13
В ответ на: Ты получишь это после моей смерти
Дорогой Эндер,
я прямо написал это в поле темы. Никаких вокруг да около. Я составляю это письмо, чувствуя смерть. Я организовал дело так, что письмо уйдет после того, как мы с ней ударим по рукам.
Полагаю, моим преемником станет Сэл Менах. Он не хочет для себя этой должности, но его многие любят и ему доверяют, а это жизненно важно. Он не станет цепляться за кресло в твоем кабинете после твоего прибытия. Но если преемником станет кто-то другой, тогда тебе придется справляться с этим самостоятельно, и я желаю тебе удачи.
Ты знаешь, как сложно было выстоять нашему маленькому сообществу. В течение тридцати шести лет мы жили и решали, кому с кем вступать в брак. Новое поколение уже восстановило половое равновесие; есть внуки, которые почти достигли репродуктивного возраста. А теперь прилетит твой корабль, и внезапно наше население вырастет в пять раз, и лишь один из пяти будет частью изначальной группы. Это будет сложно. Все поменяется. Но я верю, что хорошо тебя узнал, и если я прав, тогда моим людям будет нечего опасаться. Ты поможешь новым колонистам привыкнуть к нашим традициям в тех случаях, когда наши традиции имеют смысл здесь, на Шекспире. Ты поможешь моим людям привыкнуть к новым колонистам в тех случаях, когда традиции Земли будут иметь смысл.
В каком-то роде, Эндер, мы с тобой одного возраста – или, по крайней мере, находимся на одинаковой стадии развития. Мы давным-давно оставили свои семьи. С точки зрения всего мира мы шагнули в открытую могилу и растворились в небытии. Для меня это было жизнью после смерти: карьера после прежней карьеры подошла к концу, жизнь после прежней жизни тоже подошла к концу. И она удалась! Это был просто рай. Опасный, пугающий, победный – и, наконец, мирный. Мой друг, пусть и для тебя жизнь окажется такой же. Сколько бы она ни длилась, пусть тебя радует каждый ее день.
Я никогда не забывал, что обязан тебе нашей победой, а потому и этой второй жизнью, – тебе и другим детям, которые направляли нас в той войне. Еще раз спасибо, которое я произношу стоя одной ногой в могиле.
С любовью и уважением,
Виталий Денисович Колмогоров
– Мне не нравится, чтó ты вытворяешь с Алессандрой, – сказала Валентина.
Эндер оторвался от документа, который читал:
– А что я такого вытворяю?
– Ты прекрасно знаешь, что ты влюбил ее в себя.
– Неужели?
– Не прикидывайся, будто понятия об этом не имеешь! Она смотрит на тебя как голодный щенок.
– У меня никогда не было собаки. В Боевой школе не было места командным талисманам, и бродячих там тоже не водилось.
– И ты намеренно заставил ее влюбиться.
– Если бы я мог по желанию влюблять в себя женщин, мне стоило бы разливать это умение по бутылкам и богатеть на Земле.
– Ты заставил влюбиться не женщину, а эмоционально зависимую, застенчивую, закомплексованную девочку, а это легко сделать. Все, что от тебя потребовалось, – быть с ней чрезвычайно милым.
– Ты права. Не будь я таким эгоистом, мне следовало навешать ей оплеух.
– Эндер, ты говоришь со мной! Думаешь, я не обращала внимания? Ты выискиваешь любую возможность, чтобы ее похвалить. Ты спрашиваешь ее совета по самому мелкому поводу. Постоянно благодаришь ее ни за что. И ты ей улыбаешься. Тебе кто-нибудь говорил, что твоя улыбка может плавить сталь?
– На космическом корабле это может стать проблемой. Постараюсь улыбаться пореже.
– Ты включаешь ее, словно… словно межзвездный двигатель! Эта улыбка, твое лицо… словно ты вынимаешь из себя душу и вручаешь ей в руки.
– Вэл, – сказал Эндер. – У меня здесь довольно важное письмо. Что ты хочешь сказать?
– Что ты собираешься с нею делать теперь, когда она принадлежит тебе?
– Мне никто не принадлежит, – ответил Эндер. – Я никогда к ней не прикасался – буквально. Не пожимал рук, не хлопал по плечу – ни-че-го. Никакого физического контакта. Я не флиртовал с нею. Никаких сексуальных подтекстов, никаких хохмочек. И еще я не оставался с нею наедине. Месяц за месяцем ее мать пытается оставить нас вдвоем, я просто на это не иду. Даже если приходится довольно-таки по-хамски выходить из комнаты. Что конкретно из этого списка заставило ее влюбиться в меня?
– Эндер, я не люблю, когда ты мне врешь.
– Валентина, если хочешь от меня честного ответа, задай мне честный вопрос.
Она вздохнула и уселась на свою койку:
– Жду не дождусь, когда полет закончится.
– Осталось чуть больше двух месяцев. Мы почти прилетели. И ты закончила книгу.
– Да, и вышло неплохо, – сказала Валентина. – Особенно если учесть, что я почти не встречалась с ее героями, а ты оказался совершенно бесполезен.
– Я ответил на все вопросы, которые ты задала.
– Но отказался оценить людей, оценить школу…
– Мое мнение – не часть истории. Не предполагалось, что книга будет называться «Школьные деньки Эндера Виггина, о которых он поведал своей сестре Валентине».
– Я полетела не для того, чтобы с тобой ссориться.
Эндер посмотрел на нее с настолько преувеличенным изумлением, что она запустила в него подушкой.
– Не знаю, насколько для тебя это важно, но я ни разу не вела себя по отношению к тебе так скверно, как к Питеру.
– Значит, за мир можно не опасаться.
– Но, Эндер, я на тебя злюсь. Тебе не следует играть с чувствами девушки. Если ты, конечно, не планируешь на ней жениться…
– Не планирую, – сказал Эндер.
– Тогда ты не должен ее обманывать.
– Я не обманываю.
– А я говорю, обманываешь.
– Нет, Валентина, – сказал Эндер. – Я сделал именно то, что нужно ей для того, чтобы получить желаемое ею.
– То есть тебя.
– Это совершенно точно не является мной, – сказал Эндер, садясь рядом с сестрой и наклоняясь к ней. – Ты здорово поможешь мне, если присмотришься кое к кому другому.
– Я ко всем присматриваюсь, – сообщила Валентина. – Я обо всех выношу суждение. Но ты мой брат, я должна раздавать тебе всякие приказы.
– А ты моя сестра. Я должен щекотать тебя до тех пор, пока ты не описаешься или не расплачешься. Или и то и другое.
Это он и попытался осуществить, хотя, конечно, так далеко заходить не стал. Или если она и описалась, так лишь самую малость, а затем сильно ударила его по руке, отчего он воскликнул: «Ох!» – так нахально и саркастично, что она поняла: он притворяется, что ему не больно, хотя на самом деле больно. Но он это заслужил. Он действительно вел себя гадко по отношению к Алессандре, причем ему было на это наплевать, и даже хуже – он считал, что может все отрицать. Эндер просто жалок.
Весь остаток дня Эндер размышлял о словах Валентины. Он знал, чтó планируется, и это было в интересах самой Алессандры, но он допустил оплошность, если девушка действительно в него влюбилась. Предполагалось, что их отношения ограничатся дружбой, доверием, может быть, благодарностью. Как отношения брата и сестры. Вот только Алессандра – не Валентина. Она не справлялась. Она приходила к выводам не так быстро, как Вэл, – или приходила не к тем же выводам. Алессандра не могла удержать свою часть груза.
«Где мне найти того, на ком я смогу жениться?» – подумал Эндер. Нигде и никогда, если сравнивать всех кандидаток с Валентиной.
«Ну хорошо, да, я знаю, что вызвал у Алессандры чувства. Мне нравится, когда она на меня так смотрит. Петра никогда на меня так не смотрела, и никто другой тоже не смотрел. Такие взгляды нравятся. Гормоны пробуждаются, и я чувствую возбуждение. Это весело. Мне пятнадцать. Я никогда не говорил ей ничего такого, что обманывало бы ее в моих намерениях, и никогда – ни разу! – не дал сигнала о физическом влечении. Ну так застрелите меня за то, что я ей нравлюсь и делаю так, чтобы нравиться и дальше. Здесь что, есть правила? Либо полностью игнорировать ее, чтобы она ощутила свою ничтожность, либо жениться на ней тут же, не сходя с места? Это что, все варианты?»
Но глубоко внутри его терзал вопрос: «А не Питер ли я? Не использую ли я других людей в своих целях? Меняет ли дело то, что я намерен добиться такого результата, который позволит ей получить шанс на счастье? Я ее не спрашиваю, я не даю ей возможность выбора. Я ею манипулирую. Я выстраиваю мир для нее, чтобы она делала определенный выбор и предпринимала определенные действия, которые заставят других людей делать то, что я хочу от них, и…»
И что? Разве есть другой вариант? Пассивно позволить событиям идти своим чередом, а потом сказать: «У-у, как все запущено»? Разве все мы не манипулируем людьми? Даже если открыто просим их сделать выбор, не пытаемся ли мы обставить его так, чтобы они выбрали то, что нужно нам?
Если бы я сказал ей, чего собираюсь добиться, она, наверное, согласилась бы со мной. Пошла бы на это добровольно.
Но достаточно ли она хорошая актриса, чтобы не дать понять матери, что кое-что вот-вот случится? Чтобы та не заставила раскрыть все карты? Алессандра по-прежнему оставалась такой маминой дочкой, что Эндер не верил, будто она способна сохранить от матери секрет – если только очень ненадолго. И если Алессандра раскроет его игру, самой Алессандре от этого ничего не будет – она окажется там же, где была, – а вот он потеряет все. Неужели у меня нет права стать частью этого уравнения, взвесить свое счастье, свое будущее? И если как губернатор я окажусь лучше адмирала Моргана, не должен и я приложить все усилия, чтобы стать губернатором и не позволить Моргану занять этот пост?
По-прежнему идет война, пусть в ней нет оружия, помимо слов и улыбок. Я должен собраться с силами, воспользоваться преимуществами территории и попытаться сойтись с более мощным противником в обстоятельствах, которые нейтрализуют его преимущества. Алессандра – личность, да, но ведь и каждый солдат личность, каждая пешка в большой игре – личность. Мною воспользовались, чтобы я победил в войне. Теперь я воспользуюсь кем-то еще. И все – «во имя общего блага».
Но под всеми этими рассуждениями о морали скрывалось кое-что еще. Эндер это чувствовал. Зуд, голод, сильное желание. То был его внутренний шимпанзе. Животное, которое почуяло в Алессандре женщину. «Избрал ли я этот план, эти инструменты потому, что они подходят лучше всего? Или я выбрал их, потому что они позволят мне быть рядом с хорошенькой девушкой, которая жаждет моей любви?»
Так что, может быть, Валентина совершенно права.
«Но если она действительно права… тогда что? Я не могу вернуть все то внимание, которое обращал на Алессандру. Мне что, внезапно стать к ней равнодушным, без всякой на то причины? Будет ли это худшей манипуляцией?
Могу ли я хоть иногда отключить мозг, стать безволосой обезьяной, положившей глаз на доступную самку?»
Нет.
– И как долго ты собираешься играть с Эндером Виггином в эту игру? – спросила Дорабелла.
– Игру? – удивилась Алессандра.
– Очевидно, он тобою увлечен, – сказала Дорабелла. – Ты всегда в центре его внимания, и я видела, как он тебе улыбается. Ты ему нравишься.
– Как сестра, – вздохнула Алессандра.
– Он застенчив.
Алессандра снова вздохнула.
– Не вздыхай так тяжко, – сказала Дорабелла.
– О, так в твоем присутствии мне даже дышать нельзя?
– Не вынуждай щипать тебя за нос и насильно кормить печеньками.
– Мам, я не могу контролировать то, что он делает.
– Но ты можешь контролировать себя.
– Эндер – не адмирал Морган.
– Да, Эндер – не он. Он мальчик. У него совсем нет опыта. Мальчик, которого можно вести, которому нужно помогать и все показывать.
– Что показывать, мам? Ты предлагаешь мне сделать что?
– Дорогая моя, сладкая фея-доча, – сказала Дорабелла, – это не для тебя и не для меня. Это исключительно для блага самого Эндера Виггина.
Алессандра закатила глаза. Она была такой юной!
– Закатывать глаза – не ответ, сладкая моя фея!
– Мам, все те, кто совершает самые ужасные поступки, всегда говорят, что это для блага других.
– Но в этом случае я вполне права. Видишь ли, мы с адмиралом Морганом сблизились. Стали очень-очень близки.
– Ты с ним спишь?
Прежде чем Дорабелла осознала, что делает, ее рука взлетела в воздух, намереваясь отвесить пощечину. Но вовремя остановилась.
– Ох, ты посмотри, – сказала она. – Моя рука решила побыть не моей, а бабкиной.
Голос Алессандры слегка дрогнул.
– Когда ты сказала, что вы с ним очень-очень близки, я подумала, не значит ли это…
– Мы с адмиралом Морганом – взрослые люди, – сказала Дорабелла. – Мы друг друга понимаем. Я – яркий лучик в его жизни, которого у него раньше никогда не было, а он для меня такая надежная опора, какой твой отец, будь благословенно его сердце, никогда не был. Мы испытываем физическое влечение, но мы взрослые, состоявшиеся люди, контролирующие либидо, и – нет, я не позволила ему.
– Тогда о чем мы говорим? – спросила Алессандра.
– Чего я, будучи в твоем возрасте, не знала, – сказала Дорабелла, – так это того, что между холодной сдержанностью и теми действиями, от которых рождаются дети, есть много промежуточных шагов и этапов. Есть много способов дать понять юноше, что его ухаживания принимаются благосклонно – до определенной черты.
– Мам, я это знаю. Я видела, как ученицы в моей школе одевались словно проститутки, выставляя все напоказ. Я видела ласки, видела, как их лапают и щиплют. Мы с тобой итальянки. Я ходила в итальянскую школу, и все мальчишки, которые там были, собирались стать итальянскими мужчинами.
– Не пытайся отвлечь меня, заставляя злиться на твои этнические предрассудки, – сказала Дорабелла. – Всего несколько недель остается до прибытия…
– Два месяца – не «несколько недель».
– Восемь – это несколько. Когда мы доберемся до Шекспира, одно будет ясно совершенно точно. Адмирал Морган не собирается вручать колонию пятнадцатилетнему мальчишке. Это безответственно. Эндер ему нравится – он всем нравится, – но все, чем они занимались в Боевой школе, – целыми днями играли в игры. Для управления колонией нужен опытный лидер. Об этом никогда не говорилось прямо, хочу заметить. Но я узнала это по намекам, по вскользь брошенным словам или… подслушанным.
– Ты подслушиваешь.
– Я была рядом, у меня есть уши. В общем, я хочу сказать: лучше всего было бы, если бы Эндер Виггин стал губернатором, но прислушивался к советам адмирала Моргана.
– Ко всем его советам.
– Это лучше, чем если Эндера поместят в стазис и отправят обратно.
– Нет! Он этого не сделает!
– Угроза этого уже прозвучала, и есть намеки на то, что такой шаг может оказаться необходимым. А теперь только представь: Эндер и прекрасная девушка-колонист влюбляются друг в друга. Они решают пожениться. Теперь он становится женихом. И так уж вышло, что его будущая теща…
– Которая, так уж вышло, является душевнобольной женщиной, считающей себя феей и матерью феи…
– …теща замужем или вот-вот выйдет замуж за адмирала, который со всей определенностью собирается стать фактическим губернатором. Если только Эндер не доставит хлопот – а если доставит, в этом случае адмирал получит трон, так сказать, на законных основаниях. Но Эндер не причинит никаких хлопот, потому что ему это и не нужно. Его прекрасная юная супруга станет блюсти его интересы, обсуждая вопросы со своей матерью, которая в свою очередь будет обсуждать их со своим мужем, – и все будет работать гладко, в общих интересах.
– Иными словами, я выйду за него замуж, чтобы шпионить.
– Из нас получится пара любящих и любимых посредников, которые позаботятся, чтобы между адмиралами на этом корабле никогда не разгорелся конфликт.
– Подавляя Эндера и заставляя его плясать под дудку Квинси.
– Пока не повзрослеет и не наберется достаточного опыта, – уточнила Дорабелла.
– Чего не случится вообще никогда, по крайней мере с точки зрения Квинси, – подхватила Алессандра. – Мам, я не глупа, и в этом деле ты глупцов не найдешь. Ты ставишь на то, что адмирал Морган получит власть и ты, выйдя за него, окажешься женою губернатора. Но поскольку ты не можешь быть полностью уверена в том, что Эндер Виггин не в состоянии одержать верх, ты хочешь, чтобы я вышла за него. При этом не имеет значения, кто победит в этом маленьком столкновении, мы сможем на этом подзаработать. Я права?
«Подзаработать» Алессандра произнесла по-английски. Дорабелла тут же за это слово ухватилась.
– Дорогуша, в колонии Шекспир денег пока нет, – сказала она. – До сих пор все держится на бартере и распределении. Ты не очень-то внимательно слушала лекции о нашей будущей колонии.
– Мам, это и есть твой план, не так ли?
– Не так, – сказала Дорабелла. – Я влюблена, и ты тоже. Не надо отрицать!
– Все время о нем думаю, – призналась Алессандра. – Каждую ночь о нем мечтаю. Если это и есть влюбленность, таблетка от любви не помешала бы.
– Ты чувствуешь это лишь потому, что юноша, которого ты любишь, недостаточно разобрался в своих собственных чувствах, чтобы ясно сказать о них тебе или даже себе. Именно об этом я и толкую!
– Нет, мама. Ты пытаешься сделать что угодно, но только не втолковать мне. Ты хочешь от меня – но отказываешься произнести вслух, – чтобы я его соблазнила.
– Нет.
– Мам!
– Я тебе уже сказала. Между симпатией и соблазнением есть множество этапов. Например, легкие касания.
– Ему не нравится, когда к нему прикасаются.
– Он думает, что ему не нравятся касания, потому что он еще не понял, что он в тебя влюблен.
– Ух ты, – сказала Алессандра. – И все эти выводы ты делаешь даже без степени психолога!
– Женщине-фее не нужно изучать психологию, она рождается с нужным знанием.
– Мам!
– Ты повторяешь это слово, словно не уверена, кто я для тебя. Да, дорогая, я в самом деле твоя мать.
– Ну хоть раз в жизни ты можешь прямо сказать, что ты имеешь в виду?
Дорабелла закрыла глаза. Она никогда не была склонна говорить прямо. Тем не менее Алессандра была права: девочка настолько наивна, что действительно не понимает, о чем говорит Дорабелла. Она не понимает всей необходимости, срочности – и не знает, что ей делать.
По всей видимости, прямого объяснения не избежать. Так зачем тянуть?
– Садись, солнце мое, – сказала Дорабелла.
– Ага, значит, это будет усложненный обман, – сказала Алессандра. – Для него потребуются силы.
– Если продолжишь в том же духе, я вычеркну тебя из завещания.
– Угроза не сработает, пока у тебя не появится хоть что-нибудь, что я захочу получить.
– Сядь же, дрянная девчонка, – сказала Дорабелла своим игривым строгим голосом.
Алессандра улеглась на койку.
– Я слушаю.
– Ты никогда не сделаешь того, о чем я прошу, правда?
– Я слушаю. И ты не попросила, а приказала.
Дорабелла глубоко вздохнула и выложила все начистоту:
– Если в течение четырех недель ты не заполучишь Эндера Виггина, не привяжешь его к себе отношениями, его почти наверняка заставят остаться на борту корабля – либо под охраной, либо в стазисе. А адмирал Морган спустится на планету, чтобы посмотреть, как дела в колонии. Но если Эндер Виггин окажется будущим зятем адмирала Моргана, тогда его почти наверняка представят жителям Шекспира в качестве нового губернатора. Поэтому либо ты обручишься с номинальным губернатором и героем человечества, либо навсегда расстанешься с ним, чтобы, когда настанет пора выходить замуж, выйти за какого-нибудь местного деревенщину.
Алессандра сомкнула глаза и держала их закрытыми, пока Дорабелла не стала задумываться о том, чтобы разбудить ее, облив водой.
– Спасибо, – наконец произнесла Алессандра.
– За что?
– Что сказала мне, что действительно имела в виду, – объяснила Алессандра. – Объяснила план. Я понимаю – все, что я буду делать, все это в интересах Эндера. Но, мам, мне всего пятнадцать, и я знаю только, как вели себя самые развязные девчонки в школе. Не думаю, чтобы такие действия сработали в отношении Эндера Виггина. Так что, пусть мне и нравится все, что ты говоришь, я понятия не имею о том, как это осуществить.
Дорабелла подошла к койке Алессандры, опустилась на колени и поцеловала дочь в щеку:
– Милая доченька, да ведь все, что тебе нужно, – просто спросить!
