Лес начался сразу. Мысленно сверяясь с указанным старушкой направлением, Армен после нескольких попыток вышел наконец на нужную тропу, которая круто спускалась вниз среди густо разросшихся деревьев, исчезая на каждом повороте и в следующее мгновенье появляясь снова, — и лес представился ему женщиной с распущенными темными волосами, что ускользала, беззвучно смеясь: то пряталась за кустами и настороженно следила за ним, то выпархивала из своего тайника и убегала… В ушах у Армена не умолкал отзвук ее смеха, похожий на тихий шелест. Сердце радостно трепетало, и он чувствовал, как тело просыпается после ночного оцепенения, наполняясь молодой и свежей энергией жизни. Миновав очередной поворот, он оказался перед упавшим на тропу большим деревом с обнаженными корнями. Казалось, оно всю ночь продиралось сквозь заросли, не зная ни сна, ни отдыха, и вот на рассвете, вконец обессилев и так и не дойдя до цели, ничком рухнуло на тропинку. Армен обошел его, чувствуя, что колдовское обаяние леса покидает его, испаряется подобно ночной росе, остается лишь это нагромождение деревьев и кустов…

Чем ниже он спускался, тем больше движений и звуков наполняло окрестность. Какая-то большая красивая птица села на верхушку дерева неподалеку от Армена и стала внимательно его разглядывать. Ее безупречно круглое тело было в тени, а яркий, радужный гребень — на свету.

Кажется, на сей раз лес перевоплотился в птицу и завораживал его с высоты. Армен поднял руку, приветствуя. Почудилось, что птица в ответ кивнула головой. Вскоре дерево осталось позади, но птичий взгляд по-прежнему сопровождал Армена. На него это произвело неожиданное воздействие — точно небо, лес, свет и тень, трава, мошки и букашки, птицы и дорога превратились в горячий и сверкающий поток и вливались в него, наполняя каждый уголок тела, а потом снова вырывались наружу, становясь небом и лесом, светом и тенью, травой и букашками… От беспричинной радости сердце у Армена дрогнуло, и он стал мурлыкать себе под нос какой-то мотив. Жизнь была упоительно-прекрасна, дорога была упоительно-прекрасна, но самым упоительным и прекрасным было его, Армена, присутствие в этом мире…

Сквозь деревья в зыбком утреннем мареве мелькнула река. Пройдя к прибрежным кустам, Армен огляделся в поисках брода. Не найдя ничего подходящего, повернул влево и, поднявшись на взгорок, глянул вверх по течению, но все заслонял буйно разросшийся кустарник. Тогда он осторожно вошел в него и спустился к берегу. Когда кусты остались позади, Армен остановился в недоумении: то, что он издали принял за реку, оказалось всего лишь широким и довольно глубоким оврагом, тянувшимся наподобие высохшего русла. Возможно, он образовался в результате гроз, когда из-за молний, бесчисленное множество раз бивших в беззащитные деревья, здесь выгорел лес. Темные закраины и красноватое дно оврага походили на открытую и безостановочно кровоточащую рану. Радость Армена угасла.

Он хотел продолжить путь, но тропинка исчезла. Оглянулся: так и есть, она оборвалась в кустарнике. Неужели старушка на станции имела в виду этот голый овраг с глинистым дном, когда говорила о поляне? Армену стало не по себе. Но нет, она не могла его обмануть. Скорее всего, он сам незаметно сбился с дороги и заплутал…

С противоположной стороны оврага послышался шорох. Какой-то человек вышел из кустов, спустился в овраг и направился в сторону Армена. Обрадовавшись, Армен громко поприветствовал его и спросил, как пройти к роднику. От неожиданности человек замер на месте, ища глазами того, кто к нему обратился. Армен повторил вопрос. Его голос, бодрый и звонкий, далеко разнесся в утреннем воздухе.

— А-а, — заметив Армена, человек оживился, точно встретил старого знакомого, — это ты, молодой человек…

— Где тут родник, не подскажете? Никак не могу найти.

— Ты имеешь в виду колодец? — Человек ухватился за куст, напрягся всем телом, ловко выпрыгнул из оврага и, отряхивая одежду, подошел.

Он оказался загорелым, коренастым мужчиной средних лет. Длинная неухоженная борода, кажется, не оставила на его лице ни кусочка свободного места и неотличимо смешалась с всклокоченными космами головы. Это был настоящий лес — с чащобами и полянками, с непролазными зарослями и торчащими тут и там кустами. Туманное, мечтательно-отвлеченное выражение застыло в глубоко посаженных прищуренных глазах, на которые спадали копны тронутых сединой волос. Что-то безумное проглядывало во всем его облике, а зыбкая, вразвалку походка еще больше усиливала это впечатление.

— Рад тебя видеть снова, — весело сказал человек, протягивая для пожатия руку. — Я знал, что однажды ты обязательно вернешься, потому что… — тут он многозначительно поднял кверху указательный палец, — кому хоть раз довелось вкусить плоды мудрости, тот уже не сможет меня забыть…

— Я в этих краях впервые, — улыбнулся Армен.

— Да-да, — подтвердил человек немедленно, — я не ошибся, ты никогда не бывал в этих краях, поэтому нам надо познакомиться пообстоятельней, как подобает порядочным людям, правда, с одной оговоркой: я не могу открыть тебе свое имя, потому что у меня его попросту нет… — и человек уставился на Армена пристально-выжидательным взглядом.

«Нет мне спасу от безумцев, — отводя глаза, подумал Армен. — Задал невинный вопрос — и тут же влип в историю».

— Вижу, молодой человек пытается вспомнить, где он мог видеть мое лицо, — еще энергичнее заговорил незнакомец. — Дабы помочь ему, раскрою кое-какие скобки: не сомневаюсь, что он читал мои нашумевшие книги. Да, ты правильно догадался, молодой человек, перед тобой автор книг «Сокрушение монстра» и «Безымянная летопись, которая начинается и оканчивается катастрофой».

Армен почесал затылок.

— В прошлом известный писатель, а ныне странствующий мудрец, — почтительно продолжал незнакомец. — Можешь меня так и называть: Мудрец. Поскольку молодой человек взволнован неожиданной встречей с моей скромной персоной, — последовала сдержанная улыбка, — объясню также, почему такой большой писатель, как я, решил отложить свое плодовитое перо и обратиться к бродячей жизни философа-мыслителя. Потому что прошли годы, но, увы, монстр не сокрушен и катастрофа не состоялась. Это заставило меня изменить мои представления о будущем мира и человека. И я ушел от этого мира — назад, в девственный лес, чтобы вслушаться в доисторический рокот дикой природы и насладиться вечным молчанием неистовых ураганов. Недалеко отсюда, — он показал куда-то за овраг, — я собственными руками сложил себе хижину из чертополоха и поселился в ней, чтобы понять, почему монстр не сокрушен, а катастрофа не состоялась. Так я превратился в дух леса, неусыпно следящий за ним, оберегающий его. И птицы, пресмыкающиеся, звери, насекомые и прочие божьи создания безропотно подчиняются моей воле и ни разу не доставили мне никаких хлопот. А люди, люди, самые бестолковые из всех живых существ, решили, что у меня помрачился рассудок, им не понять, что я день и ночь ломаю голову над задачей спасения человечества. Чудовищно сложная задача, сложная задача, удостоившаяся стольких гениальных голов! Я долго мучился, пока не понял: чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом, мне надо отказаться также и от лесного отшельничества, ибо ставя себя на место обезьяны, ты никогда не решишь проблему обезьяны. Посему я избрал своей целью стать мудрецом, вернуться к людям и приобщать их к этому моему феноменальному открытию.

От непрекращающегося потока слов Армен слегка осовел.

— Очень скоро у тебя появится возможность убедиться, к каким невероятным результатам привел меня самоотверженный труд. — Незнакомец доверительно взял Армена под руку и сделал несколько шагов. — И это всё — наперекор моей жене, которая наотрез отказалась стать хозяйкой леса и предпочла оставаться в жалкой роли домохозяйки… Представляешь, — снова остановившись, оскорбленно воскликнул незнакомец, — она принуждала меня бросить этот мой эпохальный труд и идти на службу! Говорила: «У тебя в голове солома, а не мозги. Какой ты писатель! Да ты и двух слов связать по-человечески не умеешь…» Э, о чем говорить с глупыми и жестокими людьми… — человек тяжко вздохнул и, судорожно сглотнув слюну, ужасно разволновался.

Армен едва удержал себя от смешка.

— Она меня подло выгнала из дому, — дрожащим голосом продолжал человек и, присев на бугорок, в отчаянии покачал головой. — А из-за чего, спрашивается, из-за чего? Причиной послужила зубная щетка, обычная зубная щетка средних размеров, представляешь? Она меня без конца пилила, ела поедом и унижала из-за этого никчемного, идиотского предмета, обзывала меня последними словами, талдычила, что я плохо чищу зубы, что эту средних размеров зубную щетку я никогда не мою… «Ты грязная, неотесанная деревенщина! — кричала она. — Верно говорят: сколько хочешь вари голову деревенщины, а уши все равно останутся сырыми…» Вот такие дикие сравнения, такое неуважение, такая бестактность по отношению к месту происхождения гениального писателя и великого мыслителя… — Человек снова судорожно глотнул и, сжавшись в комок, неожиданно заплакал.

— Ты хороший писатель, — невольно вырвалось у тронутого этой сценой Армена.

— Правда? — человек взглянул на него сквозь слезы и благодарно улыбнулся. — В самом деле?..

— Я слов на ветер не бросаю.

— И мудрец тоже хороший?..

— И мудрец тоже.

— О, как я мечтал иметь такого благодарного ученика, как ты! — мгновенно воодушевился незнакомец. — Подойди, я должен завещать тебе все свои тайны, чтобы они не пропали после того как мне придется проститься с земной жизнью… — Он вскочил с места и, схватив руку Армена, посмотрел на него долгим, глубоким взглядом.

На миг Армен заглянул в неопределенно-отрешенное выражение его мутных глаз и ощутил запах перегара.

— Где же все-таки колодец? — спросил он, слегка отстранившись.

— Ты имеешь в виду родник, где берет начало все сущее?..

— Хотя бы так.

— С первых мгновений своей земной жизни я нахожусь на пути к роднику. Идем, покажу, — человек деловито двинулся вперед. — Если мы, учитель и ученик, идем одной дорогой, значит, мы абсолютно тождественны…

Он двинулся по той самой тропинке, которая привела Армена к оврагу. Армен удивился, как он мог потерять ориентир, не сходя с тропы. Видимо, это и есть их лес. Армен поспешил за человеком, стараясь не отстать.

— Ты откуда пришел? — не оборачиваясь, спросил тот задумчиво.

— Со станции.

— Нет, я не это имел в виду, — улыбнулся человек. — Из какой ты страны?

Армен, сам не зная почему, оставил вопрос без ответа.

— Здешние комары довольно большие, — он отмахнулся от настырного зеленого комара, норовившего усесться ему на лоб.

— Да-а, — как бы про себя процедил человек, — нынче отовсюду всякие люди хлынули в Китак, точно лесные комары… — Голос прозвучал трезво, с нотками гнева и раздражения. — И все из-за этого проклятого нового закона…

Армен прикусил губу.

— А что это за новый закон? — спросил он как можно беспечней.

— Шедевр человеческой глупости, — недовольно фыркнул человек. — Закон, который дает право любому залетному комару кусать порядочных людей — где, когда и как ему заблагорассудится.

— А по старому закону кусать запрещалось? — попробовал перевести разговор в шутку Армен.

Человек обернулся, посмотрел на него внимательным взглядом, в котором были подозрительность и неприязнь.

Дальше шли молча.

Вскоре они свернули влево и, пройдя высокий, в человеческий рост, кустарник, вышли на широкую поляну, в центре которой стоял ветхий колодец с грубо сколоченным срубом и замшелыми стенами. Возле колодца были какие-то люди, и это обрадовало Армена: в конечном счете, мир состоит не из одних мудрецов, он гораздо разнообразнее. Несколько человек, сидя на траве, резались в карты, другие мирно беседовали. Еще один спал поодаль, раскинув руки и сотрясая воздух могучим храпом.

— Это и есть родник, — сообщил Мудрец, моментально входя в прежнюю роль. — Обычно здесь собираются изгои, вроде нас с тобой, отверженные, бездомные и безработные, единственный смысл жизни которых — вечное бродяжничество. Собираются здесь, утешают друг друга и снова отправляются бесцельно блуждать в бескрайних и безымянных просторах отчаяния.

— Но они не выглядят такими уж отчаявшимися, — улыбнулся Армен, заметив, как, внезапно вскочив с мест, дружно захохотали над чем-то игроки в карты.

— Это смех беззащитного отчаяния, — живо пояснил Мудрец. — Если у тебя достаточно острый слух и тонкое восприятие, ты без труда уловишь в этом смехе скорбные и безотрадные тона.

Армен промолчал.

— У тебя выпивки не найдется? — вдруг спросил Мудрец, глядя в глаза Армену с какой-то горделивой самоуверенностью.

— Нет… — Армена смутил этот резкий переход, — выпивки у меня нет.

Тут он с удивлением увидел устремленные на него взгляды присутствующих, замерших в ожидании.

— Увы, мой молодой друг в данный момент не может нас угостить, — обратился Мудрец к собравшимся у колодца. — Но он обязуется в следующий раз поставить нам сразу семь бутылок отменного вина…

Обманутые в своих надеждах люди с ненавистью уставились на Армена, что-то угрожающе бормоча, а кто-то негромко выругался.

— Не удивляйся, — придвинувшись к Армену, вполголоса сказал Мудрец. — Отчаяние порой вызывает у них приступы безудержной ярости, и тогда они превращаются в зверей, особенно если нет спиртного. В прошлый раз похожий на тебя паренек отказался поделиться с ними выпивкой — и еле унес от них ноги, можно сказать, в чем мать родила. Эти олухи прикончили бы его, не вмешайся я вовремя…

Армен угрюмо покосился на Мудреца. Он чувствовал, что едва сдерживается и в нем подымается волна гнева. Сжав зубы, он отвернулся и глубоко вздохнул: стоявший перед ним свихнувшийся пьяница и фигляр испортил такое светлое, чудесное утро…

— Так что если мой молодой друг располагает хотя бы капелькой спиртного, настоятельно советую пожертвовать ее этим откровенным хищникам, — гнул свое Мудрец. — Поскольку мне как честному человеку небезразлична дальнейшая судьба моего молодого друга…

— Отодвинься, — хмуро прервал его Армен, — дай умыться по-человечески.

Мудрец попятился, состроив скорбную мину незаслуженно обиженного человека. Армен недовольно фыркнул и уже стал расстегивать пуговицы сорочки, когда вдалеке, под тенью окаймлявших поляну деревьев, заметил вдруг женщину; стоя спиной к нему, она поправляла волосы. «Сара!» — удивился Армен. Оставив Мудреца, он бросился к ней, не разбирая дороги.

— Сара!

Женщина его не слышала и продолжала приводить в порядок свои длинные волосы.

Армен обошел огромный пень и собирался окликнуть ее снова, но, зацепившись ногой за высохший корень, во весь рост грохнулся на землю и тут же снова вскочил на ноги.

— Сара! — запыхавшись, крикнул он, добежав до кромки леса. — Ты?..

Женщина обернулась, и Армен растерянно замер. Это была не Сара, а юная и стройная красавица с огромными черными глазами и воздушно-изящными чертами лица. На ней было легкое платье фиолетового цвета; зажав губами несколько заколок, она собирала свои длинные шелковистые волосы на затылке. Взгляд девушки, чистый и непорочный, словно проник в самую глубину его существа, обволакивая все мягким, далеким светом. Кажется, это была именно та прекрасная девушка, которую он жаждал встретить всю жизнь и которую всегда видел перед собой — в снах или наяву. Это восхитительное создание словно никогда не рождалось и не жило земной жизнью, оно просто было, и ничто в этом мире — ни смерть, ни любовь, ни ненависть — не смогли бы нарушить безмятежную тишину ее лучезарных глаз. И эта красота была такой же родной, как и кровь, текущая в собственных жилах. Сердце Армена сладко екнуло, он был так взволнован — до слез. Он затаил дыхание и боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть это сотканное из солнечного света видение…

— Иди сюда! — послышался из-за деревьев глухой голос пожилой женщины. — Здесь их больше, и они спелые…

— Иду, — ответила девушка, и голос ее был таким же нежным и ясным, как взгляд. Она улыбнулась Армену и грациозно удалилась, едва касаясь земли своими легкими, как лучи, ногами…

Армен безмолвно смотрел ей вслед, пока фиолетовая девушка не скрылась в глубине леса, оставив аромат своего обаяния траве, деревьям и его молодым жадным ноздрям. Ее улыбка была божественным подарком начинающегося дня, и Армен невольно почувствовал благодарность к Мудрецу, который своей примитивно-жуликоватой болтовней выпивохи сделал возможной эту его встречу с давней мечтой…

Армен повернулся и, склонив голову, двинулся к колодцу. Он чувствовал необычайную легкость, утренний свет вливался в него, проникая в каждую клетку. И этот свет излучали глаза фиолетовой девушки, далекие и недосягаемые. Потом сердце Армена кольнуло внезапное сомнение: может быть, это в самом деле было всего лишь видение, может быть, это ему померещилось? Он круто обернулся: безмолвствовали деревья, безмолвствовали их тени. Но нет, эта встреча глубоко запечатлелась в нем и была настолько же реальной и живой, как и он сам. Армену стало невыносимо грустно: между ним и фиолетовой девушкой непреодолимой преградой стоит целый мир, мир людей…

Дойдя до пня, возле которого он споткнулся и упал, Армен поднял голову и удивился: поляна была пуста, только колодец молчаливо громоздился посредине. Люди ушли. Чуя неладное, приблизился он к колодцу и остановился: его рюкзак валялся у грязного сруба колодца, а вещи были разбросаны в пыли. Видавшие виды наручные часы и широкий кожаный ремень, подаренные стариком, которому он помог скосить траву, исчезли. Рабочие инструменты тоже были раскиданы здесь и там, как и сменное белье. Некоторое время Армен неподвижно наблюдал эту картину: казалось, свирепый зверь набросился на свою жертву, растерзал и удалился, оставив требуху.

Армен молча собрал вещи, снова положил их в рюкзак. Потом принес старое ведро, которое непонятно почему лежало довольно далеко — кверху дном. Когда он снимал сорочку, кольцо, подаренное старушкой, выскользнуло из нагрудного кармана и, ударившись о деревянный сруб, полетело в воду. Армен попытался перехватить, мгновенно выбросив руку, но промахнулся. Он склонился над колодцем, но успел услышать лишь тихий всплеск. Осмотрел колодец: в его глубине таилось холодное, темное безмолвие. Казалось, это был вход в неведомый, непостижимый мир, откуда нет возврата…

Армен вздохнул и в унынии присел на край колодца. Все словно произошло в далеком прошлом — неизвестно где, неизвестно когда… Армен сжал лицо ладонями, тряхнул головой; взгляд остановился на макушке большого дерева, где что-то неожиданно зашевелилось. В следующий миг большая птица, подобно шаровой молнии, описав дугу, ринулась вниз — туда, где в густой траве поляны пряталась дичь. Взметнулось облако пыли, послышался глухой и жалобный писк. Какое-то время в траве мелькал только пламенный гребень птицы, похожий на вспыхнувший огонек. Когда пыль улеглась, птицы уже не было, она исчезла вместе со своей добычей, точно мираж. И снова над поляной застыла равнодушная тишина…

Армен надеялся сразу выйти на дорогу, ведущую в город. Умывшись, он почувствовал себя лучше, бодро пересек поляну и вошел в лес. Откуда-то из-за деревьев, издалека, терзая слух, накатывал на него глухой, монотонный шум, напоминавший бешеный рев огромной толпы, заглушавший дыхание Армена, и ему казалось, что время мчится так стремительно, что он даже не успевает дышать. И что сам он тоже превратился в сплошной шум: шум издавали его голова, руки, ноги, ступни. Когда лес остался позади, Армен остановился и, закрыв глаза и сосредоточившись, стал с усилием мысленно собирать воедино как бы разбегающиеся части тела, пока снова не услышал свое частое дыхание. Тогда он открыл глаза и обнаружил себя напротив большого перекрестка, где кипела жизнь. Но это был уже другой мир — грохочущий, закованный в металл.

В тумане, тающем под лучами встающего солнца, звенели дороги в бескрайней степи, и из клубящихся облаков пыли слышался веселый крик пробуждающегося дня новым обещанием тем, кто разочарован жизнью. «Дерзай, — внушало утро, — дерзай — и ты добьешься». Бесчисленные потоки машин, проносившихся с головокружительной скоростью, неутомимо и беспрерывно питали кровью огромное сердце. Скрытое от глаз, оно билось повсеместно, и казалось, все, что лежит под этим небом, приближается и удаляется одновременно. Армен почувствовал, что этот ритм уже властно захватил его и наполнил ясной, почти ощутимой надеждой, что здесь он наконец добьется своей цели.

Он поискал глазами и слева от себя не без труда нашел невысокий указатель, спрятавшийся под кроной дерева. Отодвинул ветки и увидел выцветшую дощечку, на которой стыдливо значилось «Центр», а рядом была пририсована стрелка. И только теперь Армен убедился, что в мире действительно существует такое место — Китак…

Позади указателя лес редел и отступал. По всей длине трассы деревья в три ряда были вырублены, и на их месте на равном расстоянии друг от друга, закрепленные на высоких металлических столбах, тянулись яркие металлические щиты. Первый из них представлял текст, выполненный крупными буквами на синем фоне: «Новый закон — в действии». Буквы были выписаны волнообразно, и это создавало иллюзию непрерывного движения. Плакат был исполнен очарования таинственности, как любая новинка, что не могло не пробудить в Армене надежду: а вдруг новый закон и в самом деле откроет какие-то новые перспективы. Следующий щит обещал гораздо больше: «Новый закон — новый человек — новый мир», а за ним следовала уже целая программа: «Свобода и счастье: окончательное завоевание Вселенной — всего лишь вопрос времени». Армен улыбнулся и, миновав щиты, испытал такое чувство, точно вошел в ворота Китака и уже слышит дыхание города. Впереди едва заметный на большом расстоянии оживленный перекресток так и кишел машинами и пешеходами, сновавшими в разные стороны с деловитостью муравьев. С левой стороны вдали виднелся целый лес строящихся высотных домов, терявшихся в дымке горизонта, точно призрак грядущего. Армен ощутил прилив сил: Китак в самом деле крупный город, так неужели в этом большом мире не найдется маленького уголка, в котором уместилась бы мечта его жизни, такая незатейливая и такая страстная?..

На пути к перекрестку Армен встретил старика в поношенной одежде; сидя в дряхлой двуколке, он медленно катил по дороге. Покачиваясь в такт движения скрежещущей двуколки, он то и дело понукал лошаденку, которая шла неспешным шагом, время от времени фырча и раздувая ноздри. Старик внимательно выслушал Армена, при слове «архитектура» беспомощно улыбнулся, однако сказал, что слышал о Скорпе и знает, где он «обитается». Повернувшись на своем облучке, он объяснял пространно, со всеми подробностями, но когда отъехал, в памяти Армена осталось лишь общее направление, указанное кнутом старика. Армен поймал себя на том, что невольно связывает свои надежды с архитектором Китака, следуя тем путем, на который его направила Сара. Эта мысль окончательно утвердилась в нем после того, как уже на перекрестке спешившая за покупками женщина, услышав имя Скорпа, сразу оживилась, сказав, что «это изумительный человек», однако указала совершенно иное направление. Миновав перекресток, Армен спросил на сей раз нервного на вид мужчину средних лет. Тот, не останавливаясь, бросил, что «с ворами и разбойниками знаться не желает», намекая не только на Скорпа, но вроде бы и на самого Армена. Что-то раздраженно бормоча, он быстро удалился, подергивая плечом. Армен свернул на первую же улицу и был вынужден обратился к девочке, которая, сидя на грязном и бугристом асфальте тротуара, пыталась что-то нарисовать на нем огрызком мела. К удивлению Армена, девочка не только указала, как найти место работы Скорпа, но и назвала адрес.

Улица, именуемая Круговой, никак не оправдывала своего названия: кривая, неказистая, она тянулась среди деревьев, никуда не сворачивая. Армен отыскал указанный девочкой дом под номером одиннадцать и был немало озадачен, увидев перед собой старое, уродливое деревянное строение. Неужели это обветшалое, напоминающее паука здание может быть местом работы такого важного человека? На доме не было никакой таблички, и Армен колебался: входить или не входить в ворота? Пока он раздумывал, ворота неожиданно открылись и вышел скромно, но элегантно одетый молодой блондин. В руке он держал какую-то бумагу, которую рассматривал с искренним восторгом. Армен спросил у него, здесь ли работает архитектор Китака Скорп.

— Я как раз от него, — живо откликнулся блондин. — Мы всю жизнь добивались этой бумаги. И вот наконец мне это удалось… — он заговорщически улыбнулся, глядя на Армена с нескрываемой гордостью. — Увидят мои родители — с ума сойдут от радости.

— А что это за бумага? — поинтересовался Армен.

— Разрешение на строительство дома.

— Поздравляю, — сказал Армен и подумал: «Это добрый знак».

Он пересек залитый солнцем двор и уже собирался повернуть в сторону тенистого балкона, когда из-за угла навстречу ему неожиданно вышла холеная и дородная старуха, тяжело волоча опухшие ноги и постанывая при каждом шаге.

— Чего тебе? — повелительно спросила она, изучая Армена неприязненно-недоверчивым взглядом.

Армен терпеливо объяснил.

— Нет его, — отрезала старуха. — Покоя нет моему сыну от таких, как ты.

Говоря это, она придирчиво рассматривала одежду Армена.

— Мне только что сказали, что он на месте. И потом… — он хотел добавить «А вам-то что?», но сдержался.

— Пустите, пусть проходит, матушка, пусть проходит, — послышался из глубины строения молодой и приветливый женский голос.

Старуха заворчала и, тяжело ступая, направилась в сторону калитки. И только тут Армен заметил прямо напротив ветхого строения изумительный двухэтажный особняк в окружении большого и хорошо ухоженного сада. По-видимому, подумал он, это и есть дом Скорпа, а старуха — его мать.

Под последней колонной балкона, наполовину в тени, наполовину под солнцем, лежала огромная, окрасом похожая на волка собака, бдительно следя за каждым движением Армена. Ее свирепый облик — блестящие черные глаза навыкате и тяжелая квадратная морда — что-то смутно ему напомнил. Когда он подошел к входной двери, собака угрожающе зарычала и нервно шевельнула хвостом. Армен отвел глаза и постучался, чувствуя за спиной беспокойное дыхание пса.

— Входите! — позвал из-за двери тот же дружелюбный голос.

Открыв дверь, Армен едва не наткнулся на маленькую старушку: засучив по локоть рукава, она мыла полы.

— Отойди в сторону, — не глядя, бросила она грубо.

Армен смешался.

— Сюда, пожалуйста! — послышалось с противоположной стороны.

В глубине комнаты, в льющемся из открытого окна свете, за письменным столом сидела молодая красивая женщина, неторопливо сортировавшая какие-то бумаги. И пока Армен шел к ней, женщина успела окинуть его с ног до головы внимательным взглядом, после чего на лице у нее появилась недовольно-разочарованная гримаса. Очевидно, ей хотелось бы видеть более респектабельного посетителя.

Армен стал обстоятельно излагать ей цель своего визита. Лишь на миг вскинув на него глаза, женщина продолжала раскладывать бумаги. Армен смутился: он видел перед собой существо с изящными чертами лица, изящным телом, изящными движениями, существо словно созданное из хрупкого, прозрачного стекла, коснись пальцем — рассыплется; и только блеск неутолимой чувственности во взгляде выдавал в ней живого человека.

— Ладно… — не дослушав, скучающе-вяло прервала женщина и, встав с места, открыла обитую кожей дверь слева от себя и исчезла за нею.

Приемная была выдержана в традициях сугубо официального учреждения. На противоположной стене в трех одинаковых рамках висела «наглядная агитация», представленная картинками и чертежами: «убогое прошлое», «бурное настоящее» и «светлое будущее» Китака — соответственно в блекло-сумрачных, подчеркнуто густых и ослепительно ярких красках. Чуть дальше бросалась в глаза роскошная табличка, на которой жирными, внушительными буквами была выведена фамилия хозяина кабинета — «Ю. Скорп». Табличка выглядела столь величественно, словно в одном этом имени сосредоточены прошлое, настоящее и будущее города. На миг Армен испытал такое чувство, что он исколесил весь мир и оказался здесь только для того, чтобы увидеть этого человека, будто встреча со Скорпом была единственной целью всех его поисков. Он несколько раз — по буквам — перечитал имя Скорпа, чтобы удостовериться, что не ошибся. Сердце учащенно забилось от мысли, что долгожданная встреча вот-вот состоится.

— Можешь ждать, — выйдя из кабинета, равнодушно бросила женщина, не удостоив Армена даже мимолетным взглядом. Поправив на плече локон, она пошла к входной двери. Старушка уборщица, помрачнев, посторонилась, чтобы дать ей дорогу. Женщина вышла и, пройдя под окном, по-хозяйски решительно направилась в сторону изгороди сада, окружающего двухэтажный особняк, и вскоре скрылась за деревьями.

— Ты на эту Стеллу, на ее смазливый вид не смотри, — вдруг вполголоса заговорила уборщица, опасливо поглядывая по сторонам: не подслушивает ли кто. — Беспутная она девка, шляется только с богатыми мужиками. — С тряпкой в руке старушка сделала шаг навстречу Армену. — Дочку свою маленькую под чужим именем сдала в детдом, а сама гуляет вовсю. Обратил внимание на ее обличье? Точь-в-точь змея, так и норовит ужалить. Знай, она сама выбирает себе мужчин. Не мужики ее выбирают, а наоборот, она их выбирает, выжимает из них все соки, а потом, как змея, в кусты уползает… Я-то знаю, сколько она семей разрушила, ох знаю, — сокрушенно покачала она головой. — Одно тебе скажу: не из нашего она мира, из другого, темного мира сюда пришла…

— Из какого мира? — не понял Армен.

— Из черного мира, — закатив глаза и еще больше понизив голос, ответила старушка. — В этом черном мире, сынок, есть черное бездонное море, а в нем клубками так и кишат скорпионы… Смотрю я на тебя, ты парень молодой и вроде неиспорченный, держись от этого скорпиона подальше, а то беды не оберешься…

— Да ведь я вовсе не богатый, — рассмеялся Армен.

— Тем более, — не смутилась старушка. — Вижу ведь: человек ты безродный и неимущий, горемыка, можно сказать. Счастье свое хочешь найти в чужих краях. Я много чего на шкуре своей испытала, не думай, что по злобе говорю или сплетничаю. Из-за этой распутницы я потеряла единственного сына, — едва сдержала слезы старушка.

— Как так? — поразился Армен.

— Сын влюбился в эту потаскуху, стал пить. Пропадал целыми днями, а однажды его, мертвого, из реки вытащили…

По спине Армена пробежали мурашки.

— Да, — вздохнула старушка. — В бумаге своей написали, что он сам в пьяном виде упал в реку, но я-то знаю: она во всем виновата. Эта стерва отправила моего сына в черный мир — на съедение черным скорпионам. Ох-ох…

Старушка умолкла. Ее рассказ подействовал на Армена как яд.

— Сердце у меня большое, как этот мир, — снова заговорила старушка. — Я никому ничего, кроме добра, не желаю, но чем я заслужила такие несчастья, понять не могу. Одна на свете, ни помощника, ни родной души. Так хочется, чтобы кто-то был рядом, поддержал, — не отводя от Армена глаз, как бы намекала старушка.

— Если дела у меня хорошо сложатся, я тебе помогу, — сказал Армен.

— Э-э, — махнула старуха рукой. — Таким, как мы, сынок, никогда не везет. Как пришли в этот мир никому не нужными, так и уйдем. Хорошо еще, если хуже не будет, останется как есть… — она охнула и вернулась к своим делам.

Армен был озадачен. Хотел присесть на ближайший стул, но передумал. Положив рюкзак на пол, привалился плечом к стене, но в тот же миг непроизвольно выпрямился. Внезапно дверь кабинета чуть приоткрылась и показалась чья-то рука. Низкий грудной голос из глубины кабинета сказал: «Останься, поболтаем немного. Сейчас Стелла придет, отметим это дело, тогда и уйдешь». Рука снова прикрыла дверь и послышались удаляющиеся шаги. Армен сокрушенно вздохнул.

Он почувствовал, что им вновь овладевает тоска, и, пытаясь уйти от этого, хотел возобновить разговор с уборщицей, но та скрылась в чулане. В это время входная дверь открылась, и вошла Стелла. Своими нежными, изящными руками она держала серебристый поднос, на котором стояли три бокала, бутылка вина и изысканные сласти. Все это очень шло Стелле: слабый отблеск подноса играл на ее точеном лице, придавая ей особую прелесть и делая ее красоту еще более возбуждающей и недоступной. Скорее всего, старушка ничуть не преувеличивала, говоря о гибельных для мужчин чарах Стеллы. Может быть, она в самом деле порождение иного мира и ее любовь опасна, как змеиный яд… Армен чувствовал, что и сам он пленен этой женщиной, подходившей сейчас к двери кабинета мелкими, осторожными шагами.

Не обращая внимания на Армена, Стелла привычным движением толкнула коленкой дверь кабинета, вошла и закрыла ее ногой. Потом оттуда — словно назло Армену — донеслись оживленные голоса, беспечный смех, звон бокалов, поскрипывание стульев. Это был замкнутый мир, занятый собой, не терпящий чужого присутствия. Армен попытался представить свою встречу со Скорпом, но из этого ничего не вышло. Он помрачнел и опустил голову. Может быть, надо просто повернуться и уйти?..

Сердце сжала невыразимая тревога. Ему ни за что не сориентироваться в этом окутанном тьмой лесу, где хозяйничают перемешанные тени деревьев, где ни одна тропинка никуда не ведет, где все и вся поймано в незримые капканы и в конечном счете также становится тенью и еще больше сгущает тьму… Армен потянулся было за рюкзаком, когда дверь кабинета неожиданно распахнулась и в приемную вышел среднего роста мужчина в безупречном костюме, сухощавый и длинноволосый, с грустными красивыми глазами. Поправив галстук, он чему-то саркастически улыбнулся и, мельком глянув на Армена, манерно направился к выходу, в такт шагам небрежно покачивая сверкающим черным кожаным портфелем. В его мягких жестах, во всем его облике, как будто состоящем из полутонов, было что-то женственное, показавшееся Армену знакомым. Заинтригованный, он подошел к окну и выглянул: выйдя на балкон, человек прищелкнул языком и рядом с ним тут же появился похожий на волка огромный пес; потеревшись о ногу хозяина, он радостно вильнул хвостом, и они вдвоем двинулись в сторону двора. Армен медленно опустил глаза и уставился на свой рюкзак невидящим взглядом, потом вдруг кровь бросилась ему в голову и сердце словно остановилось…

Это был первый человек, которого встретил Армен в чужой стране. Армен стоял на станции и растерянно озирался, когда он подошел к нему вместе со своей собакой и предложил помощь. Выяснилось, что ему нужны рабочие руки: вычистить и привести в порядок старый отцовский дом, за что он пообещал щедрую плату. Армена обрадовало неожиданное приглашение, и он тут же согласился. По дороге, уже в машине, человек подробно расспрашивал его, и Армен рассказал без утайки о родительском доме, пострадавшем от землетрясения, о тяжелейшей ситуации, в которой оказалась его семья, о его намерении восстановить родной дом.

— У нас общая цель, — сказал этот человек своим медоточивым голосом и обворожительно улыбнулся. — Прекрасно, если сын хочет восстановить отчий дом!

— Ты, наверное, художник? — полюбопытствовал Армен, глядя на почти скрытое бородой бледное лицо и печальные черные глаза собеседника.

— Что-то вроде этого, — загадочно улыбнулся тот.

— Армен, — представился Армен и протянул руку.

— А меня зовут Иси, — после минутного колебания ответил человек; не отрывая глаз от дороги и крепко сжимая руль, он уклонился от рукопожатия.

Машина наконец остановилась в пустынном месте, где не было ничего, кроме странного треугольного строения, на фасаде которого едва держалась старая покореженная вывеска. Когда они вышли из машины, Армен с трудом прочитал выцветшие буквы: «Мотель».

— Это мне досталось в наследство от отца, — сказал человек. — Надо вычистить его изнутри как следует, сбросить мусор на берегу реки и прикрыть землей. Само собой, сделать это следует ночью — для вящей безопасности, — улыбнулся он. — А бревна надо утопить в болоте, — показал он рукой на густо заросший камышом берег реки. — Ясно?

Армен кивнул.

— Даю три дня сроку, — человек открыл дверцу машины. — Вечером привезу еду и аванс, — небрежно добавил он и, коротко погладив пса, дал ему команду зайти в машину. Тот немедленно запрыгнул в заднюю дверь. Слегка кивнув Армену, человек уехал в своей видавшей виды колымаге…

Три дня и три ночи не разгибая спины Армен вычищал старое здание, от пола до потолка забитое мусором, пылью и грязью, в беспорядке наваленными друг на друга полусгнившими бревнами. Его наниматель так и не появился, и Армену пришлось уповать лишь на скопленные за время жизни в родных горах силу, выносливость и неприхотливость. Он мучился лишь от невыносимой жажды, но и тут нашел выход: пил прямо из реки. Его искусала какая-то мерзкая мошкара, которой ему до сих пор не приходилось видеть. От пыли и грязи лицо и руки у него почернели, он постоянно натыкался на ржавые гвозди и острые как бритва обрезки металла, однако скоро привык ко всему и уже не чувствовал боли от многочисленных ран и ссадин. Он притерпелся и к соленому, разъедающему глаза поту, и к капелькам крови, выступающим то там то сям всякий раз, как он не успевал увернуться от рушившихся кусков окаменевшего мусора или досок. Он трудился точно в долгой, непрекращающейся лихорадке, радостно замечая, как отступают перед его упорством эти горы мусора и грязи. На третий день, ближе к полуночи, он наконец завершил работу — прошел по комнатам, придирчивым хозяйским глазом осмотрел все закутки и сам удивился царящей внутри чистоте. Когда он подошел к выходу и обернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом все здание, перед глазами у него внезапно потемнело, он пошатнулся и рухнул на колени. Казалось, ночной мрак неслышно взорвался в голове, и он понял только то, что проваливается в черную бездну…

Очнулся он на рассвете, когда лица коснулся первый луч солнца. Он тут же сел и ужаснулся: все его тело, лицо, голова, глаза, даже язык опухли и покрылись крупной красной сыпью. От сильного жара язык пересох и едва шевелился во рту. Схватив рюкзак, Армен кинулся к реке и основательно умылся — с головы до ног. Зуд немного утих, но температура не спадала. Вытираясь, он услышал шум подъезжающей машины. Да, это был Иси. Из машины выпорхнули три длинноногие блондинки в легких платьях, за ними появился мужчина гигантского роста. Показывая здание, Иси что-то воодушевленно объяснял, женщины энергично кивали головами, а гигант оглядывал окрестности. Когда Армен попал в поле его зрения, он повернулся к Иси и пальцем указал на Армена. Иси что-то сказал, все прыснули, и даже пес несколько раз весело гавкнул. Армен почуял неладное. Группа исчезла внутри дома, но к тому времени, когда он приблизился, снова вышла и остановилась у главного входа. Увидев Армена рядом с собой, женщины сначала удивились его виду, потом заулыбались. Одна из них даже озорно подмигнула ему и, облизав губы, залилась смехом.

— А, это ты, — как ни в чем не бывало улыбнулся Иси. — Неплохая работа.

Он хотел было похлопать Армена по плечу, но, увидев его опухшее, красное от сыпи лицо, резко отдернул руку. Армен не спуская с него глаз, застыл в ожидании.

— Иди сюда, — снова входя в дом, позвал его Иси, — хочу показать тебе кое-что. Правда, ты хорошо потрудился, но посмотри-ка на это, — нервным движением он провел по стене указательным пальцем и показал Армену. — Видишь, какая пыль? Весь дом просто утопает в грязи.

Армен остолбенел.

— А кроме того, — не глядя на него, Иси снова вышел на порог, — мы должны вычесть плату за ночлег, ты ведь спал здесь три ночи.

— Как это, — еле выговорил пораженный Армен, так и не сумев проглотить застрявший в горле ком. — Да я вообще не спал!

— Пошли, пошли, это еще не все, — почти с угрозой сказал Иси, обогнув дом и выйдя на его тыльную сторону. — Даже с этого места хорошо видно, что тростник безжалостно вытоптан.

— Послушай, — прохрипел Армен, чувствуя, что не может укротить поднимающуюся в груди волну злости, — я тебе вот что скажу… — он не успел договорить, заметив краем глаза, как в его сторону метнулось нечто огромное и черное, и в следующее мгновение его оглушил свирепый лай…

Потом Армен в ужасе бежал по степи, ежесекундно слыша за спиной грозный рык страшной собаки, и ему казалось, что клыки вонзятся в его затылок. В какой-то момент показалось, что собака в самом деле вот-вот дотянется лапой до рюкзака, но Армен вложил все оставшиеся силы в немыслимый рывок и сумел увернуться. Уже сбегая по склону к реке, он услышал, как Иси отозвал собаку своим мягким женственным голосом. Армен ринулся в камыши, а собака остановилась наверху, продолжая рычать и лаять, потом вернулась к хозяину. Тяжело дыша, Армен остановился и обернулся, но ничего не было видно, вокруг стояла тишина. Обливаясь потом, он попытался восстановить дыхание, однако сердце точно разорвалось в груди на мелкие кусочки. Внезапно голова у него закружилась. Как во сне медленно и бесшумно он повалился в камыши и оказался на краю какой-то темной впадины. Казалось, исполинских размеров черный зверь ухватил его зубами за ворот и тащит, чтобы сбросить в эту глубокую яму, а чья-то длинная, похожая на тень, рука силится оттащить его подальше от края.

— Держись, сынок, держись, — коснулся слуха далекий, слабый голос.

Армен медленно, с усилием поднял веки и как сквозь мутный туман увидел склонившегося над ним тщедушного старика.

— Ничего, сынок, — утешал старик, — скоро все пройдет и забудется.

— Где я? — еле слышно прошептал Армен.

— Я на другом берегу пас своих ягнят и все видел, — сказал старик. — Ты должен благодарить судьбу.

— За что?

— Тебя ужалил скорпион, и если бы ты не бежал сломя голову, яд не вышел бы из тела и тебя, скорее всего, уже не было бы.

Пораженный Армен не знал, что сказать.

— Пошли, я вылечу тебя землей и водой, — сказал старик. — На это нужно время, но к вечеру ты будешь здоров.

Он взял Армена за руку и повел за собой в глубь камышовых зарослей. Вскоре они вышли на небольшую поляну, по колено залитую водой. Это походило на удивительно чистый бассейн, над которым клубился пар. Старик раздел и уложил Армена в воду и ловко стал залеплять ему лицо глиной. Чувствуя на себе искусные движения пальцев, Армен невольно улыбнулся: казалось, старик лепит из глины новое тело…

Вне себя Армен рванулся к выходу из приемной. Он не знал, что собирается сделать, но и оставаться на месте не мог. Стремительно пересек балкон и, выйдя во двор, который был уже наполовину в тени, побежал к воротам.

— Эй, подожди, остановись!..

Выбежав из ворот, огляделся: вокруг никого не было.

— Иси! — крикнул он. — Подожди, мне надо тебе кое-что сказать!

Сделал несколько шагов, посмотрел в один конец улицы, затем в другой, но никого не увидел, кроме нескольких игравших на противоположном тротуаре ребятишек. И тут слева от себя он услышал рокот заводимого мотора и кинулся в ту сторону. В верхней части улицы из-под густой кроны дерева выплыла шикарная красная машина, моментально набрала скорость и лихо промчалась мимо. Армен побежал, но успел заметить лишь высунувшуюся из окна квадратную морду огромного пса и его выпученные сверкающие глаза…

— Эй, паренек! — послышался позади голос старушки уборщицы. — Куда же ты делся, иди скорее сюда!

Армен, бессмысленно смотревший вслед машине, вздрогнул и с удивлением обнаружил, что голос старушки моментально его успокоил: гнева и возмущения как не бывало.

— Иду, мамаша, — переведя дух, отозвался он и поспешил к воротам.

Насколько непривлекательно выглядела резиденция Скорпа снаружи, настолько роскошным был его кабинет. Когда Армен переступил его порог, в нос ему ударил смешанный запах женских духов и какого-то незнакомого напитка. Он тихо прикрыл дверь, вполголоса поздоровался и робко остановился у входа. Кабинет был украшен изысканной мебелью, сочетавшей мягкую кожаную обивку и тонкой выделки темно-коричневое дерево. В дальнем углу за внушительных размеров письменным столом в бесцветно-сером свете, пропущенном через тяжелые плюшевые портьеры, тщательно закрывающие окна, сидел смуглый костистый человек и что-то писал. «Значит, это и есть Скорп», — подумал Армен, осознавая, что между ним и этим человеком лежит непреодолимое пространство, как между стоящим на земле человеком и восседающим на недосягаемой высоте властелином материального мира. Чуть погодя Скорп осторожно отложил ручку и пробежал глазами написанный текст, беззвучно шевеля тонкими губами. Лицо у него было внушительное: темная кожа, широкий, агрессивный лоб и упрятанные глубоко в глазницы, точно подстерегающие глаза. В его порывистых движениях, свойственных сухощавым людям, угадывалась целеустремленность опытного человека, привыкшего действовать быстро и решительно. Кивком головы одобрив написанное, он поднял взгляд и пристально посмотрел на Армена.

— Чего ты хочешь? — спросил он низким грудным голосом.

— Я хотел… — начал Армен, — получить работу.

— Работы нет, — сухо отрезал Скорп.

— Извините, — пробормотал Армен и взялся за ручку двери.

— А что ты умеешь делать?

— Да что угодно, — сказал Армен, слыша стук собственного сердца.

— Класть стены, плотничать, штукатурить?..

— Могу.

— Хм… — Скорп задумался. — По ночам тоже можешь работать?

— Да.

— А детей любишь?

— Конечно. Почему вы спросили? — удивился Армен. Скорп не ответил. Взял ручку и, откинувшись на стуле, стал вертеть ее в пальцах. Неожиданно лицо его напряглось и приобрело какое-то хищное выражение. Армену показалось, что Скорп что-то прикидывает в уме.

— Как тебя зовут?

— Армен.

— Армен?..

Армен промолчал.

— Хорошо, — не поднимаясь с места, Скорп слегка наклонился и сделал какое-то движение под столом.

Раздался короткий звонок.

Дверь тут же открылась, и в проеме показалась голова Стеллы.

— Принеси бумаги по «Детскому миру» в Нижнем Китаке.

— Сейчас.

— В Нижнем Китаке будет построен «Детский мир», — скороговоркой произнес Скорп, глядя на свою ладонь, будто читал написанный на ней текст. — Проект готов, можно начинать работы, — повернув руку, он стал изучать свои ногти. — Я сегодня же распоряжусь приступить к рытью котлована. Ты можешь считать себя принятым, пока с испытательным сроком, потом видно будет… — он посмотрел на Армена пронизывающим взглядом.

— Да… — Армен радостно улыбнулся, ему все это казалось сном…

Вскоре появилась Стелла с документацией. Не глядя на Армена, она стала быстро-быстро объяснять ему подробности, давая то одну, то другую бумагу, испещренную бесчисленными цифрами и формулами. Армен с замирающим сердцем, заметно волнуясь и торопясь, вписывал свою фамилию и ставил подпись там, куда указывала Стелла, боясь, как бы Скорп не передумал и не лишил его этой счастливой возможности. Он ничего не воспринимал, он видел лишь нежный, цвета слоновой кости указательный палец Стеллы с багровым ногтем, которым она слегка постукивала по бумаге, показывая нужное место, и от этого холодно-белая кожа наливалась живой кровью. Когда Армен выпрямился и неожиданно встретился с нею глазами, на губах у нее играла мягкая улыбка. Армен окончательно смешался.

Попрощавшись, он направился к двери, спиной чувствуя тяжелый, изучающий взгляд Скорпа. Казалось, прошла мучительная вечность, прежде чем он достиг двери.

— Да, еще вот что, — остановил его голос Скорпа, когда он уже взялся за ручку. — Напомни-ка мне, как тебя зовут…

Армен обернулся. Скорп не спускал с него выжидательного взгляда. Армен был уверен, что Скорп не забыл его имени.

— Армен.

— Верно, Армен, — невозмутимо сказал Скорп. — Через три дня, Армен, придешь за авансом.

По телу Армена пробежал неприятный холодок…

— Хорошо, — с трудом выговорил он.

Приемная была полна ожидающих посетителей.

На улице было многолюдно, неподвижный свет и четко обозначенные тени предвещали жаркий день. Армен остановился под густой кроной дерева и попытался привести в порядок мысли и определить дальнейшие действия. В груди он ощущал гнетуще-необъяснимую, тяжелую как камень тоску. Почему она не отпускает его — теперь, когда он так близок к исполнению своей мечты? Будто кто-то неведомый сидит в нем и смущает ум, отравляет чувства, снова и снова подталкивает его к пропасти отчаяния. Армен в задумчивости потер лоб указательным пальцем и зримо представил костляво-волосатую руку что-то увлеченно писавшего Скорпа. И тут же вспомнил давний случай, поразивший его до глубины души…

Ему было семь лет, тихой весенней ночью он с хлебом в руке шел из амбара, который находился недалеко от дома, в саду. Шел в темноте, упоенно глядя на свою любимую звезду, большую и яркую, висевшую прямо над домом. И думал о том, что было бы здорово, если бы она, как сказочная птица, спустилась на землю, села на их крышу и озарила лучами все четыре стороны света, весь мир… Мечтая об этом чуде, он вдруг заметил нечто такое, отчего кровь заледенела в жилах: из-за угла дома, оттуда, где был их подвал, вдруг высунулась черная, худая и волосатая рука и попыталась его схватить. Он издал страшный, душераздирающий крик, выронил хлеб и бросился домой. Язык у него отнялся, он только повторял, заикаясь: «Ру-ка… рука… там… рука…». Перепуганная мать схватила кувшин с водой, взяла сына за руку и вывела наружу, к ступенькам, ведущим в подвал, где, однако, никого не было. Стоя на этом месте, мать вымыла ему лицо и руки и, бормоча слова какой-то молитвы, разбрызгала оставшуюся в кувшине воду на все четыре стороны. Когда Армен поднял глаза, его любимой звезды уже не было, небо заволокло непроглядным мраком. От тоски и отчаяния Армен горько расплакался и долго не мог успокоиться. С той самой поры между ним и миром постоянно незримо возникала эта черная рука…

— Молодой человек, не подскажете номер дома? — раздался за его спиной дребезжащий старческий голос. — Не могу разобрать, глаза уже не те.

Армен вздрогнул и, обернувшись, увидел перед собой худого и сгорбленного старика, опиравшегося на кривую суковатую палку.

— Одиннадцатый.

— Скорп здесь сидит?

— Да.

— А сейчас он на месте?

— Я только что был у него.

Старик поплелся к воротам, с трудом передвигая тонкие, подгибающиеся ноги. Армен невольно проводил его взглядом, и когда тот исчез за воротами, ему на миг показалось, что и он тоже исчез из этого мира… Армен торопливо сунул руку в потайной карман, вытащил оттуда деньги, припрятанные на черный день, и был неприятно удивлен: денег оказалось намного меньше, чем он думал. Он несколько раз пересчитал их, но сумма от этого не увеличилась. Мысленно прикинул: при самой жесткой экономии этого хватит самое большее на три дня.

— Как раз до конца… — шепнул он самому себе.