Книга: Вешние воды
Назад: XXII
Дальше: XXIV

XXIII

Несколько часов сряду он спал беспробудно. Потом ему стало грезиться, что он опять дерется на дуэли, что в качестве противника стоит перед ним г-н Клюбер, а на елке сидит попугай, и этот попугай Панталеоне, и твердит он, щелкая носом: раз-раз-раз! раз-раз-раз! «Раз… раз… раз!!» послышалось ему уже слишком явственно: он открыл глаза, приподнял голову… кто-то стучался к нему в дверь.
– Войдите! – крикнул Санин.
Появился кельнер и доложил, что одной даме очень нужно его видеть. «Джемма!» – мелькнуло у него в голове… но дама оказалась ее матерью – фрау Леноре.
Она, как только вошла, тотчас опустилась на стул и начала плакать.
– Что с вами, моя добрая, милая госпожа Розелли? – начал Санин, подсев к ней и с тихой лаской касаясь ее руки. – Что случилось? Успокойтесь, прошу вас.
– Ах, Неrr Dimitri! я очень… очень несчастна!
– Вы, несчастны?
– Ах, очень! И могла ли я ожидать? Вдруг, как гром из ясного неба… Она с трудом переводила дыхание.
– Но что такое? Объяснитесь! Хотите стакан воды?
– Нет, благодарствуйте. – Фрау Леноре утерла платком глаза и с новой силой заплакала. – Ведь я все знаю! Все!
– То есть как же: все?
– Все, что произошло сегодня! И причина… мне тоже известна! Вы поступили как благородный человек; но какое несчастное стечение обстоятельств! Недаром мне не нравилась эта поездка в Соден… недаром! (Фрау Леноре ничего подобного не говорила в самый день поездки, но теперь ей казалось, что —уже тогда она «все» предчувствовала.) Я и пришла к вам, как к благородному человеку, как к другу, хотя я увидала вас в первый раз пять дней тому назад… Но ведь я вдова, одинокая… Моя дочь…
Слезы заглушили голос фрау Леноре. Санин не знал, что подумать.
– Ваша дочь? – повторил он.
– Моя дочь, Джемма, – вырвалось почти со стоном у фрау Леноре из-под смоченного слезами платка, – объявила мне сегодня, что не хочет выйти замуж за господина Клюбера и что я должна отказать ему!
Санин даже отодвинулся слегка: он этого не ожидал.
– Я уже не говорю о том, – продолжала фрау Леноре, – что это позор, что этого никогда на свете не бывало, чтобы невеста откаэала жениху; но ведь это для нас разорение, Herr Dimitri!! – Фрау Леноре старательно и туго свернула платок в маленький-маленький клубочек, точно она хотела заключить в него все свое горе. – Жить доходами с нашего магазина мы больше не можем, Herr Dimitri! а господин Клюбер очень богат и будет еще богаче. И за что же ему отказать? За то, что он не вступился за свою невесту? Положим, это не совсем хорошо с его стороны, но ведь он статский человек, в университете не воспитывался и, как солидный торговец, должен был презреть легкомысленную шалость неизвестного офицерчика. И какая же это обида, Herr Dimitri?
– Позвольте, фрау Леноре, вы словно осуждаете меня.
– Нисколько я вас не осуждаю, нисколько! Вы совсем другое дело; вы, как все русские, военный…
– Позвольте, я вовсе не…
– Вы иностранец, проезжий, я вам благодарна, – продолжала фрау Леноре, не слушая Санина. Она задыхалась, разводила руками, снова развертывала платок и сморкалась. По одному тому, как выражалось ее горе, можно было видеть, что она родилась не под северным небом.
– И как же будет господин Клюбер торговать в магазине, если он будет драться с покупателями? Это совсем несообразно! И теперь я должна ему отказать! Но чем мы будем жить? Прежде мы одни делали девичью ё кожу и нуга с фисташками – и к нам ходили покупатели, а теперь все делают девичью кожу!! Вы подумайте: уж без того в городе будут говорить о вашей дуэли… разве это можно утаить? И вдруг свадьба расстраивается! Ведь это шкандал, шкандал! Джемма – прекрасная девушка; она очень любит меня, но она упрямая республиканка, бравирует мнением других. Вы одни можете ее уговорить!
Санин изумился еще пуще прежнего.
– Я, фрау Леноре?
– Да, вы одни… Вы одни. Я затем и пришла к вам: я ничего другого придумать не умела! Вы такой ученый, такой хороший человек! Вы же за нее заступились. Вам она поверит! Она должна вам поверить – вы ведь жизнью своей рисковали! Вы ей докажете, а я уже больше ничего не могу! Вы ей докажете, что она и себя и всех нас погубит. Вы спасли моего сына – спасите и дочь! Вас сам бог послал сюда… Я готова на коленях просить вас…
И фрау Леноре наполовину приподнялась со стула, как бы собираясь упасть Санину в ноги… Он удержал ее.
– Фрау Леноре! Ради бога! Что вы это?
Она судорожно схватила его за руки.
– Вы обещаетесь?
– Фрау Леноре, подумайте, с какой стати я…
– Вы обещаетесь? Вы не хотите, чтобы я тут же, сейчас, умерла перед вами?
Санин потерялся. Ему в первый раз в жизни приходилось иметь дело с загоревшейся итальянскою кровью.
– Я сделаю все, что будет вам угодно! – воскликнул он. – Я поговорю с фрейлейн Джеммой…
Фрау Леноре вскрикнула от радости.
– Только я, право, не знаю, какой может выйти результат…
– Ах, не отказывайтесь, не отказывайтесь! – промолвила фрау Леноре умоляющим голосом, – вы уже согласились! Результат, наверное, выйдет отличный. Во всяком случае, я уже больше ничего не могу! Меня она не послушается!
– Она так решительно объявила вам свое нежелание выйти за господина Клюбера? – спросил Санин после небольшого молчания. – Как ножом отрезала! Она вся в отца, в Джиован Баттиста! Бедовая!
– Бедовая? она?.. – протяжно повторил Санин.
– Да… да… но она тоже ангел. Она вас послушается. Вы придете, придете скоро? О мой милый русский друг! – Фрау Леноре порывисто встала со стула и так же порывисто обхватила голову сидевшего перед ней Санина. Примите благословение матери – и дайте мне воды!
Санин принес г-же Розелли стакан воды, дал ей честное слово, что придет немедленно, проводил ее по лестнице до улицы – и, вернувшись в свою комнату, даже руками всплеснул и глаза вытаращил.
«Вот, – подумал он, – вот теперь завертелась жизнь! Да и так завертелась, что голова кругом пошла». Он и не попытался взглянуть внутрь себя, понять, что там происходит: сумятица – и баста! «Выдался денек! – невольно шептали его губы. – Бедовая… говорит ее мать… И я должен ей советовать – ей?! И что советовать?!»
Голова действительно кружилась, у Санина – и над всем этим вихрем разнообразных ощущений, впечатлений, недосказанных мыслей постоянно носился образ Джеммы, тот образ, который так неизгладимо врезался в его память в ту теплую, электрически-потрясенную ночь, в том темном окне, под лучами роившихся звезд!
Назад: XXII
Дальше: XXIV