Глава 5. БАЛЛАДА О ГОМЕРЕ
Великий древнегреческий поэт Гомер жил в середине IX века до нашей эры. Сначала он не был великим древнегреческим поэтом, а жил в небольшой горной деревушке и только и делал, что смеялся гомерическим смехом, чем страшно пугал односельчан. Причем гомерический смех Гомера раздавался и днем и ночью, и если днем с ним еще как-то мирились, то ночью это доставляло большие неудобства, поскольку от гомерического смеха Гомера просыпались древнегреческие дети и потом долго не могли уснуть. Кроме того, переставали нестись куры, а коровы отлынивали от своих прямых обязанностей.
Однажды сельчане собрались на совет. Вызванный Гомер долго не мог понять, чего от него хотят, а когда понял, засмеялся гомерическим смехом и ушел. Тогда жители этой горной деревушки обратились за помощью к евреям. Для этого им пришлось отправиться на Синайский полуостров, по которому к тому времени уже тридцать восемь лет водил евреев Моисей. Они попросили евреев слегка уклониться от курса и навестить Гомера, с тем чтобы споить его насмерть. Евреи с удовольствием согласились, попросив при этом в задаток шесть тысяч талантов, а в каждом таланте содержалось двадцать шесть килограммов серебра. У сельчан как раз столько и было, и они ударили по рукам.
Евреи пришли к Гомеру и напоили его какой-то отравой. Сначала Гомер гомерически хохотал, и односельчане, собравшиеся во дворе его дома, уже начали волноваться, но потом наступила тишина. Вскоре скрипнули двери, и в проеме показались евреи.
– Было тяжело, – сказали они. – Но мы-таки споили его. Крепкий вообще-то мужик... Ну, мы пойдем, что ли? Нам еще года два по Синаю ходить...
Они получили еще шесть тысяч талантов, украли табун кентавров и ретировались.
А когда взошло солнце и Гомер не засмеялся, как обычно, односельчане решили навестить его.
– Как дела, Гомерушка, – спросили они. – Что-то ты такой молчаливый. А ну посмейся...
– Не до смеху уж мне, дорогие мои домочадцы, – угрюмо отвечал Гомер. – Из чужой и далекой страны вчера путников я привечал. Попросились ко мне на ночлег. Молока вместе с мясом поесть отказались и, сильно картавя, сидели. А потом пойло жуткое дали мне выпить они. И вот я ослеп, так чего же мне, право, смеяться?
Облегченно вздохнули сельчане и по разным делам поспешили. А Гомер в рваной тунике какую-то лиру схватил и громко запел:
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть
плотоядным
Птицам окрестным и псам
(совершалася Зевсова воля)…
– Час от часу не легче, – шептались коварные односельчане. – Сначала ржал как конь, теперь песни орет. Давай-ка мы его спровадим. И выгнали несчастного слепого.
И пошел слепой Гомер со своею лирой по Пелопоннесу. То тут то там раздавались его истошные вопли:
Если соделалось так, – без сомнения, мне то угодно!
Ты же безмолвно сиди и глаголам моим повинуйся!
Или тебе не помогут все божества на Олимпе,
Если, восстав, наложу на себя необорные руки...
«Сумасшедший, – думали древние греки, – пшел отсюда».
Так Гомер ходил по Греции до самой старости, спотыкаясь и прихрамывая. К нему привыкли и даже подкармливали. За это время он сочинил «Илиаду», «Одиссею» и «Сказку о коварных евреях», которая начиналась так: «О, не ходите, вы, дети Эллады, на землю евреев гулять...»
В противовес расхожим домыслам, сфабрикованным евреями, согласно которым Гомер не мог писать, поскольку был слеп, великая древнегреческая жертва Сиона овладела ремеслом каменотеса и долбила свои тексты на каждом более-менее подходящем валуне.
Незадолго до смерти Гомер пришел в Афины и громогласно заявил: «Время собирать камни». Все, что оставалось сделать древним грекам после внезапной смерти Гомера, наступившей в результате инсульта по поводу в очередной раз потерянной лиры, это пройти маршрутами поэта и перетащить все валуны в одно место. Так возник Парфенон.
Спустя много лет Грецию посетил еврейский поэт Самуил Маршак, укравший камень с началом «Сказки о коварных евреях» про детей, которым не рекомендовалось ходить гулять на землю Израилеву. Он продал эту фразу Бабелю (не Михаилу, которого больше знают чикагцы и москвичи, а Исааку) – за десять рублей. И. Бабель перепродал ее И. Ильфу за пятнадцать. И. Ильф попробовал перепродать ее Е. Петрову за двадцать, но русский Петров был не дурак и сторговался на девятнадцати. Потом фразой торговали И. Эренбург, О. Мандельштам, Б. Пастернак и О. Брик. Пока Брик пытался перепродать фразу в столовой Моссолита, Маяковский увел у него жену Лилю. Раздосадованный Брик вдул фразу про детей обрусевшему немцу Чуковскому за двести двадцать пять рублей, но в итоге Чуковский не прогадал, потому что написал сказку про врача-вредителя Айболитмана и получил хороший гонорар. И все советские люди прочитали эту сказку. А потом ее прочитали все дети всех советских детей. И дети этих детей. И уже никто не помнил, кто именно написал начало. Потому что Гомера советские люди не любили, ошибочно считая его бухарским евреем.
Вполне возможно, это произошло из-за нашумевшей истории про родину Гомера. Доподлинно известно, что семь греческих городов оспаривали в свое время право называться родиной Гомера. А выиграл этот спор Тель-Авив. И это очень, конечно, жалко, потому что вечно евреи выигрывают чужое и там, где проигрывают все остальные.