Книга: Девичьи сны (сборник)
Назад: 1
Дальше: 3

2

В Москве было по-мартовски слякотно, минус один, мокрый снег. А тут – пальмы вдоль улицы, в газонах – кустарник, утыканный крупными красными цветами, и солнце с синего андалузского неба припекает по-летнему. Не спеша идут по калье Кармен праздные туристы, многие в майках и шортах. Сидят за уличными столиками бесчисленных баров, попивают пиво, кофе, оранжад. В переулках справа синеет море.
– Только в кино, – говорит Ольга, восторженно глядя по сторонам. – Только в кино бывает такая жизнь. Правда?
Джамиль кивает. Да, только в кино, где ж еще? Не очень хотелось уезжать из Москвы, полно дел у него, но Ольга настояла: поедем, Джаник, поедем в свадебное путешествие, полетим в Испанию. Тут никогда не кончится зима, а там – солнце и пальмы. Вот они и прилетели в Малагу, а оттуда приехали сюда, на Costa del Sol, Берег солнца.
Плещется вокруг пестрая, многоязычная, неправдоподобная жизнь.
– Жарко! – Ольга снимает жакет. Теперь она, в вишневой блузке без рукавов и серых обтягивающих брючках, больше соответствует здешнему пейзажу. – Ты тоже можешь снять пиджак. Ой, Джаник, зайдем сюда!
Они входят в небольшой магазин, тут полутемно, но ярко освещены витринки с часами, кольцами, браслетами. Черноусый коротышка ювелир подходит с улыбкой, интересуется по-английски: что угодно господам? О, сеньора говорит по-испански! Bueno! Итак?.. Да, это часы японской фирмы – Сейко. Сеньор делает правильный выбор. Сеньор не говорит по-испански. Но он весьма осмотрителен, ни одни часы не обходит вниманием. Да, всё же эти Сейко – лучше всех. И как хорошо смотрится золото на белой руке Ольги. Но триста долларов – очень дорого. Джамиль согласен на 250. В конце концов стороны останавливаются на двухстах восьмидесяти.
– Спасибо, Джаник. – Ольга сияет. – Не слабо! Ой, знаешь, что он сказал? Что у тебя красивая жена!
– А то я не знаю, – ворчит Джамиль, аккуратно отсчитывая купюры. – Скажи ему, пусть сдачу даст песетами. Сегодня курс сто двадцать шесть за доллар – значит будет…
Он мгновенно сосчитал. Коротышка ювелир тоже доволен, он предлагает хорошим покупателям выпить по рюмке красного вина.
– Да не хочу я пить с этим донжуаном.
Джамиль берет за руку смеющуюся Ольгу и выводит на улицу. Не спеша идут они дальше по калье Кармен, и встречные международные мужчины поглядывают на Ольгу. Она и верно хороша собой – только в Черемушках можно встретить таких сероглазых Афродит с небрежно заброшенной за спину волной русых волос, с таким победным очерком крупных коралловых губ, с такой классически правильной грудью. Рядом с ней неплохо смотрится и Джамиль – солидный, склонный к полноте мужчина с широким лицом, обрамленным черными бакенбардами. В его густой шевелюре заметна седая прядь.
Март месяц на дворе, а жарко, будто летом. Ну да, Берег солнца же. Но пиджак-букле Джамиль не снимает. Может, он находит неприличным расхаживать в водолазке? Хотя водолазка у него хорошая, тоненькая, вишневого цвета.
Возле фруттории, выставившей на наклонных ящик все фрукты, какие есть на свете, они останавливаются. Обсуждают, что купить – груши или клубнику?
– Купим и то и другое, – предлагает Ольга.
И тут проходящий мимо парень, очень худой и высокий, в красной майке и пестрых шортах, услышав русскую речь, вскидывает на них изумленный взгляд.
– Holla, Оля! – восклицает он, смеясь, и делает движение, чтобы обнять ее, но Ольга, слегка отступив, протягивает ему руку.
– Здравствуй, Олег. – Она тоже очень удивлена. Надо же, где встретились, на Costa del Sol! – Что ты тут делаешь?
– А что всегда, – следует беспечный ответ, – смотрю, как люди живут.
Олег трясет руку улыбающемуся Джамилю.
– Поздравляю, Джан! Знаю, что вы поженились, мама мне написала, когда я еще в Индии был.
– Да, твоя мама звонила однажды, – говорит Ольга, – но я уже там не жила. Ей моя сестра сказала.
– А где вы живете? Там же, на Двадцати шести Комиссарах?
– Пока еще там, – говорит Джамиль, – но в мае переедем в новую квартиру. Олег, как ты тут очутился?
– Долгая история! Я писал тебе, Оля. Но ты не ответила.
– Я ничего в твоей открытке не поняла. Вид какого-то собора с мощами, какого-то святого…
Олег улыбается:
– Хочешь посмотреть на пейзаж Гоа? Взгляни на мои «бермуды».
На его шортах изображен многоцветный город – церкви, пальмы, башни. Да и сам Олег, можно сказать, под стать своим экзотическим штанам – очень загорелый, в выцветшей майке, в видавших виды кроссовках.
– Тут за углом, – говорит он, – бар с видом на Медитерраниа, давайте посидим, ребята. Кофе попьем.
Они усаживаются за столик на улице, спускающейся к морю. Молоденький официант приносит на подносе кофейник, молочник, чашки. И начинается неожиданное кофепитие в городке Торремолиносе, уютно прильнувшем к Средиземному морю между Малагой и Гибралтаром. Оно, море, синеет внизу, как бы взятое в рамку угловых домов. По нему скользят две белые яхты, нет, не парусные, и ветер – легкий утренний бриз – доносит деловитый разговор их моторов.
– Какие красивые, – говорит Ольга. – Интересно – куда плывут?
– Корабли плывут будто в Индию, – говорит Олег, поднимая от чашки облупленный под солнцем юга красноватый нос.
– Ну и что твоя Индия? Много накупил самоцветов?
– Самоцветов там полно, но все не укупишь. Если хотите знать, главное чудо Индии – это Гоа.
И Олег, закурив сигарету, рассказывает, как они с Чотто прилетели в Бомбей, а там ничего интересного, огромный современный город, страшно шумный, а, между прочим, был когда-то поселением, захваченным в шестнадцатом веке португальцами, а в семнадцатом – подаренным Англии в качестве приданого португальской принцессы, которую отдали замуж за английского короля Карла II…
– Очень интересно, Олег, – говорит Ольга, – но ведь ты не из-за этой принцессы застрял в Индии?
– Я застрял из-за маратхов.
– Это еще кто такие?
– А-а, вот послушайте, ребята. Недалеко от Бомбея – город Пуна. Приезжаю туда с Чотто и узнаю, что эта Пуна, где пальмы на каждом шагу, была когда-то столицей государства маратхов. Слышали про такое?
– Никогда не слышал, – говорит Джамиль.
– Вот и я… Маратхи – они, конечно, индуисты, но язык у них свой, и история тоже. В семнадцатом и восемнадцатом веках воевали с мусульманской империей Великих Моголов. Они и сейчас не растворились в Индии, у них литература своя.
– Ты выучился их языку?
– Нет. Ну два-три десятка слов. Но некоторые книги маратхских писателей переведены на английский, я прочел. Хочу, ребята, перевести их на русский.
– Зачем? – спрашивает Джамиль. – Кто будет это читать?
– Ну как – кто? Разве перевелись в России читатели? В Пуне у отца Чотто плантация манговых деревьев. Он посылает автопоезда с ящиками манго в Гоа – там их грузят на пароходы, они идут на экспорт. Я приехал с такой автоколонной в Гоа – и попал в сказку! Старый город потрясает. Пальмы, церкви, построенные португальцами, – они же четыреста лет владели Гоа. В базилике иезуитов – в серебряном саркофаге – мощи святого Франциска Ксавьера, миссионера знаменитого. Я пил пальмовое вино в тавернах, помнящих матросов д’Альбукерка, завоевателя Гоа. Помнящих Камоэнса! А вокруг – международная тусовка, толпы туристов, торговцы, нищие, моряки, педерасты, монахи. Бродят среди людей коровы. И какой-то над Гоа пряный воздух – будто шафраном пахнет или корицей. Что-то в этом городе мистическое, потустороннее…
– Ну, понесло тебя, – негромко замечает Ольга.
А его, и верно, несло. Может, просто выговориться захотелось при неожиданной встрече с московским прошлым – излить накопившиеся впечатления другой, совсем не похожей на это прошлое, жизни.
– Возле бывшей церкви францисканцев торговала морскими раковинами женщина невозможной красоты. Глазищи в пол-лица. Я и утонул… утонул в ее глазах… – Олег прикуривает от окурка новую сигарету и откидывается на белую спинку пластмассового стула, курит быстрыми затяжками.
– Ну и что она, твоя красавица? – спрашивает Ольга.
– Чару, – говорит Олег сквозь дымовую завесу. – Так ее и звали – Чару. Она была маратха. Я купил у нее большую розовую раковину, мы разговорились, она умела по-английски. Я спросил, откуда раковина, а Чару посмотрела на меня… или сквозь меня… и говорит, что такая раковина уже была у меня в руках – в прошлой жизни.
– В прошлой жизни? – переспрашивает Ольга. – Как это?
– В бывшем перевоплощении я был португальским моряком – так она сказала.
– И ты поверил?
– Да.
– Твои вечные фантазии, – говорит Ольга.
– Чару сказала, что Дающий может в один миг открыть человеку целый мир, надо только уметь видеть.
– Что за Дающий?
– Так они называют Шиву. И я однажды увидел… Это было под Новый год. Мы поднялись на холм к вилле Браганса. День был, как всегда в Гоа, теплый и влажный, над нами плыли облака. Мы сидели на траве, я говорил о рассказах Сатхе, которые только что прочел. Вдруг заметил, что Чару выключилась. Она сидела, прикрыв глаза, очень прямо, и что-то шептала. Невольно и я стал тянуться кверху. Тут из-за облаков вырвался свет. Очень яркий луч света. Чару мне крикнула: «Look!» И я увидел… Я будто взлетел над своей оболочкой и сверху увидел не только Гоа, но и все Малабарское побережье… горы, зеленые берега, море, пену прибоя…
– Трепись, – говорит Ольга.
Но, глядя на прежнего друга, она не видит в знакомых синих глазах усмешки, в былые времена сопровождавшей его трепотню. Нет, не усмешлив взгляд Олега. От этого становится даже немного не по себе.
– Это было недолго, – продолжает Олег. – Но я понял одну важную вещь. Своим внешним зрением мы видим лишь привычный облик мира, а не его сокровенную глубину.
– Побережье, которое ты увидел, это и есть сокровенная глубина? – спрашивает Джамиль, глядя исподлобья.
– Нет. – Олег расплющивает окурок в пепельнице. – Давайте о другом. Ребята, я тут работаю в клубе La Costa и хочу предложить…
– Ну и что твоя Чару? – прерывает его Ольга. – Долго ты с ней жил?
– Недолго. Вдруг приехал ее муж. Я и не знал, что она замужем.
– Он набил тебе морду? – интересуется Джамиль.
Олег смотрит на него, морща загорелый лоб под рыжевато-белобрысой прядью длинных волос.
– Он был здоровенный бородатый маратх. Он на своем катере шастал вдоль всего побережья, с помощником, они ныряли, искали раковины. Да, он вполне мог набить мне морду. Но Чару сказала, что он меня убьет. Убьет, если я немедленно не покину Гоа.
– И ты покинул?
– А что же оставалось делать? Так вот, я тут работаю в клубе, который…
– Куда же ты бежал из Гоа?
– Ты правильно сказала: я бежал. Какое-то время скитался по побережью, можно сказать, как саньяси, то есть бездомный бродяга. Ну ничего. С английским в Индии не пропадешь. Я брался за любую работу – мыл машины, мыл посуду в ресторанах. Даже плел циновки из кокосовых волокон – кстати, это дело очень нелегкое. Ну а потом… Опять Чотто помог, я улетел в Малайзию.
– И что ты там делал? Продавал самоцветы?
– Мои самоцветы остались у Чару. А в Пенанге я работал садовником в доме богатого китайца. Прогуливал его собак. Когда надоело, уехал в Кланг. Бывало, за день съешь только пару бананов, они там дешевые. Ночевал в заброшенной лодке… на автомобильной свалке… – Он тихо смеется. – Под шелест пальм спится хорошо… Потом уехал в Куала-Лумпур. Там я месяц ждал визу в Испанию. В Мадриде мне повезло. В Прадо я торчал перед полотнами Гойи – там потрясающий Гойя! – вдруг рядом со мной возник скандал. Служительница требовала от одного посетителя, чтобы он перестал фотографировать, в картинных галереях это запрещено, а он щелкал и щелкал, потом сказал «sorry» и убрал камеру. Он был, знаете, похож на киноартиста Пьера Ришара, такой же мелкокудрявый, экспансивный. Спрашивает меня: «Вы говорите по-английски? Правда, эту “Молочницу” Гойя писал с моей жены?» Я посмотрел – и верно, «Молочница из Бордо» невероятно похожа на спутницу этого фотографа. Она стояла рядом с ним и улыбалась такой, знаете, загадочной улыбкой.
Олег снова закуривает.
– Хомячок, – говорит Джамиль, – а что это – пальмовое вино?
– Ну, точно не знаю. Наверно его гонят из пальмовых листьев.
– Что же эта дама с загадочной улыбкой? – спрашивает Ольга. – Она пленила тебя?
– Пленила? Да нет… Но они интересные люди. Джордж Хантлей – бизнесмен из Эдинбурга. По его словам, он происходил из древнего и знатного шотландского рода. Они с женой путешествовали по Испании, взяли напрокат машину и как раз собирались поехать в Малагу, осмотреть дом-музей Пикассо. Не знаю, почему я приглянулся Джорджу, но он предложил мне поехать с ними. Вот я и очутился в Малаге. Ну а оттуда на Costa del Sol. Тут очень хорошо, ребята. Много солнца, и такой воздух… Я устроился агентом в клуб La Costa. Мы предлагаем приезжим туристам купить таймшер. Знаете, что это?
– Никогда не слышал, – говорит Джамиль.
– Это международная система клубов RCI – Resorted Condominium International. Можно купить апартамент из одной, двух или трех спален на неделю, на месяц, на год или на всю жизнь. Живи в апартаменте в пределах срока. Можешь поменять его на такой же в клубе в любой части света, включая Австралию. Предлагаются льготы…
– Ты уже купил себе апартамент?
– Купил бы непременно, если б имел деньги. А вот тебе очень советую…
– Нам не нужно.
– Джаник, – говорит Ольга, тряхнув головой, – давай все-таки посмотрим, что это такое.
– Ладно, посмотрим, – говорит Джамиль.
И вот расторопный Олег, в своих пестрых бермудах и майке, выгоревшей на солнце бесконечного юга, останавливает такси, и они едут по ярким улицам, мимо отеля Аl Andalus, в котором не далее чем вчера поселились Ольга с Джамилем, и выезжают на приморское шоссе.
– Видите башню? – Олег, сидящий рядом с шофером, указывает на круглую темную башню, одиноко торчащую на невысоком холме. – Она осталась от старинной мельницы, и от нее пошло название города. Тоrrе – башня, molinos – мельница.
Ольга восторженно смотрит на проплывающие с обеих сторон виллы – белые, песочные, голубые, строгие классические, причудливые, с мавританскими арками, высящиеся среди пальм и кипарисов.
Смуглолицый водитель, поглядывая в зеркальце, улыбается ей.
– Как будто на другую планету попали, – говорит она.
А когда приехали в La Costa, Олег приставил к ним тоненькую брюнетку с мальчишеской стрижкой и кукольным улыбающимся личиком, а сам уехал – должно быть, снова ловить туристов на улицах Торремолиноса. Брюнетка оказалась, вот же удивительно, москвичкой из Медведкова, ее звали Катей. Она повела Ольгу и Джамиля по территории кондоминиума. Среди зеленых лужаек стояли белостенные одно– и двухэтажные домики под красной черепицей, в их архитектуре были заметны мавританские мотивы. Заходили в один, в другой, Катя расхваливала внутреннее убранство – вот односпальневая квартира на неделю… а вот – на две, на красный сезон… в кухне новейшее оборудование… Домики и впрямь были прекрасные, жить в них, наверное, одно удовольствие. Тут и бассейны с аквамариновой водой. В конюшне стояла, хрустела сеном пара упитанных лошадей, у одной из них, пегой, был красный глаз – может, от конъюнктивита. И несколько красавчиков пони мотали головами, словно приглашая прокатиться, – не понимали, видно, что не дети пришли, а взрослые.
– Спасибо, Катя, – сказала Ольга, когда, всё осмотрев, шла к административному зданию. – Вы давно в Испании?
Катя словоохотливо рассказала: второй год пошел, как она здесь. У нее дома, в Москве, не заладилась жизнь; однокурсник по институту культуры, за которого она на первом же курсе вышла замуж, оказался психом, патологическим ревнивцем. Катя его прогнала, они развелись, но он изводил ее, скандалил, просто не было спасенья. Тут ей с подругой предложили поехать в Испанию, работать танцовщицей – так она оказалась в Малаге в группе гёрлс, в дорогом ресторане. Двухлетнего сыночка, Сереженьку, оставила маме с папой в Москве. Кончился годовой контракт, она в Москву улетела, но там все та же суматошная жизнь… в Медведково как-то не очень… в общем, она вернулась в Испанию… Но танцевать в ресторанах больше не хочет. Вот учится здесь, в La Costa, гостиничному бизнесу, ну и, конечно, языку… без языка нельзя…
Уже подходили к офису, и тут Катя замедлила шаг и – тихонько Ольге:
– А можно я спрошу? Вы с Олегом давно знакомы?
– Довольно давно. А что, Катя?
– Он всегда был такой?
– Какой – такой?
– Ну чудной… беспокойный…
Ольга посмотрела на Катино миловидное лицо, умело подкрашенные глаза. Подумала: а ты вовсе не такая куколка, какой кажешься… бедненькая, и ты, как видно, запала на него…
– Скажу вам, Катя, по правде. Олег очень привлекательный, с ним не соскучишься. Но если вы хотите устойчивости… семейных отношений хотите…
– Катарина! – позвал из дверей офиса молодой человек с острой лысиной среди черных кудрей. – Скорее веди клиентов в зал. Начинаем!
Он это по-испански выкрикнул, но Ольге-то было понятно. Катя по-испански ответила, а Ольге быстро сказала:
– Спасибо. Я все поняла.
В зале за несколькими круглыми столиками сидели «клиенты» – три пары спокойных пожилых людей и семья восточного типа с двумя лупоглазыми мальчиками. Катя усадила Ольгу и Джамиля за свободный столик, на котором стояли графин с оранжевым джусом и высокие стаканы. Менеджер с острой лысиной обратился к собранию с приветливой речью на английском. По его словам выходило, что никому еще не удавалось так осчастливить человечество, как это делает клуб RCI. Только одно и нужно клубу – чтобы приличные люди и жили прилично, «with pleasure», то есть с удовольствием.
Затем к каждому столику подсел служитель RCI, а к Джамилю и Ольге и сам остролысый менеджер, а Катя принесла поднос с кофе. И пошел разговор, исполненный соблазна, но также и сомнений. Джамиль все прекрасно понял: одна спальня, красный сезон, то есть ежегодно две недели в любое время с мая по сентябрь, – это будет твоя собственность, она стоит всего двадцать пять тысяч долларов, причем полторы тысячи сейчас, а остальное – в три приема в течение трех месяцев.
Менеджер говорил убедительно, Катя переводила, а Джамиль кивал, исподлобья глядя на остролысого, и отвечал, что ему надо подумать, ведь дело серьезное, нельзя так вот, сразу. Уже служители во всеуслышание объявили, что все три пожилые пары согласились стать мемберами клуба (восточная семья тараторила внутри себя и не давала ответа), а Джамиль все еще не соглашался. Менеджер даже пошел навстречу – снизил плату до двадцати двух тысяч пятисот, а он, упрямец недоверчивый, все твердил, что надо подумать…
Ольга в разговоре не участвовала, но настроение у нее явно испортилось. Она отодвинула недопитый кофе и сказала, что хочет домой, то есть в отель.
Когда сели в такси и поехали, Джамиль обнял ее и сказал:
– Конечно, жаль, но ты же понимаешь… Вот раскрутим дело – появятся свободные деньги…
– Да-да, понимаю, – кивала Ольга.
– Мы кафе на Каширке непременно купим. И в Строгино, наверное. У нас будет целая сеть, клянусь. Олечка, не огорчайся…
– Да-да, конечно.
Она, и верно, понимала, что не бывает, чтобы все сразу приобрести. Да, понимала. Не на облаке же, а на твердой земле жила. Но – настроению не прикажешь. Белый домик под красной черепицей возле бассейна с аквамариновой водой – ну ничего же особенного, а вот – запал в душу.
А может, что-то еще – не только белый домик – встревожило Ольгу? Кто ж ее знает… Женщин разве можно понять?..
К вечеру похолодало. Пообедав в гостиничном ресторане, сидели у себя в номере, смотрели по ТВ бракосочетание инфанты Елены с молодым аристократом Хайме де Малцинаром (кажется, так). В Севилье, в соборе, где всюду золото, архиепископ в высокой митре благословил новобрачных. Невеста в белом платье, с диадемой в волосах – ну принцесса из сказки. Рядом с ней – длиннющий жених, тоже сказочно красивый. По окончании церемонии сели в открытую пролетку, кучер в круглой черной шляпе вскрикнул, тронул лошадей, и покатили по улицам Севильи в сопровождении конных гвардейцев в старинных мундирах, а улицы запружены толпами – орут, размахивают платками, флажками, приветствуют новобрачных.
Как будто оперу показывали из давнишней испанской жизни.
– Джаник, я хочу в Севилью, – сказала Ольга.
– У нас заказан на двадцать второе отель в этой, как ее… в Марбелье.
– Хотя бы на один день. Севилья же недалеко. Успеем до двадцать второго.
– Ладно, – сказал Джамиль. – Позвони в рецепцию, спроси, как ходят автобусы в том направлении.
Ольга тут же позвонила и узнала: очень просто, в Travel agency купить экскурсию в Севилью, только и всего.
И утром, после завтрака, Джамиль отправился в Travel agency. А Ольга принялась мыть голову, потом просушила феном. Только вышла из ванной в цветастом японском халатике, с копной пышно распущенных после мытья волос, как в дверь постучали.
Вошел Олег, улыбаясь широко и, как показалось Ольге, несколько виновато. На нем сегодня не майка и не пестрые бермуды (в таком виде могли бы и не пустить в приличный отель), а джинсы и распахнутая на груди голубая рубашка.
– Holla, Оля, – сказал он, шагнув в комнату. – Вы вчера отказались от таймшера…
– Не отказались, а решили подумать.
– Да? Катя сказала, что отказались, и я подумал, что вы сегодня уедете, и вот зашел попрощаться. Портье дал номер вашей комнаты.
– Садись, Олег. – Ольга кивнула на кресло у низкого столика и сама села в кресло напротив. – Не кури, пожалуйста. Мы пока не уезжаем. Вот только в Севилью хотим. Джан пошел покупать билеты.
– Севилья – это чудо. Надо бы вам и в Гранаду съездить, посмотреть Альгамбру.
– Гранада – это чудо, – поддразнила его Ольга.
– Совершенно верно. Мир полон чудес.
Они помолчали, глядя друг на друга.
– Оля, – сказал Олег, понизив голос. – Милая Оля, я очень перед тобой виноват…
– Нисколько не виноват. – Ее голос прозвучал резковато.
– Знаю, ты уязвлена тем, что я исчез надолго… не объяснил, не объяснился…
– Не нуждаюсь ни в каких объяснениях.
– Оля, не надо так… непримиримо… Понимаешь, когда я прилетел в Индию, меня будто захватил поток…
– Тебя захватила твоя Чару.
– Поток разнообразной жизни. Можно сказать – я услышал, как течет сама История.
– История и у нас течет, не только в Индии.
– Это верно. Но когда с московских улиц попадаешь в мир совершенно другой, то тебя будто оглушает… и ты пытаешься понять мир не как простое скопление вещей… Мне трудно выразить словами, Оля…
– Ах, Олег… твои вечные фантазии… – с потаенным вздохом сказала она. – Понять мир! Просто не умеешь жить как все.
– Оля, прости меня!
– Тебя вечно заносит. Не замечаешь, что своими поступками причиняешь боль. Вот и Катя вчера… Заморочил голову бедной девочке…
– Прости, прости! – Олег вдруг пал на колени и обнял ее ноги. – Умоляю тебя, прости!
– Встань сейчас же! – крикнула она.
И тут распахнулась дверь, вошел Джамиль. Остановился на миг. Лицо его, обрамленное черными бакенбардами, потемнело. Не глядя на поднявшегося с колен Олега, он прошел к окну, бросив на ходу Ольге:
– Я оплатил экскурсию в Севилью. Завтра в девять.
Возникло трудное молчание.
– Сильный ветер сегодня, – сказал Джамиль.
Олег вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, сунул ее обратно. Он как-то ссутулился больше обычного, словно стремясь стать малозаметным.
– Понимаю, должен уйти… – Он вздохнул. – Оля тебе подтвердит: я просто просил прощения.
Ольга сидела молча, подперев щеку ладонью. На ее гладком лбу прорезалась между бровей складочка.
– Я, как всегда, во всем виноват. – Олег опустил голову. – Простите. Всего вам хорошего.
Он шагнул было к двери, но тут Джамиль сказал резко:
– Очень хочу набить тебе морду.
– Ну набей… если сможешь…
– Перестаньте! – властно сказала Ольга. – Уходи, Олег.
– Я тебя ненавижу, – сказал Джамиль, медленно двинувшись к Олегу. – Ни одному слову не верю, клянусь. Взлетел над побережьем! Прогуливал китайских собак! Сплошное вранье!
– Это дело твое – верить или нет. – Олег сощурил узко посаженные синие глаза. – Джамиль, не советую лезть в драку, – быстро добавил, уловив его угрожающее движение. – Я занимался карате.
– Чем еще занимался? – Джамиля было не узнать: лицо будто затвердело, баки топорщились. – Циновки плел? Баб соблазнял?
– Ты живешь во времени, – сдержанно ответил Олег, – и я живу во времени. Только мы по-разному понимаем…
– Что? – выкрикнул Джамиль. – Что понимаем по-разному? Ты вообще ничего понимать не хочешь. Ты… ты девиант!
– Девиант? Ах, ну да, девиация… То есть отклонение… А ты чем занят, Джамиль? Ты, физик, занят наукой? Черта с два. Харчевню открыл, шашлыки жаришь. Нувориш!
– Новый русский, да? Ну и пусть! А ты кто? Новейший русский? Ошалел оттого, что свобода теперь, слинял за границу…
– Прекратите! – заорала Ольга, ладонями сжав виски. – Заткнитесь оба! – Ее голос сорвался в визг.
– Все, все, умолкаю. – Олег пошел к двери. – Только учти, – бросил Джамилю, – ты не Штольц, я не Обломов. Оля, прости! И прощай.
Назад: 1
Дальше: 3