ДОЖДЬ В БАРСЕЛОНЕ

В тот вечер он решил лечь спать пораньше, но заснуть так и не смог. Когда-то ливень, барабанивший по карнизу, был для него лучшим снотворным. Сейчас он мешал. Не вставая с кровати, он позвонил портье. Оказалось, что уже без пятнадцати одиннадцать, кухня закрыта, но напротив отеля есть ресторанчик.

– Окна вашей комнаты выходят прямо на него, – сказал портье. – Там вполне достойное меню.

Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в жестяной карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг.

Ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.

Наконец к нему вышел пожилой официант.

– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.

– Сеньор один?

– Один.

– Заходите.

– А если бы я был не один?

– Простите?

– Ничего...

– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.

– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.

– Сеньор разве не американец?

– Американец. С плохим английским.

– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио. У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.

– Не хочу быть один.

Было сумрачно и тепло. На столиках, покрытых белыми скатертями в крупную красную клетку, стояли корзинки с приправами. Голые стены. Огарок свечи. «Какая разница?» – подумал он.

В противоположном углу зала в полнейшем молчании ужинали две пары. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.

– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, – попросил он.

– Какой сыр? – спросил официант.

– Мончего, – сказал он. – Постарше.

Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку.

– Это – от сеньоров, которые сидят вон за тем столиком.

Он обернулся: мужчины – один совершенно седой, другой лысый – смотрели на него, женщины не оборачивались. Он приветственно помахал незнакомцам рукой.

– Они пьют вино? – спросил он.

– Дамы – вино, сеньоры не пьют.

– Тогда – вино для дам.

– И еще они просили передать вот это, – Эмилио положил на стол сложенную вчетверо записку.

– Спасибо, – сказал он.

«Ну и что это может быть? – подумал он, когда официант отошел. – Случайно узнавшие его читатели? В Барселоне? Маловероятно. Просто ребята, которые хотят выпить? Но они не пьют...»

Он закурил и раскрыл записку. Там было написано по-русски крупными буквами:

«Не устаю восхищаться вашим зятем».

Он резко встал. Теперь уже четыре пары глаз смотрело на него. «Не устаю восхищаться вашим зятем...» Однажды, очень давно, в кажущейся уже небылицей жизни, так сказал один его друг теще другого его друга. В самой фразе не было ничего особенного, но та самая теща оскорбленно остолбенела, потом из ее набитого едой рта полились возмущенные нечленораздельные звуки, затем салат с лимонадом, и фраза, очевидно, запомнилась всем именно вот этой неадекватной реакцией тетки, ненавидевшей своего зятя сильнее, чем большинство евреев ненавидит арабов. Потом они пользовались этой фразой в узком кругу, когда хотели подчеркнуть несуразность чьих-то слов или поступка.

– Ленька? – крикнул Он.

– Не совсем, но близко, – ответила одна из женщин и, услышав ее голос, Он все понял. Точнее, не понял ничего: ни откуда они взялись здесь, ни как реагировать, но осознал, что это случилось...

– Может быть, закажем водки? – предложил он, разместившись за их столом.

– Я – с удовольствием, – сказал Седой.

– И я, – сказал Лысый.

– И я, – сказала одна из женщин. – Только с соком.

А другая женщина сначала промолчала, а потом, глядя на него во все глаза, сказала, недоверчиво улыбаясь:

– Этого не может быть...

Эмилио почему-то обрадовался его переходу за этот стол. С удовольствием принял дополнительный заказ и спросил:

– Как вам наш город?

– Погода – отличная, – пошутила Женщина, которая хотела пить водку с соком.

А Другая женщина сказала:

– Барселона – мой город. Когда я приехала сюда впервые, то осталась очень довольна, потому что увиденное сошлось с моими представлениями. То есть город оказался таким, каким нужно, и я его сразу узнала.

– Спасибо, – искренне сказал Эмилио. – Вы хорошо сказали. Я сейчас все принесу...

Они помолчали, разглядывая друг друга.

– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.

– Старость – не радость, – хихикнул Седой.

– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказала Другая женщина. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.

– Я уйду, а вы исчезните... Я уже думал, мы не увидимся... И кроме того, моего слабого зрения вполне хватает, чтобы оценить вашу прекрасную форму, господа.

– А ты худой.

– Всю жизнь мечтал быть худым.

– Худым надо быть в молодости, – сказала Другая женщина. – А в зрелом возрасте нужно быть упитанным. Это создает благостное впечатление.

– Учту.

– Что ты делаешь здесь?

– Через две недели здесь выходит моя книжка. Пригласили... Через десять дней прилетает Мила... Пока просто гуляю по городу и пишу. А как вас занесло в Барселону в феврале? Тут это не лучший месяц...

– Выбирать не приходилось, – неопределенно сказал Седой.

– Где уже побывали?

– А нигде. Только вчера прилетели, а сегодня целый день дождь. Но мы не спешим...

Они выпили.

– Пьешь точно так же, как и раньше, – сказала Другая женщина.

– Это вопрос? – переспросил Он.

– Это наблюдение, – ответила она.

– Ошибаешься, – сказал Он. – Я пью исключительно редко и, в основном, вино.

– Послушайте, – вдруг спросил Седой. – А это не тот ресторан, где мы ужинали в наш первый приезд?

– Нет, тот был, кажется, на Рамбле, – ответил Он.

– На Диагонали, – уточнила Женщина, пригубившая водку с соком.

– Двадцать лет прошло, можно и спутать.

– Двадцать три, – сказала она.

– А ты все помнишь.

– Все помнят все.

– Ребята, – произнес Он после долгой паузы. – Я хочу вам сказать, и сказать сейчас, чтобы вы не подумали, что болтаю спьяну: мне не хватало вас все эти годы. Я научился обходиться без вас. Но мне не хватало...

– Мне не нравятся твои книги, – сказала Женщина с водкой и соком.

– Вот этого мне как раз и не хватало более всего, – улыбнулся Он.

– Я серьезно, – сказала она. – Я не понимаю, из чего они сделаны.

– Они сделаны из меня. Я стою на горе из моих собственных ошибок. Оттуда все хорошо видно. Ошибок было много, и почти за каждой – сюжет. Я просто обнаружил в себе наглость записать их.

– Сколько лет мы не общались? – вдруг спросил Седой.

– Лет восемнадцать, – сказала Другая женщина.

– Странно... – произнес Седой.

– Странно?

– Кажется, что расстались только вчера.

– Это правда.

– Обидно...

– Что?

– Что это только кажется...

– Давайте за встречу?

Они чокнулись. Та, что пила водку с соком, помявшись, спросила:

– Те дни были страшные, да?

– Страшные, – ответил Он.

– Они были очень страшные и для нас, ты понимаешь?

– Конечно...

– А потом стало еще хуже.

– Понимаю... А потом стало лучше.

– Потом стало безразличней.

– Удивительно, – сказал Он, – мы не виделись действительно сто лет, нам есть что вспомнить из «до», и ужасно интересно о «после», а вернулись мы туда, где расстались.

– Разве это удивительно? – спросила одна из женщин. А другая добавила:

– Какое может быть «после» и какой смысл вспоминать «до», если были сто чужих лет?

– Давайте расслабимся, – предложил Он. – Если честно, я очень нервничаю, и водка меня что-то не берет...

– А помните, – сказала Женщина, на которую начала действовать водка (с соком), – как мы ехали из Барселоны в Малагу и остановились в Бенидорме, и по набережной – как в страшном кино – ездили старики в инвалидных колясках. Одни старики!

– Как мы сейчас?

– Нет, мы еще молодые. А там были одни старики... А потом ты приготовил какое-то умопомрачительное мясо...

– Это было в Нерхе. Мясо выбирал Лысый.

– А помнишь, – сказал Лысый, – как мы ходили Барселоне на футбол. Играли «Барселона» и «Реал», и рядом с нами взорвалась петарда.

– Помню, – сказал Он. – Только это было в Мадриде. Играли «Атлетико» и «Севилья». И петарда взорвалась не рядом, а на противоположной трибуне.

– Конечно, в Мадриде, – сказала Женщина с водкой и соком. – Вы поперлись на свой футбол, а мы с Милкой через весь Мадрид тащили твой дурацкий меч.

– Какой меч? – спросил Седой.

– Настоящий! Полутораметровый! – сказал Лысый. – Расскажи...

– Не расскажи, а напомни, – вставила Другая женщина. – Ты же знаешь эту историю про то, как он в Толедо купил меч...

– Я долго торговался с оружейниками, – начал Он, – а сторговавшись, обнаружил, что не хватает пятидесяти долларов. Вся группа давно ждала меня в автобусе. Я прибежал и попросил у Лысого полтинник. А Мила сказала: «Не надо. Зачем тебе меч?» – «Нужен», – сказал я. Лысый дал полтинник, а Мила сокрушенно сказала: «Вот вечно он так – купит и не пользуется!»

Они засмеялись.

– Точно, – сказал Седой. – Вспомнил.

Лысый брызнул водки в стаканы и сказал:

– Послушаешь нас, так вся жизнь в Испании прошла...

– Просто отсюда – хорошие воспоминания, – сказала Другая женщина.

– За хорошие воспоминания! – сказал Он. – Расскажите, как дети...

– Алена отпраздновала сороковник, – сказал Лысый. – Дом, двое детей, они же – внуки. Занимаются хоккеем.

– В дедушку... – вставила Женщина, у которой в стакане закончился сок.

– А муж? – спросил Он.

– Был, – ответила она. – Сейчас встречается с одним... Мужик вроде ничего, говорит, что и как мужик вроде ничего, но... В общем, одна...

– Юлик работает в Бостоне. Холостяк, – сказал Седой. – Алька в Чикаго.

– Как Мила? – спросила Другая женщина, помедлив.

– Отлично. В форме. Нам хорошо. Мы не знали, как будет, когда уйдут дети. Но когда они ушли, оказалось, что нам совсем неплохо.

– И нам хорошо, – она сделала большой глоток вина и посмотрела на Седого. – Флегматичное равнодушие. Правда, Седой, нам с тобой замечательно?

– Может, больше не стоит пить?

– Почему? Сегодня – такой замечательный день. Сегодня мы встретились с человеком, который считался нашим другом. И мы думали, что мы хорошо его знаем. А потом выяснилось, что мы его, оказывается, совсем и не знали. И очень испугались, что он сгорит в аду за свои моральные прегрешения. А он не сгорел... И она... Мы прожили нашу жизнь точно так же, только за кулисами, а они – на сцене. После долгих лет романов, объяснений, ожиданий, надрывных исповедей и отповедей, уходов, возвращений, приступов смирения и всепрощения они осознали причины прошлых проблем и не испытывали больше ни ревности, ни боли и твердо усвоили, что любовь и уважение бывают только взаимными, а все остальное – просто цепляние за иллюзии, на которое жалко тратить время. Скажи мне, я права?

– Права, – просто сказал Он.

Он начал уставать. Напрасно он пил эту водку. Она не заглушила, а только усилила боль. Лекарство осталось в отеле, да и нельзя его сейчас принимать... Чертов дождь!

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Кому нужна эта эксгумация дружбы?

Он сразу понял, что сморозил глупость. Но было поздно.

Они переглянулись.

– Я хочу спать, – сказала Другая женщина.

– Да, уже поздно, – заметил Седой.

– Разница во времени... – объясняюще добавил Лысый.

А Женщина, допившая водку, ничего не сказала, просто поморщилась, посмотрела на него и тут же отвела взгляд.

– Счет на мне! – сказал Он.

– Ну уж нет, – сказала она. И тихо добавила, наклонившись к нему:

– Я поняла, почему мне не нравятся твои книги... Потому что их написал ты.

Они расплатились и ушли, а он остался. Он сидел неподвижно, глядя на недопитые бокалы, и думал о том, что за столько лет так и не подготовился к одному из самых важных разговоров в своей жизни, несмотря на бессчетное количество репетиций. В то, что эта встреча обязательно состоится, он всегда верил, и только в последнее время стал немного сомневаться. Очень жаль, что все так закончилось, подумал он. Но по-другому, наверное, и не м огло ...

В тот вечер они решили лечь спать пораньше, и Мила заснула, как всегда, мгновенно, а он долго ворочался на узкой и скрипучей кровати, пока не провалился в полудрему. Там он увидел осеннюю пожухшую тропинку и пошел по ней. Вокруг блестели мокрые качающиеся листья, успокаивающе пахло хвоей. Тропинка вывела его на поляну, где стоял шатер. Негромкая музыка доносилась из-за белого шелкового занавеса. Вдруг ее заглушила барабанная дробь, и он очнулся. Так и есть – снова пошел дождь.

Когда-то ливень, барабанивший по карнизу, был для него лучшим снотворным. Сейчас он мешал. Он неслышно оделся и, осторожно ступая по прохладному паркету, вышел из номера. Портье, попивая кофе, сидел у компьютера.

– Простите, который час? – спросил он.

– Без пятнадцати одиннадцать, – быстро ответил портье. – Что вам угодно, сеньор?

– Мне угодно поужинать.

– К сожалению, кухня закрылась в десять часов, сеньор. Но прямо напротив отеля есть ресторанчик. Там вполне достойное меню.

– Спасибо за совет.

– Возьмите зонт, сеньор, – сказал портье. – Иначе вы вмиг промокнете до нитки. Вот он висит, на вешалке...

– Спасибо, – сказал он. – У вас хороший английский.

– Я учился в Калифорнии.

«Интересно, – думал он, – переходя дорогу, – для чего он учился в Калифорнии? Для того, чтобы стать портье в скромном барселонском отеле?»

А ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.

Наконец к нему вышел пожилой официант.

– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.

– Сеньор один?

– Один.

– Заходите.

– А если бы я был не один?

– Простите?

– Ничего...

– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.

– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.

– Сеньор разве не американец?

– Американец. С плохим английским.

– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио.

– Мою жену зовут Эмили.

– И где ваша жена, сеньор?

– Спит в отеле напротив. Она устала с дороги, и мне было жаль ее будить.

– Ну и правильно. Если сеньору у нас понравится, он придет сюда как-нибудь потом со своей женой.

– Непременно.

– У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.

– Не хочу быть один.

Было сумрачно и тепло. На столиках, покрытых белыми скатертями в крупную красную клетку, стояли стеклянные бочонки с приправами и корзинки с печеньем. На стенах висели произведения местных маринистов и целая коллекция часов с маятником.

В противоположном углу зала в полнейшем молчании ужинали две пары. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.

– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, – попросил он.

– Какой сыр? – спросил официант.

– Мончего, – сказал он. – Постарше.

Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку.

– Это – от сеньоров, которые сидят вон за тем столиком.

Он обернулся: мужчины – один совершенно седой, другой лысый – смотрели на него, женщины не оборачивались. Он приветственно помахал незнакомцам рукой.

– И еще они просили передать, что если вы не против составить им компанию, то они приглашают вас за свой стол.

– Спасибо, Эмилио, – сказал он.

Он немного посидел, разглядывая этикетку присланной бутылки. Ну конечно, это они. Он понял, что за столько лет так и не подготовился к одному из самых важных разговоров в своей жизни, несмотря на бессчетное количество репетиций. В то, что эта встреча обязательно состоится, он всегда верил, только в последнее время стал немного сомневаться. Он решил, что, пожалуй, стоит пойти разбудить жену, но передумал.

И это были они.

– Вот так встреча, – сказал Он, присаживаясь на свободный стул.

– Может быть, по такому случаю закажем водки? – предложил Седой.

– Я – с удовольствием, – сказал он.

– И я, – сказал Лысый.

– И я, – сказала одна из женщин. – Только с соком.

А другая женщина сначала промолчала, а потом, глядя на него во все глаза, сказала, недоверчиво улыбаясь:

– Этого не может быть...

Официант принял дополнительный заказ и спросил:

– Как вам наш город?

– Погода – отличная, – пошутила Женщина, которая хотела пить водку с соком.

А Другая женщина сказала:

– Барселона – мой город. Когда я приехала сюда впервые, то осталась очень довольна, потому что увиденное сошлось с моими представлениями. То есть, город оказался таким, каким нужно и я его сразу узнала.

– Спасибо, – искренне сказал Эмилио. – Вы хорошо сказали. Я сейчас все принесу...

Они помолчали, разглядывая друг друга.

– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.

– Старость – не радость, – хихикнул Седой.

– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказала Другая женщина. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.

– Я схожу. Я очень хочу вас хорошенько разглядеть. Подождите меня, хорошо?

– Конечно, подождем.

Он перешел улицу. Портье оторвался от компьютера:

– Что, не понравилось?

– Нет, я все-таки решил разбудить жену. Она проснется и станет беспокоиться.

Он подошел к лифту.

– Сеньор, – позвал портье.

– Что?

– Наш зонт...

– Он остался там. Не волнуйтесь, его никто не тронет.

– Я не волнуюсь, просто напомнил.

– Спасибо.

Он открыл двери тяжелым металлическим ключом, подошел к жене, сел на кровать.

– Что случилось? – она испуганно заозиралась.

– Понимаешь, я решил выпить кофе в ресторане напротив, а там сидят... Короче, там сидят они.

– Кто они.

– Они.

– Не может быть.

– Они. Я сказал, что забыл очки и пошел за тобой.

Она закрыла глаза и сказала:

– Я не хочу...

– Почему?

– Боюсь...

– Пойдем, они очень теплые.

– Правда?

– Правда.

– Мне нужно одеться и накраситься.

– Ну, это понятно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Взволнован немного, но – нормально.

– Лекарства при себе?

– Сейчас возьму.

– А который час?

– Наверное, четверть двенадцатого. Поторопись.

– Мне немного не по себе.

– Мне тоже.

– А как вы встретились?

– Они прислали бутылку за мой столик.

– Ты не пил?

– Не успел... Но выпью бокал...

– И думать не смей!

– Хорошо, поторопись, пожалуйста.

– Я сейчас.

Минут через двадцать они вышли из отеля, взявшись за руки.

– Не нервничай, хорошо? – попросил он.

Она не ответила.

Они подошли к ресторану. Он толкнул дверь. Она не поддавалась. Он толкнул сильнее.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

– Саш, ресторан закрыт, – сказала она.

– Этого не может быть, – растерянно сказал он.

– Смотри, – сказала она, – вот написано, ресторан работает с шести до одиннадцати вечера.

Он посмотрел через витрину. В фойе царил полумрак, в залах – темнота.

– Что с тобой? – она погладила его по щеке. – Идем, ты просто устал.

– Ты думаешь, я сумасшедший? – вдруг крикнул он.

– Нет, я думаю, ты просто устал. Идем в отель. Тебе нужно поспать. И мы оба промокли насквозь...

– Зонт! – вспомнил он и забарабанил в дверь.

– Тише, кто-нибудь вызовет полицию.

– Там мой зонт! – закричал Он.

– У тебя не было зонта, – мягко сказала она. – Идем, пожалуйста.

Но тут зажегся свет и откуда-то выплыл Эмилио. Он долго открывал дверь. Наконец они очутились в фойе.

– Я уже уходил через черный ход, но услышал стук, – сказал он. – Что случилось, сеньор? Добрый вечер, сеньора!

– Я был тут у вас, заказал сыр и вино, так? – взволнованно сказал он.

– Не волнуйтесь, эти сеньоры заплатили за вас, – сказал официант.

– А что случилось?

– Я не знаю, сеньор. После того, как вы ушли, они немного поговорили, потом одна из женщин встала и вышла. За ней ушел ее спутник. А те, что остались, заплатили за себя и за вас и тоже ушли. И я решил закрыть ресторан, потому что в такой дождь все равно никто не придет. Тем более что официально мы работаем до одиннадцати.

– Они оставили записку?

– Сожалею, но нет, – сказал он.

– А вот мой зонт, – зло сказал он и посмотрел на жену. – Вот он висит!

– Пойдем, – сказала она.

– Доброй ночи! – сказал Эмилио.

– Доброй ночи.

Они вошли в номер, не зажигая света. Она неслышно разделась и легла. Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг.

– Они правильно сделали, – тихо сказала она.

– Да и сам понимаю, – соврал он. – А как ты думаешь, какая из женщин вышла из ресторана первой?

– Какая разница? – устало прошептала она.

– Действительно, никакой...

Он заказал такси, еще раз оглядел себя в зеркале и спустился в холл.

– Сеньор, самолет из Чикаго прибывает точно по расписанию, ровно без десяти десять, я уточнил, – сказал портье.

– Спасибо, Мигель, – сказал он.

– Ваша супруга, наверное, проголодалась, а кухня закрывается в десять. Если хотите, я могу прислать в номер корзину фруктов.

– Не стоит, мы зайдем в ресторан, если ей захочется. Организуйте лучше цветы.

– Без проблем, – улыбнулся портье.

Дорога была пустой, но пожилой таксист ехал медленно, дождь заливал стекло, и дворники не успевали справляться с ним даже в максимальном режиме. Он нервничал, поглядывая на часы. Они опоздали на пять минут, но оказалось, что самолет все равно прилетел раньше, и Мила стояла с чемоданом на выходе из терминала. «Какая все-таки красивая у меня баба!» – с гордостью подумал он, выскакивая из такси.

– Ты выглядишь великолепно, – сказал он, целуя жену.

Она улыбнулась и прижалась к нему.

– Не куришь?

– И не хочется.

– Хочешь яблоко? Меня угостил яблоком пилот. Белый налив, представляешь?

– Красивый?

– Белый налив?

– Пилот!

– Красивый.

– Пожилой?

– Еще мальчик!

По дороге она рассказывала ему последние новости. Среди них не было ничего интересного, если не считать, что старший внук подрался в школе, защищая младшего.

– Молодец! – сказал он.

– А вот Миша сказал, что это – твои гены.

– Ясно. А что сказал Даник?

– А Даник сказал, что мы обязаны вернуться к девятому марта, потому что десятого у тебя начинается второй цикл сеансов химиотерапии, и на этот раз они будут проходить в его клинике.

– Далеко ездить.

– Ездить не надо. Ты побудешь там.

– Посмотрим...

– Как у тебя?

– Видел сигнальный экземпляр. Все по-испански. Трудно поверить, что это написал я.

– Мы будем много гулять на этот раз.

– С удовольствием. Мне нравится гулять с тобой. Правда, уже третьи сутки хлещет дождь. Прямо не Барселона, а Лондон.

– Ты принимаешь лекарства?

– Регулярно.

– Регулярность и ты – две вещи несовместные.

– Перестань... Если завтра не будет дождя, пойдем на футбол.

– Еще чего не хватало!

– Но сначала будем гулять.

– Тогда – ладно...

– Хочешь спать или поужинаем?

– Умоляю, только спать!

Мила заснула, как всегда, мгновенно. Он подошел к окну. Очертания дома напротив едва обозначились в серо-коричневой тьме. Струи дождя ударялись в жестяной карниз с такой силой, что над ним постоянно стоял ореол из стеклянных брызг. Он увидел, как у ресторана напротив затормозило такси и из него вышли четыре человека. И тут ему страшно захотелось посидеть за столиком, покурить и выпить крепкий кофе с коньяком. Странное дело, пока не приехала жена, ему не хотелось ни курить, ни пить. А сейчас запретность плода проявилась почему-то с особенной силой. Осторожно ступая по рассохшемуся паркету, он вышел из номера.

– Возьмите зонт, сеньор, – сказал портье. – Иначе вы вмиг промокнете до нитки. Вот он висит, на вешалке...

– Спасибо, – сказал он.

Ресторан назывался, кажется, «El Rebujito de Moncho’s». Это был обыкновенный портовый кабачок, каких полным-полно в Барселонетте. В витрине, в россыпи ракушек, между якорем, морским буем и небольшим валуном, на брошенной рыболовной сети в неправдободобно огромных тарелках лежали образцы блюд. Прошла, наверное, минута с момента, когда затих колокольчик на дверях, но никто не появлялся. Внутри было тепло.

Наконец, к нему вышел пожилой официант.

– Добрый вечер, вы открыты? – спросил он.

– Сеньор один?

– Один.

– Заходите.

– А если бы я был не один?

– Простите?

– Ничего...

– Я не очень хорошо говорю по-английски, сеньор. Вас будет обслуживать Хосе.

– Никаких проблем. Кстати, ваш английский, быть может, всего лишь чуть хуже моего.

– Сеньор разве не американец?

– Американец. С плохим английским.

– Ну, если вас устраивает, я с удовольствием обслужу вас сам. Меня зовут Эмилио. У нас здесь два маленьких зала. В одном сидит компания из четырех человек. Другой пуст.

– Не хочу быть один.

– Я понимаю, – сказал официант. – В такую погоду неприятно быть одному. Хотите поближе к ним?

– Можно...

Четверо посетителей подняли головы от тарелок. Ему показалось, что они затихли, едва он вошел. Эмилио принес меню.

– Я забыл в гостинице очки, так что принесите мне просто сыр, бутылку домашнего вина и чуть попозже – кофе, и отдельно – граммов тридцать коньяку, – попросил он.

– Какой сыр? – спросил официант.

– Мончего, – сказал он. – Постарше.

Эмилио вернулся через пять минут и поставил на стол бутылку, порезанный крупными ломтями сыр, теплый хлеб, налил вино в бокал.

– Приятного аппетита, сеньор!

– Благодарю вас!

– Когда будете готовы к кофе, дайте мне знать.

– И коньяк!

– Конечно, я не забыл.

Четверо по-прежнему ужинали молча. Он посмотрел на них через плечо. Лицом к нему сидели мужчины – один совершенно седой, другой лысый.

Вдруг одна из женщин встала из-за стола и направилась в туалет.

– Нэлла, это ты? – вырвалось у него.

– Вы обознались, – ответила она по-английски, не повернув головы.

Он привстал, щурясь, посмотрел на остальных, подошел. Они перестали есть.

– Ничего себе встреча! – воскликнул он.

– Привет, – сказал лысый мужчина.

– Привет, – повторил седой.

– Добрый вечер, – сказала его спутница. Ее он видел впервые.

– А где?.. – он вопросительно посмотрел на Седого.

– Дома. А эту даму ты не узнаешь?

– Алька?

– Алька.

– Боже мой! Может быть, по такому случаю закажем водки? – предложил Он.

Мужчины замялись.

– Вообще-то я – с удовольствием, – сказал Седой.

– И я, – сказал Лысый. – Подождем Нэллу?

– Она мне ответила по-английски, – сказал Он.

Они промолчали.

– А я тебя помню, – сказала Алька. – Хорошо помню.

– И я тебя помню, совсем крошкой.

Алька улыбнулась.

Эмилио почему-то обрадовался его переходу за этот стол. С удовольствием принял дополнительный заказ и спросил:

– Как вам наш город?

– Погода – отличная, – пошутила Алька.

Они молчали, разглядывая друг друга.

– Я рад вас видеть, – сказал Он. – Правда, ни черта не вижу без очков. А очки в отеле. Отель – напротив.

– Старость – не радость, – хихикнул Седой.

– Так может, сходишь, возьмешь очки? – сказал Лысый. – А то не увидишь, как мы прекрасно сохранились.

– Что здесь происходит? – спросила подошедшая Нэлла.

– Вот, – сказал Лысый, – тень отца Гамлета.

– Тень вижу, – сказала Нэлла. – Пойдем отсюда.

– Нэлла... – попросил Лысый.

– Официант, счет, пожалуйста...

– Как, вы же заказали горячие блюда, – растерянно забормотал Эмилио.

– Мы передумали. Счет, пожалуйста.

– Столько лет прошло... – сказал Он.

– Ничего не изменилось, – ответила она, так и не взглянув на него.

Он вернулся за свой столик. Они прошли молча мимо него. А потом, уже в плаще, вернулась Алька. Она положила руку ему на плечо и сказала, смешно коверкая русские слова:

– Я тебя хорошо помню и... помню так... хорошо, добро помню, тепло... Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – сказал Он и почти задохнулся от комка в горле.

...Эмилио подошел с кофе и коньяком почти неслышно.

– Странные люди, – сказал он.

– Странные.

– Злые, особенно эта женщина. Она всегда была злой.

– Откуда вы знаете?

– Я вижу.

– Да нет, раньше она не была злой. Доброй, правда, тоже не была.

– Вы просто не видели. Или не смотрели.

– Может быть, – сказал он.

...Он тщательно почистил зубы, быстро изжевал мятную жвачку, присел на краешек кровати и стал любоваться женой. Потом поцеловал ее в щеку.

– Где ты был? – спросила она, не открывая глаз.

– В ресторане напротив.

– Зачем?

– Захотелось сыру.

– Мончего?

– Ага.

– Вкусно?

– Очень.

– Мне принес?

– У тебя есть яблоко от твоего пилота.

– Ложись спать, дурак! Завтра будем гулять целый день.

– Да, целый день... Я рад, что ты у меня есть.

– Мы выкарабкаемся, – прошептала она.