Псих ненормальный
На Никицкой в Большом доме живет Сумасшедший. Настоящий.
Он даже не разговаривает, а мычит.
Вот так: «Му-у…»
А потом воображает из себя дерево. Растопырит руки и стоит. Даже не пошевелится.
Тут в него пуляй чего хочешь.
— Псих ненормальный, — говорит про него Дворничиха. — Такой пришьет и не заметит.
А бабушка его жалеет. Она говорит: раньше он артистом был. Это у него от несчастной любви.
— Ни от какой не от любви, — спорит Дворничиха. — Показали ему в НКВД кузькину мать, вот он и спятил. Небось наклал в штаны-то.
Летом он выходит во двор прямо в халате. На ногах у него кальсоны с завязочкой. И рубашка без воротничка.
Воротничок ведь надо запонкой пристегивать. Как дедушка делает. Но эти запонки вечно теряются. Вот он их и потерял.
Ходит как последний разгильдяй!
А рубашки без воротничков только до революции делали. Из крахмала. Теперь их все дедушки донашивают.
Чего только до революции не выдумывали? Делать им, верно, было нечего.
Зимой Сумасшедший на халат пальто надевает. А шапки у него нет. Вон, смотрите — идет.
Да вы не бойтесь! Он не тронет. Можете язык показать. Мы сейчас в него снежками пулять будем. Раз! Раз! Все равно не догонит.
Бабушка ругается — нельзя убогих обижать.
А мы не обижаем. Мы просто играем так.
Открывается окно на третьем этаже. Оттуда горланят:
Легко на сердце от песни веселой!
Она скучать не дает никогда.
Это не Сумасшедший. Это пьяница. А Сумасшедший на скрипке может играть. Только летом.
— Хоть святых выноси, — жалуется Дворничиха. — Сдать его в дурик надо, пока дом не спалил.
— Все мы и так в дурдоме живем, — говорит дядя Сережа. — Этот тип, может, самый нормальный. Если сбрендил в такое время.
— Сердца у вас нет, Сергей, — считает тетя Муся. — Иначе вы бы не говорили такие вещи. Просто удивительно, как вас еще не посадили.
У мамы сердце часто болит. Наш домашний доктор Бобков сказал, что это порок.
А у папиной бабушки сердце болит за всех ивреев.
Потому что их Гитлер обижает.
Гитлер — тоже сумасшедший. Бабушка говорит:
— Немцы — такой умный народ. Неужели они не видят, что он просто городской сумасшедший! Надо, чтобы товарищ Сталин раз и навсегда запретил Гитлеру обижать евреев.
Только бабушка живет в Лосинке, а товарищ Сталин — в Кремле. И она никак пока к нему добраться не может. А вот если бы добралась, папа давно был бы дома. Потому что эта моя бабушка очень пробивная особа. Все так говорят.
— Товарищ Сталин сейчас думает, — встревает мой папин дедушка.
А он точно знает, потому что читает газету. Не каждый день. Каждый день читать газету вредно.
Дедушка берет газету и учит меня читать по буквам. Все-таки не зря мы с дедушкой покупаем газету в киоске. Или бабушка ее покупает, когда ходит за хлебом.
— Гитлера надо посадить в сумасшедший дом. Вот и все!
Папиной бабушке Гитлера совсем не жалко. А нашего Сумасшедшего — жалко. Хотя он и не иврей. Вовсе.
Сумасшедший гуляет по двору. Ищет чего-то. Прислушивается. И вдруг — кричит:
— А-а-а!..
Дворничиха стынет на лавочке:
— Это к перемене.
Когда кричит Сумасшедший, погода в Москве всегда меняется.
