Не слагал я трех гимнов отечеству,
Но свободе его послужил.
Так что мне Управляющий Вечностью
Прокатиться в Москву разрешил.
На мое девяностое летие
Вот подарок мне выпал какой!
И помчался буквально как ветер я,
И примчался в свой город родной.
Но гляжу: он какой-то двоюродный,
Ни на вы не могу, ни на ты.
В лихорадке сегодняшней муторной
До чего исказились черты!
Разнаряжена, разнарумянена,
Хохоча, топоча, матерясь —
Ай, Москва! Разгулялася барыня!
До заморских обнов дорвалась!
Всю округу заляпала лейблами
И, наушником ухо заткнув,
Дикой помесью рока с молебнами
Услаждает свой девственный слух.
И кошерное жрет, и скоромное,
И первач из горла, и коньяк.
То над кошкой рыдает бездомною,
То гоняет бомжей, как собак!
И, делясь заповедными тайнами,
Вам покажет вдали от людей
Николая Второго со Сталиным
В медальоне промежду грудей.
И включит она ГУМ многоярусный,
И почешет она по торгам,
И зажжется в глазах ее радостный
И немеркнущий – чистоган!
– Ну привет, говорю, принимай меня,
Я же все ж таки не чужой.
– Ох ты блин, говорит, я вся внимание,
Не узнала, прости, дорогой.
Позвонил бы, уж мы б тебя встретили.
Ты по делу сюда или так?
– У меня девяностое летие,
Все ж я Галич, говорю, как-никак.
– Как же! Помним – мадам Парамонова,
Эти, как их там… облака!
Может, есть у тебя чего нового?
– Да пока не скудеет рука:
Есть баллада про новых зека,
Есть канкан ветеранов Чека,
Есть про Путина пара стишков,
Есть комедия «Вас вызывает Лужков».
А она мне: «Любименький бард ты мой!
Разгребатель родного дерьма…
Значит, даже могила горбатому
Не сумела исправить горба?
Я б дала тебе, Сашенька, выступить,
Но не вижу для этого мест:
Всё, блин, занял Каспаров под диспуты
Да Лимонов с Гайдаром под съезд!
Ни обнять, ни принять, ни пригреть тебя,
Аж мне стыдно самой от себя…
Ты давай, приезжай на столетие —
Я на подступах встречу тебя!»