ЛЕГЕНДАРНАЯ ЖИЗНЬ ОЛЬГИ ВИТУШАНСКОЙ,
РАССКАЗАННАЯ ЕЕ ДВОЮРОДНОЙ СЕСТРОЙ ПРОВОДНИЦЕЙ ЛЮДМИЛОЙ ГАЛАКТИОНОВОЙ

— У моей двоюродной сестры Ольги Витушанской был почти такой же случай, — сказала проводница Людмила Галактионова, отхлебнув чаю с лимоном.

— Да ну тебя! — махнула рукой и засмеялась ее подруга и сотрудница Маша, женщина довольно красивая, но при этом железнодорожно прямая и откровенная, особенно с пассажирами. — Про что ни расскажи, у твоей сестры был такой случай. Прямо она у тебя какая-то приключенческая.

— Есть люди, на которых все шишки валятся, — мудро заметил Глеб Галкин. — Он частенько захаживал сюда, в соседний вагон, пообщаться с женским полом, а особенно с Машей, которая ему очень нравилась, и он этого не скрывал, но безрезультатно.

— Вот это правда, — кивнула Людмила. — Такой уж Ольга человек.

— Ладно, рассказывай, — согласилась Маша.

И Людмила начала. Рассказывала она странно, как по писанному, вернее, как по читанному. Она любила в дороге читать книги и запоминала не только содержание, но и слова. Поэтому разговаривала с людьми нормально, а рассказывать всегда старалась книжными словами, считая, что так выразительней.

— Моя двоюродная сестра Ольга, как вы знаете, была стюардессой. Однажды она возвращалась из рейса. Было лето.

— Ну ты сроду, Людмил! — перебила Маша. — Как начнешь развозить, уши сохнут! Ну какая нам разница, лето было или зима! История-то про людей, а не про погоду, я правильно понимаю?

— Вот именно, — мудро заметил Глеб Галкин. Людмила промолчала.

Она не знала, как им объяснить, что так положено, так надо. Это в обычном разговоре можно, действительно: какой-нибудь, например, Иванов просто вышел из дома. А в книгах не так. Там обычно: стояла холодная осень, ветер завывал в подворотне, Иванов вышел из дома, судорожно кутаясь в воротник пальто.

— Могу и не рассказывать. А вы, если не нравится — не слушайте, а нравится — не мешайте! — слегка обиделась Людмила.

— Да она шутит! Давай, рассказывай! — разрешил Глеб Галкин на правах мужчины. Вернее, демонстрируя эти права.

Людмила отходчива, она сразу же согласилась. И продолжила. Но, надо заметить, с оттенком некоторого упорства, нажимая на книжные обороты — показывая, что от своих принципов не отречется.

— Было лето. Пренебрегая жару, Ольга ехала домой с улыбкой, что сейчас увидит любимого мужа Георгия. Хотя и сожалела об отсутствии дочери Насти, которая гостила у бабушки на летний период школьных каникул. Приехав домой, Ольга не стала звонить, а, желая сделать Георгию сюрприз, тихо открыла дверь и восторженно бросилась в квартиру. Но ее встретило пустое пространство тишины и отсутствие Георгия, которое ее изумило.

— Слинял, зараза, — прокомментировала Маша.

Людмила не обратила внимания: глаза ее стали вдохновенными и закрытыми, хотя и были открыты; она видела теперь не окружающее, а свою историю.

— Тогда, выхватив мобильный телефон, Ольга позвонила мужу.

— А раньше-то чего не звонила? — встрял Глеб Галкин.

— Сказано же, сюрприз сделать хотела!

— А он не знал, что она прилетает?

— Не знал! Потому что ее на обратный рейс на другой самолет пересадили, вот она раньше и прилетела, причем на целые полсуток! — ответила Людмила, невольно выйдя из вдохновенного состояния. Но тут же опять вернулась в него, обняла себя руками, как бы желая удержаться от мелких эмоций, и, слегка раскачиваясь, продолжила:

— Георгий не отвечал на звонки. Смутная тревога обхватила Ольгу. Это была суббота, а в субботу Георгий никогда не выходил из дома, предпочитая пить пиво и просматривать спортивные телепередачи.

— А может, пиво кончилось, в магазин побежал? — мудро предположил Глеб Галкин.

— Сердце подсказывало Ольге, что тут что-то не так, — гнула свое Людмила. — Она позвонила его матери. Мать ответила неопределенно и уклончиво, что окончательно вселило ужас в сердце Ольги.

— Матери всегда своих сыновей защищают, — осуждающе вставила Маша.

— Тут Ольга обнаружила отсутствие многих вещей Георгия. До нее стала доходить страшная догадка, что здесь замешана другая женщина. За два месяца до этого она с Георгием была на свадьбе его младшей сестры, где обнаружила Георгия у туалета, где он страстно обнимал девушку, имя которой было Ирина, она была подругой друга жениха. На тот момент Ольга решила простить за счет алкогольного опьянения Георгия, который в таком состоянии плохо себя помнил. Но через неделю, взяв случайно телефон Георгия, она обнаружила там имя Ирина, которого до этого не было. Она, не желая скрывать подозрений, спросила Георгия, какая Ирина имеется в виду. Может быть та, с которой он без стыда и совести интимно стоял у туалета? Нет, сказал он, это другая Ирина, по работе. Но после этого имя Ирина исчезло из телефона.

— И появился Андрей, — мудро хмыкнул Глеб Галкин. — Знаем эти штуки.

— Сам, что ли, применяешь? У, кобели вы все! — Маша слегка толкнула Галкина, что тому было только приятно. Приятно ему также было, что его причислили к разряду кобелей, то есть успешных у женского пола мужчин. Хоть это, увы, было не так.

— Оно исчезло из телефона, — все более разгоралась Людмила, увлекаясь своим рассказом, — но Георгий стал задерживаться на работе, хотя будучи при этом работником ремонтного предприятия бытовой техники и имея нормированный день. Он ссылался на частные заказы на дому, но это было малоубедительно. Ольга высказывала свои подозрения, тогда Георгий стал приходить аккуратно, но неизвестно, что он делал во время ее отсутствия.

— Вот именно! — сердито сказала Маша. — Сутки туда, сутки обратно, что там мой Петр делает, хрен его знает. Я ему говорю: смотри, принесешь мне что-нибудь венерическое, я тебя просто на месте убью тогда. А он только смеется, зараза. Да нет, он меня любит, — успокоила себя Маша, не приведя никаких аргументов, которые, впрочем, женщине и не нужны, ей нужна только вера.

— Итак, Ольга догадалась, что Георгий ушел к Ирине, — взволнованно продолжала Людмила. — Ее поразила эта новость. Да, она знала, что такое бывает, что мужья уходят к чужим женщинам, но она не представляла, что это может случиться с ней.

— Все плохое с другими происходит, — мудро подтвердил Галкин.

— Вся вне себя от несчастья, но держа себя в руках, Ольга позвонила сестре Георгия, та позвонила бывшему другу Ирины, который остался другом ее жениха, то есть теперь мужа, и под ложным предлогом выяснила не только телефон Ирины, но и ее адрес — будто бы из-за необходимости посоветоваться относительно перешивки брючного костюма, который ей был куплен неудачно, потому что Ирина была портниха-подгонщица в ателье и на дому. Костюм отличный, импортный, недорогой, мерила в магазине — все нормально, принесла домой — на размер больше, то ли другой подсунули, то ли просто как-то обгляделась, поволокла обратно, не берут, — пояснила Людмила историю с костюмом, произнеся это все скороговоркой и обычными словами — вне рассказа. И, сделав паузу, вернулась в прежнее русло. — И тогда Ольга пошла прямо туда, по которому адресу жила подлая Ирина. Она вошла в подъезд, воспользовавшись местной старушкой, которая открыла дверь, поднялась на лифте и дрожащей рукой позвонила в дверь. Но в квартире никого не оказалось. Тогда Ольга села на лестнице и стала ждать. Проходили разные люди, но Георгия и Ирины не было. Наконец приехал очередной лифт, и Ольга услышала знакомый голос Георгия. Услышала она также женский голос. Ольга встала перед ними. Мертвец, вставший из гроба на кладбище, так бы не испугал эту отвратительную женщину, как испугала ее Ольга. Но Георгий постарался сохранить жизнерадостный и спокойный вид. Он сказал, что заехал просто так по поводу переговорить о пошиве себе куртки, потому что он никак не может найти себе нормальную куртку для его размера и фасона. Тут Ирина пришла в себя и сказала: «Георгий, ты же мне обещал, что мы не будем врать и скажем ей всю правду». — «Да, — сказал Георгий, — но ее надо подготовить, и я с ней прожил все-таки восемь лет». — «Ты мог ее подготовить раньше, — сказала Ирина, — мы договаривались об этом. Больше того, ты говорил мне, что ты с ней объяснился про нашу любовь и отношения». — «Хорошо, — сказал Георгий, — ты иди, а я ей все объясню». — «Нет, — сказала эта жестокая женщина, — говори при мне или мы расстанемся».

— Сссучка! — с присвистом выдохнула Маша. — Ну, и что?

— Ольга сказала им: «Если уж говорить, то сейчас и всю правду. Да, я желаю знать всю правду. Я уже поняла, что у вас грязные сексуальные отношения, этого мне не надо говорить, но скажи мне ты, Георгий, какое ты примешь решение, если я прощу тебя после твоей измены?» — «Это не измена, — закричала Ирина невыносимо противным голосом, — а это его ко мне любовь, а ты ему надоела!» Но Ольга мужественно не обращала внимания на ее выпады, а общалась исключительно с Георгием, потому что он был ее муж, а эта проститутка была никто. «Я слушаю тебя, Георгий», — произнесла она. И тут Георгий сказал, что да, так получилось, что он любит эту Ирину, и они теперь будут жить вместе с ее малолетним сыном.

— Как будто у самого дочери нет, — пробормотала Маша. — Ну, ну?

— Ольга мужественно вынесла это признание и опять села на лестницу. Она не произнесла после этого ни слова. Георгий и эта женщина постояли и ушли, не найдя никаких других доводов. Наступил вечер. Дважды Георгий звонил Ольге, пытаясь с ней поговорить по телефону, но она не хотела заочного общения. После этого он вышел и стал упрашивать ее одно из двух — или зайти в квартиру поговорить, или уйти домой. Но Ольга не хотела ни туда, ни туда. Наступила темная ночь. Хотя было лето, в подъезде было сыро и холодно. На следующий день было воскресенье. Георгий и Ирина затаились в квартире и ни разу оттуда не вышли. Только один раз приоткрылась дверь и тут же захлопнулась.

— Партизаны, — хихикнула Маша.

— Но вечером опять вышел Георгий и стал опять говорить с Ольгой, но бесполезно. «Я уйду или с тобой, — сказала она, — или умру тут». После этого выскочила бешеной фурией Ирина.

— Кем? — Маша была очень увлечена рассказом, но не хотела упустить ни одного оттенка смысла, поэтому и спросила.

— Фурия — это, ну, типа бешеная женщина, которая на всех кидается.

— Ага, — кивнула Маша, и по лицу ее было видно, что она запоминает хорошее слово, чтобы использовать его в практической жизни. Среди пассажиров народ бывает очень разный, а матом ругаться начальство не рекомендует, бригадир накачку делает перед каждым рейсом во избежание жалоб от пассажиров. А скажешь какой-нибудь скандалящей халде: «Фурия!» — и обидно, и не матом.

— Выскочила бешеной фурией Ирина, — Людмила подхватила там, где ее прервали, — и стала нецензурной бранью поливать Ольгу, что будто бы она не дает им жить. «Живите, — ответила Ольга, — я вам не мешаю, сижу и все». Следующие дни были превалирующим кошмаром. С утра Георгий и Ирина демонстративно ушли из дома, причем Георгий молчал — скорее всего потому, что она ему запретила. Маленького сына Ирины они взяли с собой, а потом не вернули, так как отвезли его к бабушке. Но сами вернулись вечером и опять молча прошли в квартиру. Там Ирина коварно напоила Георгия спиртными напитками, тот вышел и стал в беспамятстве ругать Ольгу и напоминать ей те поступки, в которых она никогда не была виновата. Но это говорил не он, это говорила его несправедливая злость. Не добившись результата, Георгию стало плохо и его стало тошнить прямо на лестницу, Ольга достала платок, чтобы помочь, но выбежала.

— Фурией! — с удовольствием подсказала Маша.

— Да. Выбежала фурией Ирина и закричала, что за ним есть теперь кому ухаживать, и начала тряпкой все вытирать, а потом принесла тазик и нарочно вымыла так, чтобы все стало мокро. Гергий в это время заснул у двери, Ирина потащила его в квартиру, а он начал на нее нецензурно возмущаться, а она закричала, что такими словами он может обзывать жену, а она не позволит. И утащила Георгия, — Людмила подумала и добавила, помня, что в книгах есть красивые сравнения с животным миром. — Как хищная птица утаскивает добычу в свое гнездо! После этого Георгий не показывался, из чего следует вывод, что она продолжала его держать в алкогольном дурмане, а сама предприняла самые непредсказуемые последствия. Она вызвала сначала милицию, но милиция, воочию убедившись в ситуации, не сочла нужным забирать Ольгу, так как не видела состава преступления, так как Ольга не врывалась в квартиру, а просто сидела, а документы у нее все были при себе и в порядке. Тогда Ирина вызвала психиатрическую бригаду, но психиатры как приехали, так сразу и уехали, поняв с одного взгляда, что еще неизвестно, кто тут на самом деле психованный. Тогда Ирина решила поступить в частном порядке и позвала на помощь своего брата с другом. Брат и друг взяли Ольгу за руки и за ноги и пытались втащить в лифт, но у Ольги оказались неимоверные силы сопротивления. Она расцарапала щеку одному и чуть не вырвала пальцами глаз у другого, тогда один из мужчин ударил ее.

— Гад! — сказала Маша, всхлипнув и презрительно посмотрев на Глеба Галкина, который сделал вид, что он тут ни при чем.

— После этого они испугались, потому что из лица у Ольги пошла кровь, и ушли, поссорившись с Ириной и сказав, что они ничего не могут сделать, когда им наносят такой физический ущерб, а в тюрьму им неохота. Так Ольга сидела на лестнице несколько дней, никуда не отлучаясь. Она ничего не ела и не пила. Она даже не ходила куда-то.

Людмила запнулась. Речь шла о деликатном деле, ей не сразу пришли на ум слова, выражающие это художественно. И — недаром она столько читает! — она вспомнила такие слова.

— Она даже не ходила куда-то по неотложным физиологическим проблемам, а свои естественные потребности отправляла в мусоропровод, стараясь это делать аккуратно во избежание конфликта с жильцами. Но потом этих потребностей уже не осталось. Ольге стало совсем плохо, а Георгий и Ирина закрылись и сидели в квартире, как мертвые. За все время только одна старушка вынесла Ольге стакан воды и этим поддержала ее угасающие силы. И эта же старушка принесла ей кусок хлеба с маслом. Ольга жадно набросилась на него, но тут же у нее начались страшные боли в животе, настолько сильные, что она потеряла сознание. И ее без сознания отвезли в больницу, когда она этого не чувствовала.

Людмила замолчала. Отпила чаю. Глеб и Маша не торопили, они понимали, что в этом месте нужно сделать передышку. Сделав еще несколько глотков (Маша тут же подлила свежего), Людмила сказала:

— После недельного заболевания Ольгу отпустили домой. Она больше не поехала на ту предательскую квартиру. Она взяла отпуск и отгулы и просидела дома целый месяц. Она даже не могла поехать к дочери, которая была ее единственным утешением, чтобы не напугать ее своим видом. И однажды раздался звонок в дверь.

— Явился! — воскликнула Маша, угадав это своим женским сердцем.

— Да, это явился Георгий. Он явился с вещами и сказал: «Я безрассудно увлекся этой женщиной. Она моложе тебя и красивее, если быть верным объективным обстоятельствам. Но я к этому быстро привык. Зато я задал себе вопрос: а могла бы она просидеть вот так четыре дня без пищи и воды ради меня и нашей любви? И ответил себе: нет! Она впадает в истерику, если ей покажется, что несвежая сметана или что погода на улице не такая, как ей хочется, не говоря о глобальных вещах. Я оценил, — сказал он Ольге, — твой поступок и понял, что никто меня так не будет любить и никого я не буду любить так, как тебя, потому что я вспомнил, что я тебя все-таки люблю». Но Ольга сказала: «Уходи».

— Молодец! — закричала Маша и хлопнула себя по коленке.

— Он просил и умолял, но она сказала: «Уходи. Я могу тебя простить, но как мне простить свое унижение? Я не могу простить себя!»

— А себя-то чего? — не поняла Маша. Людмила досадливо поморщилась: не мешай!

— «Я не хочу, чтобы ты жил с женщиной, которую не уважаешь, потому что ты видел мое унижение, поэтому уходи и живи, как хочешь!» После некоторых препирательств он ушел, но не насовсем. Он сел на лестнице и стал там сидеть. Он сидел, а она терпела. Прошли сутки. Прошли вторые. Он все сидел. Она вышла и сказала, что это бесполезно. Он сказал, что, если ты считаешь, что унижалась, я тоже тогда унижусь и будем наравне. «Хотя, — сказал он ей, — я считаю, что это подвиг, потому что уже подыхаю от голода и не представляю, как ты выдержала». И тогда Ольга сказала: «Пойдем, я приготовлю тебе ужин».

Людмила замолчала.

— И все? — спросил Глеб Галкин.

— А чего тебе еще? — раздраженно спросила Маша. — Люди опять стали жить вместе, разве не ясно?

— Да, — подтвердила Людмила, улыбнувшись. — Георгий и Ольга стали жить вместе, но отношения у них стали намного лучше, потому что они прошли испытания, которые закалили их любовь.

Галкин, услышав эти слова, как-то сразу заскучал и поднялся:

— Пойду, а то Серега там без меня. Ему тоже отдохнуть надо.

— Иди, иди! — насмешливо проводила его Маша. Потом долго с печальной улыбкой глядела в окно. И вдруг встрепенулась.

— Постой, Людмила! Ты прошлым летом целый месяц на работу не выходила. И ребенок у тебя был в деревне у бабки.

— Сын, а не дочь. А не выходила — нормальный отпуск был.

— Да ты вышла после этого нормального отпуска, как из Освенцима! Щеки к зубам прилипали. И еще я вспомнила: тебя один раз назад вне очереди послали, с другим поездом, значит — раньше приехала!

— А с тобой такого не было? По три раза за сезон. Ты что, думаешь, я про себя рассказывала? Вот чудачка! — негромко засмеялась Людмила. — Говорю же: сестра двоюродная, Ольга Витушанская, стюардесса.

— Прошлый раз она у тебя, кажется, моделью была?

— Она подрабатывает. С такой фигурой — почему нет? Со мной такого быть не может. А если было бы, я что, стала бы рассказывать, что ли? Очень надо.

Действительно, Людмила о себе рассказывать не любит и не умеет.

А когда будто бы о ком-то другом, пусть даже и придуманном, — ничего, получается. И, главное, не так больно, как если бы о себе.

А двоюродной сестры Ольги Витушанской у Людмилы нет, была одноклассница, подруга с такой фамилией, которая Людмиле очень нравилась своей благозвучностью. История настоящая — и фамилия настоящая, соединяешь — все как в жизни.