь, Кэсс, ты тут братца вызволять задумала, а я инопланетянин, как те ребята, что его забрали, так что у тебя нет шансов».
– И это бы подействовало?
– Я о другом.
– А я об этом. Твоего брата держат на самой главной базе из всех, что мы… я хотел сказать, другие иные здесь устроили после начала очистки…
– После начала чего? Как вы это называете? Очистка?
– Ну, или уборка. – Он не может смотреть мне в глаза. – Иногда и так.
– Вот, значит, чем вы тут заняты? Вычищаете человеческую грязь?
– Не я ввел этот термин. И вообще, очистка или уборка, называй как хочешь, – это не моя идея. Если тебе от этого будет легче, я никогда не считал, что нам следует…
– Я не хочу, чтобы мне было легче! Ненависть, которая сейчас во мне, – это все, что мне нужно, Эван. Больше мне ничего не нужно.
«Отлично, это было искренне, только не заходи слишком далеко. Перед тобой парень с ключами. Разговори его».
– Ты никогда не считал, что вам следует что?
Он делает большой глоток воды, потом протягивает мне фляжку. Я мотаю головой.
– Райт-Паттерсон не просто база, это – База, – отвечает он, взвешивая каждое слово. – И Вош не какой-то там комендант, он главнокомандующий. Вош руководит всеми операциями, он автор очистки. Это он спланировал все атаки.
– Вош убил семь миллиардов людей.
После Прибытия папа любил порассуждать о том, как сильно иные превзошли нас в развитии, на сколько ступеней эволюции они выше нас, если способны путешествовать между галактиками. И вот как эти высокоразвитые пришельцы решают «проблему» с землянами!
– Некоторые из иных не согласились с тем, что уничтожение – правильное решение вопроса, – говорит Эван. – Я был одним из них, Кэсси. Мы проиграли в этом споре.
– Нет, Эван, проиграли мы.
Это становится невыносимо. Я встаю и жду, что Эван тоже поднимется, но он остается на месте и смотрит на меня снизу вверх.
– Вош не видит вас так, как видят некоторые из нас… Как я вижу, – говорит он. – Для него вы болезнь, которая может убить, если ее не уничтожить.
– Я болезнь. Вот, значит, кто я для тебя.
Я больше не могу на него смотреть. Если не отвернусь, меня вырвет.
– Кэсси, тебе это не по силам, – тихо, спокойно, даже почти печально говорит Эван у меня за спиной. – Райт-Паттерсон – не простой лагерь очистки. Там, под землей, целый комплекс, координационный центр для всех дронов в этом полушарии. Этот комплекс – глаза Воша. Попытка вытащить оттуда Сэмми – не просто рискованное предприятие, это равносильно самоубийству. Для нас обоих.
– Для нас обоих? – переспрашиваю я и мельком смотрю на него.
Эван не двигается.
– Я не могу притвориться, будто взял тебя в плен. Моя задача – убивать людей. Если попытаюсь выдать тебя за пленную, ты погибнешь. А потом и меня казнят, за то, что не убил тебя. Да и не смогу я незаметно тебя провести. Базу с воздуха патрулируют беспилотники, вокруг забор высотой двадцать футов под напряжением, сторожевые вышки, инфракрасные камеры видеонаблюдения, детекторы движения. И еще сотня таких, как я, а ты знаешь, на что я способен.
– Тогда я проникну туда без твоей помощи.
– Это единственный возможный способ, – соглашается Эван. – Только «возможный» иногда означает «самоубийственный». Всех, кого туда привозят, – я имею в виду тех, кого не сразу умерщвляют, – проверяют с помощью программы, которая читает у них в мозгах, расшифровывает воспоминания. Там скоро узнают, кто ты и зачем проникла… А потом тебя убьют.
– Должен быть другой сценарий, с другой концовкой, – не отступаю я.
– Такой сценарий есть, – говорит Эван. – Мы находим безопасное место и ждем, когда появится Сэмми.
У меня отвисает челюсть – что? А потом я произношу это вслух:
– Что?
– Возможно, на ожидание уйдет года два. Сколько твоему брату? Пять? Тех, кто младше семи, не выпускают на задание.
– На какое задание их не выпускают?
Эван отводит взгляд.
– Ты видела.
Тот мальчишка в солдатской форме, вооруженный винтовкой с него ростом. Тот, которому Эван перерезал горло возле лагеря беженцев в лесу. Теперь мне действительно надо глотнуть воды. Я подхожу к Эвану. Он замирает. Я наклоняюсь и беру у него фляжку с водой. Делаю четыре больших глотка, но во рту все равно сухо.
– Сэм и есть Пятая волна, – говорю я.
После этих слов у меня появляется неприятный привкус во рту. Я снова пью.
Эван кивает:
– Если Сэмми прошел обследование, он жив и… – Он замолкает на секунду, чтобы подобрать подходящие слова: – И проходит процесс обработки.
– Ты имеешь в виду промывку мозгов.
– Я бы сказал, ему прививают другой взгляд на происходящее. Идея заключается в том, что инопланетяне используют тела людей, а мы, люди, нашли способ их обнаруживать. И если ты можешь их обнаружить, значит, ты можешь…
Я не даю ему договорить:
– Это все выдумки. Тела людей используете вы.
Эван качает головой:
– Но не так, как думает Сэмми.
– Что это значит? Или вы их используете, или не используете.
– Сэмми считает нас чем-то вроде инвазии, паразитами, которые проникли в мозг человека и…
– Забавно, Эван, именно так я вашего брата и представляю. – Я просто не могу сдержаться: – Паразиты.
Эван поднимает руку. Я не бью его по руке и не убегаю. Тогда он осторожно берет меня за запястье и усаживает на землю. Сердце выскакивает из груди, холод собачий, а я чувствую, что вспотела. Что дальше?
Эван смотрит мне в глаза.
– Жил один мальчик, настоящий мальчик, его звали Эван Уокер, – говорит он. – Как у любого ребенка, у него были родители, еще были братья и младшая сестра. Меня поместили в него перед его рождением. Его мама спала. Мы оба спали. Тринадцать лет я спал внутри Эвана Уокера. Он учился садиться в кроватке, есть твердую пищу, ходить, говорить, бегать и кататься на велосипеде, а я все это время был внутри его и ждал, когда придет время проснуться. По всей Земле тысячи иных спят в тысячах Эванов Уокеров. Некоторые из нас уже разбужены, чтобы в нужное время сделать то, что следует сделать.
Я киваю и сама не понимаю, с чем соглашаюсь. Его поместили в тело человека? Что, черт возьми, это значит?
– Четвертая волна, – пытается подсказать мне Эван. – Глушители. Подходящее для нас название. Мы скрывались внутри человеческих тел, внутри человеческих жизней и ничем не выдавали свое присутствие. Нам ни к чему было притворяться вами. Мы были вами. Эван не умер, когда я проснулся. Он… растворился во мне.
Эван замечает, что мне страшно. Он всегда все замечает. Протягивает ко мне руку, я отшатываюсь.
– Так кто же ты, Эван? – шепотом спрашиваю я. – Где ты? Говоришь, что тебя… – Мысли у меня в голове скачут с бешеной скоростью. – Поместили? Куда тебя поместили?
– Ну, может, поместили – не то слово. Тут больше подходит «загрузили». Меня загрузили в мозг Эвана, когда он находился в процессе развития.
Я мотаю головой. Для существа, которое опережает меня в развитии на тысячи лет, он слишком долго формулирует ответ на простой вопрос.
– Какой ты? На кого ты похож?
Эван хмурится.
– Ты знаешь, какой я.
– Да нет же! О господи, иногда ты такой…
«Осторожнее, Кэсси, не увлекайся. Помни о том, что сейчас важно».
– До того, как ты стал Эваном. На что ты был похож, прежде чем появился у нас?
– Ни на что. У нас не было тел десятки тысяч лет. Мы вынуждены были расстаться с ними, когда покидали свою родину.
– Опять врешь. На кого ты был похож? На жабу, на бородавочника, на слизня? Все живые существа на что-нибудь похожи.
– Мы – чистое сознание. У нас нет плоти. Мы покинули свои тела и загрузили наше сознание в бортовой компьютер корабля-носителя. Только так мы могли отправиться в путь. – Эван накрывает мой кулак ладонями. – Это Эван. Аналогия не идеальная, потому что нельзя сказать, где заканчиваюсь я и начинается он. – Он улыбается. – Не очень-то хорошо у меня получается, да? Хочешь, покажу тебе, какой я?
Матерь Божья!
– Нет. Да. Что ты имеешь в виду?
Я представляю, как он стягивает с себя лицо на манер персонажа из фильма ужасов.
– Ты меня куда-то поместишь?
Эван смеется:
– Ну, в некотором роде. Я покажу, если хочешь увидеть.
Естественно, я хочу увидеть. И конечно, я не хочу увидеть. Может ли это приблизить меня к Сэмми? Но дело тут не только в Сэмми. Если Эван покажет себя, я пойму, наверное, почему он спас меня, когда должен был убить. Почему обнимал темными ночами, не давал сойти с ума.
Он улыбается – должно быть, рад, что я не пытаюсь выцарапать ему глаза и не смеюсь, что, возможно, было бы для него больнее. Моя рука в его большой ладони, как сердце розы в бутоне перед дождем.
– Что я должна делать? – спрашиваю шепотом.
Он отпускает мою руку и тянется к лицу. Я вздрагиваю.
– Я никогда не причиню тебе боль, Кэсси.
Я вздыхаю. Киваю. Еще один вздох.
– Закрой глаза.
Он легко, как бабочка крыльями, прикасается к моим векам.
– Расслабься. Дыши глубже. Освободи сознание. Если этого не сделаешь, я не смогу войти. Ты хочешь, чтобы я вошел, Кэсси?
«Да. Нет. О господи, как далеко я должна зайти, чтобы выполнить свое обещание?»
– Я хочу, чтобы ты вошел, – шепчу я.
Я думала, это начнется у меня в голове, но все совсем не так. Приятное тепло распространяется по всему телу. Оно исходит из моего сердца; кости, плоть, кожа растворяются в нем. Тепло заливает Землю, преодолевает границы Вселенной. Оно везде, и оно – все. Мое тело и все, что вне моего тела, сливаются с ним. А потом я чувствую его. Он тоже там, вместе со мной; нас ничто не разделяет, нет такой точки, где заканчивается он и начинаюсь я. Я открываюсь, как цветок навстречу дождю. Мучительно долго и в то же время головокружительно быстро. Я растворяюсь в тепле, растворяюсь в нем. Здесь не на что смотреть, его нельзя описать, он просто есть.
