Даже беспорядочное чтение позволяет делать находки, которые оборачиваются откровением. Беспорядок – иная ипостась порядка. Мы не умеем считать его, как считываем ноты, однако можем остановиться как вкопанные, озаренные догадкой, что нам подбрасывают, как говорил первый и последний президент СССР, по другому поводу.

Окаянные дни Бунина в попавшемся под руку издании сопровождались несколькими статьями, в том числе, статьей Го р ь к и й . Они были дружны, Бунин с женой несколько лет кряду гостили у Горького на Капри. Большевики были у власти, когда Бунину позвонили и известили, что Горький хочет с ним поговорить. «Я ответил, что говорить нам теперь не о чем, что я считаю наши отношения с ним навсегда конченными». Отношения были кончены оттого, что Горький принял большевиков и принялся с ними сотрудничать, а для Бунина захват ими России стал незаживающей раной.

Но ошеломил не этот текст, а другой:

Вот уже сколько лет мировой славы, совершенно беспримерной по незаслуженности, основанной на безмерно счастливом для ее носителя стечении не только политических, но и весьма многих других обстоятельств, например, полной неосведомленности публики в его биографии… Все повторяют: «босяк, поднялся со дна моря народного…». Но никто не знает знаменательных строк, напечатанных в словаре Брокгауза: Горький-Пешков Алексей Максимович. Родился в 69-м году, в среде вполне буржуазной: отец – управляющий большой пароходной конторой; мать – дочь богатого купца красильщика… Дальнейшее никому в точности неведомо, основано только на автобиографии Горького, весьма подозрительной даже по одному своему стилю: «Грамоте – учился я у деда по псалтырю, потом, будучи поваренком на пароходе, у повара Смурого, человека сказочной силы, грубости и – нежности…» Конец цитаты.

Неосведомленность публики в биографии.

Автобиография, подозрительная по одному стилю.

Соединение образа деда с образом повара в один образ сказочной силы, грубой и нежной.

О-мммм. Сакральный звук.

– Лика, послушайте!..

Голос у меня дрожал от волнения.

Лика, по окончании моего чтения:

– Как будто он знал.

– Кто?

– Окоемов.

– Он не знал! Клянусь.

– Почем вам-то знать?

– Я не знаю, а чувствую. Бывают странные сближенья.

– Берем в фильм?

– А разве он будет?

– Никогда нельзя отчаиваться.

Ноосфера вальсировала вокруг меня и соратницы.

Мой солипсизм переходил все границы.