Она не знала, что Ортис, не меняя обличья, снова стал рекой. Размеренная жизнь его заставила побледнеть все воспоминания о прошлом. Утром, подходя к окну, он обязательно смотрел в угол двора и щелкал языком – такой у него был обычай. Выходя из дому, дотрагивался до притолоки. Он раскладывал бумаги на столе обязательно в пять стопок, ибо нечетное число было счастливым, а четное – несчастным. В этих маленьких ритуалах проходит весь день.

Марина отказывалась верить, что он забыл ее; но открытка все не приходила. Она виделась с Катей, если рядом не было ее ухажера, читала ей послания Ортиса и толковала их по-своему, а Катя, улыбаясь, пожимала плечами. Марина знала, что та ей не верит, и уже начинала сомневаться, верить ли ей самой. Может быть, думала Марина, она сама каждый день совершает какую-то ошибку, и именно это не дает ему вернуться. Или надо просто еще немного подождать.

Кате не хотелось звать ее на свадьбу, но они так долго были подругами до этой странной выдумки с иностранцем, что никак нельзя было не пригласить ее.

– Будем надеяться, – сказала Катя жениху, – что хотя бы на нашем празднике она перестанет говорить о себе.

Действительно, когда Марина пришла к ним на свадьбу, она перестала думать об Ортисе. Гости чокались и кричали «Горько!». Она хлопала в ладоши и тоже кричала «горько», потом пустилась в пляс и перетанцевала всех приглашенных. Катя бросила букет, но Марина даже не попыталась поймать его, а с отрытым ртом и с буйным восторгом смотрела, как бросаются за ним другие. Катя потеплела к ней и обнимала ее за плечи перед фотографом. Самые прекрасные события, думала Марина, усаживаясь обратно за стол, – это те, в которых ты зритель, а не участник.

Она поняла, что Ортис не приедет никогда. Когда она поняла это, город изменился. Она уже привыкла видеть свой город глазами вернувшегося Ортиса, слагая в уме маршруты, по которым он не успел походить. Дремотный пруд на окраине, где – ходили слухи – кто-то утопился; старый кинотеатр с бархатными сидениями; новый парк между проспектом и площадью. Она представляла себе, как покажет все это ему, и мечты эти привязывались к улицам. Так, на улице Дзержинского она почувствовала, что рука Ортиса обнимает ее за плечи, и с тех пор эта улица была местом, где Ортис обнял ее (хотя он там никогда не бывал). Летним днем ей захотелось вместе с Ортисом опустить ноги в фонтан на площади, и с тех пор, проходя мимо фонтана, она думала: «Здесь мы были в эту жару».

Но город погас, потому что надежда на встречу с Ор-тисом больше не освещала его. Марина смотрела на тот же фонтан или проходила по той же улице Дзержинского, но она сама был новоприбывшей, не знающей этих мест. Знакомая прежде улица оказывалась незнакомой, ибо исчезли события, которые должны были здесь произойти.

Но ни на секунду не пожелала она примириться с тем, что Ортис ее забыл (возможно, и не было в ней настоящей любви, а только страшная тяга, как у стрелки компаса – к северу). Надо было найти способ заставить его вспомнить о ней. На клочке бумаги написала: «Что я должна сделать?» и положила под подушку.