Бывало, мой начитанный друг, и я читала много. Вспомни Пашков дом, на холме и в сирени. Бывало, пролезала в любую щелку за хорошими фильмами. Теперь я всё больше наблюдаю. Мне кажется, что кто-то показывает мне живое кино или книжку с живыми картинками. Не променяла бы свое переломное время ни на какое другое. Я не китаец, которого не приведи бог жить в эпоху перемен. Только разрезав на кусочки и в цинковом гробу меня можно отправить с моей родины. Я была счастлива с нею и в более мерзкие времена. Теперь же, когда впервые появилась надежда на выздоровленье обожаемой больной – ни за какие коврижки. На своей ни на что не похожей родине я приобрела диковинный опыт неведомо чего. Так сказала Анна Андреевна Ахматова – но в мире нет людей бесслезней, надменнее и проще нас. Я не знаю, что именно я умею и где, кроме моей многострадальной родины, могло бы пригодиться такое уменье. Наверное, нигде. Но сделать из меня не то, что я есть, очень трудно. Я неподатлива, и вижу, что не я одна.

Моя очень умная и в последнее время очень дружная со мной невестка Наташа сказала вот что. Когда реставрируют зданье, надо решить, на уровне какого года желательно его восстановить. Ведь мы имеем дело с наслоеньями разных эпох. Так, она говорит, и с нашей разрушенной страной. Давай, мой читатель-соотечественник, восстанавливать на уровне тринадцатого года. Будет вернее. Для меня, мой милый, и мордва Россия, и Литва Россия. Не вижу большой разницы. Этого развода я не даю.

Засим желаю здравствовать. Писано в Купавне и Суле летом 1997 года. Писано в России, Малороссия для меня тоже Россия. Я не собираюсь резать Гоголя пополам – таков будет мой соломонов суд. Прощай и не поминай лихом.