Ким Борисович Неуемный пребывал в дурном настроении. В этом не было ничего особенного. Дурное настроение посещало его с завидной регулярностью в начале и середине каждого часа бодрствования. Но сегодня дурное настроение было не просто результатом регулярной флуктуации. Для этого была внешняя причина. Его опять грубо обрубили на заседании олигархического профсоюза. Не дали вставить свои три копейки в коллективное покаяние Президенту. Предложили помолчать. Ему, председателю комитета по портативной этике! Волки поганые. Почувствовали опасность – зубы спрятали, хвосты поджали. Нахапали народного добра – вот и трясутся. Скромнее надо быть и податливее. Тоже мне, герои перестройки. Теперь всем в тину зарыться захотелось. Да больно размеры значительные – никакой тины для прикрытия не хватит. Вот лично он чист, ничего у государства не брал. И даже то, что удалось прихватить его папеньке по случаю приватизации в начале девяностых, растворялось потихоньку на покрытие расходов личной жизни и общественных притязаний. Но он еще докажет этим, этим, этим… Слов не хватало. Зато Неуемного переполняли идеи. Он задыхался от идей. Просто ему не выпало большого шанса проявить себя. Пока не выпало. Но все еще было впереди. Ким верил в знаки судьбы. Он их искал. Покупал счастливые номера на машины, исследовал трещины в асфальте, когда случалось попасть пешеходом на тротуар, и даже запрещал прислуге снимать паутину в загородном доме – пауки несли в дом процветание.

И сегодня утром ему тоже был добрый знак. У него сильно чесалось левое ухо – а это означало, что кто-то говорил о нем очень хорошо. Поэтому на дневное заседание он ехал в приподнятом настроении и без всяких сомнений вызвался отредактировать текст письма Президенту. И категорический отказ своих, с позволения сказать, однокорытников шокировал его – это противоречило знаку, ниспосланному свыше. «Надо срочно наведаться к лору, – подумал Ким. – Может, просто грибок подцепил». Машина Неуемного медленно ползла по Кремлевской набережной. Ким уже злился. Он вообще не терпел медлительности. Ни в чем. Все решения он принимал быстро, так же быстро и отменял, и принимал новые. На повороте с набережной движение вообще встало. В ухе нестерпимо свербило. Точно грибок. Зазвонил телефон: «Клара, пом» – высветилось на экране.

– Ну, что еще? – вместо «здравствуйте» проронил Неуемный. – Клара, сколько раз я должен повторять вам, чтобы вы меня не беспокоили во время заседания!

– Заседание закончилось полчаса назад, Ким Борисович, я справлялась в канцелярии. Но я бы все равно не стала вас беспокоить, однако согласно вашей инструкции, я вам незамедлительно сообщаю о звонке из Кремля.

– Клара, когда вы научитесь выражаться точно?! Кремль большой. Вы должны были сообщить мне, кто и по какому вопросу.

– Извините, Ким Борисович. Секретарь Сусликова сообщила, что вам надлежит завтра в двенадцать быть в ее приемной. Тема неизвестна.

– Вот теперь все ясно. Можете ведь, если постараетесь. А что у меня в расписании на двенадцать? А, да, выступление на конференции по деловой этике. Отменяйте.

– Выступление?

– Нет, конференцию. Напрягайте мозги, Клара. Что они могут обсуждать там без меня?!

– Извините, Ким Борисович. Конечно, отменим. Но она – всероссийская, вы помните? Многие участники уже приехали в Москву и зарегистрировались. И зал мы уже проплатили. С корпоративного счета.

– Ладно, не отменяйте. Просто перенесите мое выступление в самое начало, на десять.

– Но конференция начинается в одиннадцать.

– Клара, вам голова зачем дана? Прическу носить? Перенесите начало на десять!

– Но думцы в десять не могут, мы из-за них так поздно начинаем.

– Перед думцами я извинюсь. Они поймут. Все мы под Кремлем ходим. Об исполнении доложите.

– Конечно, Ким Борисович. До звонка.

– Угу.

Настроение Неуемного резко взлетело вверх. В ухе больше не свербило. Вот оно что, оказывается! Это Сусликов о нем хорошо говорил.

А кому он мог о нем хорошо говорить? Наверное Президенту. Даже наверняка Президенту. Душа Неуемного запела. Он всех простил: глупую Клару, грубых олигархов, высших иерархов, для проезда которых перекрыли движение на подъезде к Кремлю, – всех. Жизнь налаживалась. Да и пробка у Боровицких ворот уже рассасывалась. Он увидел, как по набережной ритмично шагала колонна молодых людей в бело-голубых майках, энергично двигающих хорошо развитыми челюстями. На майках красовался гордый фас Президента. В голове всплыла строчка из песни Тимура Шаова: «Делай дело, двигай телом, ты лови-ка момент! Пушкин – это наше все, Куцын – наш президент. Журавли пролетают, не жалея ни о ком…» В голове возникло новое окончание фразы: «Выдвигай меня, Казбекыч, прямо в…»

А прямо куда, собственно, он хотел бы быть назначенным? А вот бы верховным судьей. Он бы показал этим олигархам! Все бы в памперсы наложили, как тогда, когда Рудокопского загребли. Опять бы по дальним островам разбежались, куда рейсовые самолеты не летают. Пожалели бы, что грубили, хамы базарные, фарцовщики вчерашние, быдло невоспитанное. Ну, не все, не все. Есть среди них из приличных семей, такие как он, из потомственной номенклатуры. Ну, этих бы пощадил, вчерашних однокашников. А остальных – в Читу или вообще на спорные с японцами острова. А вот Ходора бы освободил, парень-то интеллигентный, хоть и нарывной. Упс, кто же ему позволит Ходора освободить? Это же не судебная компетенция. Нет, неловкая эта позиция – верховного судьи.

Лучше возглавить сам профсоюз олигархический. Тогда за ним всегда будет последнее слово. Место, правда, пока занято, но старик ведь не вечный. К тому же у бедолаги весь желудок в язвах. Да и, честно сказать, как тут остаться здоровым, когда серпентарием руководишь. Только отвернешься, а уже кто-то кого-то и ужалил, и пошла свистопляска. Пока всех успокоишь, яд отсосешь, кольцами обратно уложишь – умаешься. Да еще и не послушаются, пошлют куда подальше. Нет, возглавлять профсоюз не стоит. И так состояние преддиабетическое, сахар в моче обнаружили.

Ну, тогда кем же? А что если антикоррупционный комитет возглавить? Вот тут бы он всех поразил! Всю коррупцию бы вымел, метлой, как опричник. Надо только понять, до какого уровня искоренять ее будет безопасно. Сильно наверх, понятно, лезть не стоит. Могут и убить. Сколько правдолюбцев за последнее время перестреляли. Жизнь ему еще дорога. Не все еще он в этой жизни совершил. Конечно, если убьют, про него вся страна узнает, да что страна, весь мир. Ну, узнают, поговорят и забудут. Нет, овчинка выделки не стоит. Пусть коррупцию другие искореняют, у которых синдром камикадзе.

Непростые раздумья о том, какую роль ему хотелось бы сыграть в российской истории, были прерваны звонком лондонского дантиста. Неуемный инстинктивно скривился. Зубы были самым больным местом. В детстве маме никогда не удавалось усадить его в зубоврачебное кресло иначе, как под наркозом. Маленький Кимик кричал, брыкался и кусал врачей за пальцы, оставляя им на долгую память отпечаток неровного частокола кривоватых зубов.

Лондонского дантиста Александера Григореску ему рекомендовал его приятель – мини-олигарх Чмелев. Александер был родом из Трансильвании и помимо того, что мастерски ремонтировал зубы, обладал наследственным даром их заговаривать. Под визг бормашины он доверительно сообщал каждому новому пациенту, что его бабушка была вампиршей, и рассказывал леденящие душу истории ее похождений. Пациенты настолько отвлекались от происходящего в тот момент в их рту, что Александер даже умудрялся рвать коренные зубы без анестезии. Все состоятельные истерики Британии и окрестностей открывали рот только у него. Попасть к румыну на прием можно было исключительно по рекомендации и записываться заблаговременно – когда еще и зубы-то не заболели. А Александер не только избавлял пациентов от проблем в ротовой полости, он работал сводником, или, прилично выражаясь, посредником. И зарабатывал на этом. Обладая уникальными лингвистическими способностями, дантист говорил на семи европейских языках и общался с каждым пациентом на его родном. Пациент проникался безоговорочным доверием к доктору, и после того, как рот освобождался от бормашины и слюноотсоса, рассказывал стоматологу о своих нуждах и потребностях. У Александера всегда находились подходящие варианты, а если не находились сразу, то находились со временем. Неуемный вспомнил, что пару месяцев назад после сложной реставрации верхней пятерки просил Александера свести его с окружением французского президента. Правда, теперь он не помнил, зачем ему это было в тот момент нужно.

– Аллэ, – проникновенным голосом выдохнул в трубку Ким.

– Т'ит'? Это Алэкс. У меня от'личный ньюз. Вчера я пломбировал каналы французскому каунт'у, графу Д'арси. У него ест' шикарный канал связи с президент'ским дворцом. Он поставляет' т'уда превосходный фуагра из своего шат'о. Он гот'ов познакомит' вас с главным президент'ским закупщиком провиант'а в обмен на контакт' с пост'авщиками Кремля.

– Но мне не нужен закупщик провианта, мне нужны политические фигуры. – Ким напрягался, пытаясь вспомнить, зачем именно они ему были нужны.

– Дорогой мой, пут' к любому французскому полит'ику ведет через провиант'. – Александер немного помолчал и добавил: – Или через любовниц. Но вт'орой вариант' менее надежен и малопред'сказуем. Сегодня женщина нравит'ся, завт'ра не нравит'ся. А кушат' нравит'ся всегда.

– Хорошо, что я должен делать?

– Ждат'. Граф на днях пришлет' вам письмо.

– Спасибо за заботу, Алекс. Как я могу отблагодарить вас?

– Сущие пуст'яки. Двадцат' т'ысяч фунт'ов будет дост'ат'очно. Перечислит'е мне на счет'. До звонка.

– До звонка…

Настроение Кима резко упало. Двадцать тысяч фунтов за контракт с поставщиком фуагра! И зачем ему фуагра? И так желчный пузырь ни к черту! И не заплатить нельзя. Зубы в следующий раз разболятся – куда идти? Ведь Алекс может и не принять, сославшись на полную годовую запись… И отказаться теперь нельзя. Сам просил. А зачем просил? Зачем просил, зачем просил… Вспомнил! Хотел вместе с олигархами попасть на тусовку в Париж, а ему сказали, что список составляет французская сторона, вот он и искал выходы. Но тусовка уже прошла! Блин, двадцать штук платить за вчерашний снег… А впрочем… Можно сочинить комбинацию. Если завтра у Сусликова удастся прокашлять тему поставки фуагра за стену, двадцатку отобьет. Или лучше договориться с этим Д'Арси, перенять технологию, и на своей птицефабрике завести уточек, выкопать прудик, нет, и прудика не надо, их же в клетках выращивают. И самому поставлять печеночку в Кремль, а этикетки лепить французские. На приемах на халяву все укушают. Скорее бы звонил этот Д'Арси. Но ведь не позвонит, пока Алекс деньги не получит. Надо срочно отправить. И он эсэмэснул своему финансовому менеджеру.

– Приехали, Ким Борисович! – послышался голос от баранки.

– Куда приехали?

– А куда вы скомандовали, туда мы и приехали.

Ким опустил стекло, высунул голову и покрутил ею туда-сюда, распознавая окрестности.

– Это что?

– Улица Студенческая, дом 5.

– А мне надо было Школьную!

– Но вы сказали: Студенческая. Я записал, – многоопытный Шурик протянул шефу свой блокнот.

– Мало ли, что я сказал, важно – что я подумал! Десять лет у меня работаешь – и до сих пор не научился мои мысли читать! Уволю к чертовой матери!

– Опять?

– Что опять?! Не опять, а снова! Я тебя уже полгода не увольнял – могу себе позволить!

– С выходным пособием?

– С кукишем в кармане!

– Ладно, с кукишем, так с кукишем. Меня Адмиралов к себе зовет.

– Подлец, вот подлец! Так и норовит все сливки забрать, оголить меня совершенно. Не получится! Не дамся!

– Да я уже согласился. Он денег побольше предлагает.

– На сколько?

– На десять тыщ.

– Иуда ты, Шурик, Иуда. Нет, хуже. Иуда за тридцать сребреников продался, а ты – за десятку.

– Но вы же все равно меня увольнять собрались.

– Я?! Ну, Шурик, ты еще и клеветник!

– Десятка на земле не валяется.

– Нет, там совесть твоя валяется. Бросить меня в такой критический момент!

– Мне деньги нужны!

– Зачем тебе, Шурик, деньги? На что тебе лишняя десятка? У тебя и свободного времени нет ее потратить. Поспал – и снова на работу.

– Дочке на репетиторов.

– Паразиты эти преподаватели! Трясут и трясут с родителей. Мне вообще пришлось детей в Англию отправлять учиться для сокращения расходов. Срочно, срочно нужна реформа образования!

– Согласен. А пока реформу не провели, нужны деньги.

– Ладно, со следующего месяца будешь получать на десятку больше.

– На двадцатку.

– На десятку.

– На двадцатку или ухожу.

– Шантажист! Ладно, на двадцатку. А теперь поехали на Школьную.

– А вам туда ко скольки нужно быть, Ким Борисович?

– К трем.

– Не успеем. Если только на метро.

– На метро?! Да я там десять лет не был, я там заблужусь. Меня там затопчут!

– Не волнуйтесь – я сопровожу, прикрою. Распишитесь только здесь, это про повышение зарплаты.

– Ты что, думаешь – у меня память короткая?

– Вовсе нет! Это я исключительно для соблюдения формальностей.

– Вот, на! Доволен, упырь?

Через пять минут Ким с опаской пробирался через клетчатые сумки гастарбайтеров на станции Киевская. Шурик твердо держал шефа под руку, оттесняя своими локтями и спиной бурливое людское море от сжатого в нервный комок тела Неуемного.