64
Прихожу в себя там, где все началось, – на койке в госпитале. Мне наложили повязку и обкололи болеутоляющими. Круг замкнулся.
Требуется несколько минут, чтобы понять: я тут не один. – Кто-то сидит на стуле за капельницей. Поворачиваю голову и первое, что вижу, – черные, начищенные до зеркального блеска ботинки. Безупречно отглаженная накрахмаленная форма. Лицо словно высечено из камня, голубые глаза просвечивают до самых потрохов.
– Ну вот ты и очнулся, – тихо произносит Вош. – Может, еще не совсем здоров, зато в полной безопасности. Врачи говорят, тебе очень повезло, мог бы и не выкарабкаться. Жизненно важные органы не задеты, пуля прошла навылет. Это действительно фантастика, если учесть, с какого расстояния в тебя стреляли.
«Что ты ему скажешь?»
«Скажу правду».
– Это Рингер, – говорю я.
Полковник склоняет голову набок, так он напоминает мне птицу с умными глазами, которая разглядывает какой-нибудь лакомый кусочек.
– И почему же рядовой Рингер стреляла в тебя, Бен?
«Ты не можешь сказать ему правду».
«Ладно. Плевать на правду. Выдам факты».
– Из-за Резника.
– Из-за Резника?
– Сэр, рядовой Рингер стреляла в меня, потому что я оправдывал присутствие Резника.
– А почему тебе понадобилось оправдывать присутствие Резника, сержант?
Полковник закидывает ногу на ногу и сцепляет руки на колене. Очень непросто сохранять с ним зрительный контакт дольше трех-четырех секунд.
– Они взбунтовались, сэр. Ну, не все. Кремень и Рингер… и Чашка. Но начала все Рингер. Они сказали, присутствие Резника доказывает, что все это было обманом, что вы…
Вош разводит руками и переспрашивает:
– Все это?
– Лагерь, инвазированные, подготовка к войне с пришельцами. Они говорили, это пришельцы натаскивают нас, чтобы мы убивали друг друга.
Полковник молчит. Не смеется, не улыбается, не качает головой. Жаль. Если бы он как-нибудь так среагировал, я бы мог засомневаться, попробовал бы все еще раз переосмыслить и, возможно, решил бы, что у меня паранойя или истерия после боя.
Но Вош просто смотрит на меня глазами умной птицы, и его лицо при этом абсолютно ничего не выражает.
– И эта теория заговора не заронила в тебя ни капли сомнений?
Я киваю. Надеюсь, это получается у меня убедительно.
– Они превратились в Дороти, сэр. Настроили против меня всю группу. – Тут я улыбаюсь, надеясь, что улыбка получается мрачная, как у реального крутого солдата. – Но сначала я успел вырубить Кремня.
– Мы обнаружили его тело, – говорит Вош. – В него, как и в тебя, стреляли с очень близкого расстояния. Только анатомически немного выше.
«Зомби, ты уверен, что так надо? Зачем стрелять ему в голову?»
«Они не могут знать, что его уничтожили нажатием кнопки. Выстрел в голову – и нет улики. Рингер, отойди в сторону. Ты же знаешь, я не самый меткий стрелок в этом мире».
– Надо было их всех уничтожить, но численное преимущество оказалось не на моей стороне. Я решил, что лучше вернуться на базу и доложить о случившемся.
И снова Вош никак не реагирует, ни словом, ни жестом. Он просто сидит и смотрит на меня.
«Кто ты? – думаю я. – Человек? Гад? Или… что-то еще? – Проклятье, кто же ты такой?»
– Знаешь, а они исчезли, – наконец говорит он.
Вош ждет, что я отвечу. К счастью, я заготовил ответ. Вернее, это Рингер заготовила. Тут надо отдать ей должное.
– Вырезали свои имплантаты.
– У тебя он тоже вырезан, – замечает Вош и ждет.
Я вижу, как за его плечом ходят вдоль кроватей санитары в зеленой униформе, слышу, как скрипят по линолеуму их тапки на резиновой подошве. Обычный день в госпитале обреченных.
Я готов ответить.
– Я им подыграл. Чтобы дождаться подходящего момента. Дамбо сначала вырезал имплантат у меня, следующей была Рингер. Тогда я перешел к действиям.
– Застрелил Кремня…
– А Рингер выстрелила в меня.
– И после этого…
Теперь он скрестил руки на груди. Опустил подбородок. Прикрыл глаза и смотрит на меня, как хищная птица на свой ужин.
– Я побежал, сэр.
«То есть я могу снять Резника в темноте, когда валит снег, а в тебя с двух футов попасть не способна? Зомби, он на это не купится».
«Я не собираюсь ему это продавать. Просто дам напрокат на несколько часов».
Вош кашляет и чешет подбородок. Какое-то время разглядывает плитку на потолке, а потом снова смотрит на меня.
– Ты просто счастливчик, Бен. Мог умереть от потери крови, но все-таки успел добраться до места встречи.
«Да, кто бы ты ни был, ты прав. Мне чертовски повезло».
Гробовая тишина. Голубые глаза. Жесткий рот. Скрещенные на груди руки.
– Ты не все мне рассказал.
– Сэр?
– Кое-что ты упустил.
Я медленно качаю головой. Палата кренится, как корабль во время шторма. Сколько обезболивающего они мне вкололи?
– Ваш бывший инструктор. Кто-то из твоей группы обыскал его. И нашел вот такой планшет. – Вош демонстрирует мне серебристый прибор, в точности как у Резника. – Ты, командир группы, должен был задуматься о том, зачем у Резника устройство, с помощью которого он может уничтожить вас всех одним нажатием кнопки.
Я киваю. Мы с Рингер сообразили, что он к этому придет, так что ответ у меня есть. Вопрос в том, устроит он Воша или нет.
– Вижу только одно разумное объяснение, сэр. Это было наше первое задание, наш первый бой в реальной обстановке. Надо было мониторить группу на случай, если кто-нибудь превратится в Дороти и выступит против своих…
У меня не хватает дыхания, я замолкаю, и это здорово, поскольку я сам не верю в то, что говорю. Мысли путаются, я будто в густом тумане иду по минному полю. Рингер это предвидела. В парке, пока мы ждали вертолет, она заставила меня вызубрить все ответы и только после этого прицелилась и нажала на спусковой крючок пистолета.
Ножки стула скребут по полу. Вош наклоняется ко мне, я вижу только его лицо и больше ничего.
– Это действительно необычный случай, Бен. На тебя в боевой обстановке оказывалось давление, а ты не поддался стадному чувству. Это… трудно найти более подходящее определение… не по-человечески.
– Я человек, – отвечаю шепотом.
Сердце у меня колотится так, что я боюсь, Вош увидит, как оно бьется под тонкой пижамой.
– Неужели? – спрашивает он. – Потому что в этом вся суть, да, Бен? Кто человек, а кто нет? Разве у нас нет глаз, Бен? Мы лишены рук, органов, объема, чувств, привязанностей, страстей? Если нас уколоть, разве у нас не идет кровь? «А если нас оскорбляют, разве мы не должны мстить?»
Челюсти плотно сжаты, голубые глаза беспощадны, тонкие губы побелели.
– Шекспир, «Венецианский купец». Это к разговору о тех, кого презирают и подвергают гонениям. Как нашу расу. Как расу людей, Бен.
– Я не думаю, что они нас ненавидят, сэр.
Пытаюсь сохранять спокойствие на этом непредвиденном участке минного поля. Сначала получил пулю в бок, потом меня обкололи анальгетиками, а теперь вот беседую о Шекспире с комендантом самого эффективного лагеря смерти за всю историю Земли. У любого голова пойдет кругом.
– Странный у них способ выражать свои чувства.
– Они не испытывают к нам ни ненависти, ни любви. Мы просто им мешаем. Может, мы для них – инвазия.
– Они – Homo sapiens, а мы – Periplaneta Аmericana? При таком раскладе я выбираю тараканов. Их не так просто уничтожить.
Вош хлопает меня по плечу. Он очень серьезен. Вот мы и у цели. Я это чувствую. Сделай или умри, выиграешь или проиграешь. Вош вертит в руке серебристый планшет.
«Твой план – дерьмо, Зомби. И ты это знаешь».
«Хорошо. Какой у тебя?»
«Остаемся все вместе. Присоединяемся к ребятам, которые засели в здании суда».
«А Наггетс?»
«Ничего ему не сделают. Почему ты так за него волнуешься? Господи, Зомби, там сотни детей…»
«Да, но я только одному обещал вернуться».
– Очень мрачная перспектива, Бен. Очень мрачная. Эта бредовая идея приведет к тому, что Рингер будет искать пристанище у тех, кого должна была уничтожить. Она расскажет им все, что знает о нас. Мы, чтобы предотвратить такой ход событий, пошлем за ней еще три группы. Но я боюсь, что будет уже поздно. И если будет поздно, нам придется прибегнуть к последнему средству.
Глаза подполковника горят бледно-голубым огнем. Когда он отворачивается, меня всего колотит. Вдруг становится холодно и очень-очень страшно.
Что значит «прибегнуть к последнему средству»?
Возможно, Вош и не купился на мою версию, но он определенно взял ее напрокат. Я еще жив. А пока я жив, у Наггетса есть шанс.
Вош оборачивается, как будто что-то вспомнил.
Черт, начинается.
– Да, вот еще что. Мне жаль, но должен сообщить тебе неприятную новость. Мы прекращаем давать тебе болеутоляющие, иначе ты не сможешь пройти полноценный дебрифинг.
– Дебрифинг, сэр?
– Бой – странная штука, Бен. Он выкидывает разные фокусы с твоей памятью. Мы обнаружили, что лекарства мешают нашей программе. Твой организм полностью очистится примерно через шесть часов.
«Я все еще не понимаю, Зомби. Почему я должна в тебя стрелять? Почему ты не можешь им сказать, что просто сбежал? По мне, так стрелять в тебя – это лишнее.
«Рингер, надо, чтобы я был ранен».
«Почему?»
«Тогда они напичкают меня лекарствами».
«И что?»
«Я смогу выиграть время. Они не поволокут меня из вертолета прямо туда».
«Куда не поволокут?»
В общем, мне не надо спрашивать Воша об этом, но я все равно спрашиваю:
– Вы подключите меня к «Стране чудес»?
Он манит пальцем санитара, тот подходит, в руках у него поднос. На подносе только шприц и крошечная серебряная гранула.
– Мы подключим тебя к «Стране чудес».
