Как я попал
В январе 1993-го меня приняли в Союз писателей — при весьма поучительных обстоятельствах.
Примерно за год до того Григорий Горин обнаружил, что я не состою в писательском Союзе. Я пытался кокетничать, изображая вольного питомца муз, но был сурово осажен классиком.
— Не валяйте дурака, — сказал Горин, — Состаритесь — будете лечиться в поликлинике… И потом, я же дал вам рекомендацию!
Тут выяснилось самое интересное. Оказалось: в августе 1991-го, на следующий день после победы демократии, в ЦДЛ стихийно собрались «прогрессисты» — и назло побежденным ретроградам, одним голосованием, приняли в Союз писателей человек триста либеральной молодежи.
Я не подсуетился, но два классика сами вспомнили о моем существовании — и написали по рекомендации. Это были Григорий Горин — и Леонид Зорин, автор «Покровских ворот» и «Варшавской мелодии».
Ну, раз такое дело… В общем, пошел я в Московскую писательскую организацию и написал заявление. Мне сказали: позвонят.
Позвонили почти через год и вместо «здрасьте» довольно раздраженно поинтересовались: я корочку забирать собираюсь или как? И поехал я, питомец муз, за документом.
Приезжаю в учреждение, открываю искомую дверь. Внутри пусто, а в смежной комнатке сидит мужик в бороде и говорит по телефону.
— «Макаровы», — говорит мужик, — десять стволов, новые, в масле…
Я сверился с табличкой на двери: все верно, отдел прозы. В отделе поэзии небось гранатометы ремонтируют. Времена переходные, страна входит в рынок…
— Простите, — говорю, — мне сказали сюда…
— Она отошла, щас будет, — буркнул бородатый и махнул рукой: заходи. И как-то странно на меня посмотрел.
Я зашел, сел. Послушал через стенку разговор бородатого — все про какие-то стволы и амуницию… Тетка все не шла, и я начал помаленьку свирепеть.
Когда, минут через двадцать, она наконец появилась в кабинете, я уже закипал.
— Что это такое! Мы договаривались на одиннадцать!
Тетка опешила:
— Мы договаривались?
— Конечно! Я должен получить корочку.
— Какую корочку?
Я почувствовал, что начинаю дымиться.
— Члена Союза писателей, — раздельно произнес я.
— Как ваша фамилия?
Я сказал.
— Как?
Я повторил. Фамилия моя тетку явно озадачила.
— Мы вас принимали? — уточнила она.
— Да! — крикнул я.
Тетка хмыкнула удивленно и как-то даже озадаченно.
— Сейчас посмотрю.
И она начала рыться в картотеке. Ничего похожего на «Шендерович» там не нашлось.
— А мы вас точно принимали? — спросила она.
Я понял, что сейчас из меня, как из чайника, пойдет свист. Боясь совершить убийство по неосторожности, я обогнул тетку и ее стол, чтобы найти себя в картотеке — и убить ее уже с полным основанием. Но до картотеки мой взгляд не дошел, потому что зацепился за машинописный лист под стеклом, на столе.
Это был список членов правления: Белов, Бондарев, Проханов, Распутин… Весь комплект. Через пару секунд до меня дошло, что я уже полчаса скандалю в черносотенном логове, требуя своего приема в их жидоморские ряды.
Видимо, я все-таки ойкнул, потому что тетка, понизив голос, понимающе сказала:
— Вам, наверное, в другой Союз…
— Наверное, — шепотом ответил я.
— Так это дальше по коридору, — тихо произнесла моя собеседница, косясь в сторону смежной комнаты, откуда продолжали доноситься телефонные разговоры о ценах на огнестрельное оружие.
— Извините, — прошептал я и на цыпочках вышел из отдела этой прозы.
В альтернативном Союзе на меня коршуном набросилась альтернативная тетка: где, говорит, вас носит, мы договаривались на одиннадцать!
Вот дура. Я жизнью рисковал, а она о таких мелочах.
