Первое письмо от Ани
Письма из Москвы приходили редко. Даже не каждый месяц. Каждый месяц только приходили телеграммы от папы: «Все в порядке целую Костя».
В телеграммах ни запятых, ни точек не пишется. Для экономии. Вот бы в школе так сделали, для экономии!
Но понять из телеграммы ничего нельзя, какой там в Москве порядок. А вот когда приходили письма от бабушки Лизаветниколавны или от Ани — все становилось ясно. Поэтому писем ждали все с нетерпением и на дню по два раза спрашивали.
Приходит мама с работы и первым делом спрашивает:
— Приходили письма?
Как будто письма сами ходят!
Бабушка приходит с базара и тоже спрашивает у меня, а нет ли письма.
Дедушка приходит с прогулки и спрашивает только про последние известия по радио. Про письма он никогда не говорит. Дедушку интересуют только сводки Совинформбюро и газеты. Даже любимый Карл Маркс отошел теперь на второй план.
Бабушка ему не раз выговаривала, чтобы он бросил читать газеты, потому что от газет портятся глаза. И повышается давление.
И вот наконец пришло письмо. Даже целых два.
Бабушка написала коротенькую записочку. Она волнуется, как я учусь. И как я ем. А про себя ничего не написала. Зато Аня расписала все, и мы узнали, какая у нас героическая бабушка.
Мы сидим вечером вокруг коптилки, и мама читает в третий раз письмо от Ани:
«…Москву стали бомбить сразу, как только вы уехали. Почти каждую ночь. В бомбоубежище никто не ходит».
— Наверное, сидят в темной комнате под сводом. Думают, что свод непробиваемый, — замечает дядя Павлуша.
«…Дежурим в подъезде и на крыше. На днях наша бабушка залезла на чердак и тушила там зажигалки в кадушках с песком».
— Уж как она их тушила, я даже представить себе не могу. Лопаткой или руками? — удивляется мама.
«…Елизавета Николаевна сама погасила уже восемь зажигалок. Поэтому наш дом и не загорелся. А вот в большой дом, который выходит на улицу против Театра Революции, попала фугасная бомба. Сережа сидел в этот момент на крыше и как закричит: „Упал большой дом… Упал большой дом!“».
— Они хотели, наверное, разбомбить Театр Революции, — решил дядя Павлуша.
Про Театр Революции постоянно говорят в нашем доме. Потому что там работает актриса Бабанова, которая играет в «Собаке на сене». Но это еще надо посмотреть, кто лучше — тетя Маша или Бабанова?
Во всяком случае, в «Революцию» немец не попал, как пишет Аня. Вот «Вахтангова» на Арбате разбомбили.
«…А… еще упала бомба на Тверской бульвар, прямо в памятник. Тимирязеву оторвало голову, и она улетела на крышу».
— Представляю, что они там переживают сейчас, — захныкала Адельсидоровна.
Но главное — наша бабушка Лизаветниколавна даже в такой исторической обстановке не растерялась, а потушила восемь зажигалок. Просто уму непостижимо!
Вообще все решили, что с моей бабушкой творится что-то несусветное. Она теперь не ругает товарища Сталина и всю советскую власть. А ругает только Гитлера.
Когда я крепко сплю, ко мне заглядывает Лизаветниколавна.
Потом, из Аниного письма, я узнаю, что на Москву в ту ночь опять был налет. Попали в консерваторию. Но с «обратной» стороны.
Мама, канешно, ужасно расстроилась. Оказывается, она и училась там, с «обратной» стороны.
