Немая кукушка
Свисает с ветвей немая кукушка; встряхивает ветвями, обдавая себя росой, – так матрос на мачте корабля шлет сигнальными флажками SOS проходящему судну, а закричать: «Спасите!» – не может.
Немая кукушка слетает – с небритых небес в мыльной пене, – не свив гнезда. Падает камнем – без крыльев, – прижимает к бокам серые каменные выпуклости. Хвост отломился в полете.
Однорукий человек тут же хватает пернатый каменный хвост непомерно сильной рукой и ладит его к кукушке.
Женщина в кровавом платье осеннего цвета приплясывает вокруг каменной птицы:
– Горихвостки, трясогузки, красноухие овсянки – всяк выпрашивал яичко у кукушки, потому что все бесплодны. Камышовки шепот крыльев, шорох тени красношейки, стены в извести, и славки их вылизывают, словно ствол закрашенных деревьев – в белых гольфах до колен.
– Как ты можешь так плясать! – закрывает от осеннего цвета свое лицо несчастный ее муж Георгий. – Не снесет каменная птица яйца – ведь у нее хвост отвалился. Машина, я видел, врезалась в птицу, отбила хвост. Пассажиры все погибли до единого, водителю руку оторвало. То-то водитель и торопится с хвостом-то. Ведь птица, поди знай, вдруг да и внесена в охрану памятников ЮНЕСКО.
Однорукий человек держит хвост каменной птицы; вторая его рука откатилась к проезжей части, за ее благополучие уже никто не поручится.
Женщина опять за свое:
– Город Ревель – горький ревень, у него болит поребрик; камешки пращу свивают, ножку промочила свая… По бордюру шли с турнюром в гости к Нюре кушать тюрю!
– Дура! – кричит несчастный муж. – До шестидесяти лет пропрыгала Алькой.
Женщина останавливается и плачет! Муж, казалось бы, добился своего, но, как все мы, не может уняться:
– Кто ревет ревмя, тому дам ревеня! Поняла теперь?!
Тут он бросается на проезжую часть и в последнюю секунду успевает выхватить из покореженных челюстей столкнувшихся машин холодеющую руку кукушкиного спасителя. Но однорукому ничего не нужно, ему бы только хвост удержать, ему бы только не опозорить столицу в глазах иностранного посетителя, который ведь может подумать: «В Ревеле птицам отрезали крылья – столы накрыли, из язычков страстотерпиц-кукушек сделали суши». И так далее. А руку он все равно потерял еще во время последней миротворческой кампании, сейчас она только отстегнулась всего лишь, а дома у него есть запасной протез со свинцом внутри, чтобы при случае поддержать в общественном мнении городскую скульптуру.
Но Алькин муж Георгий согревает дыханием спасенную руку кукушкиного спасителя, прижимает ее к груди; некого ему прижимать больше, ведь его дочка и его внучка – обе погибли во время как раз той миротворческой кампании, в которой участвовал доблестный однорукий в далекой стране; из той-то страны и приехал Георгий с женой, потерявшей разум от горя, чтобы найти миротворца и подставить ему вторую щеку, неся перед собой добытую из покореженных челюстей машин его холодеющую руку.
И те, кто погиб с одноруким в машине, столкнувшись с каменной птицей, пренебрегая смертью, встают и идут, падают и опять идут; на лицах их теперь видны все дефекты асфальта, все ямки и неровности, взыскуя починки дорог хотя бы в центре города; они идут проветриться, поднимая свои разодранные лица к сине-черно-белому флагу, развевающемуся на башне в небе.
И в небритом сонном небе, в мыльной пене облаков неосторожная бритва оставляет легкий, танцующий кровавый след молнии; и срывается вниз кукушкой, не свивающей гнезда, каменная птица; и падает с ветвей влага, умывающая город; и у самого берега налетает на рифы корабль, и матрос продолжает слать сигнал SOS, пока мачта, обломившись, медленно опускается на дно, а один флажок все-таки вырывается из рук матроса и, трепеща из последних сил, выбивается на поверхность и не успевает отдышаться, как его выхватывает из пасти волн шлюпка спасателей.
