ДОЖДЬ В БАРСЕЛОНЕ
Родившемуся в Оак Парке
В тот вечер он решил лечь спать пораньше, но заснуть так и не смог. Когда-то ливень, барабанивший по карнизу, был для него лучшим снотворным. Сейчас он мешал. Не вставая с кровати, он позвонил портье. Оказалось, что уже без пятнадцати одиннадцать, кухня закрыта, но напротив отеля есть ресторанчик.
– Окна вашей комнаты выходят прямо на него, – сказал портье. – Там вполне достойное меню.
Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в жестяной карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг.
Ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.
Наконец к нему вышел пожилой официант.
– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.
– Сеньор один?
– Один.
– Заходите.
– А если бы я был не один?
– Простите?
– Ничего...
– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.
– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.
– Сеньор разве не американец?
– Американец. С плохим английским.
– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио. У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.
– Не хочу быть один.
Было сумрачно и тепло. На столиках, покрытых белыми скатертями в крупную красную клетку, стояли корзинки с приправами. Голые стены. Огарок свечи. «Какая разница?» – подумал он.
В противоположном углу зала в полнейшем молчании ужинали две пары. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.
– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, – попросил он.
– Какой сыр? – спросил официант.
– Мончего, – сказал он. – Постарше.
Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку.
– Это – от сеньоров, которые сидят вон за тем столиком.
Он обернулся: мужчины – один совершенно седой, другой лысый – смотрели на него, женщины не оборачивались. Он приветственно помахал незнакомцам рукой.
– Они пьют вино? – спросил он.
– Дамы – вино, сеньоры не пьют.
– Тогда – вино для дам.
– И еще они просили передать вот это, – Эмилио положил на стол сложенную вчетверо записку.
– Спасибо, – сказал он.
«Ну и что это может быть? – подумал он, когда официант отошел. – Случайно узнавшие его читатели? В Барселоне? Маловероятно. Просто ребята, которые хотят выпить? Но они не пьют...»
Он закурил и раскрыл записку. Там было написано по-русски крупными буквами:
«Не устаю восхищаться вашим зятем».
Он резко встал. Теперь уже четыре пары глаз смотрело на него. «Не устаю восхищаться вашим зятем...» Однажды, очень давно, в кажущейся уже небылицей жизни, так сказал один его друг теще другого его друга. В самой фразе не было ничего особенного, но та самая теща оскорбленно остолбенела, потом из ее набитого едой рта полились возмущенные нечленораздельные звуки, затем салат с лимонадом, и фраза, очевидно, запомнилась всем именно вот этой неадекватной реакцией тетки, ненавидевшей своего зятя сильнее, чем большинство евреев ненавидит арабов. Потом они пользовались этой фразой в узком кругу, когда хотели подчеркнуть несуразность чьих-то слов или поступка.
– Ленька? – крикнул Он.
– Не совсем, но близко, – ответила одна из женщин и, услышав ее голос, Он все понял. Точнее, не понял ничего: ни откуда они взялись здесь, ни как реагировать, но осознал, что это случилось...
– Может быть, закажем водки? – предложил он, разместившись за их столом.
– Я – с удовольствием, – сказал Седой.
– И я, – сказал Лысый.
– И я, – сказала одна из женщин. – Только с соком.
А другая женщина сначала промолчала, а потом, глядя на него во все глаза, сказала, недоверчиво улыбаясь:
– Этого не может быть...
Эмилио почему-то обрадовался его переходу за этот стол. С удовольствием принял дополнительный заказ и спросил:
– Как вам наш город?
– Погода – отличная, – пошутила Женщина, которая хотела пить водку с соком.
А Другая женщина сказала:
– Барселона – мой город. Когда я приехала сюда впервые, то осталась очень довольна, потому что увиденное сошлось с моими представлениями. То есть город оказался таким, каким нужно, и я его сразу узнала.
– Спасибо, – искренне сказал Эмилио. – Вы хорошо сказали. Я сейчас все принесу...
Они помолчали, разглядывая друг друга.
– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.
– Старость – не радость, – хихикнул Седой.
– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказала Другая женщина. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.
– Я уйду, а вы исчезните... Я уже думал, мы не увидимся... И кроме того, моего слабого зрения вполне хватает, чтобы оценить вашу прекрасную форму, господа.
– А ты худой.
– Всю жизнь мечтал быть худым.
– Худым надо быть в молодости, – сказала Другая женщина. – А в зрелом возрасте нужно быть упитанным. Это создает благостное впечатление.
– Учту.
– Что ты делаешь здесь?
– Через две недели здесь выходит моя книжка. Пригласили... Через десять дней прилетает Мила... Пока просто гуляю по городу и пишу. А как вас занесло в Барселону в феврале? Тут это не лучший месяц...
– Выбирать не приходилось, – неопределенно сказал Седой.
– Где уже побывали?
– А нигде. Только вчера прилетели, а сегодня целый день дождь. Но мы не спешим...
Они выпили.
– Пьешь точно так же, как и раньше, – сказала Другая женщина.
– Это вопрос? – переспросил Он.
– Это наблюдение, – ответила она.
– Ошибаешься, – сказал Он. – Я пью исключительно редко и, в основном, вино.
– Послушайте, – вдруг спросил Седой. – А это не тот ресторан, где мы ужинали в наш первый приезд?
– Нет, тот был, кажется, на Рамбле, – ответил Он.
– На Диагонали, – уточнила Женщина, пригубившая водку с соком.
– Двадцать лет прошло, можно и спутать.
– Двадцать три, – сказала она.
– А ты все помнишь.
– Все помнят все.
– Ребята, – произнес Он после долгой паузы. – Я хочу вам сказать, и сказать сейчас, чтобы вы не подумали, что болтаю спьяну: мне не хватало вас все эти годы. Я научился обходиться без вас. Но мне не хватало...
– Мне не нравятся твои книги, – сказала Женщина с водкой и соком.
– Вот этого мне как раз и не хватало более всего, – улыбнулся Он.
– Я серьезно, – сказала она. – Я не понимаю, из чего они сделаны.
– Они сделаны из меня. Я стою на горе из моих собственных ошибок. Оттуда все хорошо видно. Ошибок было много, и почти за каждой – сюжет. Я просто обнаружил в себе наглость записать их.
– Сколько лет мы не общались? – вдруг спросил Седой.
– Лет восемнадцать, – сказала Другая женщина.
– Странно... – произнес Седой.
– Странно?
– Кажется, что расстались только вчера.
– Это правда.
– Обидно...
– Что?
– Что это только кажется...
– Давайте за встречу?
Они чокнулись. Та, что пила водку с соком, помявшись, спросила:
– Те дни были страшные, да?
– Страшные, – ответил Он.
– Они были очень страшные и для нас, ты понимаешь?
– Конечно...
– А потом стало еще хуже.
– Понимаю... А потом стало лучше.
– Потом стало безразличней.
– Удивительно, – сказал Он, – мы не виделись действительно сто лет, нам есть что вспомнить из «до», и ужасно интересно о «после», а вернулись мы туда, где расстались.
– Разве это удивительно? – спросила одна из женщин. А другая добавила:
– Какое может быть «после» и какой смысл вспоминать «до», если были сто чужих лет?
– Давайте расслабимся, – предложил Он. – Если честно, я очень нервничаю, и водка меня что-то не берет...
– А помните, – сказала Женщина, на которую начала действовать водка (с соком), – как мы ехали из Барселоны в Малагу и остановились в Бенидорме, и по набережной – как в страшном кино – ездили старики в инвалидных колясках. Одни старики!
– Как мы сейчас?
– Нет, мы еще молодые. А там были одни старики... А потом ты приготовил какое-то умопомрачительное мясо...
– Это было в Нерхе. Мясо выбирал Лысый.
– А помнишь, – сказал Лысый, – как мы ходили Барселоне на футбол. Играли «Барселона» и «Реал», и рядом с нами взорвалась петарда.
– Помню, – сказал Он. – Только это было в Мадриде. Играли «Атлетико» и «Севилья». И петарда взорвалась не рядом, а на противоположной трибуне.
– Конечно, в Мадриде, – сказала Женщина с водкой и соком. – Вы поперлись на свой футбол, а мы с Милкой через весь Мадрид тащили твой дурацкий меч.
– Какой меч? – спросил Седой.
– Настоящий! Полутораметровый! – сказал Лысый. – Расскажи...
– Не расскажи, а напомни, – вставила Другая женщина. – Ты же знаешь эту историю про то, как он в Толедо купил меч...
– Я долго торговался с оружейниками, – начал Он, – а сторговавшись, обнаружил, что не хватает пятидесяти долларов. Вся группа давно ждала меня в автобусе. Я прибежал и попросил у Лысого полтинник. А Мила сказала: «Не надо. Зачем тебе меч?» – «Нужен», – сказал я. Лысый дал полтинник, а Мила сокрушенно сказала: «Вот вечно он так – купит и не пользуется!»
Они засмеялись.
– Точно, – сказал Седой. – Вспомнил.
Лысый брызнул водки в стаканы и сказал:
– Послушаешь нас, так вся жизнь в Испании прошла...
– Просто отсюда – хорошие воспоминания, – сказала Другая женщина.
– За хорошие воспоминания! – сказал Он. – Расскажите, как дети...
– Алена отпраздновала сороковник, – сказал Лысый. – Дом, двое детей, они же – внуки. Занимаются хоккеем.
– В дедушку... – вставила Женщина, у которой в стакане закончился сок.
– А муж? – спросил Он.
– Был, – ответила она. – Сейчас встречается с одним... Мужик вроде ничего, говорит, что и как мужик вроде ничего, но... В общем, одна...
– Юлик работает в Бостоне. Холостяк, – сказал Седой. – Алька в Чикаго.
– Как Мила? – спросила Другая женщина, помедлив.
– Отлично. В форме. Нам хорошо. Мы не знали, как будет, когда уйдут дети. Но когда они ушли, оказалось, что нам совсем неплохо.
– И нам хорошо, – она сделала большой глоток вина и посмотрела на Седого. – Флегматичное равнодушие. Правда, Седой, нам с тобой замечательно?
– Может, больше не стоит пить?
– Почему? Сегодня – такой замечательный день. Сегодня мы встретились с человеком, который считался нашим другом. И мы думали, что мы хорошо его знаем. А потом выяснилось, что мы его, оказывается, совсем и не знали. И очень испугались, что он сгорит в аду за свои моральные прегрешения. А он не сгорел... И она... Мы прожили нашу жизнь точно так же, только за кулисами, а они – на сцене. После долгих лет романов, объяснений, ожиданий, надрывных исповедей и отповедей, уходов, возвращений, приступов смирения и всепрощения они осознали причины прошлых проблем и не испытывали больше ни ревности, ни боли и твердо усвоили, что любовь и уважение бывают только взаимными, а все остальное – просто цепляние за иллюзии, на которое жалко тратить время. Скажи мне, я права?
– Права, – просто сказал Он.
Он начал уставать. Напрасно он пил эту водку. Она не заглушила, а только усилила боль. Лекарство осталось в отеле, да и нельзя его сейчас принимать... Чертов дождь!
– Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Кому нужна эта эксгумация дружбы?
Он сразу понял, что сморозил глупость. Но было поздно.
Они переглянулись.
– Я хочу спать, – сказала Другая женщина.
– Да, уже поздно, – заметил Седой.
– Разница во времени... – объясняюще добавил Лысый.
А Женщина, допившая водку, ничего не сказала, просто поморщилась, посмотрела на него и тут же отвела взгляд.
– Счет на мне! – сказал Он.
– Ну уж нет, – сказала она. И тихо добавила, наклонившись к нему:
– Я поняла, почему мне не нравятся твои книги... Потому что их написал ты.
Они расплатились и ушли, а он остался. Он сидел неподвижно, глядя на недопитые бокалы, и думал о том, что за столько лет так и не подготовился к одному из самых важных разговоров в своей жизни, несмотря на бессчетное количество репетиций. В то, что эта встреча обязательно состоится, он всегда верил, и только в последнее время стал немного сомневаться. Очень жаль, что все так закончилось, подумал он. Но по-другому, наверное, и не м огло ...
* * *
В тот вечер они решили лечь спать пораньше, и Мила заснула, как всегда, мгновенно, а он долго ворочался на узкой и скрипучей кровати, пока не провалился в полудрему. Там он увидел осеннюю пожухшую тропинку и пошел по ней. Вокруг блестели мокрые качающиеся листья, успокаивающе пахло хвоей. Тропинка вывела его на поляну, где стоял шатер. Негромкая музыка доносилась из-за белого шелкового занавеса. Вдруг ее заглушила барабанная дробь, и он очнулся. Так и есть – снова пошел дождь.
Когда-то ливень, барабанивший по карнизу, был для него лучшим снотворным. Сейчас он мешал. Он неслышно оделся и, осторожно ступая по прохладному паркету, вышел из номера. Портье, попивая кофе, сидел у компьютера.
– Простите, который час? – спросил он.
– Без пятнадцати одиннадцать, – быстро ответил портье. – Что вам угодно, сеньор?
– Мне угодно поужинать.
– К сожалению, кухня закрылась в десять часов, сеньор. Но прямо напротив отеля есть ресторанчик. Там вполне достойное меню.
– Спасибо за совет.
– Возьмите зонт, сеньор, – сказал портье. – Иначе вы вмиг промокнете до нитки. Вот он висит, на вешалке...
– Спасибо, – сказал он. – У вас хороший английский.
– Я учился в Калифорнии.
«Интересно, – думал он, – переходя дорогу, – для чего он учился в Калифорнии? Для того, чтобы стать портье в скромном барселонском отеле?»
А ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.
Наконец к нему вышел пожилой официант.
– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.
– Сеньор один?
– Один.
– Заходите.
– А если бы я был не один?
– Простите?
– Ничего...
– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.
– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.
– Сеньор разве не американец?
– Американец. С плохим английским.
– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио.
– Мою жену зовут Эмили.
– И где ваша жена, сеньор?
– Спит в отеле напротив. Она устала с дороги, и мне было жаль ее будить.
– Ну и правильно. Если сеньору у нас понравится, он придет сюда как-нибудь потом со своей женой.
– Непременно.
– У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.
– Не хочу быть один.
Было сумрачно и тепло. На столиках, покрытых белыми скатертями в крупную красную клетку, стояли стеклянные бочонки с приправами и корзинки с печеньем. На стенах висели произведения местных маринистов и целая коллекция часов с маятником.
В противоположном углу зала в полнейшем молчании ужинали две пары. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.
– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, – попросил он.
– Какой сыр? – спросил официант.
– Мончего, – сказал он. – Постарше.
Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку.
– Это – от сеньоров, которые сидят вон за тем столиком.
Он обернулся: мужчины – один совершенно седой, другой лысый – смотрели на него, женщины не оборачивались. Он приветственно помахал незнакомцам рукой.
– И еще они просили передать, что если вы не против составить им компанию, то они приглашают вас за свой стол.
– Спасибо, Эмилио, – сказал он.
Он немного посидел, разглядывая этикетку присланной бутылки. Ну конечно, это они. Он понял, что за столько лет так и не подготовился к одному из самых важных разговоров в своей жизни, несмотря на бессчетное количество репетиций. В то, что эта встреча обязательно состоится, он всегда верил, только в последнее время стал немного сомневаться. Он решил, что, пожалуй, стоит пойти разбудить жену, но передумал.
И это были они.
– Вот так встреча, – сказал Он, присаживаясь на свободный стул.
– Может быть, по такому случаю закажем водки? – предложил Седой.
– Я – с удовольствием, – сказал он.
– И я, – сказал Лысый.
– И я, – сказала одна из женщин. – Только с соком.
А другая женщина сначала промолчала, а потом, глядя на него во все глаза, сказала, недоверчиво улыбаясь:
– Этого не может быть...
Официант принял дополнительный заказ и спросил:
– Как вам наш город?
– Погода – отличная, – пошутила Женщина, которая хотела пить водку с соком.
А Другая женщина сказала:
– Барселона – мой город. Когда я приехала сюда впервые, то осталась очень довольна, потому что увиденное сошлось с моими представлениями. То есть, город оказался таким, каким нужно и я его сразу узнала.
– Спасибо, – искренне сказал Эмилио. – Вы хорошо сказали. Я сейчас все принесу...
Они помолчали, разглядывая друг друга.
– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.
– Старость – не радость, – хихикнул Седой.
– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказала Другая женщина. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.
– Я схожу. Я очень хочу вас хорошенько разглядеть. Подождите меня, хорошо?
– Конечно, подождем.
Он перешел улицу. Портье оторвался от компьютера:
– Что, не понравилось?
– Нет, я все-таки решил разбудить жену. Она проснется и станет беспокоиться.
Он подошел к лифту.
– Сеньор, – позвал портье.
– Что?
– Наш зонт...
– Он остался там. Не волнуйтесь, его никто не тронет.
– Я не волнуюсь, просто напомнил.
– Спасибо.
Он открыл двери тяжелым металлическим ключом, подошел к жене, сел на кровать.
– Что случилось? – она испуганно заозиралась.
– Понимаешь, я решил выпить кофе в ресторане напротив, а там сидят... Короче, там сидят они.
– Кто они.
– Они.
– Не может быть.
– Они. Я сказал, что забыл очки и пошел за тобой.
Она закрыла глаза и сказала:
– Я не хочу...
– Почему?
– Боюсь...
– Пойдем, они очень теплые.
– Правда?
– Правда.
– Мне нужно одеться и накраситься.
– Ну, это понятно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Взволнован немного, но – нормально.
– Лекарства при себе?
– Сейчас возьму.
– А который час?
– Наверное, четверть двенадцатого. Поторопись.
– Мне немного не по себе.
– Мне тоже.
– А как вы встретились?
– Они прислали бутылку за мой столик.
– Ты не пил?
– Не успел... Но выпью бокал...
– И думать не смей!
– Хорошо, поторопись, пожалуйста.
– Я сейчас.
Минут через двадцать они вышли из отеля, взявшись за руки.
– Не нервничай, хорошо? – попросил он.
Она не ответила.
Они подошли к ресторану. Он толкнул дверь. Она не поддавалась. Он толкнул сильнее.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он.
– Саш, ресторан закрыт, – сказала она.
– Этого не может быть, – растерянно сказал он.
– Смотри, – сказала она, – вот написано, ресторан работает с шести до одиннадцати вечера.
Он посмотрел через витрину. В фойе царил полумрак, в залах – темнота.
– Что с тобой? – она погладила его по щеке. – Идем, ты просто устал.
– Ты думаешь, я сумасшедший? – вдруг крикнул он.
– Нет, я думаю, ты просто устал. Идем в отель. Тебе нужно поспать. И мы оба промокли насквозь...
– Зонт! – вспомнил он и забарабанил в дверь.
– Тише, кто-нибудь вызовет полицию.
– Там мой зонт! – закричал Он.
– У тебя не было зонта, – мягко сказала она. – Идем, пожалуйста.
Но тут зажегся свет и откуда-то выплыл Эмилио. Он долго открывал дверь. Наконец они очутились в фойе.
– Я уже уходил через черный ход, но услышал стук, – сказал он. – Что случилось, сеньор? Добрый вечер, сеньора!
– Я был тут у вас, заказал сыр и вино, так? – взволнованно сказал он.
– Не волнуйтесь, эти сеньоры заплатили за вас, – сказал официант.
– А что случилось?
– Я не знаю, сеньор. После того, как вы ушли, они немного поговорили, потом одна из женщин встала и вышла. За ней ушел ее спутник. А те, что остались, заплатили за себя и за вас и тоже ушли. И я решил закрыть ресторан, потому что в такой дождь все равно никто не придет. Тем более что официально мы работаем до одиннадцати.
– Они оставили записку?
– Сожалею, но нет, – сказал он.
– А вот мой зонт, – зло сказал он и посмотрел на жену. – Вот он висит!
– Пойдем, – сказала она.
– Доброй ночи! – сказал Эмилио.
– Доброй ночи.
Они вошли в номер, не зажигая света. Она неслышно разделась и легла. Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг.
– Они правильно сделали, – тихо сказала она.
– Да и сам понимаю, – соврал он. – А как ты думаешь, какая из женщин вышла из ресторана первой?
– Какая разница? – устало прошептала она.
– Действительно, никакой...
* * *
Он заказал такси, еще раз оглядел себя в зеркале и спустился в холл.
– Сеньор, самолет из Чикаго прибывает точно по расписанию, ровно без десяти десять, я уточнил, – сказал портье.
– Спасибо, Мигель, – сказал он.
– Ваша супруга, наверное, проголодалась, а кухня закрывается в десять. Если хотите, я могу прислать в номер корзину фруктов.
– Не стоит, мы зайдем в ресторан, если ей захочется. Организуйте лучше цветы.
– Без проблем, – улыбнулся портье.
Дорога была пустой, но пожилой таксист ехал медленно, дождь заливал стекло, и дворники не успевали справляться с ним даже в максимальном режиме. Он нервничал, поглядывая на часы. Они опоздали на пять минут, но оказалось, что самолет все равно прилетел раньше, и Мила стояла с чемоданом на выходе из терминала. «Какая все-таки красивая у меня баба!» – с гордостью подумал он, выскакивая из такси.
– Ты выглядишь великолепно, – сказал он, целуя жену.
Она улыбнулась и прижалась к нему.
– Не куришь?
– И не хочется.
– Хочешь яблоко? Меня угостил яблоком пилот. Белый налив, представляешь?
– Красивый?
– Белый налив?
– Пилот!
– Красивый.
– Пожилой?
– Еще мальчик!
По дороге она рассказывала ему последние новости. Среди них не было ничего интересного, если не считать, что старший внук подрался в школе, защищая младшего.
– Молодец! – сказал он.
– А вот Миша сказал, что это – твои гены.
– Ясно. А что сказал Даник?
– А Даник сказал, что мы обязаны вернуться к девятому марта, потому что десятого у тебя начинается второй цикл сеансов химиотерапии, и на этот раз они будут проходить в его клинике.
– Далеко ездить.
– Ездить не надо. Ты побудешь там.
– Посмотрим...
– Как у тебя?
– Видел сигнальный экземпляр. Все по-испански. Трудно поверить, что это написал я.
– Мы будем много гулять на этот раз.
– С удовольствием. Мне нравится гулять с тобой. Правда, уже третьи сутки хлещет дождь. Прямо не Барселона, а Лондон.
– Ты принимаешь лекарства?
– Регулярно.
– Регулярность и ты – две вещи несовместные.
– Перестань... Если завтра не будет дождя, пойдем на футбол.
– Еще чего не хватало!
– Но сначала будем гулять.
– Тогда – ладно...
– Хочешь спать или поужинаем?
– Умоляю, только спать!
Мила заснула, как всегда, мгновенно. Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в жестяной карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг. Он увидел, как у ресторана напротив затормозило такси и из него вышли четыре человека. И тут ему страшно захотелось посидеть за столиком, покурить и выпить крепкий кофе с коньяком. Странное дело, пока не приехала жена, ему не хотелось ни курить, ни пить. А сейчас запретность плода проявилась почему-то с особенной силой. Осторожно ступая по рассохшемуся паркету, он вышел из номера.
– Возьмите зонт, сеньор, – сказал портье. – Иначе вы вмиг промокнете до нитки. Вот он висит, на вешалке...
– Спасибо, – сказал он.
Ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.
Наконец, к нему вышел пожилой официант.
– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.
– Сеньор один?
– Один.
– Заходите.
– А если бы я был не один?
– Простите?
– Ничего...
– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.
– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.
– Сеньор разве не американец?
– Американец. С плохим английским.
– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио. У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.
– Не хочу быть один.
– Я понимаю, – сказал официант. – В такую погоду неприятно быть одному. Хотите поближе к ним?
– Можно...
Четверо посетителей подняли головы от тарелок. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.
– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, и отдельно – граммов тридцать коньяку, – попросил он.
– Какой сыр? – спросил официант.
– Мончего, – сказал он. – Постарше.
Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку, порезанный крупными ломтями сыр, теплый хлеб, налил вино в бокал.
– Приятного аппетита, сеньор!
– Благодарю вас!
– Когда будете готовы к кофе, дайте мне знать.
– И коньяк!
– Конечно, я не забыл.
Четверо по-прежнему ужинали молча. Он посмотрел на них через плечо. Лицом к нему сидели мужчины – один совершенно седой, другой лысый.
Вдруг одна из женщин встала из-за стола и направилась в туалет.
– Нэлла, это ты? – вырвалось у него.
– Вы обознались, – ответила она по-английски, не повернув головы.
Он привстал, щурясь, посмотрел на остальных, подошел. Они перестали есть.
– Ничего себе встреча! – воскликнул он.
– Привет, – сказал лысый мужчина.
– Привет, – повторил седой.
– Добрый вечер, – сказала его спутница. Ее он видел впервые.
– А где?.. – он вопросительно посмотрел на Седого.
– Дома. А эту даму ты не узнаешь?
– Алька?
– Алька.
– Боже мой! Может быть, по такому случаю закажем водки? – предложил Он.
Мужчины замялись.
– Вообще-то я – с удовольствием, – сказал Седой.
– И я, – сказал Лысый. – Подождем Нэллу?
– Она мне ответила по-английски, – сказал Он.
Они промолчали.
– А я тебя помню, – сказала Алька. – Хорошо помню.
– И я тебя помню, совсем крошкой.
Алька улыбнулась.
Эмилио почему-то обрадовался его переходу за этот стол. С удовольствием принял дополнительный заказ и спросил:
– Как вам наш город?
– Погода – отличная, – пошутила Алька.
Они молчали, разглядывая друг друга.
– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.
– Старость – не радость, – хихикнул Седой.
– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказал Лысый. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.
– Что здесь происходит? – спросила подошедшая Нэлла.
– Вот, – сказал Лысый, – тень отца Гамлета.
– Тень вижу, – сказала Нэлла. – Пойдем отсюда.
– Нэлла... – попросил Лысый.
– Официант, счет, пожалуйста...
– Как, вы же заказали горячие блюда, – растерянно забормотал Эмилио.
– Мы передумали. Счет, пожалуйста.
– Столько лет прошло... – сказал Он.
– Ничего не изменилось, – ответила она, так и не взглянув на него.
Он вернулся за свой столик. Они прошли молча мимо него. А потом, уже в плаще, вернулась Алька. Она положила руку ему на плечо и сказала, смешно коверкая русские слова:
– Я тебя хорошо помню и... помню так... хорошо, добро помню, тепло... Ты меня понимаешь?
– Понимаю, – сказал Он и почти задохнулся от комка в горле.
...Эмилио подошел с кофе и коньяком почти неслышно.
– Странные люди, – сказал он.
– Странные.
– Злые, особенно эта женщина. Она всегда была злой.
– Откуда вы знаете?
– Я вижу.
– Да нет, раньше она не была злой. Доброй, правда, тоже не была.
– Вы просто не видели. Или не смотрели.
– Может быть, – сказал он.
...Он тщательно почистил зубы, быстро изжевал мятную жвачку, присел на краешек кровати и стал любоваться женой. Потом поцеловал ее в щеку.
– Где ты был? – спросила она, не открывая глаз.
– В ресторане напротив.
– Зачем?
– Захотелось сыру.
– Мончего?
– Ага.
– Вкусно?
– Очень.
– Мне принес?
– У тебя есть яблоко от твоего пилота.
– Ложись спать, дурак! Завтра будем гулять целый день.
– Да, целый день... Я рад, что ты у меня есть.
– Мы выкарабкаемся, – прошептала она.