СВАДЬБА В КОНЦЕ ЛЕТА Петр Тодоровский
Один из самых пронзительных лириков отечественного кино снял новую картину «Риорита». Был такой легкомысленный фокстрот времен той войны. Можно было ожидать, что и картина будет под стать. Однако на этот раз лиризм глубоко спрятан. Сюжет разворачивается страшно и жестоко…
Живому, смешливому, энергичному Петру Тодоровскому восемьдесят два года – поверить в это невозможно.
* * *
– Какая-то экспансия Тодоровских! Включаю телевизор – фильм «Над темной водой» по сценарию сына Валерия. «Жена Сталина» делала жена Мира. Только что посмотрела ваш фильм «Риорита». Не трудно жить в команде? Или как художники вы самостоятельны?
– Самостоятельны. Мира продюсирует мои фильмы. А с сыном я мало общаюсь. Хотя мы в одном дворе живем. Он занят своим, я своим.
– А было так, что екнуло сердце, когда что-то у Валерия очень понравилось?
– Да. Вторая его картина «Любовь» очень понравилась. Я до сих пор считаю, это лучшее, что он сделал. В смысле человеческих чувств она истинно правдива. И серьезная проблема для нашей страны: русский мальчик и еврейская девочка любили друг друга, а потом она уезжает, и вот эта драма отъезда, прощание навсегда… Я смотрел и узнавал немножко себя. Никаких выкрутасов, все просто…
– Вы любите, когда просто?
– Я люблю, когда забываю, что я смотрю кино, включаюсь и начинаю играть в эту игру, сопереживаю, кого-то начинаю любить, кого-то не любить.
– Он показал вам уже готовую ленту?
– Да. Он боялся, не дай бог, скажут, папа помогает. Поэтому все скрывалось. Теперь он уже зрелый мастер. Заканчивает мюзикл из времен стиляг…
– У Левитанского есть стихи о войне: «Ну что с того, что я там был… Я все избыл. Я все забыл». А потом: «Я не участвую в войне – война участвует во мне». Это похоже на то, что у вас?
– Я хорошо его знал… Да, похоже. Когда человеку двадцать лет, он, видимо, как ребенок, который впитывает очень многое, и это становится материалом для будущих работ. Война – это моя молодость, это самые яркие впечатления, которые остались. Я попал на фронт в 1944-м. А в 1943-м пошел в Саратовское военно-пехотное училище. Оно было шестимесячным. И можете представить, что один взвод из всего училища посылают пилить дрова для Приволжского военного округа. А в училище три тысячи курсантов. И мы целый месяц на острове пилим деревья, а когда возвращаемся – ни одного человека. Все училище по тревоге подняли и – на Курскую дугу. Там была мясорубка. Больше никого я не встретил потом. А мы спаслись…
– Что должно было случиться, чтобы вы встали за камеру кинооператора?
– Дело было в Германии. Мы шли после тяжелых боев, грязные, уставшие, легко раненные тоже среди нас. И я увидел кинооператора, он снимал проходящих ребят. И подумал, что эти лица сохранятся. И еще подумал, что если останусь живым, попытаюсь стать кинооператором. Хотя совершенно не был подготовлен. До войны только-только начал заниматься фотографией. Девять классов школы, училище, армия. Десятый класс заканчивал после войны.
– Что видит в глазок кинокамеры оператор? И что режиссер? А что сценарист? Вы ведь давно триедины в одном лице. Вот кадры леса в новой картине «Риорита», когда фигуры бойцов появляются в предрассветном тумане, и так страшно!.. Кто это придумал?
– У Григория Поженяна была история. Он снимал картину «Прощай» и поссорился с артистом Олегом Стриженовым. И снял его с картины. Тот возмутился: как же так, я по сценарию еще и половины не сделал! Ответ: ничего, режиссер Поженян как-нибудь договорится со сценаристом Поженяном. Вот и режиссер Тодоровский как-нибудь договорится со сценаристом Тодоровским. Я пишу сцену, видя и зная, как ее снять. Режиссер – единственный человек, который держит всю картину в голове, в душе, в руке. Такие ниточки тоненькие, которые все связывают. Это почерк режиссера. Он знает, каким должен быть пейзаж, как должен стоять актер, в том душевном состоянии, в каком сейчас пребывает, в фас, в три четверти или боком, как его осветить. Конечно, Тарковский и Вадим Юсов сидели, разрабатывали «Иваново детство» и «Рублева» по кадрам. А у меня оператор на «Риориту» пришел за неделю. Я говорю о тех операторах, которые нарасхват, очень дорогих – шесть тысяч долларов в неделю. Это Юра Шайгарданов, он снимал с Валерой «Страну глухих» и с Абдрашитовым «Магнитные бури»…
– Если бы вам пришлось на Страшном суде рассказывать судьям о ваших картинах, которых они не видели, что бы вы им сказали?
– Сказал бы, что у нас очень сильный дефицит доброты, и я хотел внести немного доброты и любви в этот мир.
– Это правда, и «Военно-полевой роман», и «Анкор, еще анкор!», и «Какая чудная игра», и ранние «Фокусник» и «Любимая женщина механика Гаврилова», по чужим сценариям, исполнены любви. Откуда такая жесткость в «Риорите»? Я прочла фильм как притчу о русском народе. Отец и три брата-богатыря – простодушные, наивные, чистые, терпеливые. Терпенье кажется безграничным, но когда уж достанет!.. Мы видим то, что происходит, и своими глазами, и глазами молодой немки, а в них ужас… А потом – хлебное поле, младший косит, рядом с ним встает один его сын, за ним второй, третий. Такая грандиозная метафора русской жизни, русского характера, где все смешано: доверчивость, хитрость, агрессия и мирный труд на бескрайних просторах…
– Не знаю… Я снимал локальную маленькую историю, каких на войне много было, ведь люди там были, а не роботы. Там не только стреляли, там и любовь была, и страдания, и предательства. В этих экстремальных условиях человек раскрывается полностью. Скрыть свой характер невозможно. Среди бури смертей, страстей – героизм русских людей. По своей простоте они доверились нехорошему человеку – вертухаю. Они не привыкли хитрить – и трое из четверых гибнут. В каком-то смысле это если не шекспировская, то библейская история…
– А, все-таки библейская! Но почему столь жесткий фильм?
– Да, фильм Не-Тодоровского. Он как бы выпадает из моего мироощущения, из той доброты, на которой я настаиваю много лет. Но история, что случилась с младшим сыном, когда он снимает шинель с убитого, случилась со мной. И страшно было мне. Первое название фильма – «На память о пережитых страхах». После войны, расставаясь со своим другом, капитаном Пичуговым – я и фамилию его дал этой семье, – я получил от него фотографию, где на обороте: «Пете на память о пережитых страхах». Знаете, не надо это писать, но на войне было кое-что и похуже того, что в фильме. И женщин насиловали взводами, и офицер мог подойти и застрелить солдата, а потом списать убийство на боевые потери…
– Видите, вы до сих пор говорите: не надо это писать. Насколько глубоко в нас сидит запрет на правду…
– Я читал книгу Гавриила Попова «1941—1945», там страшные цифры. Сто тысяч немок обратились в комендатуры, что были изнасилованы советскими бойцами. А сколько награбило начальство! Эшелон мебели вывез Жуков! А больше всех грабили энкаведешники…
– Вы пошли на рискованный шаг – сняли фильм без «звезд». Не боитесь за его судьбу?
– Ну представьте себе деревенских парней – Миронова, Машкова. Это же невозможно. Я думаю, что судьба у фильма будет печальная. Раньше картины клали на полку. Но тогда у картины была слава «полочной», о ней говорили, и ты ощущал свою значимость. Сегодня, если не возьмут первый или второй каналы телевидения, картину тихо спускают в унитаз, и никто о ней не услышит. Я не знаю, как отнесутся к ней военные. После «Анкор, еще анкор!» пришло письмо: у тебя внуки есть? Оболгал, дескать, нашу доблестную армию. А мы снимали жизнь военного городка, где было все, и потом еще пили с комендантом…
– Но и «Анкор» сделался любим народом, и почему бы не ожидать народной любви для «Риориты»!.. Вы отдали Пашке эпизод из своей жизни. А то, что отец похож на вас, – так задумано?
– Знаете, каждый режиссер, да и художник, когда рисует чужой портрет – рисует себя. Иван Семенович Криворучко, который сыграл эту роль, артист доронинского МХАТа – замечательный человек. Пришел, с длинными волосами, с бородкой – такой чеховский персонаж. Я говорю: но мне нужен деревенский человек. Он говорит: если вы меня возьмете, я все сделаю – и волосы остригу, и бородку уберу. И все сделал. Актеры любили людей, которых играли. Это самое главное.
– За время большой жизни с большими актерами бывало что-то, что вас самого изумляло?
– Я имел счастье работать, действительно, с большими актерами. Гердт, Олег Борисов, Леонов, Евстигнеев, Чурикова, Гурченко, Елена Яковлева, Розанова, Андрейченко, Лидия Шукшина… У них, после и в результате всех наших разговоров, репетиций, того, что написано в сценарии, – когда включается мотор, возникает нечто третье… Это называется – талант. Какие-то подробности поведения, которые необычайно обогащают образ. Допустим, в «Военно-полевом романе», когда Андрейченко, которую любит Бурляев, приходит к Чуриковой, жене Бурляева, и они уже надрались, Чурикова вдруг сымпровизировала. Инночка подбежала к шкафу: я хочу подарить тебе платье… Схватила и стала совать ей платье. Это родилось прямо по ходу съемки. Великая актриса Чурикова… И таких эпизодов было множество.
– Лучшие актеры охотно работают с вами – чем вы завоевали их любовь?
– Это их надо спросить… Может быть, моей любовью к ним. Чувством юмора. Я доброжелателен. Я веселый человек. Я рассказываю им анекдоты. Не просто так, а по делу. Я люблю дурачиться на съемочной площадке. Актеры буквально прилипают. Я не хожу и размышляю, как снимать… То есть это тоже, но заранее. Я раньше всех прихожу на съемочную площадку и сам репетирую.
– За всех?
– За всех. Как бы я это сделал. Учитывая разные характеры и ситуации. И они, видя, что режиссер знает, что делать, начинают доверять. А если они мне доверяют, они начинают дружить.
– Вы со всеми дружите?
– Да, я дружу со всеми… С Женей Евстигнеевым дружили все годы. И со второй его женой, и с третьей. Москва – город, который разъединяет, а у нас было много общего. Например, музыкальность. Женя был когда-то ударником в Горьком, учился в театральном училище, а вечерами стучал на барабанах и зарабатывал этим деньги. На этой почве мы особенно сошлись. Дома – я с гитарой, а он брал две вилки и по столу!.. С Гердтом дружили тридцать лет, это было счастье. Человек, наполненный поэзией. Мог начать читать Пушкина, Тютчева с любого места. Юмор неиссякаемый. Необычайное богатство общения – вот что я потерял. То же самое – с Сашей Володиным. У нас свадьба была у него дома, хотя мы не были знакомы. Мы снимали ленинградские эпизоды в картине «Никогда» по сценарию Поженяна. Приехали с Мирой. Мы познакомились в Одессе, она была морской инженер, нам было хорошо вместе, и я предложил ей поехать со мной, она уволилась и поехала. В Ленинграде стали собирать деньги на ресторан, чтобы отпраздновать свадьбу, а зарплаты крохотные. Мира сняла часики: продадим. Все равно не хватает, чтобы хоть часть съемочной группы пригласить. Тогда Поженян говорит: у меня есть большой друг Саша Володин, поедем к нему. И вот после съемки вваливаемся в дом, где накрыт стол и стоит такой смешной человек со смешным носом. Поначалу было очень стеснительно. Но первая рюмка, вторая, третья, появилась гитара, я начал петь, Саша подсел ко мне… А у него актриса должна петь в спектакле у Товстоногова, и он говорит: ты обязательно должен показать ему, как надо петь. И на следующий день пришел Товстоногов, и я опять пел. В общем, такая бурная свадьба была. С дракой небольшой… А потом мы вернулись в гостиницу. Мира пошла ко мне в номер. Мы не имели права жить в одном номере – не расписанные же. А она, выходя из такси, уронила сумочку. Бдительный таксист принес сумочку администратору, Миру нашли по квитанции, но в ее номере вместо нее жил человек нелегально, Миру обнаружили у меня. И нас троих вытолкали из гостиницы. Был конец лета, ночи прохладные, деваться некуда… Зато запомнилось на всю жизнь.
– В вас преобладает скорее любовный или дружеский человек?
– Я очень дорожу дружбой. Но вот какая штука… Бывает, когда человек становится знаменитым, у него есть положение – он начинает себе немного позволять. У таких людей нет той нравственной черты, которую нельзя перешагивать. Я не хочу называть имен… мы продолжаем общаться… но что-то пропало. Я вижу это с большим сожалением. Поэтому любовь в последние годы занимает большее место. Конечно, большая любовь – и Мира, и Валера, и внук, и внучка. Но еще любовь к профессии. Это единственное, что меня спасает. Когда я снимаю кино, я не болею, не устаю, я чувствую, что меня любят женщины…
– Ну поделитесь вашими секретами режиссера.
– Ювелирная работа с актерами, прежде всего. Знаете, какие пробы я устроил Яше Шамшину, ленинградскому актеру, который сыграл Пашку? Изобрази мне, говорю, верблюда, потом змею, потом шимпанзе. Мне надо было увидеть его мимику и пластику. Увидел – и утвердил… Должен быть резерв наблюдений. Понадобятся по делу. Однажды мы с другом перегоняли машину «Волга» одному боссу из Одессы в Киев, ночью, и когда пришла моя очередь отдыхать, пошел дождь, «дворники» заработали, и внутри у меня возник ритм. А помните, в фильме «По главной улице с оркестром» «дворники» работают, Олег Борисов начинает подсвистывать ритм, и «дворники» начинают танцевать под его свист. Вон когда пригодилось… И очень важная вещь – наитие. В «Военно-полевом романе» одна из центральных сцен, когда Чурикова застукала Бурляева с Андрейченко, а Андрейченко говорит: он любит меня, а не тебя. И требует у Бурляева, чтобы тот тоже это сказал. А тот что-то бурчит. Она настаивает: скажи громче. И вот я думаю: а что он должен сделать? Он любит Андрейченко, но и Чурикову очень ценит. Я говорю второму режиссеру: стучите в дверь, попросите там у них пару яблок. Даю яблоко Бурляеву и говорю: она скажет тебе, а ты вгрызайся всеми зубами в яблоко, чтобы хруст пошел!.. И так это было снято. Боженька дает напрямую. При условии, конечно, что ты готов…
– Вы человек общительный, с гитарой, и лицо у вас улыбчивое. А бывает ли мрак на душе? И что вы тогда делаете?
– На Одесской студии директор пытался снять меня с картины «Жажда» – мрак. Мрак – когда отца, мать, сестру хоронил. Старшего брата забрали в армию после десятого класса, началась война, мы писали, искали его, нам неизменно отвечали: в списках погибших и пропавших без вести не значится. Три года назад раздается звонок из Коломны: Петр Ефимович, я такой-то, руководитель поисковой группы, нашел место, где погиб ваш брат. Это родовой мрак. Творческий мрак очень часто бывает у меня. В последнем фильме нужно было по-другому снять одну сцену. Когда этот вертухай Бархатов рассказывает про женщину, которая приезжала к мужу в лагерь, нужно было, чтобы послышался звук летящего снаряда, и Сережа, средний брат, подбежал бы и спас его в этот момент, и они оба сидят, засыпаны землей, войной…
– А потом он этого Сережу убивает…
– Ну да. Я до сих пор смотрю это место… ах ты, дурак старый… Нет такого дня, чтобы я не сожалел, что не так сделал.
– А как выходите из мрака?
– Только за счет того, что несерьезный человек. Начинаю дурачиться, придумывать всякие штуки…
– Не напиваетесь?
– Нет. Бывали случаи, когда я напивался, это было очень давно. А утром вставал мертвым.
– Вы человек реализованный. Что бы вы сказали молодым людям, как надо жить, чтобы реализоваться?
– Слышать себя. Доверять первым ощущениям. Много раз на себе проверял. Когда изменял первому ощущению – ошибался. Я не говорю о порядочности и честности – это обязательные вещи для человека. Не метаться. Найти себя. То есть найти то, без чего жить не можешь. Свое место в жизни, свое призвание. И бить в одну точку. Об этом, кстати, «По главной улице с оркестром», где Олег Борисов после долгих лет блужданий в потемках возвращается к себе, к музыке…
– А что самое главное вы узнали за жизнь о жизни?
– Что жизнь прекрасна. Все интересно! Мы затурканы, забиты, не видим восхода солнца, не сидим, как рыбаки, часами над речкой с ее туманами и блеском воды на заре. Нам некогда заниматься животными. У нас была кошка, ее подстрелили, жаль было до слез, она была третий член семьи… Недавно стал понимать, сколько упущено. Мало попользовался этой красотой. Мало путешествовал. Однажды сидел смотрел, как воробушки дерутся за корочку хлеба… и такое чувство!.. Что-то мы серьезно пропускаем. Работа – да. Но что не находим времени на любовь ко всему живому!.. Голова забита проблемами: что делать и как дальше жить. Мы же уходящая натура, поэтому уже сейчас легкая депрессия в связи с тем, что я ничего не делаю…
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
...
ТОДОРОВСКИЙ Петр, кинорежиссер, киносценарист.
Родился в 1925 году на Украине.
В Великую Отечественную – курсант Саратовского военно-пехотного училища, направлен на фронт командиром взвода, дошел до Эльбы.
В 1954 году окончил операторский факультет ВГИКа. В качестве оператора снимал фильмы «Весна на Заречной улице», «Два Федора», «Жажда» и др. В качестве режиссера – «Фокусник», «Любимая женщина механика Гаврилова», «Интердевочка» и др. По собственным сценариям им сняты картины «По главной улице с оркестром», «Военно-полевой роман», «Анкор, еще анкор!», «Какая чудная игра».
Народный артист РСФСР. Лауреат Государственной премии России.
Награжден тремя орденами Отечественной войны и тремя орденами «За заслуги перед Отечеством».
...
ТОДОРОВСКАЯ Мира, киносценарист, кинопродюсер.
По первой профессии – морской инженер.
Автор многих документальных фильмов. Сценарист, режиссер и продюсер 4-серийного фильма «Жена Сталина».
Основала независимую студию «Мирабель», в которой осуществила производство семи последних фильмов Петра Тодоровского.
Сын – Валерий Тодоровский, кинорежиссер, кинопродюсер.
