Книга: Мраморный лебедь
Назад: Актриса
Дальше: Тарту

Роль Марии

Потом я выхожу и пою песню:
Я хочу, чтоб ты умер
Чтобы я тебя вспоминала,
Чтобы каждое утро
Меня видели у вокзала,
Садящуюся в электричку,
С остановкой на дальнем кладбище,
Чтобы чужие голые лица
Меня провожали взглядами.
Я хочу, чтобы ты падал
С пятнадцатого этажа небоскреба,
И я бы внизу рыдала,
И строители в грязных робах
Тащили бы мимо носилки
С ненужной серой щебенкой…
И еще обязательно ночью
Ты бы звал меня в гулких трубах,
Там, где селится ветер
С обветренными губами,
И я бы тебе шептала:
– Я больше не буду, не буду…

Он дал мне эту песню, чтобы я сразу умирала, и у меня не было бы даже выхода во втором действии.
Я пою песню и сразу умираю.
Я просила у него роль Марии, но он сказал, что нельзя, и я после первого действия ухожу домой.
Я иду домой, он приходит ночью и говорит:
– Пойди посмотри, у нас в ванной цыганка. Стирает в тазу свою красную юбку в крови!
А-а-а, а ведь ему пить нельзя до самого лета! Летом – пей, никто не мешает, театр закрыт.
Лето только что кончилось, осень, и пить нельзя. Шуршит цыганская юбка в палой крови листвы, кровавую пятерню оставляет на белом кафеле кленовый лист: еще хватался за жизнь, еще пытался пальцами ухватиться за перекладину для клеенки, соскользнул.
Дал бы он мне роль Марии, все было бы по-другому. А я только пою песню в первом действии и сразу умираю. Потому что нельзя жене режиссера, нельзя, ей только и можно стоять в паровозном дыму котлет, видеть перед собою рябое лицо мясорубки – из ушей, из носа, изо рта вылезает раздавленная свинина, и лицо зарастает белыми, жилистыми, бледно-красными прядями, которые не откинуть со лба, не рассмотреть, что из тебя вываливается.
Я хочу, чтобы ты умер,
Чтобы я тебя вспоминала.
Чтобы каждое утро
Меня видели у вокзала.

Цыганка выходит из ванной, красный подол метет по полу, листья – заскорузлые, одеревеневшие от засохшей крови, как бинты, пахнут ранами, тяжелыми сладкими сгустками; черная пенится под дождем земля.
Теперь все равно. Теперь будем пить. Теперь он нальет ей тоже, цыганке, от которой только листья остались.
Дай мне роль Марии, – кричу я ему, пока он падает с нашего пятнадцатого этажа; я кричу летящему телу, парящему над асфальтом, будто лист, которому суждено погибнуть в ненужной серой щебенке, чтобы петь по ночам в трубах ветром с обветренными губами, и я бы в ответ шептала: «Я больше не буду, не буду!».
Назад: Актриса
Дальше: Тарту