38
Ночь.
Вверху яркие холодные звезды, внизу черная дорога и жужжание колес на черной дороге под холодными звездами. Лучи фар протыкают плотную мглу ночи. Автобус покачивается, в салоне тепло и душно.
Девочка, которая сидит через проход от Сэмми, уже выпрямилась. Ее темные волосы спутаны, кожа обтягивает лицо, щеки запали, и глаза из-за этого кажутся неестественно большими и круглыми, как у совенка.
Сэмми неуверенно улыбается девочке. Девочка не улыбается в ответ, ее взгляд прикован к бутылке с водой, которая стоит возле его ноги.
Сэмми протягивает бутылку девочке:
– Хочешь попить?
Худенькая рука стрелой летит через проход и хватает бутылку. Девочка за четыре глотка выпивает всю воду и бросает пустую бутылку на сиденье.
– Если ты не напилась, у них, наверное, есть еще, – говорит Сэмми.
Девочка не отвечает, она пристально, не моргая, смотрит на Сэмми.
– А еще, если ты голодная, у них есть мармелад.
Девочка просто смотрит и молчит. Сидит, поджав под себя ноги, и по-прежнему не моргает.
– Я Сэм, но все зовут меня Сэмми. Кроме Кэсси. Кэсси зовет меня Сэмсом. А тебя как зовут?
– Меган, – громко, чтобы перекрыть жужжание колес и рычание мотора, отвечает девочка.
Ее тоненькие пальцы теребят зеленую армейскую куртку.
– Откуда это взялось? – удивляется она вслух.
Ее голос с трудом выдерживает соревнование с шумом автобуса. Сэмми встает и пересаживается на свободное место рядом с девочкой, она вздрагивает и отодвигает ноги подальше от Сэмми.
– Это куртка Паркера, – говорит девочке Сэмми. – Вон он, сидит рядом с водителем. Паркер – доктор. Это значит, что он заботится о больных людях. Он правда хороший.
Девочка по имени Меган качает головой:
– Я не болею.
У нее вокруг глаз темные круги, губы потрескались, волосы нерасчесанные, в них застряли веточки и сухие листья. Лоб у девочки блестит, а щеки разрумянились.
– Куда мы едем? – спрашивает она.
– В лагерь «Приют».
– Как-как?
– Это форт, – объясняет Сэмми. – Он не такой, как другие. Он самый большой, самый лучший, самый безопасный во всем мире. Там даже есть силовое поле!
В автобусе очень тепло и душно, но Меган все время дрожит. Сэмми укрывает ее курткой Паркера до подбородка. Она смотрит на него своими круглыми, как у совенка, глазами и спрашивает:
– А кто такая Кэсси?
– Моя сестра. Она тоже приедет. Солдаты за ней вернутся. За ней и за папой, и за всеми остальными.
– Значит, она живая?
Сэмми озадаченно кивает. Почему Кэсси не должна быть живой?
– Твои папа и сестра живые?
У девочки вздрагивает нижняя губа, слезы оставляют светлые тропинки на измазанных черным щеках. Это сажа от костров, на которых сжигали трупы людей.
Сэмми, не задумываясь, берет ее за руку. Точно так же Кэсси взяла его за руку, когда рассказывала о том, что сделали иные.
Это была их первая ночь в лагере беженцев. Сэмми лежал, свернувшись калачиком, рядом с Кэсси. До этой ночи он не мог осознать масштаб того, что случилось за последние месяцы. Все произошло слишком быстро. Отключилось электричество, папа завернул маму в белую простыню, семья перебралась в лагерь беженцев. Мальчик всегда верил, что наступит день, когда они вернутся домой и все будет как раньше. Мама не вернется, он не маленький и понимает, что она не вернется. Но он не осознавал, что обратного пути нет и что случившееся изменило все навсегда.
Не осознавал до того самого вечера. Тогда Кэсси взяла его за руку и сказала, что мама была одной из миллионов. Она сказала, что почти все на Земле умерли. И еще, что Сэмми больше никогда не будет жить в родительском доме. Он больше никогда не пойдет в школу, а всех его друзей забрала чума.
– Это неправильно, – шепчет Меган в темном салоне автобуса. – Это неправильно. – Она смотрит Сэмми в лицо. – Моя семья умерла, а у тебя есть папа и сестра? Это неправильно!
Паркер снова идет по проходу, он останавливается возле каждого места, тихо говорит с каждым ребенком и трогает у него лоб. Когда он прикасается к детской голове, в полумраке автобуса загорается огонек. Иногда огонек зеленый, иногда красный. После того как огонек гаснет, Паркер ставит ребенку на руку штамп. Красный огонек – красный штамп, зеленый огонек – зеленый штамп.
– Моему младшему брату было примерно столько же лет, сколько тебе, – говорит Меган.
Это звучит как обвинение: «Почему ты жив, а он нет?»
– Как его звали? – спрашивает Сэмми.
– Какая разница? Зачем тебе знать его имя?
Ему так хочется, чтобы Кэсси была рядом. Кэсси бы придумала, как успокоить Меган. Она всегда находит нужные слова.
– Его звали Майкл, понятно? Майкл Джозеф. Ему было шесть лет, и он никогда никому ничего плохого не сделал. Устраивает? Теперь ты счастлив? Моего брата звали Майкл Джозеф. Назвать всех остальных?
Меган смотрит через плечо Сэмми на Паркера, который останавливается возле их мест.
– Привет, соня, – говорит доктор девочке.
– Паркер, она болеет, – говорит ему Сэмми. – Вы должны ее вылечить.
– Мы всех вылечим, – обещает Паркер и улыбается.
– Я не болею, – возражает Меган, а сама дрожит под зеленой курткой доктора.
– Конечно нет. – Паркер кивает и снова улыбается. – Но давай-ка померим тебе температуру, просто чтобы удостовериться. Хорошо?
У него в руке серебряный диск размером с двадцатипятицентовую монету.
– Если температура выше тридцати восьми, загорится зеленый.
Паркер наклоняется через Сэмми и прижимает диск ко лбу Меган. Вспыхивает зеленый огонек.
– Ой-ой, – говорит Паркер. – А теперь давай я померяю у тебя, Сэм.
Диск теплый. Лицо Паркера на секунду окрашивает красный свет. Паркер ставит штамп на тыльную сторону кисти Меган. Зеленые чернила слабо светятся в полумраке автобуса. Это смайлик. Потом на руке Сэма появляется красный смайлик.
– Подожди, пока не назовут твой цвет, – говорит Паркер девочке. – Зеленые сразу пойдут в больницу.
– Я не болею, – протестует Меган.
Голос у нее хриплый. Она сгибается в три погибели и кашляет. Сэмми инстинктивно отстраняется. Паркер хлопает его по плечу.
– Это просто сильная простуда, – шепотом говорит он. – Меган поправится.
– Я не пойду в больницу, – говорит Меган, когда Паркер уходит на свое место рядом с водителем.
Она трет руку об куртку, и смайлик превращается в зеленое пятно.
– Но тебе надо туда, – говорит Сэмми. – Разве не хочешь выздороветь?
Меган трясет головой. Сэмми не понимает ее.
– В больницах не выздоравливают. В больницах умирают.
Когда мама заболела, он спросил папу:
– Ты не отправишь маму в больницу?
А папа сказал, что там небезопасно. Очень много больных людей и мало докторов, которые все равно уже ничего не могут сделать для мамы. Кэсси сказала, что больницы больше не работают, как телевизор, свет, машины и все остальное.
– Все сломалось? – спросил он тогда Кэсси. – Всё-превсё?
– Нет, Сэмс, не все, – ответила Кэсси. – Это не сломалось.
Она взяла его руку и приложила к его груди. Сердце Сэмми сильно стучалось об его ладонь.
– Не сломалось, – сказала Кэсси.