БЛИН

ИРИНА СЕРГЕЕВНА – хозяйка трех четвертей дачи в Салтыковке.

ХОЛЕРА (имя стерлось) – хозяйка четверти той же дачи.

ШУРКА – квартирантка Ирины Сергевны, из Северодвинска.

ОЛЕГ – ее boy-friend в первых двух действиях, из тех же мест.

АЛЁНКА (голос) – Шуркина дочка, лет шести, живет у Шуркиных родителей в Северодвинске.

ЛИДА – Шуркина двоюродная сестра, тоже оттуда.

МАРСИК – Шуркин кот, помесь сиамского с сибирским.

ШАРИФ – гастарбайтер из Таджикистана, квартирант Ирины Сергеевны.

ШАХЗОДА – его жена.

ДАЛЕР и ТАХМИНА – их дети.

ОЗОД и САБИР – братья Шахзоды.

ПРОЧИЕ ГАСТАРБАЙТЕРЫ (тени и голоса) – из бывших среднеазиатских республик Советского Союза, проживают легально и нелегально по другим адресам в поселке Салтыковка.

МЕНТЫ – первый и второй.

ЛЁНЯ и АНЯ – квартиранты Холеры.

СОСУЛЬКА.

СИНИЦА.

СОЛОВЕЙ.

КУКУШКА.

ЧУЖОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС.

ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ.

Перед закрытым занавесом Человек в маске сдерживает напор персонажей , которые рвутся из кулисы, наперебой лопоча смесь русских и тарабарских слов. Наконец, этот chevalier masqué всех как-то умиротворил, рассортировал и пропускает по одному или группами через авансцену в другую кулису. Идет Ирина Сергевна, ей здорово за пятьдесят. Сутуловатая, немного небрежно одетая, зато с благообразным профилем. Потом Холера на слоновьих ногах – останавливается посередине, тупо смотрит в зал, кой-как следует дальше. Лида топает задом наперед, перегибая мощный стан. Олег в камуфляже, отвернувшись от зрителей, сияет светлой макушкой. Обгоняет Лиду, направляя четкий шаг в кулису. Лида, всё так же пятясь раком, встречает лицом к лицу несущуюся вихрем хрупкую Шурку в обалденных брюках с разрезами. За Шуркой старается успеть небольшая девочка, лицо ее на бегу полностью скрыто отросшей челкой, и она сильно отстала. Тем временем по сцене колесом прошелся кот. Таджики, человек десять, невнятно беседуя якобы на своем родном языке, продвигаются плотной группой. Тащат двоих детей, передаваемых с рук на руки. Торопят женщину, нагруженную отвисшими до земли сумками. Проходят менты с табельным оружьем, негромко бормоча в один мобильник и вырывая его друг у друга. Аня семенит подле Лёни, напрасно пытаясь попасть с ним в ногу. Человек в маске, завершая шествие, тянет за угол открывающийся занавес.

В кухне Ирины Сергевны на законных основаниях она сама, Шурка и Марсик, а также Холера сбоку-припёку.

ИРИНА СЕРГЕВНА (чистит картошку над поганым тазом): Мне всё кажется, что я в эвакуации… в Ташкенте или где… в каком-то советском фильме…

Входит Шариф, высокий и сильный, весь в сосульках, с тяжелыми ведрами. Одним махом подымает их на стол.

ШАРИФ: Колонку оттаивали. Замерзла, блин. А потом, блин, как ливанёт.

ИРИНА СЕРГЕВНА (оставляя нож): Шариф, Вы действительно очень хорошо говорите по-русски.

ШАРИФ: Единственный нацмен был в классе. Единственная русская школа в Нау.

МАРСИК: Мяу.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Заглохни, Марсик. (Подкладывает ему в блюдце whiskas).

По лестнице спускается походкой лани Шахзода в цветастых штанишках до середины голени и прозрачной юбке с блестками. Полурасстегнутая спортивная куртка в молодежном стиле позволяет видеть на футболке рисунок несколько рискованного содержанья.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Ага, Шехерезада идет из сада. Спят?

ШАХЗОДА (вся сияя, как заря): Да. (Становится к плите, колдует над супом).

Вваливается Олег в бушлате и спецназовской черной шапочке, закрывающей лицо. Несет полное ведро умеренных размеров. Ставит на табурет. Сдергивает шапку, открывая белобрысую голову с армейской стрижкой, хмурые брови над прозрачными глазами и жестко сложенные губы. Шурка, режущая лук и хлюпающая носом, расцветает счастливой улыбкой.

ОЛЕГ: Стоило из Северодвинска ехать, чтоб тут колонку оттаивать.

ШУРКА (торопливо): Ну-ну… у нас там прошлой зимой магистральные трубы полопались… целые районы померзли, блин.

ОЛЕГ: Ты мне когда звонила, сказала – хорошие условия, блин… я рассчитывал, а тут все углы заиндевели.

ШУРКА (кривляется): Извините великодушно… погоду не обеспечила…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура не виновата. У нас такая зима раз в сорок лет… наша горница с Богом не спорница. АГВ почти до упора (щупает трубы).

ШУРКА (мешает лук на сковородке): Взлетим на воздух, блин.

ХОЛЕРА (сидя на лавке, напрягает слух): Начальнику ПВО! Сигнал ''воздух'' ! Докладываю: Бога нет!

ШУРКА: Ага, только черт. По твою душу, холера старая.

ИРИНА СЕРГЕВНА (к Шарифу): Слабослышащая телефонистка была, партийная и с допуском. Находка для первого отдела. Соединяла и разъединяла за пультом согласно инструкции – в министерстве обороны.

ОЛЕГ (бубнит): Я же дома, блин, был устроен… тоже в охране… как здесь, блин… на кой…

ШУРКА: Здесь ты, блин, в фирме. Десять кусков, блин. Копишь, блин, на свое дело. А там космодром Плесецк сторожил – от медведей, блин. У тебя на сигареты не было. Тебя мать, блин, кормила. (Заправляет луком суп на плите).

ОЛЕГ: Хорошо, блин, кормила. Не как ты – фасолевый суп.

ШАХЗОДА (с ошеломляюще грациозным поклоном): Готов, сейчас подам. (Берет в руки подставку из проволоки, как драгоценное украшенье из сокровищницы).

ШУРКА: Дружба народов, блин. А я при советской власти десять классов закончить не успела.

Шахзода легким движеньем ставит на стол кривую кастрюлю. Садятся к столу – Ирина Сергевна и две молодые пары. Тут же дверь в заднюю комнату отворяется с душераздирающим скрипом. Выходят, руки в брюки, двое явных брюнетов. Тяжелоносые, тяжеловзглядые, в темных дешевых свитерах, серых вязаных шапочках с отворотами. На лицах холодная тоска.

ШУРКА: А эти, блин, откуда? Еще утром там пусто было… караван-сарай, блин…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Это братья Шахзоды, Озод и Сабир.

ОЗОД и САБИР (заунывно): Здрассьте. Как вы?

ИРИНА СЕРГЕВНА: Садитесь, милые.

Милые не заставляют себя долго ждать и садятся прямо в шапках. Сестра достала тарелки и налила суп. Холера приподнимается с лавки и пытается заглянуть в кастрюльку, не осталось ли там чего. Но Шурка грубо захлопывает крышку. Холера ловит коротким носом запах, глохнущий в холодной кухне.

ШУРКА: Поди, Холера, настучи ментам, сколько нас сегодня за столом. Считать умеешь? или только штыри в разъемы вставлять, блин?

Холера плюхается обратно на скамью. Поправляет на плечах пальто внакидку. Роняет на грудь некрасиво стриженную седую голову и стихает. Минуту-другую едят молча. На авансцене Марсик точит когти об притолоку. Потом вываливается боком в меркнущий палисадник. Там пугает и ловит Синицу, но она не дается в лапы. Шариф встает захлопнуть дверь. Его опережает человек в маске, закрывающий двери наподобие швейцара, отдав прежде коту честь.

ШУРКА (нарушает молчанье за столом): Коммуна, блин.

ХОЛЕРА (воскресая, снова поднимает тяжелую башку на безобразно толстой шее): Парижская! Восемнадцатое марта!

ШУРКА: Тебе, Холера в Париж самая дорога. ( Тянет ее за грязный фартук). Ив Сен-Лоран! От кутюр!

САБИР (мрачно): Не тюрки! Таджики не тюрки!

ИРИНА СЕРГЕВНА: И не тюрки и не чурки, эти Шурки сами дурки. Мольер во гробе радуется.

Холера незаметно встает. Надевает пальто в рукава. Уходит на негнущихся широко расставленных отёчных ногах, неслышно затворив за собой дверь. Человек в маске показывает ей вслед большим пальцем, загнувши остальные четыре.

ШУРКА (к Ирине Сергевне, кивая на братьев Шахзоды): И как Вы, Ирина Сергевна, этих двоих пустить в дом не побоялись? Моджахеды, блин.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Они мне крышу обещали…

ШУРКА (вылупляет глаза): Вы… Вы тоже? наркотой промышляете?

ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, в буквальном смысле. Будут мне летом крышу крыть, Шариф и его два шурина.

ШУРКА: Шурина-мурина, блин.

ОЗОД (замогильным голосом): Женщины не садятся за один стол с мужчинами.

ИРИНА СЕРГЕВНА (оторопев): Но у нас всего один стол…

ОЗОД (как из преисподней): Тогда они едят позже.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Волк, коза и капуста. А если вы двое будете обедать у себя в комнате на табуретке? и Шариф с вами, если захочет? (Трое брюнетов кивают).

ИРИНА СЕРГЕВНА: Хорошо, со следующего раза.

ШАХЗОДА (с шелковыми интонациями): Я буду им подавать и всё убирать.

ШУРКА: Докатились, блин. Эта Ваша крыша, Ирина Сергевна…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Наша общая крыша, Шура…

ШУРКА: …нашими слезами будет полита… общими… вперемешку… русский общинный уклад, блин… (Ирина Сергевна и Шурка улыбаются друг другу). А Шахзода у нас топ-модель. Если еще сделать такую восточную коллекцию… отпад.

ШАРИФ: Нет, это нельзя… Вы же знаете – наши женщины никуда, только дома.

ШУРКА: Блин, а магазин мыть можно? а в этом цехе вашем на площади – бывшие хозтовары – у станка стоять можно? в три смены, блин? станки допотопные, блин… грохот… тоже мне, блин, фундаменталисты.

ШАРИФ (без тени сомненья): Станки импортные. И там работают одни женщины. Это можно.

ШУРКА: А носки какие выпускают? мужские, блин? (Шариф серьезно задумывается). И хозяин, блин, мужчина?

ШАРИФ (не так уверенно): Хозяин должен быть мужчина.

ШУРКА: Гарем, блин. Белое солнце пустыни.

ОЛЕГ: Правда – восточные женщины лучше. (Тычет на Шахзоду). Вон, блин – молчит, вкалывает и улыбается. (Оборачивается к Шурке). Ты, блин, одна наезжаешь.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Вы, Шура, эмансипантка. Хвост трубой. Я – кошка, хожу где вздумается, гуляю сама по себе.

МАРСИК (поддерживает разговор) Фыр мяу!

ИРИНА СЕРГЕВНА (к Шахзоде, моющей посуду): А из Нау… цыц, Марсик, закрой пасть… из Нау видны снежные горы?

ШАХЗОДА (нежным голосом): Да.

ИРИНА СЕРГЕВНА: И летом в снегу?

ШАХЗОДА (простодушно): Нет, у нас всё растет – помидоры и чеснок.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Не в долине. На вершинах летом – снег?

ШАХЗОДА (поняв): Да, только далеко от Нау.

МАРСИК (сердито поправляет): Мяу.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Брысь! уйди в тень. (Человек в маске берет кота поперек живота и оттаскивает в тень).

МАРСИК (продолжает возникать): Демократия, блин.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Вот именно… тоже выучились разговаривать... мышей не ловят…

МАРСИК (кипятится): Мыши, блин! где ты их видела, холера?

ИРИНА СЕРГЕВНА: Я не холера! Холера вон сидит! Нет, гляди-ко, ушла. Где бы это записать… выморозили мы Холеру… (Пускает газ в АГВ на полную мочь).

ШАРИФ: Взорвете, блин. Клапана, блин, нету.

ШАХЗОДА (застенчиво): Я блины печь не умею. Я научусь.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, Шахзода. Блин – это вместо ругательства. Ты так не говори.

ШАХЗОДА (робко): И печь их нехорошо?

ИРИНА СЕРГЕВНА: Печь можно.

ШАХЗОДА: Пусть я пеку? а как называть?

ИРИНА СЕРГЕВНА (терпеливо): Оладушки.

ШУРКА: Ла-адушки, ладушки, где были? у бабушки.

АЛЁНКА (далеко-далеко, в шуме зимнего ветра): У бабушки с дедушкой не ладушки. Я давно во дворе гуляю, у меня ножки замерзли.

ШУРКА: Чтой-то сердце щемит. Отец там не просыхает, мать издёргалась. У Алёнки на снимке глаза как у волчонка.

ШАХЗОДА (стирая в раковине детские штанишки): Манзура в школу пошла. Мы ее не привезли. Я скучаю, когда мало детей.

ШУРКА: Ладно-ладно… не прибедняйся… подумаешь – далеко… ближнее зарубежье, блин… с чьими родителями осталась-то?

ШАРИФ: У нас дети всегда остаются в семье отца.

ШУРКА: Исламский мир, блин. Свои законы. (Раздается условный стук №1 в заднее окошко, выходящее на стенку сарая). Где Холера, блин? (Быстро отворяет дверцу чулана, заталкивает туда Озода, Сабира и Олега. Закрывает их, задергивает шторку, придвигает стул, сажает Шахзоду). Ну ты, Шухеразада, сиди тихо. (Входят двое ментов, синхронно берут под козырек).

МЕНТЫ (хором, в унисон): Прошу предъявить документы. (Шурка бросает на стол паспорт. Менты хватают его с двух сторон за обе створки, как раковину с жемчужиной, сдвинув головы и упёршись друг в друга лбами.) Гражданка Российской Федерации… регистрация на шесть месяцев… не просрочена… с дочкой… где дочка?

ШУРКА (резко): Спит. Предъявить?

АЛЁНКА (через расстоянья): Мама, я не сплю.

МЕНТЫ (вместе): Не треба. (Шариф протягивает замусоленные от вечных проверок ксивы на себя с женой). Граждане СНГ… регистрация на три месяца… не просрочена… без детей…

ШУРКА (нагло): Не вышло? (Человек в маске показывает длинный нос, не свой собственный из-под маски, а фигурально показывает. Менты по-прежнему одновременно прикладывают руку к козырьку и удаляются с важными физиономиями. Шахзода поскорей вскакивает со стула. Трое мужчин, нагнув головы, выходят из чулана.) Ну, Холера, только приди, блин.

ШАХЗОДА (надевает пуховый платок и пальто с воротником из синтетического меха): Пойду мыть магазин. У нас дети крепко спят. Может быть, Шариф устроит меня в цех. Если место будет.

ШУРКА: Эксплуатация женщины Востока… гастарбайтеры, блин… крохоборы…

ШАХЗОДА: Далер и Тахмина смогут там играть с другими детьми… таджики, узбеки…

ШУРКА: Еще азера, блин… про них забыла? В общем, ясли… семья, блин, называется… это что, Роза Люксембург придумала?

ШАХЗОДА: Розы я укрыла снегом, чтобы было тепло.

ШУРКА (разоряется): Коран с детсада… смычка, блин… (Все четверо мужчин хранят недоброе молчанье. Шахзода обувается и уходит в темноту.)

ЗАНАВЕС

По закрытому занавесу бродит яркое пятно света от мартовского солнца. Висит препорядочная Сосулька. На голой ветке сидит невзрачная Синица. Вдоль авансцены вышагивает в армейских ботинках узкоплечий Олег, оттянув двумя руками ремень с тяжелой пряжкой. Марсик крутится у него под ногами, задравши темный, не в масть, пушистый хвост.

СОСУЛЬКА: Кап-кап-кап…

СИНИЦА: Тень-тень-тень…

МАРСИК: Мяяяу…

ОЛЕГ: Перезимовал, блин… без удобств, блин… пора расти над собой… на работе одни мужики… задержка в росте, блин… (Печатает шаг, лицо серьезное).

ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ

Молодая зеленая листва. В криво навешенную хлопающую от ветра калитку входит Олег, без рубашки, с золотым крестиком на груди, в пятнистых штанах и омоновских ботинках. Шариф, Озод и Сабир копают грядки ржавыми лопатами. Ирина Сергевна в тренировочном костюме и Шахзода в халате что-то сажают. Холера на скамье, в данном случае садовой.

КУКУШКА: Ку-ку… ку-ку… ку-ку… (запнулась).

ОЛЕГ (к Ирине Сергевне): Вы, блин, напустили сюда черно…

ИРИНА СЕРГЕВНА (поспешно): Да, тесновато… ладно… в тесноте – не в обиде…

ОЛЕГ: И вообще, мне в качестве условия проживанья необходим телефон. Вот если бы Вы провели, тогда было бы о чем говорить.

ИРИНА СЕРГЕВНА (с отвалившейся челюстью): У Шуры мобильник…

ОЛЕГ (медленно): Не в этом дело. Мне по роду занятий нужен интернет.

ИРИНА СЕРГЕВНА (хватается за забор): Ведь Вы охранник…

ОЛЕГ (с расстановкой): В фирме по закупке валюты. В центре событий. Мог бы свою капусту рубить. (Шурка стоит в дверях с напряженным выраженьем лица).

ИРИНА СЕРГЕВНА: Я узнавала год назад… тогда стоило тридцать пять тысяч… сейчас, должно быть, дороже… и канаву копать от старого клуба… подвеску не разрешили…

ОЛЕГ: А если дать на лапу?

ШУРКА: Не грузи, блин, хозяйку.

ОЛЕГ (решительно): Трамплин для скачка я себе, блин, обеспечу.

ИРИНА СЕРГЕВНА (миролюбиво): Пошли погреб утеплять… пока выходные… а то на будущий год у нас опять трубы померзнут…

ШУРКА: Эти хоть, блин, не лопаются.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Будем с ведрами таскаться. Готовь летом сани, а зимой телегу.

ОЛЕГ (сумрачно): Не хотелось бы в праздник.

ХОЛЕРА (услыхала со своей скамьи, возглашает сурово): Отцы и деды воевали. (Человек в маске бьет Холеру пыльным мешком по голове. Пыль стоит столбом в лучах весеннего солнца.)

ИРИНА СЕРГЕВНА: Еще два дня впереди.

ОЛЕГ: Завтра я уезжаю в Москву. И вообще меня со дня на день могут услать в длительную командировку. (Шурка вздрагивает. Олег сдергивает с веревки просохшую рубашку и поднимается на крыльцо, натягивая ее. Исчезает за дверью.)

ШУРКА: Оттаяли… весна, блин. Москва, блин, рядом. Паспорт чистый, без штампа. Он себе, блин, найдет и с квартирой, и с интернетом.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Полно беду-то накликать…

ШУРКА: Где уж нам уж выйти замуж… мы уж так уж как-нибудь… (Олег возвращается с Лёней и Аней. Та несет пакет, оттягиваемый с одной стороны бутылкой.)

ОЛЕГ (к Лёне): Зато у меня была цель в жизни.

ШУРКА: Какая? смыться оттуда? Когда я, блин, позвонила, ты, блин, билет в тот же день взял. Недолго, блин, думал… пока ботинки и куртку одевал…

ЛЁНЯ (садясь к садовому столику): Чтой-то стало холодать…

ОЛЕГ (с готовностью): Не пора ли нам поддать? Вот это по-нашему. Не как Ваши чеченцы, Ирина Сергевна... или там кто... одним словом, СНГ.

ШУРКА (встряхивается): Бухать так бухать! Я разве против? я за… (Подсаживается к Лёне. Ирина Сергевна моет руки над раковиной возле стола, после нее Шахзода. Мужчины-таджики ставят лопаты к стене и уходят в дом. Шахзода следует за ними, вытирая руки о фартук, оглядываясь и озаряя улыбкой зал до последних рядов. Ирина Сергевна машет ей.)

ЗАНАВЕС

В занавес вмонтировано заднее окошко Ирины Сергевны, прикрытое шторкой. В щель пробивается бледный огонек. По занавесу блуждает свет софита. Появляется тень чужого гастарбайтера. Слышен условный стук №2 в стекло и тихий гортанный возглас: Шахзода! В окне возникает силуэт Шахзоды, подсвеченный сзади тусклой лампой. Гастарбайтер получает от нее бетель, засовывает его в рот, платит. Жующая тень удаляется по занавесу. Показывается другая. Условный стук № 3, приглушенный зов: Шахзода! Является тот же женский силуэт, мужская рука отдает деньги, сует курево в зубы, и тень отчаливает. По занавесу уж скользит новая тень. Звучит стук №4, гость подает голос. Шахзода отпускает ему порошок в аптекарской бумажке, берет плату. Мужчина уходит, держа порошок в дрожащей руке. Окошко задергивается шторой. Человек в маске закрывает несовременные ставни. Из обеих кулис и из зала звучат шепоты: Шахзода… Шахзода… Шахзода…

ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ

Веранда Ирины Сергевны вся раскрыта, цветет черемуха. Хозяйка вяжет, Шурка и Шариф курят обычные сигареты, Шахзода гладит белье, Холера неизящно дремлет на лавке.

ИРИНА СЕРГЕВНА ( к Шахзоде): Ты поначалу давала им только травку, а теперь уж, гляжу, и порошок. Как же тебя в аэропорту проверяли?

ШАХЗОДА: Всюду, и вот тут (указывает целомудренным жестом себе за корсаж). В Ходженте два часа смотрели.

ШАРИФ: И в Домодедово еще два. Там наши, здесь ваши.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Так где же был героин?

ШАХЗОДА (выбрасывает тонкую ладонь, указывая на свой утюг): В нем.

ШУРКА: Так ты, блин, летела со старым утюгом. И как же ты это объяснила, когда шмонали?

ШАХЗОДА: Шмо…

ШУРКА: Ну, обыскивали (шарит по себе руками).

ШАХЗОДА (гордо): Я молчала. Но у меня в пакете (поднимает с пола туго набитый полиэтиленовый пакет с красавицей на картинке) были мокрые простыни. Муж позвонил – возьми белье. Я не успела высушить.

ШУРКА: Складная легенда, блин. А нового утюга, в хорошей упаковке, ты не могла привезти?

ШАХЗОДА: Нет, там мало места.

ШУРКА: В самолете, блин?

ШАХЗОДА: Нет, в новом утюге.

ШУРКА: Ага, выбрали утюжок, блин. А кто завинчивал туда дурь? ну, порошок?

ШАХЗОДА (с любовью в голосе): Отец.

ШУРКА: Тысяча и одна ночь, блин. А где была анаша? (Шахзода показывает пачку памперсов). Кудряво. А кто, блин, их нашпиговал?

ШАХЗОДА: А?

ШУРКА: Ну кто туда (ковыряет пальцем обертку) засовывал анашу?

ШАХЗОДА (с нежностью): Братья.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Озод и Сабир? ( Те, легки на помине, спускаются с лестницы и садятся в дальний угол).

ШАХЗОДА (с обожаньем): Все братья.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Сколько же их у тебя?

ШАХЗОДА (тоном свидетеля чуда): Вот. (Загибает два больших пальца и показывает остальные восемь).

ИРИНА СЕРГЕВНА (не выдержав): Какие у Шахзоды благородные руки! (С крыльца входит Олег, неприветливо кланяется). И такое красивое имя – наследница царей…

ШАХЗОДА: Наследил? сейчас я вытру. (Хватается за тряпку).

ОЛЕГ: Третий интернационал, блин.

ХОЛЕРА (вскидывается): Вставай, проклятьем заклейменный…

ШУРКА: Вставай, вставай и вали отсюда, стукачка трепаная. (Холера сникла).

ИРИНА СЕРГЕВНА: Сознательная…

ШУРКА: …блин…

ИРИНА СЕРГЕВНА: …полблина, полблина…

ШУРКА: …четверть блина, четверть блина…

ОЛЕГ (недовольно): Ну, блин, раззвонились…

ШУРКА: А ты, блин, из своего Плесецка – идейный, блин, как наша Холера. Ух ты да ах ты, все мы космонавты. Летали, блин, а Бога не видели. Никакой, блин, фантазии. Теперь, блин, церквей до хрена, а денег рубль-другой и обчелся.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, Вашими блинами всю Салтыковку накормить можно.

ШАХЗОДА: Оладушками? Это очень много надо муки.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Господи, я тут с вами – как Гоген на Таити. (Шахзода бросается на кухню, где шипит убегающий суп. Возвращается с испачканным поддоном, трет его царственными руками.)

ШУРКА: Шахзода, у тебя талант убираться. На этом деле карьеру можно сделать… в богатом доме, блин… далеко пойдешь, если не остановят.

ШАХЗОДА: Мне сказали – летом уже возьмут продавщицей. Когда место будет.

ШУРКА: Вот видишь…

ШАХЗОДА: Пойду один раз посмотрю суп (уходит на кухню, приносит всё ту же неавантажную кастрюлю).

ИРИНА СЕРГЕВНА: Ладно, давайте есть. Соловья баснями не кормят.

СОЛОВЕЙ (под окошком): Фьють-фьють… цир-цир-цир…

ХОЛЕРА (поспешно): Товарищ начальник, возьмите трубку…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Холера! сначала просохни, потом выступай.

ОЗОД (задумчиво): А героин в капусту закладывают… пока маленький росток… пойдут листья – всё закроют.

ШУРКА: Капустка, блин, сорта «героиня»… тот еще кочан…

ИРИНА СЕРГЕВНА: В корзинку к маленькому Муку – человечьи головы получатся.

ОЗОД: Зачем головы? головы не полетят… у нас крыша…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Крышу, блин, еще делать надо… живете, блин… детей, блин, понавезли… боевики недобитые… террористы… кончайте, блин, выламываться… садитесь все вместе за стол, так вашу мать…

ШУРКА: …Ирину Сергевну! (Садятся. Минута молчанья. Стук ложек. На авансцене Соловей вьет гнездышко, нося в клюве и аккуратно складывая соломинки. В дверях синтезировалась Лида, широкоплечая, крашенная «под дуршлаг», с ковровым саквояжем.)

ЛИДА: Всё, блин… песец… они фабрику продали. Купили на слом. Земля дороже этой фабрики – на Бауманской. Из общежития в двадцать четыре часа… хорошо, я была продавщица… ихней продукции, блин… у меня, блин, хоть деньги есть на дорогу в Северодвинск… а другие, блин, на двух тысячах сидели.

ШУРКА (встает): Забей... у нас будешь жить… диван, блин, есть…

ЗАНАВЕС

На авансцене цветущие вишни, немного в японском стиле. Святые доски театрального пола усыпаны белыми лепестками. По авансцене пробегает Шурка, с зализанными волосами, крашенными в рыжий цвет, в красной кофте с пояском.

ИРИНА СЕРГЕВНА (вдогонку): Без выходных? от работы кони дохнут.

ШУРКА: Жива еще…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Олег здоров ли? Совсем, блин, его не вижу. Залег, как медведь в берлогу.

ШУРКА (не оборачиваясь, глядя на часы): Что ему подеется… (Промелькнула).

Человек в маске медленно передвигает на пять полных оборотов стрелку картонных часов, свешивающихся сверху на веревочке. Ирина Сергевна занята прополкой грядок. Выходят Олег с Лидой. Ирина Сергевна с трудом разгибает спину.

ЛИДА: А мы на базар. Купить Вам что-нибудь?

ИРИНА СЕРГЕВНА: Не-а. Это вы всё готовите, а мы с таджиками одну дежурную похлебку. С работой никак?

ЛИДА: Ни с места, блин. Завтра домой уезжаю. Приеду – разберусь.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шурку ветром шатает. Трудоголик, блин.

ЛИДА: Ходит, как драная кошка. Причесаться, блин, некогда.

ОЛЕГ: Вот я завтра в командировку убываю… до конца мая… живо, блин, причешется. (Уходят в правую кулису. Ирина Сергевна, горбясь – в левую.)

Середина лета и дня, погода не ахти. На знакомой веранде Ирина Сергевна шпилькой выковыривает косточки из вишен. Шариф, Озод и Сабир за общим столом средь бела дня набивают папиросы анашой. Холера для разнообразия дремлет на скамье. Шахзода моет пол, поочередно поднимая ноги каждого и вытирая его (ее) подметки. Входит Шурка, как грозовая туча.

МАРСИК: Мя-я-яу!

ХОЛЕРА (быстро среагировала) Заводют… не кормют…

ШУРКА: Свали, Холера… детей заводят, не кормят… и то ничего.

МАРСИК: Мяв!

ШУРКА: Брысь… тебя не спросили…

ХОЛЕРА: Не ночують…

АЛЁНКА (из прекрасного далёка): Мама, не оставляй Масика одного! Ему страшно. Темно, мыши скребутся.

ШУРКА: Подумаешь… детей одних оставляют, коли на то пошло… мыши… ему только подавай…

МАРСИК (заводится): Кто сказал – скребутся? Нет мышей… все вышли.

ШУРКА: Дожили… огрызается… будто не ты пустил в расход…

МАРСИК (обиженно): За это хвалют.

ШУРКА: Холерина выучка. С кем поведешься, от того и переползет. (Марсик чешется задней лапой).

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, я его покормила... он так орет, из вредности…

ШУРКА (обмякла, тычется в плечо Ирины Сергевны): Хозяин, сучонок, меня три месяца доставал… а достал, сказал – ты, блин, такая голодная… а мне, говорит, не больно-то было надо… у меня, блин, жена… у тебя, блин, шиш с маслом… сейчас эта, блин, жена на Гавайские острова улетела… он, сука, раз просил – пусть Олег позвонит, дело есть… другой раз… никакого дела нет… рекогносцировка. Теперь орет – ты, блин, за это у меня еще месяц сверхурочно поработаешь.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Всё кувырком…

ШУРКА: А позавчера я Вам не рассказала… не стала пугать. Иду в одиннадцать… от станции всего ничего… машина остановилась за поворотом… я и не гляжу… мне скорей бы домой. Трое черных… молодые, блин… с во таким ножом. Я им вынула из носка свои пятьдесят рублей. Они – шарить бумажник… кто это у тебя… говорю – дочка… отпустили, блин… (шмыгает носом).

ИРИНА СЕРГЕВНА (гладит ее по голове): Ладно… перемелется…

ШУРКА: Там… у Шахзоды или где… ребенок заплакал… Алёнкиным голосом…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, нет… всё тихо, не выдумывай.

ШАРИФ: Из этого никогда не выйдет толку – когда женщина пытается взять свою судьбу в свои руки. Она обязательно будет несчастлива.

ШУРКА: Ты, блин, технологический институт в Алма-Ате закончил, а за жену зарплату ходишь получать в магазин. Что она у тебя – алкашка?

ШАХЗОДА (с улыбкой индийской кинозвезды): Кашку я уже сварила. Ставлю греть суп. Кушать будем. (Скрывается на кухне).

САБИР (в нехорошем наркотическом кураже): Мусульманка не может быть алкашка. Это у вас, христиан, алкаши. Нам нельзя быть рядом. Грех.

ШУРКА: Точно, грех. Обкурился до чертиков. Чья бы телушка ни мычала. Басмачи, блин.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, Запад есть Запад, Восток есть Восток. Для них это так же естественно, как для тебя с Лёней и Аней раздавить бутылку. Не суди, не имей такой привычки.

ШУРКА: Про бутылку это Вы вовремя вспомнили, Ирина Сергевна. (Вынимает упомянутую бутылку из полиэтиленового пакета. Лёня с Аней, как по мановению жезла, появляются на пороге, и прямёхонько за стол.)

ИРИНА СЕРГЕВНА: Про то и речь.

ШУРКА: Обложили… со всех сторон обложили… (Лёня наливает ей, себе и Ане). И Лида… в одной квартире росли… матери сёстры… я за нее всех мальчишек во дворе била…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Лида-то при чём… где тонко, там и рвется. (Шахзода вносит кастрюлю, снова объединившую всех. Присутствующие, за исключением Холеры, занимают места согласно купленным билетам.)

ШАРИФ: Пропадет наша Шурка, как собака без хозяина.

ШУРКА: Где же этот хозяин, блин… я будто сумка, забытая в троллейбусе… все подойти боятся.

АЛЁНКА (с каждым словом всё ближе): Мама, я сейчас подойду… я быстро…

ШУРКА: Или домой податься… белые ночи еще не кончились… море белёсое… на водку не тратиться… у матери спирт на работе. (Гастарбайтеры только что не крестятся). Опять, блин, четыреста рублей получать... из-под анализов пробирки мыть. Лета теплого не видать… картошка не цветет. Нет, блин, не сходится… тупиковый город Северодвинск… тупик…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Ну уж и наше лето… зато у тебя из окна Белое море видно.

ШУРКА: Вы, Ирина Сергевна, будете уходить – ключ под крыльцо… вдруг он приедет… сказал – до конца мая…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Шура, разуй глаза. Он просто использовал комнату, за которую ты платила. Трамплин, блин… за два прыжка – уже в Москве. Плюнь на него. Гаденыш, за версту видно. Осмотрелся, понял, что почём…

ШУРКА (храбрится): Я-то плюну… у нас это быстро… я-то не пропаду… у нас, у кошек, девять жизней… сам потом притащится… шур, мур…

МАРСИК (трется об ее ноги): Муррр.

ШУРКА (чешет его за ухом): Ма-асик… Ма-асик…

ЗАНАВЕС

Чуть печальным августовским вечером по темному занавесу катятся вниз не удержавшиеся на небе звезды. Человек в маске безуспешно пытается их поймать, хлопая ладонью по бархату. На авансцену из одной кулисы выходит встрепанная Шурка, из другой Ирина Сергевна.

ШУРКА (развязно): Сколько лет, сколько зим…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Что, Шура, опять хозяйка отдыхать поехала? прямиком на Гавайи?

ШУРКА (беспокойно озираясь): От чего отдыхать-то? от безделья, блин? нет, блин… хозяин за выручкой придти поленился… звонит мне на мобильник: забери, блин, домой… не думает, блин, что мне в Салтыковку… тут каждый день грабят… я, блин, его послала… ладно, говорит, переночуй у Оксаны… я ей, блин, позвоню… у него везде схвачено… сегодня мы с ней выходим – нас двое здоровенных обратно затолкали… он, блин, когда по мобильному звонил – услыхали, кому надо… сумки сгребли… давайте, блин, выручку… а у меня в носке… как всегда. Говорю – опоздали, блин… хозяин час назад был, забрал… они с утра плохие были… ушли… (оглаживает кота)… Масик, Масик… я бы с ним по гроб жизни не расплевалась… может, сам, блин, и подставил… я его, блин, в упор не вижу…

ИРИНА СЕРГЕВНА: Нет, Шура… тогда бы эти здоровенные от вас так легко не отвязались. И знали бы по описанью, кого трясти… так что…

ШУРКА: Всюду мерещится… засыпаю, вроде уж совсем вырубилась – будто кто толкнул, и опять ни в одном глазу.

ИРИНА СЕРГЕВНА: Ну да… не спи, зайчик – волк рядом… ты чуткая…

ШУРКА: Шакал он, а не волк…

Ирина Сергевна обнимает ее за плечи. Уходят в одну кулису. По авансцене проносятся большие желтые листья. За ними, с северным ветром, сложив крылья, устремляются угловатые ласточки.

ЗАНАВЕС ОТКРЫВАЕТСЯ

Кухня под лестницей – из первого действия. На сцене лишь три женщины. Холера, как всегда, сидя спит, Ирина Сергевна штопает носки, Шахзода моет плиту. За окнами темно – хоть глаз коли.

ШУРКА (входит в кожаной куртке и висящем из-под нее синтетическом свитере; мурлычет): Танцевала осень вальс-бостон…

АЛЁНКА (издалека, тихонечко): Мама, снежинки!

ШУРКА: В Северодвинске, наверно, уже снег… (хорохорится)… Олег мне вчера звонил… говорит – как там у вас, тепло еще? а у нас тут… (резко замолкает, не зная, что врать дальше, где это тут – за двадцать километров в Москве? меняется в лице)… или вправду – забить, забыть… я такая… (опять никнет)… только все они такие, а я не таковская. Он, блин, никогда больше трех дней в командировках не был… вещички все забрал… подчистую. Сидит, блин, у кого-то в тепле за компьютером… грины гребет… (Снимает куртку, ежится, надевает опять).

ИРИНА СЕРГЕВНА (теряя чувство меры, воздевает руки): О, вопль женщин всех времен…

ДАЛЕР или ТАХМИНА (наверху): А-а-а! (Шахзода спешит к детям. В занавешенное заднее окошко раздается условный стук №4.)

ЧУЖОЙ МУЖСКОЙ ГОЛОС: Шахзода!

Шурка проворно приподнимает с посудной полки перевернутую кружку, берет из-под нее порошок в бумажке. Слегка отдергивает занавеску, приоткрывает окно, протягивает в щель руку с Шахзодиным товаром. Раздается выстрел. Шурка падает. Из задней двери вырываются Шариф, Озод и Сабир. Шахзода уж стоит на пороге верхней комнаты. Ирина Сергевна поддерживает голову Шурки.

ШУРКА: Песец…

АЛЁНКА (совсем близко): Иду! еще минуточку!

ИРИНА СЕРГЕВНА: Всё… не дышит… пристрелили. (Человек в маске открывает свое лицо и склоняется к ногам Шурки. Ирина Сергевна стоит на коленях в головах у нее.)

ШАРИФ (к Шахзоде): Бери деньги и детей.

Шахзода, метнувшись в светелку, снова нарисовалась на лестнице. Несет двоих ребятишек, побольше и поменьше. Ее братья срывают с вешалки пальто Ирины Сергевны и Шурки. Закутывают племянников, выскакивают с ними за дверь. Шариф накидывает на плечи Шахзоды знакомое пальто с воротником из синтетического меха, хватает жену за руку и тащит следом. Слышен топот спасающихся бегством, но выстрелов больше нет.

ХОЛЕРА (хлопает совиными глазами): Начальнику ПВО! Противник нанес удар с воздуха!

ЗАНАВЕС