Приложение
Полный Георгиевский кавалер Федор Лукьянович Скворцов

Эта документальная история двух полков русской армии появилась благодаря воевавшему на Первой мировой войне в составе в 29-го и 67-го Сибирских стрелковых полков Федору Лукьяновичу Скворцову, который был братом моего прадеда по материнской линии Максима Лукьяновича Скворцова. В 2011 г. в ответ на запрос о моем деде, Дмитрии Максимовиче, из Центрального архива ФСБ РФ были получены копии нескольких документов из его личного дела. Из них следовало, что дед родился в селе Колыванском Павловского района Алтайского края в семье крестьянина-бедняка, перечислялись родственники по отцовской и материнской линии. Начало книге положила фраза в анкете моего деда: «Отцов брат – мой дядя Федор Скворцов был офицером старой и потом белой армий, убит в бою в 1918 г., родства и связи не имел с ним как умер отец с 1905 года». Наряду с Федором Скворцовым в анкете упоминался и его брат: «второй дядя Никифор с Германской тоже пришел младшим офицером, служил ли он в белой армии я не могу сказать, так как не знаю и вместе с ним никогда не жил».

Как показал дальнейший архивный поиск, сохранившиеся в памяти моей матери Олины Дмитриевны Вентцель и знакомые мне с детства обрывочные сведения о ее отце и других родственниках не отражали реальной картины. По-видимому, объясняется это тем, что Дмитрий Максимович Скворцов умер в 1944 г., в это время его дочке Олине было пять лет. С детства помню истории о том, что он был героем Гражданской войны, участвовал в захвате Золотого эшелона у Колчака (что не могло не показаться странным, учитывая его возраст), «единственный из интеллигентной и зажиточной семьи пошел в революцию» и т. п.

Как свидетельствуют документы, на самом деле Дмитрий Максимович Скворцов (1904–1944) служил в Красной армии в качестве рядового связи, в 1929–1930 гг. в составе 63-го стрелкового полка принимал участие в боях с белокитайцами на КВЖД под г. Маньчжурия. Затем служил в НКВД, занимался обеспечением безопасности речных и ж.д. перевозок, последнее место службы – станция Ужур, последнее звание – майор НКВД. Наград не имел, в 1937 г. был исключен из партии, потом восстановлен. Имел выговоры за «утрату классовой бдительности». Причиной ранней смерти был туберкулез. Колчаковские же «золотые эшелоны», вероятно, были отголоском биографии его дяди Федора Скворцова, который в годы Первой мировой и Гражданской войн многократно проезжал Россию в эшелонах с востока на запад и обратно, и в 1918 г. принимал участие в боях на Кругобайкальской железной дороге.

Время, когда заполнялись анкеты и автобиографии в личном деле моего деда (конец 1930-х – начало 1940-х), наложило на них свой отпечаток. Отсюда стремление не вдаваться в подробности отношений между племянником Дмитрием и его дядей Федором, а также указанная в документах более ранняя по времени дата гибели Ф. Скворцова. Если он погиб в 1918 г., т. е. в самом начале Гражданской войны, то данный факт мог не привлечь особого внимания компетентных органов и привести к печальным для Д. Скворцова последствиям. На самом деле на фронтах Гражданской войны Федор Скворцов сражался в составе белого 1-го, затем 3-го Барнаульского полка столь же храбро, как на Германской. Вряд ли это было секретом для его племянника Дмитрия, родственников и односельчан.

Несколько слов о том, что удалось узнать об истории семьи Скворцовых. Пробившийся в офицеры благодаря своей храбрости и военным талантам Федор Лукьянович Скворцов регулярно посылал с фронта деньги своим родственникам и знакомым. Денежные переводы, зафиксированные в полковых приказах по хозяйственной части, позволили узнать их имена и адреса. Наряду с постоянными переводами в адрес отца Лукьяна Спиридоновича Скворцова и жены Пелагеи Петровны Скворцовой (урожденной Будюкиной), в июне 1916 г. он отправил перевод и для своего племянника Дмитрия на сумму 5 руб. 15 коп.

Никаких следов Никифора, другого дяди, о котором упоминается в анкете Д.М. Скворцова, в архивах найти не удалось. Однако нашлись данные о Тимофее Лукьяновиче Скворцове, которому его брат Федор отправлял деньги в г. Орел, в 7-й Сибирский этапный батальон, а затем в г. Катты-Курган, Самаркандской обл., в 7-й Сибирский стрелковый полк. Можно предположить, что здесь имела место очередная путаница, и неуловимый в архивах Никифор на самом деле был Тимофеем.

В пользу этой версии говорят записи в Метрических книгах Казанской церкви села Колыванского, где зафиксированы имена четырех сыновей Лукьяна Спиридоновича Скворцова – Максима, Михаила, Федора и Тимофея. Подтверждением этого служит и автобиография Д.М. Скворцова, где указано: «Мой второй дядя Никифор тоже вернулся с Германской младшим офицером». Согласно имеющимся архивным данным, к тому времени в живых осталось двое сыновей Лукьяна Скворцова – Федор и Тимофей. Никаких сведений о дальнейшей судьбе Тимофея найти не удалось, нет никаких данных о его участии в Гражданской войне. В проводившихся при советской власти переписях населения Скворцовы как жители села Колыванское уже не значились.

В дореволюционных архивах содержатся сведения о семье Лукьяна Спиридоновича Скворцова, который проживал в с. Колыванском, но продолжал числиться как крестьянин Тамбовской губернии, Лысогорской волости села Беломестной Криушки. В материалах Всероссийской сельскохозяйственной переписи, проведенной в мае-июле 1916 г., по списку домохозяев за № 45 был записан Скворцов Лукьян Спиридонович, переселенец. Год прихода в Сибирь – 1890 г., губерния выхода: Тамбовская, состав семьи на момент переписи – 3 человека, 1 мужского и 2 женского пола (из них одна указана как работница). Это значит, что к 1916 г. сыновья выдела не получали и свои дворы не образовывали. Два оставшихся к тому времени в живых сына были на фронте, поэтому в анкете Л.С. Скворцова в семье записаны всего один мужчина и две женщины – сам Лукьян с женой и, вероятно, его малолетняя внучка (не работница).

Хозяйство Лукьяна Спиридоновича было не богатым, но его нельзя отнести к бедным. Свою роль в том, что семья переселенцев вошла в число сельских «крепких середняков», по-видимому, сыграли и деньги, которые регулярно присылались родителям их сыном Федором, получавшим на фронте после производства в офицеры приличное денежное содержание. Переписью зафиксировано, что в 1916 г. Л.С. Скворцов владел 3 коровами, 1 теленком, 13,5 десятин (около 14 га) своей пашни, из которой одна десятина сдана в аренду. Из них под посевом указано 5,9 десятин: яровой пшеницы 3 дес., овес 2 дес., подсолнух 0,1 дес., горох – 0,3 дес., картофель 0,3 дес., лен 0,1 дес., конопля 0,1 дес.

Лукьян Спиридонович Скворцов переселился в сибирское село Колыванское из села Беломестная Криуша (Криушка, Кривуша) которое получило свое название в 30-х гг. XIX в. – после переселения сюда большой группы однодворцев из Беломестной слободы Лысых гор. Последняя была основана в 1647 г. при строительстве крепости Красный городок и земляного Татарского вала для отражения набегов кочевников. Благодаря книгам тамбовского краеведа Сергея Константиновича Кочукова об истории Лысых гор и окрестных сел, удалось узнать о происхождении и истории рода Скворцовых.

Как оказалось, род Скворцовых (Лысогорских, а позднее и Криушинских) ведет свое начало от одного предка – есаула казаков Беломестной слободы города Шацка Григория Скворцова. В XVII веке Григорий Скворцов, или Гришка Скворец был достаточно известной личностью в тогдашнем русском приграничье, он и его потомки много раз упоминаются в документах различных эпох. Сам Сергей Константинович Кочуков является потомком казака Бориса Кочукова, служившего в XVII веке в одной сотне с Григорием Скворцовым. Другим потомком казаков из Беломестной слободы города Шацка является И.П. Алябьев, издавший сборник документов по истории Шацкого уезда XVII века.

С.К. Кочуков пишет, что наши предки происходили из донских казаков, которые 400 лет назад, согласно договорам с царскими воеводами, пришли на одну из первых засечных линий Московского государства, проходившую тогда через крепость Шацк и встали на защиту южных рубежей Руси от вечно беспокойной степи. Поселились они близ крепости отдельной Беломестной казачьей слободой. Не один десяток нападений выдержал Шацк, и в этих сражениях участвовали казаки из Беломестной слободы.

Документ Разрядного приказа, датированный 1632 г., сообщает, что получено на Москве донесение: «(7)139 же год, прислано из Шацкого (от) есаула казачьего Гришки Скворцова, что посланы из Шацкого за татарами атаманы Марк Бучев да Гришка Долгой с товарищи и сошли (нашли они) татар на речке Ярославке и их побили и переранили и русский полон отбили, а в языцех взяли дву(х) человек; и за ту службу дано ему три рубля да сукно доброе». Еще раньше, в 1622 г., вновь назначенный в Шацк воеводой Иван Юрьевич Плещеев, в соответствии с царскими указаниями, начал проводить смотр всех наличных воинских сил, подчиненных ему. Однако вынужден в челобитной царю жаловаться на непослушание беломестных казаков, отказавшихся являться на смотр, и самым дерзновенным и непокорным отмечал их есаула Гришку Скворца, который и вел от имени казаков переговоры с воеводой.

В 1637 г. в Москву были отправлены «Годовые сметы и росписные списки» по Шацку и другим населенным пунктам. Доставить их первому царю из рода Романовых было поручено Григорию Скворцову, о чем свидетельствует надпись на пакете: «Государю Царю и Великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси. 145 год ноября в 1 день с беломестным казаком с Гришкою Скворцом». С подобными поручениями отправлялись люди грамотные, чтобы в случае надобности они могли дать необходимые разъяснения царю и его вельможам.

Архивы сохранили также «Книги раздаточные» с 1631 г. по 1644 г. о выдаче беломестным шацким атаманам, есаулам и казакам денежного царского жалованья – кормовых денег за службу на засечной черте, среди них есаул Гриша Скворец, получавший 7 алтын в месяц. Среди казаков – получателей царского жалованья значатся также Фома и Панфил Скворцовы. Правильность раздачи кормовых денег каждый раз подтверждалась записью, что «…к сему церкви Архангела Михаила поп Иван (либо)… ясаул Гришка Скворец руку приложил…». Видимо только они двое и были грамотными.

Беломестными казаками этих служилых людей называли потому, что за свою службу по охране южных рубежей они были, как и другие служилые сословия тогдашней Руси, поверстаны (наделены) землей, причем в данном случае землей «обельной», «белой», то есть освобожденной от уплаты налогов и податей. Только воинской службой платили они за царскую милость. А служба была трудной и опасной, об этом свидетельствует челобитная царю, написанная в 1647 г. предположительно все тем же есаулом Скворцом: «…Государю царю и Великому князю Алексею Михайловичу всея Руси бьют челом холопи твои Шацкого города беломестные оттоманы и казаки…в (числе) девяносту восьми человек. По твоему государеву указу посланы мы холопи твои в Шацкой на белые места… служили государеву всякую службу зимою и летом без престану по городу и острогу на короулах у двоих ворот городовых по двадцати и трицати человек…посылали нас воеводы твои в Шацкий уезд для всяких твоих государевых дел… да мы государь, холопи твои были на твоей государевой службе с воеводою Иваном Васильевичем Биркиным и делали с ним Козлов город, да мы же были на твоей государевой службе в Тонбове, с твоим государь стольником и воеводою Романом Бобарыкиным и многажды государь в степь посылаемы были и крымских и ногайских людей грамливали и ныне мы холопи твои з боярином Василием Борисовичем Шереметевым на Ельце, и на Осколе, и на Воронеже. А с Воронежу мы посыльны были в степь за крымскими и ногайскими людьми и тех крымцев с ногаями мы государь на степи дошли и с ними бой учинили. И на том бою у них много татар побили и нас государь многих ранили…». Далее беломестные казаки просят царя не переселять их с семьями на западную часть Белгородской черты, во вновь строящееся Карпово городище (на Муравском шляхе, на реке Ворскле, ныне Яковлевский район Белгородской области).

В ответ на челобитную царь отметил службу беломестцев и указал: «…и в нынешнем 155 (1647) году июня 19 день Царь и Великий князь Алексей Михайлович всея Руси указал шацких беломестных атаманов и ясаулов и казаков послати на жительство в Тонбов, а службою и судом указал государь ведать в Приказе Большого дворца…». Через год в письме уже тамбовскому воеводе Вельяминову царь подтверждает, что «…а на Лысую Гору в прошлом годе нашим указом переселено 100 семей беломестных казаков из Шацка…». Так начиналась их служба на Татарском валу у Беломестного (он же Лысогорский) и Красного городков.

В 1714 г. как «служилые люди полковые казаки Беломестной слободы – Лысых Гор» значатся Федот Иванов сын Скворцов, Лаврентей Иванов сын Скворцов и Григорей Иванов сын Скворцов. В 1719 г. как полковые казаки Тамбовского уезда, Беломестной слободы – Лысых Гор записаны Скворцов Семен Васильев сын, Скворцов Григорий Иванов сын, Скворцов Лаврентий Иванов сын, Скворцов Андрей Иванов сын, Скворцов Федот Иванов сын. Род Скворцовых рос, видимо этим объясняется тот факт, что часть Скворцовых стала «прозываться по уличному» Есауловыми или Эсауловыми в память о своем предке есауле Григории Скворцове.

Рядовой Эсаулов Корней Антипович был призван 2 ноября 1853 года из крестьян села Беломестная Двойня Тамбовского уезда. Воевал в Крыму в составе Брянского пехотного генерал-адъютанта Горчакова полка, который оборонял 3-й бастион и Малахов курган в Севастополе. За участие в боях К. Эсаулову было прибавлено к выслуге лет 11 лет, 5 месяцев, 18 дней, он был уволен в запас в 1859 г. с приписанием к отдельному корпусу внутренней стражи г. Санкт-Петербурга. В настоящее время потомок этой ветви рода Борис Николаевич Эсаулов, уроженец Беломестной Двойни, работает начальником одного из управлений Администрации Тамбовской области.

С расширением границ Российской империи Татарский вал утратил военное значение, а с ним был утрачен и былой статус служилого сословия потомков лысогорских казаков, они стали платить подати и призываться в армию как рекруты. В ревизской сказке по Тамбовскому уезду за 1786 г. отставных солдат и унтер-офицеров, отставленных от воинской службы и переходивших в подушный оклад, в разряд крестьян-однодворцев, был записан Беломестной Слободы солдат Петр Васильевич Скворцов и его жена Ефимия Андреевна.

Новая Беломестная слобода постепенно разрасталась. Ограничения в пастбищах и земельных участках вынудили часть жителей к переселению на свободные земли. По данным С.К. Кочукова, в первой половине XIX века часть потомков есаула Григория Скворцова осталась в Беломестной слободе Лысых Гор, другая часть переехала в новые села Беломестная Двойня и Беломестная Криуша. В Курманаевском районе Оренбургской области есть село Скворцовка, получившее свое название от фамилии своих основателей. В середине XIX века сюда переселился из Беломестной слободы Лысых Гор Скворцов Семен Васильевич, а также Скворцовы Григорий, Лаврентий, Андрей и Федот, видимо братья, так как все имели одно отчество Иванович.

В списке лысогорцев, призванных рекрутами в действующую армию в 1812 г., указаны Скворцов Григорий Осипович, Скворцов Василий Данилович, Скворцов Петр Романович и Скворцов Степан Нестерович. В 1813 г. был призван из Лысых Гор Скворцов Меркул Никитич. В последующих документах упоминается лишь один из пяти Скворцовых, ушедших на войну с Наполеоном. В начале 40-х годов XIX века в списке вернувшихся в село Лысые Горы после 25-летней службы был указан унтер-офицер Степан Нестерович Скворцов.

В августе 1856 г. Александром II было даровано освобождение солдатских детей от принадлежности военному ведомству. В ревизских сказках 1858 г. к крестьянской общине Лысых Гор были приписаны бывшие солдатские дети и кантонисты, обучавшиеся при гарнизонных школах. В списке лысогорцев-солдатских детей и кантонистов, ранее приписанных за военным ведомством, переходивших в сословие государственных крестьян был указан Скворцов Иван Павлович. Это свидетельствует о том, что в первой половине XIX века в русской армии служил его отец Павел Скворцов.

В составе 18-й артиллерийской бригады 14-го армейского корпуса служил канониром 3-й батареи Василий Евстигнеевич Скворцов из Беломестной Двойни. Он начал свою службу в 1869 г., проходил ее в составе 3-й гренадерской артиллерийской бригады, которая была расквартирована в 1866 г. в г. Сувалки, а с 1870 г. – в г. Августов. То есть Федор Скворцов во время Первой мировой воевал в тех же местах, где за полвека до этого проходил воинскую службу один из его родственников. В.Е. Скворцов был удостоен нашивки из желтой тесьмы за 6-летнюю беспорочную службу и в 1875 г. уволен в запас. Накануне Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. он был вновь призван в армию и зачислен в 180-ю артиллерийскую бригаду. За отличие в кампании 1877–1878 гг. Василий Евстигнеевич Скворцов был награжден светло-бронзовой медалью на Георгиевской и Андреевской ленте. На Русско-турецкой войне 18771878 гг. воевали Семен Николаевич Скворцов из Беломестной Криуши и войсковой писарь Василий Ильич Скворцов.

В 14-м Волынском драгунском полку в 1880-е годы служили унтер-офицер Иван Васильевич Скворцов и его односельчане унтер-офицеры Степан Михайлович Очнев и Иван Петрович Леонов. После возвращения домой Очнев Степан у Скворцова Ивана крестил дочку Катерину.

Участником Русско-японской войны 1904–1905 гг. был лысогорец Михаил Николаевич Скворцов, награжденный за свои боевые отличия Георгиевским крестом. На этой войне погиб Михаил Скворцов – один из сыновей переселившегося в Сибирь из Беломестной Криуши Лукьяна Спиридоновича Скворцова.

В книгах С.К. Кочукова приводятся данные о двух представителях рода Скворцовых, которые воевали на Первой мировой войне. В списке убитых и без вести пропавших по Тамбовскому уезду на март 1916 г. значится ратник Скворцов Петр Васильевич (пропал без вести 25.06.1915 г.) и рядовой Скворцов Матвей Прокофьевич (призван в 1915 г., убит в бою 24 мая 1915 г., затем запись что жив, находится на излечении). Очевидно, что их было намного больше, ведь на эту войну было призвано большинство мужчин призывного возраста. Среди воевавших на Германской были и уроженцы Беломестной Криуши Федор и Тимофей Скворцовы, в детском возрасте переехавшие с родителями в сибирское село Колыванское.

В конце 1917 г. на выборах в Учредительное собрание подавляющее большинство голосов в тамбовских селах получили эсеры, за большевиков проголосовало лишь около 20 % избирателей. В ходе Гражданской войны и Антоновского восстания большинство местного населения выступило против большевиков, что повлекло за собой массовые репрессии. В одном из документов тех лет говорилось, что 19–22 июня 1921 г. «войсками 15-й Сибкавдивизии оккупированы были села Беломестная Криуша, Козмодемьяновская Криуша, Беломестная Двойня и Незнановка. Расстреляно бандитов и заложников 154 человека, арестовано и направлено в концлагерь около 1000 членов семей бандитов, 63 дома сожжено, разрушено и передано пострадавшим от банд». Среди выселенных неблагонадежных элементов был указан Скворцов Иван Исаевич, осенью 1921 г. в списке вредных элементов, мешающих строительству советской власти и подлежащих выселению из Беломестной Криуши указана семья Скворцова Павла Васильевича.

Многие представители рода Скворцовых сражались на фронтах Великой Отечественной войны. На Ленинградском фронте воевал родившийся в Лысых Горах в разгар Антоновского восстания Василий Григорьевич Скворцов (1920–1967). На своей полуторке он возил по «Дороге жизни» продукты и боеприпасы в осажденный город по льду Ладожского озера.

В ожесточенных боях под Ржевом воевал в составе 353-го стрелкового полка 4-й Ударной армии Калининского фронта призванный из Лысых Гор Сергей Ильич Скворцов, 1915 г.р. «В бою с 13.09.1942 на 14.09.1942 тов. Скворцов уничтожил 7 фашистов. Вынес с поля боя раненого бойца. Личным примером увлекал бойцов в атаку, находясь в первых рядах». За этот бой Сергей Скворцов был удостоен медали «За Отвагу».

В 1941 г. ушел на фронт добровольцем Иван Андреевич Скворцов из Беломестной Двойни. Он был связистом 84-го Гвардейского полка реактивных минометов, воевал под Сталинградом, на Курской дуге, участвовал в боях в Восточной Пруссии и штурме города-крепости Кенигсберг. За взятие города Браунсберг полк был удостоен ордена Суворова и стал трижды орденоносным. Приказом командования гвардии красноармеец радиотелеграфист 1-го Гвардейского минометного дивизиона Скворцов Иван Андреевич (1924 г.р., беспартийный, русский) был награжден медалью «За Отвагу» за то, что 25 апреля 1945 г. вместе с разведкой переправился на косу Фриш-Нерунг и, развернув рацию, с опасностью для жизни, под артиллерийским обстрелом противника передал сообщение о действиях обнаруженной артиллерийской батареи противника. Залпом дивизиона огонь указанной артиллерийской батареи противника был подавлен.

В Восточной Пруссии вновь пересекаются судьбы разных поколений рода Скворцовых: Иван Андреевич Скворцов со своими реактивными «катюшами» победоносно завершил ратное дело воевавшего здесь в 1914–1915 гг. сибирского стрелка Федора Лукьяновича Скворцова.

На мемориальных досках памятника погибшим на Великой Отечественной войне в селе Лысые Горы указаны фамилии 731 воина-лысогорца. Среди них Скворцов А.Н., Скворцов А.П., Скворцов А.Т, Скворцов В.П., Скворцов Г.Т, Скворцов Д.П., Скворцов И.И., Скворцов М.А., Скворцов Ф.Г.

В книге памяти Тамбовского района есть список из почти сорока имен Скворцовых, вернувшихся в родные села с Победой. Воевавших на войне Скворцовых было намного больше, так как в книгу памяти Тамбовского района не были включены погибшие на фронте, а также те, кто после войны сменил прежнее место жительства (среди них воевавший под Ржевом Сергей Ильич Скворцов).

После Великой Отечественной войны представители рода Скворцовых продолжали служить в рядах Советской армии. Уроженец села Лысые Горы Василий Скворцов в 18 лет оказался в охваченном войной Афганистане. В 1981–1983 гг. вместе со своими односельчанами Колодиным и Леоновым он был водителем роты «наливников», перевозивших горючее из Шенданта в Кандагар. Колонны в каждом рейсе обстреливались душманами, приходилось сбрасывать горящие бензовозы с горной дороги, выносить и вывозить своих раненых и обожженных товарищей из-под огня. Василий Скворцов воевал почти два года, был дважды ранен, награжден медалью «За Отвагу».

Многие потомки есаула Гришки Скворца продолжают ратную службу: в Тамбовском авиационно-инженерном училище преподавал Василий Иванович Скворцов; без малого четверть века служил в Тамбовском высшем военном училище летчиков им. М. Расковой Геннадий Скворцов; заместителем начальника уголовного розыска Отдела УМВД по Тамбовскому району является подполковник Юрий Алексеевич Скворцов; долгие годы служил в УГРО, позже возглавлял Центр кинологической службы Тамбовского УВД подполковник Виктор Олегович Скворцов; в одном из подразделений областного УВД проходит службу Антон Скворцов; воевал в Чечне Юрий Скворцов.

Род Скворцовых оказался настолько многочисленным и крепким, что, несмотря на все войны и исторические потрясения, на Тамбовщине до сих пор проживает довольно много потомков шацкого есаула Гришки Скворца. Другие оказались рассеяны по всей России и за ее пределами. Будем надеяться, что и в будущем его потомки принесут много пользы своему Отечеству.

Теперь вновь вернемся к истории семьи Федора Лукьяновича Скворцова. В начале XIX века жители Лысых Гор, в том числе Скворцовы, основали на близлежащих землях многие новые поселения, среди которых была Беломестная Криуша. В 1880-х гг. началось интенсивное переселение тамбовских жителей в районы Урала, Сибири и Дальнего Востока. К началу XX века из губернии выехало около 100 тысяч душ обоего пола. Главной причиной выезда со старого места жительства было малоземелье: «Земли мало стало, на землю захотелось, под деревнями земли было больше, чем под пашнями, кола вырубить негде, скотине утеснение».

Вероятно, малоземелье вынудило Лукьяна Спиридоновича Скворцова в 1890 г. вместе с женой и маленькими детьми переселиться из Беломестной Криуши в село Колыванское. В архивных документах есть сведения о его четырех сыновьях: Максиме (предположительно 1880 г.р.), Михаиле (1882 г.р.), Федоре (род. 13 апреля 1884 г.) и Тимофее (1886 г.р.). После переселения связи с родным селом не были прерваны, о чем свидетельствует денежный перевод, отправленный в январе 1915 г. подпрапорщиком Федором Скворцовым для Евдокии Ивановны Уваровой, по адресу Тамбовская губерния, Лысогорская волость, Беломестная Кривушка.

Те переселенцы, которые решали поселиться в Колыванском, так объясняли свой выбор: «На жительство выбрали красивое село Колыванское. Сосновый бор и березовые перелески – значит, есть зверь, грибы, ягоды; река – стало быть, без рыбы не останемся». Большим испытанием для переселенцев и старожилов стала эпидемия холеры в 1893 г. По воспоминаниям, в это время «люди умирали прямо на улице, на ходу». Хоронили их очень быстро, чтобы зараза не распространялась далее: человека порой даже клали не в гроб, а в колоду или заворачивали в кошму и закапывали не на сельском кладбище, а отдельно, «на холерном».

Как и все местные крестьяне, Скворцовы работали от зари до зари. В хозяйстве нужна была каждая пара рабочих рук, это способствовало ранним бракам и высокой рождаемости в крестьянских семьях. Все сыновья Лукьяна Спиридоновича женились рано: Михаил в возрасте 18 лет в 1900 г. женился на Анне, 16-ти лет. Тимофей в 1906 г. в свои 20 лет женился на крестьянской дочери девице Дарье Петровне Карповой, 19 лет.

Записи о браке Максима Лукьяновича найти не удалось, однако в Метрической книге Казанской церкви села Колыванского за 1901–1908 гг. имеется запись о рождении и крещении его сына Димитрия, которое имело место 30 мая 1904 г. Указано, что родители – Тамбовской губернии Лысогорской волости села Беломестной Криушки крестьянин Максим Лукианов Скворцов и законная жена его Пелагея Евдокимовна. Восприемники (крестные отец и мать) – села Колыванского крестьянин Федор Лукианов Скворцов и города Барнаула мещанская жена Анна Семенова Саморукова. Таким образом, мой дед Дмитрий Скворцов был не только племянником, но и крестным сыном своего дяди Федора Лукьяновича Скворцова.

В 1905 г. старший из братьев, мой прадед Максим Лукьянович Скворцов умер от скоротечной чахотки. 29 января 1906 г. в церковной книге была сделана запись, что хабаровский мещанин запасной рядовой Иван Иванов Балабаев, 33 лет, женился первым браком на вдове села Колыванского крестьянке Пелагее Евдокимовне Скворцовой, вторым браком, 24 лет. Можно понять желание молодой вдовы с маленьким ребенком на руках устроить свою судьбу путем повторного брака. Но вряд ли семья Скворцовых отнеслась к такой поспешности с одобрением. Этот брак не был счастливым, в написанной в декабре 1939 г. автобиографии Дмитрия Скворцова он даже не упоминается: «После смерти отца мы остались вдвоем с матерью и до 10 полных лет я жил на ее иждивении, она деревенская портниха. В 1915 г. мать потеряла зрение и мой дедушка, ее отец, взял нас на иждивение к себе. Дедушка проживал в селе Барнаульское и занимался портняжеством, а сыновья его жили по батракам у местных кулаков».

На Русско-японской войне погиб второй из братьев Скворцовых – Михаил Лукьянович. Об этом свидетельствует запись в церковной книге от 20 мая 1906 г.: запасной рядовой из крестьян села Барнаульского Алексей Иванов Куляшов, 24 лет, женился вторым браком на села Колыванского вдове солдатке Анне Иванове Скворцовой, вторым браком, 24 лет. До этого были записи о рождении, крещении и смерти в раннем возрасте двух детей Михаила и Анны – Марфы и Матвея.

Теперь, после краткого изложения найденных сведений о семье Скворцовых, вернемся к биографии нашего главного героя Федора Лукьяновича Скворцова. В Метрической книге Казанской церкви села Колыванского за 1901–1908 гг. о бракосочетавшихся есть запись, что 10 ноября 1903 г. Шадринской волости села Колыванского Федор Лукианов Скворцов, 19 лет, женился первым браком на села Колыванского крестьянской дочери девице Пелагее Петровне Будюкиной, 18 лет. Поручители: по женихе – села Колыванского крестьяне Антоний Михайлович и Михаил Флорович Пудовкины. По невесте: села Колыванского крестьяне Борис Павлович Стебенев и Иван Аггеевич Ельников.

В той же Метрической книге, в разделе об умерших записано, что за пять месяцев до этого – 10 июня 1903 г. умер от холеры, через два дня был отпет в Казанской церкви и похоронен отец невесты – Шадринской волости села Колыванского отставной рядовой Петр Никитич Будюкин, 52 года. Вскоре после свадьбы в той же книге записано, что 22 ноября 1903 г. умер от коклюша брат Пелагеи – крестьянина Петра Никитича Будюкина сын Семион, 2 лет. В переписи 1916 г. домохозяином в селе Барнаульском значится старожил Егор Петрович Будюкин, брат Пелагеи Петровны.

Согласно послужному списку, записанному со слов Федора Лукьяновича Скворцова в июле 1918 г. при призыве в Белую армию, он начал свою службу в Русской Императорской армии 1 января 1906 г. Начало его армейской службы совпало с революционной смутой и волнениями в полку. В том же году, что и Ф.Л. Скворцов, был призван в армию Петр Ефимович Щетинкин, будущий командир красных партизан в Сибири. Много лет они служили в одном полку и большую часть Первой мировой войны сражались бок о бок.

В 1906 г. срок службы в армии был сокращен до 3 лет в пехоте и до 4 лет в остальных войсках. За три года П.Е. Щетинкин дослужился до звания старшего унтер-офицера и командира взвода. Видимо, тот же путь прошел Ф.Л. Скворцов, который после окончания трехлетнего срока службы добровольно остался на сверхсрочную. Такой выбор для потомка шацкого есаула, представителя рода с многовековыми традициями ратной службы, представляется совершенно логичным.

Петр Щетинкин демобилизовался из армии зимой 1909 г. и стал жить в расположенной по соседству с Ачинском деревне Красновке, где женился на крестьянской дочери Вассе Андреевне Черепановой. Однако работа сельским плотником продолжалась недолго и уже летом 1911 г. он подал рапорт с просьбой о зачислении на сверхсрочную службу в тот же 29-й Сибирский стрелковый полк, в котором вновь стал командиром взвода. У Петра и Вассы Щетинкиных было несколько детей, у Федора и Пелагеи Скворцовых 12 апреля 1912 г. родилась дочь Александра.

Ф.Л. Скворцов и П.Е. Щетинкин закончили школу подпрапорщиков и были произведены в подпрапорщики первый 20 декабря 1911 г., второй – немного позднее. В этом звании оба пошли на Первую мировую войну в составе 2 батальона 29 Сибирского стрелкового полка, П.Е. Щетинкин в 5 роте, Ф.Л. Скворцов в 6 роте. Многие награды были ими получены за отличия в одних и тех же боях.

Свои первые Георгиевские кресты Ф. Скворцов и П. Щетинкин получили во время наступления русской армии в сентябре-октябре 1914 г. в районе польского города Августов. Основной удар наносился силами 10-й армии, в составе которой был 3-й Сибирский армейский корпус. В результате тяжелых боев русским войскам удалось нанести немцам поражение и занять Августовские леса. Затем 10-я армия выдержала германский контрудар под Сувалками и в начале октября вступила в Восточную Пруссию.

Действия сибирских полков в Августовском сражении подробно описываются П.А. Новиковым в неопубликованной статье о 3-м Сибирском армейском корпусе: «13 сентября корпуса 10-й армии получили приказ наступать по сходящимся направлениям. После боев 14–15 сентября у деревень Нетты и Жарново 3-й Сибирский корпус выбил немцев из Августова, вынудив противника отойти по шоссе на Сувалки. 16 сентября бойцы корпуса провели в Августове и его окрестностях, занимаясь укреплением позиций. В полночь с 16 на 17 сентября получено приказание «выступить на Сувалки (на север) для действий против сообщений противника, начавшего общее отступление (на запад) из Сувалкской губернии.

…Немецкая 3-я резервная дивизия отошла на главную укрепленную позицию к северу от Ольшанки, где в ночь на 18 сентября отбила две русские атаки. Русская артиллерия огня не открывала, частью даже приготовив орудия к походу. Днем 18 сентября планировалось продолжить атаки… Однако 18 сентября германцы сосредоточили против 3-го Сибирского корпуса значительные силы и перешли в энергичное наступление против левого фланга русских… Прорыв германцев не удался благодаря свежим батальонам корпусного резерва, из 26-го и 27-го Сибирских полков и могущественной поддержке артиллерии правой колонны… Тем временем левая колонна генерала Редько (29-й и 30-й Сибирские полки) двигалась к Сувалкам. Марш продолжался, несмотря на очень опасное положение, так как по проходе д. Ходорки противник, занимавший Рачки, был с фланга и тыла дивизии. Поэтому у Ходорки был оставлен заслон из 30-го Сибирского полка полковника М.В. Ижицкого с частью 8-й Сибирской артбригады. Основная часть колонны с тремя батареями к полудню достигла шоссе Рачки-Сувалки.

Немцы «силами целой дивизии» с утра 18 сентября атаковали заслон Ижицкого от д. Суха-Весь, громя его многочисленной артиллерией. 30-й Сибирский полк геройски держался, несколько раз переходил в контратаки во главе с командиром… Услышав в тылу звуки горячего боя и получив сведения, Редько развернул колонну, оставив на северо-восточной опушке леса небольшой арьергард, вступивший в перестрелку с немцами. 29-й Сибирский полк с тремя батареями занял позиции у д. Стоки и д. Концебор, из которых горная поддерживала арьергард. Несмотря на помощь, 30-й Сибирский полк, потеряв 50 % солдат, 75 % офицеров и 5 орудий, отошел к лесу позади Кириановки. Справа 29-й полк также не выдержал страшного ружейного и орудийного огня и, потеряв 50 % состава, отступил к лесу Ур. Барсуки.

…Потери в боях 17–20 сентября выразились в цифрах, не поддающихся прямому сравнению: 7-я Сибирская дивизия – убито 9 офицеров и 123 нижних чина, ранено 19 офицеров и 629 солдат, без вести пропало 130 нижних чинов. Полки 8-й Сибирской дивизии потеряли: 29-й – 30 офицеров и 1998 нижних чинов, 30-й – 64 и 2041, 32-й – 12 и 767 соответственно. Ходорка для 3-го Сибирского корпуса стала символом «ожесточенных непосильных боев»».

Свой первый Георгиевский крест 4 ст. (№ 28140) Ф.Л. Скворцов получил за то, что во время ночной атаки противника, расположенного у д. Выселка Стоки 19 сентября 1914 г. своей личной неустрашимостью подавая пример нижним чинам и воодушевляя их, «первым бросился в штыки». У П.Е. Щетинкина в представлении за тот же бой использована та же формулировка, лишь в конце написано немного иначе: «Сам был впереди» (ГК 4 ст. № 28130). Всего в 5 роте за сентябрьские бои 1914 г. было награждено Георгиевскими крестами пять человек, в 6 роте – семь человек: подпрапорщики Алексей Илюшин и Федор Скворцов, младший унтер-офицер Антон Лапин, ефрейтор Иван Милицин, стрелки Иван Черепанов, Сафаргалей Садресламов и Федор Маясов.

Описание боя имеется в рапорте командира 2 батальона и в других полковых документах. В них говорится, что 19 сентября 1914 г. во время ночной штыковой атаки 2-м батальоном деревни Выселки Стоки оборонявшиеся немцы подожгли несколько зданий и открыли по батальону убийственный пулеметный и оружейный огонь. Из-за темноты роты перемешались, немцы стреляли из домов и окопов, много раз кричали ура, что дезориентировало сибирских стрелков, которые принимали противника за свой соседний батальон. Несмотря на тяжелое положение, батальон несколько раз бросался в штыковые атаки и лишь утром, когда обнаружились громадные потери и отсутствие поддержки других частей, остатки батальона были вынуждены отступить.

Ценное свидетельство о боях в районе г. Августов дает в своей книге воспоминаний полковник Б.Н. Сергеевский, в то время начальник службы связи Ставки Верховного главнокомандующего. Он не был свидетелем боев, но их страшные последствия увидел собственными глазами 21 сентября 1914 г. «На выходе из леса в сторону м. Рачки, вблизи развалин сгоревшей деревни, я видел холм, на котором лежали почти сплошь, а местами друг на друге русские и германские трупы. Здесь, очевидно, прорывались из леса Сибирские стрелки, считавшие себя окруженными. Поле между опушкой леса и этим холмом, около полуверсты глубиною, сплошь было покрыто трупами, лежавшими в 2–3 шагах один от другого. Уже недели через две, после того, как трупы и русских, и германцев были убраны, местные крестьяне нашли в лесу еще 600 убитых германцев, сложенных правильными рядами, видимо, для погребения».

В течение нескольких дней исход ожесточенных боев под г. Августов был неясен. Как свидетельствует Б.Н. Сергеевский, штаб 10-й армии уже приказал отступать, но командир 3-го Сибирского армейского корпуса Родкевич не исполнил приказ, донеся, что продвижение соседних соединений на Сувалки и Пиавно «приведут к блестящим результатам». Приказание об отступлении было отменено и отдано другое – об энергичном наступлении всеми корпусами армии. 20 сентября части 2-го Кавказского корпуса освободили Сувалки, более месяца занятые немцами. 21 сентября 1914 г. немцы были вынуждены отступить обратно в Восточную Пруссию.

Августовские леса были очищены от неприятеля, войска 10-й армии захватили до 3000 пленных и 20 орудий. Как подчеркивает П.А. Новиков, «бои дали русским успех и сознание своей силы, противнику – огромные потери и панический ужас перед русским штыком, перед возможностью лесного штыкового боя. Напротив сибирским стрелкам нравилось действовать в лесах, где было «свободнее» от артиллерии».

В боях под г. Августов 29 сибирский полк нанес большой урон противнику, но потерял половину личного состава. Согласно полковым документам было убито 10 офицеров, 15 ранено, 2 пропали без вести, из нижних чинов было убито 423, ранено 1002, без вести пропали 573.

Ф.Л. Скворцов и П.Е. Щетинкин вновь сражались бок о бок в конце ноября 1914 г., когда немецкие войска попытались перейти в наступление. Начались тяжелые бои на линии укрепленных позиций Мазурских озер у дер. Марцинаволя. В полковом журнале боевых действий зафиксировано, что 29 ноября 1914 г. над окопами сибирских стрелков расстилался такой густой дым от взрывов, что ничего не было видно. Неприятельская артиллерия стреляла настолько удачно, что во многих местах стрелки были засыпаны землей, все окопы были приведены в совершеннейшую негодность..

У П.А. Новикова приводятся краткие сведения об этом бое: «29 ноября с 8.00. артиллерийский огонь по всему фронту 7-й Сибирской дивизии, с 9.00. – неприятельские цепи, а с 11.00. – наступление противника. 29-й Сибирский полк у д. Марциноволя тремя ротами контратаковал, но под сильным пулеметным огнем отошел. К 19.00. наступление германцев отбито».

В наградном листе подпрапорщика Ф.Л. Скворцова говорится, что во время боя у д. Марцинаволя, 29 ноября 1914 г. он, командуя полуротой и находясь в передовых окопах, личным мужеством и храбростью содействовал отбитию атаки противника, бросившегося на окопы в превосходных силах, и, несмотря на сильный артиллерийский огонь, совершенно почти разрушивший окопы, удержал порученный ему участок. За это Ф. Скворцов был награжден Георгиевским крестом 3 ст. № 3079.

Подпрапорщик П.Е. Щетинкин, 29 ноября 1914 г. за выбытием офицеров роты во время боя под дер. Марцинаволя принял на себя командование 5-й и полуротой 6-й роты, нижние чины которых перемешались между собой вследствие того, что люди бросились в штыки для контратаки, а также часть окопов была разрушена и засыпана неприятельской артиллерией. Подпрапорщик Щетинкин своими личной храбростью и спокойствием восстановил порядок в ротах и продолжал поражать отступавшего противника огнем и под огнем неприятеля восстановил разрушенные окопы. За означенный подвиг он был награжден Георгиевским крестом 2 ст. № 5138. Всего за этот бой в 5 роте к Георгиевским крестам было представлено тринадцать, в 6 роте – пять нижних чинов.

В декабре 1914 г. русские войска в Восточной Пруссии попытались перейти в наступление, хотя имевшиеся в районе Мазурских озер силы и средства были явно недостаточными для прорыва укрепленных немецких позиций. Попытка была неудачной, сибирские полки понесли большие потери.

Вот как описывает события П.А. Новиков: 3-му Сибирскому корпусу, усиленному 5-й стрелковой бригадой, 12 декабря приказано овладеть Папродкенскими высотами и позициями на высотах 167 и 160 у д. Руден. Во время атаки 26-го Сибирского полка соседние 18-й и 19-й стрелковые полки частью залегли перед немецкой проволокой, частью отступили. В 9.00. их усилил батальон 29-го Сибирского полка, но атаки отбиты. В 14.00. добавлен еще один батальон и отдан категорический приказ атаковать. В 18.00. двинулся батальон 19-го стрелкового полка. В 19.30. он занял Цу Марциноволю, но слишком поздно для 26-го Сибирского полка. Немцам удалось окружить прорвавшиеся батальоны сибиряков, остатки которых, «понесшие большие потери сдались». Горстке вырвавшихся помог огонь укрывавшейся с утра на южной опушке Папродкенского леса горной батареи. К 24.00. части вернулись на исходные позиции.

Через 52 года после декабрьских боев в Восточной Пруссии в издававшемся в Париже журнале «Военная Быль» происходившие события были описаны участником боев, бывшим офицером 26-го ССП Павлом Шапошниковым: «…Так продолжалось до русского Рождества 25 декабря 1914 г. Не знаю, в каком штабе зародилась мысль атаковать немецкие предфортовые окопы, хорошо укрепленные. Может, в штабе корпуса, может – армии. Только приказано было нашей дивизии атаковать именно в эту ночь окопы противника. Вероятно, рассчитывая, что немцы будут не так бдительны, зная, что это для русских – святая ночь. По диспозиции 26-й Сибирский стрелковый полк шел впереди, за ним 25-й, а 2-я бригада – 27-й и 28-й – в поддержке. 3-й и 4-й батальоны должны первые нанести удар. Командующий операцией – генерал-майор Мясников, командир 2-й бригады».

В начале боя П. Шапошников был ранен и дальнейшее излагается на основе полученного им в госпитале письма полкового доктора П.Ф. Швецова: «Ваш 3-й батальон с рассветом, часов в 7 утра, оказался отрезанным. Немцы перешли в наступление справа от нас, по замерзшему болоту, так как соседние с нами части не продвинулись и не перешли в наступление. Остатки батальона, окруженные и понесшие большие потери, сдались. Спаслись только раненые, вынесенные за канал, в тыл, в начале боя».

В полученном П. Шапошниковым письме от адъютанта полка поручика Федорова говорилось: «Тебя и других оставшихся в живых полк представил к наградам, но начальник дивизии (генерал Трофимов) все представления отклонил. Успеха не было! Назначена комиссия для расследования: кто виноват в неоказании поддержки прорвавшимся батальонам? Винят Мясникова, а он – соседей».

За отличия в этом бою были награждены лишь единицы, причем в списке нижних чинов 6 роты 29-го полка, представленных к Георгиевским крестам, значилась всего одна фамилия – подпрапорщика Федора Лукьяновича Скворцова. Как записано в полковом журнале военных действий, 12 декабря 2 батальон все время находился на участке 19 полка, передвигаясь с места на место по ходам сообщения, где и потерял 8 человек убитыми, 28 ранеными и сильно контуженым прапорщика Барсова (командовавшего 6 ротой).

Ф. Скворцов был награжден Георгиевским крестом 2 ст. за то, что «12 декабря 1914 г. в бою у д. Марцинаволя, когда из строя выбыли все офицеры, принял командование ротой, проявил необыкновенное спокойствие, мужество и распорядительность». В ходатайстве о награждении командира 2 батальона подполковника Лачинова говорится: «Ходатайствуя о награждении, со своей стороны присовокупляю, что задача, выпавшая на долю подпрапорщика Скворцова была при обстоятельствах наиболее трудных. Батальон, служа поддержкой 19-му стрелковому полку, естественно смешался с ним, и тем труднее было еще разобраться, что смешались батальоны одного наименования. Несмотря на все это, подпрапорщик Скворцов, справился с заданием безукоризненно, вполне заменив отсутствующих офицеров».

В Приложении к приказу № 32 от 12.03.1915 г. по 3-му САК говорится о награждении Федора Скворцова Георгиевским крестом 2 ст. (№ 2119) за то, что «в бою у дер. Марцинволя, когда из строя выбыл ротный командир за отсутствием младших офицеров, принял во время боя командование ротой и удержал порядок в роте до прибытия старше себя, командуя ротой с 10 часов утра до конца боя и проявив при этом необыкновенное спокойствие, мужество и распорядительность». По данным П.А. Новикова, общие потери корпуса за 12 декабря 1914 г. составили 28 офицеров и 2706 нижних чинов. Благодаря грамотным действиям подпрапорщика Ф. Скворцова больших потерь в 6-й роте удалось избежать.

В конце января 1915 г. началась вторая Августовская операция, или, как ее назвали немцы, Зимнее сражение в Мазурии. За свое участие в этих боях Ф.Л. Скворцов и П.Е. Щетинкин были награждены Георгиевскими крестами 1 степени. Таким образом, через полгода после начала войны они в числе первых воевавших на Германском фронте русских воинов становятся Полными Георгиевскими кавалерами.

По приказу командования полк начал отступление из Восточной Пруссии в ночь с 27 на 28 января 1915 г. Немцы вели преследование и стремились окружить отступавшие русские части. Начавшемуся рано утром 29 января 1915 г. немецкому наступлению на позиции 29-го ССП благоприятствовала сильная метель, не позволявшая рассмотреть человека дальше 100 шагов; метель засыпала окопы, винтовки и пулеметы покрывались ледяной коркой и отказывали в действии. Связи с соседним 31-м полком не было и противнику удалось охватить левый фланг полка. 2 батальон получил приказание атаковать противника во фланг. В результате этой атаки угроза окружения была ликвидирована, немцы отброшены, в плен захвачены 1 офицер и 28 нижних чинов.

За бой 29 января 1915 г. Ф.Л. Скворцов и П.Е. Щетинкин были награждены Георгиевскими крестами 1 ст. (№ 363 и № 295 соответственно), причем с одной и той же формулировкой: «Во время атаки противника у дер. Червонкин личной неустрашимостью подавая пример нижним чинам и воодушевляя их, первым бросился в штыки». В представлении указывалось, что подпрапорщик Скворцов был ранен в бою.

8 февраля 1915 г. 3-му Сибирскому корпусу было приказано начать наступление для выручки частей окруженного немцами 20 корпуса генерала Булгакова. 29-й полк перешел реку Бобр, занял дер. Остров и, несмотря на понесенные потери, готовился продолжить наступление. Однако после получения сведений о гибели 20-го корпуса полку было приказано перейти к обороне. Части 8-й дивизии понесли большие потери от перекрестного артиллерийского огня, и им было разрешено отойти на южный берег реки Бобр.

Вскоре отступление русской армии закончилось. 17 февраля 1915 г. 1-я, 10-я и 12-я армии Северо-Западного фронта перешли в наступление севернее Сувалок и нанесли поражение немецким войскам, которые вновь были отброшены на территорию Восточной Пруссии.

29-й полк принимал участие в этих тяжелых боях, Федор Скворцов в бою с германцами 17 февраля 1915 г. у д. Остров получил сквозное пулевое ранение мягких частей правого бедра. В документах наградного дела Ф.Л. Скворцова в белой Сибирской армии записано, что в боях на реке Бобр он был ранен и контужен. Согласно полковым документам, из госпиталя в полк подпрапорщик Скворцов вернулся через четыре месяца – 24 июня 1915 г., что свидетельствует о тяжести полученных им ранения и контузии.

В начале августа 1915 г. немцы начали наступление на Минск, 10-я германская армия наступала между реками Вилия и Неман, стремясь обойти Вильно с севера и окружить 10-ю армию генерала Родкевича. Здесь завязались ожесточённые встречные бои, в которых русские войска сумели удержать свои позиции.

Немецкое наступление на позиции 8-й Сибирской стрелковой дивизии началось утром 13 августа 1915 г. 29-й полк находился в гуще военных действий, под огнем тяжелой артиллерии. И вновь ввиду больших потерь среди офицеров исход боя во многом зависел от младших офицеров и подпрапорщиков. Как свидетельствует полковой журнал военных действий, 14 и 15 августа 1915 г. все чины 2-го батальона были на высоте своего призвания, а после выбытия из строя почти всех офицеров особенно отличились прапорщик Илюшин, прапорщик Нудатов и подпрапорщик Скворцов.

Подпрапорщик Скворцов вступил в командование 6 ротой, несмотря на неприятельский огонь, держал роту в полном порядке, умело распоряжался ее действиями, лично руководя укреплением ее и разведкой, укрепил настолько умело позицию, что, несмотря на повторные атаки немцев, все они были отбиты, при этом всюду и везде подавал собою пример воинской доблести. Прапорщик Ржакенский контуженный остался в строю и довел дело до конца, отразив все атаки противника. Подпрапорщик Щетинкин, принявший под свою команду смешанную часть из 7-й, 8-й и 12-й рот, привел эти отдельные части в порядок, отбил атаки противника и привел в порядок разрушенные окопы.

Подпрапорщик Скворцов 15 и 16 августа укрепил позицию, приведя ее в такое состояние, что в бою 17-го явилась возможность выдержать натиск противника и артиллерийский обстрел, затем по выбытии из строя подпоручика Одинцова, самостоятельно отбил атаку произведенную вечером, привел все в порядок, во всем подавал пример распорядительности и доблестного исполнения долга.

Об ожесточенном характере боев свидетельствует адресованная командиру полка рукописная записка, написанная 5 сентября 1915 г. командиром 2 батальона: «Доношу, что положение скверное, в дополнение моего донесения добавляю, что немцы накапливаются в лощине от Быстрицы между взводами 7-й и 2-й рот. Необходимо принять серьезные меры, батальон, то есть, скорее остатки без всякого резерва и с окопами на скорую руку, натиска не выдержит. От нашей артиллерии помощи никакой. Немцы засыпают снарядами. Немцы окапываются против 2-й роты и благодаря тому, что она под углом, то расположение 5, 6, 7 и 8 рот обстреливают в тыл. Жду распоряжения. Подполковник Лачинов».

Сдерживая наступление немцев, полк понес большие потери. 17 августа 1915 г. ввиду потери всех офицеров в их ротах подпрапорщику Скворцову, было приказано вступить во временное командование 6-й ротой, подпрапорщику Щетинкину – 7-й ротой.

Сибирским полкам и другим, сражавшимся на этом участке фронта частям русской армии, удалось остановить наступление немцев. Удержав район Вильно, русские войска во встречных боях нанесли противнику значительный урон.

С 17 августа 1915 г. подпрапорщики Скворцов и Щетинкин, как представленные к производству в прапорщики и занимающие офицерские вакансии, начинают получать порционные деньги в половинном размере против оклада младшего офицера. За боевые отличия они были произведены в прапорщики армейской пехоты: Щетинкин в августе, Скворцов в сентябре 1915 г. Через год высочайшим приказом от 28 августа 1916 г. прапорщики Скворцов и Щетинкин были произведены в подпоручики со старшинством первый с 15 декабря, второй с 21 декабря 1915 г.

Произведенные в офицеры начинали получать соответствующие оклады и исключались из числа нижних чинов полка, снимались с провиантского, приварочного и чайного довольствия. В октябре 1915 г. полковым приказом стрелок 6 роты Николай Севастьянов был зачислен денщиком к прапорщику Скворцову. Затем его денщиком был стрелок Сафа Галимов, который после отмены этого «старорежимного института» в мае 1917 г. по своей воле остался у Ф. Скворцова вестовым для личных услуг и для ухода за лошадьми.

В полковых приказах за август-октябрь 1915 г. зафиксировано много денежных переводов от Ф.Л. Скворцова в адрес его отца, жены, родственников и знакомых в Колыванском и в Беломестной Криуше, раненым однополчанам в госпитали и предположительно вдове подпрапорщика А. Зверева из соседней 7-й роты. Примечательны и денежные переводы настоятелю обители иеросхимонаху Петру с братиею в Старый Афон (22 сентября 1915 г.) и настоятелю Киево-Печерской Лавры г. Киева (9 октября 1915 г.). По последнему адресу одновременно с Ф. Скворцовым отправил перевод и стрелок его роты Иван Черепанов.

Переводы, которые были отправлены в это время Ф. Скворцовым, свидетельствуют о стремлении поддержать родных и близких, подвести черту под какими-то земными делами и расчетами. Возможно, имело место и стремление верующего человека выразить свою благодарность за спасение на поле боя, за производство в офицеры, попросить у Бога дальнейшего заступничества путем отосланных в православные монастыри пожертвований.

В начале следующего года полк был отведен с передовой в резерв корпуса. Прапорщику Скворцову был разрешен кратковременный отпуск с 20 января по 10 марта 1916 г. Его возвращение в полк совпало с началом наступления русских войск у оз. Нарочь.

По должности прапорщик Ф. Скворцов был младшим офицером 6-й роты, однако в условиях хронической нехватки в полку офицеров часто получал приказ вступать во временное командование разными ротами. В боях у озер Нарочь и Вишневское в составе группы генерала Балуева он командовал 11-й ротой.

Наступление русских войск в районе Двинска и озера Нарочь продолжалось с 5 по 17 марта 1916 г. Оно проводилась по просьбе союзников в связи с тяжёлым положением под Верденом с целью отвлечь возможно больше германских войск с Западного фронта. При успешном развитии операции планировалось отбросить германские войска за границы России. В Нарочской операции участвовали корпуса Северного и Западного фронтов (всего около 600 тысяч человек). Им противостояло свыше 6 германских корпусов (500 тысяч человек).

Наибольших результатов добилась 2-я русская армия, в составе которой воевал 3-й Сибирский армейский корпус. Южнее озера Нарочь она вклинилась в оборону 10-й германской армии на 2–9 км. Ожесточённые атаки русских войск с трудом сдерживались противником. Однако операция не получила развития: наступление совпало с началом весенней распутицы, велось разрозненно, на узких участках фронта.

Наступательные действия были остановлены, когда распутица обратила все пространство боев в покрытое водой болото. Как признавало русское командование, наступление не дало существенных результатов, войска понесли большие потери. Только 2-я армия – около 78,5 тысяч убитыми и ранеными. 10-я германская армия потеряла 30–40 тысяч человек убитыми и ранеными. При этом, несмотря на неудачу, Нарочская операция оказала существенное влияние на ход боевых действий союзников во Франции. Она не только сковала около полумиллиона немецких войск на Восточном фронте, но и вынудила германское командование на две недели прекратить атаки на Верден и перебросить часть своих резервов (свыше 4 дивизий) на Восточный фронт.

Как свидетельствует полковой журнал военных действий, 29-й полк пошел в наступление 10 марта перед рассветом. Пользуясь темнотой 1-й и 4-й батальоны (в последнем одной из рот командовал П. Щетинкин) прошли лес, перерезали проволочное заграждение и быстрым натиском заняли окопы противника, захватили в плен 7 солдат 249-го полка. Когда рассвело, немецкая артиллерия открыла сильный огонь, но попытки немцев вернуть свои окопы были отбиты. В последующие дни в условиях весенней распутицы сибирским стрелкам не удалось развить первоначальный успех и захватить высоту «Фердинандов нос». Полк понес большие потери, в числе контуженных был прапорщик Щетинкин. В ночь на 21 марта 1916 г. 3-й САК был отведен в резерв и вскоре после этого переведен в состав 4-й армии.

Свой первый офицерский орден Ф. Скворцов получил за участие в боях за период с 5 октября 1915 г. по 6 мая 1916 г. При этом награды, полученные до производства в офицеры, не учитывались, и в представлении было указано, что прапорщик Скворцов наград не имеет. Приказом командующего 4-й армией (1916 г., № 3297) он был награжден орденом Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом.

Фамилия Ф. Скворцова вновь указана в списке представленных к награждению за строевую службу в период с 6 мая по 5 октября 1916 г.: он был представлен к ордену Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом. Приказом командующего 2 армии от 31 января 1917 г. подпоручик Скворцов за отличия, оказанные в боях с германцами был награжден орденом Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом.

После Нарочской операции прапорщик Щетинкин был награжден не только орденом Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом, но и орденом Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом. Вероятно, что наряду с награждением за участие в боях в течение определенного периода времени он был награжден дополнительно за особое отличие. Затем, за участие в боях с 5 октября 1915 г. по 6 мая 1916 г., он был награжден орденом Св. Станислава 2 ст. с мечами (приказ командующего 4 армией № 3260, 1916 г.).

В октябре 1916 г. подпоручик Скворцов был откомандирован в деревню Радунь в распоряжение своего бывшего командира батальона полковника Лачинова, который в это время руководил обучением поступающего пополнения. После недолгого командования 1-й ротой пополнения, Ф. Скворцов возвращается в полк, командует 12 ротой.

Во время очередной генеральской инспекции полка подпоручик Щетинкин оказался в числе офицеров, вызвавших гнев приехавшего начальства. Приказом по полку от 10 ноября 1916 г. он был арестован домашним арестом с исполнением служебных обязанностей сроком на 7 суток «за уклонение в обучении вверенной подпоручику Щетинкину 14 роты от требований Командующего 4-й армией – не нарушать основ роты, взводов и отделений, за неправильное распределение патронов, за неумышленное нерадение к своим обязанностям».

Вряд ли командование полка разделяло генеральское негодование по отношению к боевым офицерам. Окопная жизнь диктовала совсем другие приоритеты, чем, к примеру, строгое соблюдение числа патронов у каждого бойца (ровно по 120 патронов у каждого стрелка, по 60 – у унтер-офицеров). В условиях долгой окопной жизни было множество куда более важных проблем: распространение в войсках цинги и других заболеваний, проблемы со снабжением войск вооружением, боеприпасами, продовольствием, обмундированием, сапогами и т. п. На этом фоне генеральские придирки могли выглядеть в глазах окопников откровенным самодурством. Видимо, по этой причине наказание П. Щетинкина, с красноречивой формулировкой в полковом приказе «за неумышленное нерадение», носило символический характер. Он продолжал исполнять свои обязанности, лишь формально находясь под домашним арестом.

Накануне устроенного в полку генеральского разноса был получен приказ выделить часть личного состава на формирование новой дивизии. В числе выделенных офицеров был и наказанный арестом П.Е. Щетинкин, что, несомненно, придало его расставанию с родным полком особенно горький привкус. Вряд ли случайно, что 13 ноября 1916 г., т. е. через три дня после распоряжения об аресте и за день до того, как П.Е. Щетинкин покинул полк, в приказе по 29 ССП были приведены боевые заслуги, за которые он был награжден Георгиевским крестом 2 степени. Видимо, таким путем командир полка полковник Басов, стремился подчеркнуть свое уважение к боевому и заслуженному офицеру.

14 ноября 1916 г. выделенные офицеры и солдаты были переданы в состав новоформируемой дивизии. П.Е. Щетинкин оказался в 523-м пехотном Ачинском полку 131-й пехотной дивизии. Позднее этот полк был преобразован в 59 ССП 15-й Сибирской стрелковой дивизии. С этого времени жизненные пути Ф.Л. Скворцова и П.Е. Щетинкина расходятся.

22 ноября 1916 г. 3-й Сибирский корпус был возвращен из 4-й во 2-ю армию. 23 ноября 1916 г., вскоре после прощания с П. Щетинкиным и другими покидавшими полк однополчанами, Ф.Л. Скворцов вновь уезжает в отпуск сроком на семь недель. Он возвращается на фронт 11 января 1917 г. Во время его отсутствия поступил приказ об очередном выделении из полка части личного состава на формирование новых частей. На этот раз Ф.Л. Скворцов оказался в числе «выделенных», которые были отправлены на формирование 67-го полка новой 17-й Сибирской стрелковой дивизии.

Многократное дробление старых кадровых полков не способствовало повышению боеспособности русской армии. По мнению А.А. Керсновского, «образованные зимой 1916/17 годов низкокачественные дивизии 4-й очереди были мертворожденными. Протекай кампания 1917 года в нормальных условиях, они все равно ничем бы себя не проявили».

В новоформируемом полку Ф.Л. Скворцова повышают в должности: с 10 января 1917 г. он уже не младший офицер роты, временно командовавший разными ротами в случае необходимости, а командир 4-й роты на законном основании. Вскоре после отречения Николая II приказом по армии и флоту от 4 марта 1917 г. он был произведен в следующий офицерский чин поручика со старшинством с 5 июня 1916 г. В штабс-капитаны Ф.Л. Скворцов был произведен приказом по армии и флоту от 26 августа 1917 г. со старшинством с 23 января 1917 г.

После Февральской революции армия и флот принесли присягу новому правительству России. Новосформированный 67-й полк в полном составе был приведен к присяге утром 12 марта 1917 г. Как свидетельствуют полковые документы, после революции Ф.Л. Скворцов был в числе выборщиков судей в полковой суд, членом комиссий, экзаменовавших солдат, окончивших курс учебных команд. Он никак не участвовал в деятельности созданных в частях комитетов, даже в своей роте. Это говорит о том, что для него оставались более важными боевая подготовка, поддержание порядка и дисциплины, а не революционные нововведения.

В ночь с 9 на 10 мая 1917 г. новосформированный 67-й Сибирский стрелковый полк был выдвинут на линию фронта. Затем был получен приказ в ночь с 16 на 17 мая смениться с занимаемых позиций и вновь отойти в резерв корпуса. В полку подобная чехарда в приказах вызвала непонимание и недовольство. Полковой комитет после горячего обсуждения вынес постановление, что «ввиду недавнего заступления на позиции смена не желательна». В итоге первоначальный приказ был отменен и полк остался на позициях. Как свидетельствуют документы, его солдаты и офицеры продолжали исполнять свой воинский долг вплоть до расформирования полка в ноябре 1917 г.

Данный эпизод свидетельствует, что получившая широкое распространение оценка полков 4-й очереди как совершенно небоеспособных далеко не всегда соответствует реальности. Документы 67-го ССП не дают доказательств его «низкокачественности» по сравнению с теми полками, за счет которых происходило его формирование. К снижению боеспособности русской армии вело не увеличение числа полков 4-й очереди, а многократное дробление старых кадровых и спаянных в боях полков. После выделения части личного состава на формирование новых полков взамен присылалось некачественное во всех отношениях пополнение из тыла. Оно же поступало на формирование полков 4-й очереди. В результате с каждым дроблением снижался уровень боеспособности всех полков. Но главной причиной распада российской армии стало все же не это, а те исторические события, которые происходили в тылу.

Летом 1917 г. активных боевых действий на фронте 67-го ССП не велось, в основном все сводилось к действиям разведывательных групп, разбрасыванию прокламаций и т. п. В начале сентября 1917 г., то есть спустя 9 месяцев после приказа о формировании 17-й Сибирской стрелковой дивизии, последовал приказ о ее расформировании. Все полки дивизии были включены в состав 7-й и 8-й Сибирских стрелковых дивизий, 67-й полк был влит в состав 29-го ССП. Таким образом, штабс-капитан Скворцов вновь вернулся в полк, в котором начинал свою службу в 1906 г.

20 октября 1917 г. вместе с другими офицерами 67-го ССП штабс-капитан Скворцов был вновь зачислен в списки 29-го полка. 24 октября 1917 г. он был назначен членом комиссии, созданной для осмотра вооружения, снаряжения и обмундирования солдат 67-го полка, прибывших на укомплектование 29-го ССП.

25 октября 1917 г. штабс-капитан Скворцов назначается командующим 8-й ротой 29-го полка на законном основании.

Именно в этот день в Петрограде произошли события, которые вначале назывались Октябрьским переворотом, а затем Великой Октябрьской социалистической революцией. Вскоре пришедшие к власти большевики отдали приказ о демобилизации старой армии и создании новой рабоче-крестьянской Красной армии.

Последняя запись в документах 29-го ССП, где упомянуто имя Ф.Л. Скворцова, датируется 24 ноября 1917 г. В приказе по хозяйственной части указано, что при рапорте командира 8-й роты (т. е. самого штабс-капитана Скворцова) за № 20 «на приход в переходящие суммы» поступила сберегательная книжка на его собственный вклад в сумме 2131 руб.

Как свидетельствует заполненное в 1919 г. наградное дело Ф.Л. Скворцова, в декабре 1917 г. он был уволен в отпуск сроком на 8 недель. В приказах по хозяйственной части при отбытии офицеров из полка сберегательные книжки записывались в расход из переходящих сумм. Именно такая запись была сделана накануне отбытия Ф. Скворцова в отпуск в январе 1916 г.: «В расход из переходящих сумм: прапорщику Скворцову сберегательная книжка № 682 на сумму 952 руб. 28 коп. – собственный его вклад».

В январе 1917 г. при убытии офицеров из полка сберегательные книжки были записаны в расход из переходящих сумм. К примеру: подпоручику Вартапетянцу на 1010 руб., прапорщику Гуменюку на 330 руб., прапорщику Костерину на 100 руб., подпоручику Скворцову на 1003 руб. и т. п. Можно предположить, что в условиях всеобщего развала и анархии Ф. Скворцов счел более безопасным оставить свою сберегательную книжку с находившимися на ней деньгами в полку, куда он рассчитывал вернуться после отпуска.

Рассказ одного из сибирских стрелков о дороге с фронта приводится П.А. Новиковым: «Демобилизовался, когда «за Молодечно в полонечках стояли», в декабре 1917 г. Ехали тогда в вагонах, на крышах, на тормозах – лишь бы уехать. Ехал я

32 суток. Если на место сядешь, так и сидишь, не встанешь – и наверху и в уборной, везде забито. А транспорт разбитый был. Как-то к Уралу подъезжали, наш эшелон на подъем пошел, ночью, а наш вагон восьмой от хвоста был. Вдруг вагон наш запрыгал, посмотрели – оказывается, сзади нас вагонов нет. Хорошо, в каждом вагоне тормоза были, затормозили, а то бы под откос вагоны ушли. Там уже много вагонов разбитых лежало, с чем они были – не знаю. Ехали – угля нет, на дровах. Мы к машинисту – почему медленный ход, пешком рядом идешь за поездом – успеваешь. Машинист говорит: «Дров нет – пару нет». Шпалы где увидят – распиливают и в топку (это на Западе, а тут в Сибири лучше пошло, да и разгружаться стал народ)».

Вскоре после захвата власти в Петрограде вождь пролетарской революции В.И. Ленин по радио передал армии приказ прекратить военные действия и начать с противником переговоры о перемирии. 15 ноября 1917 г. новый Главковерх Н.В. Крыленко издал приказ о демобилизации царской армии.

Солдаты и офицеры могли по своему желанию оставаться в новой, Красной армии, а кто не хотел, мог идти домой.

В отличие от Февральской революции, армия не проявила единодушия в поддержке новой большевистской власти. В условиях наступившей в стране и армии анархии у штабс-капитана Ф.Л. Скворцова могла быть надежда, что за два месяца его отпуска ситуация каким-то образом стабилизируется. Скорее всего, она могла быть связана с предстоящим открытием в Петрограде Учредительного собрания, которое было призвано обеспечить преемственность власти и выработать новые основы существования России.

Но не исключен и другой вариант: в неразберихе тех дней в полковой канцелярии в хозяйственной ведомости могли вместо статьи «расход» ошибочно указать «приход». Это представляется тем более вероятным, что сберегательные книжки офицеров бывшего 67-го полка должны были поступить для хранения в полковом денежном ящике не в конце ноября, а еще в середине октября 1917 г., во время их прибытия в 29-й полк. Но если Ф. Скворцов все же оставил свою сберкнижку на хранение в полковом денежном ящике, то получить имевшиеся на ней деньги ему не было суждено. Из отпуска в свой полк он уже не вернулся.

После подписания В.И. Лениным Декрета о создании Рабоче-крестьянской Красной армии, в котором повторно подтверждался приказ о демобилизации царской армии (15 января 1918 г. по новому стилю) приехавший с фронта в отпуск Ф.Л. Скворцов был уволен из армии приказом Барнаульского уездного военного начальника с формулировкой «до первого требования». В отличие от своего однополчанина Петра Щетинкина, он не пошел служить в структуры новой власти. Можно предположить, что в течение полугода отставной штабс-капитан с семьей жил с родителями в селе Колыванском. Там в годы войны проживала жена Ф.Л. Скворцова, об этом свидетельствуют адреса отправленных ей с фронта переводов: в село Колыванское, а не в село Барнаульское, где был ее родительский дом, и где проживала семья ее брата Егора.

С началом Гражданской войны Россия окончательно раскололась на красных и белых. В июне 1918 г. в Новониколаевске (ныне Новосибирск) по распоряжению выступившего против большевиков Временного Сибирского правительства была создана белая Сибирская добровольческая армия. Барнаул был занят белочешскими и белогвардейскими отрядами, свергшими власть большевиков. Была объявлена мобилизация офицеров и Ф.Л. Скворцов оказался в стане белых. 4 июля 1918 г. он был призван в войска Временного Сибирского правительства и зачислен в 1-й Барнаульский запасной батальон, в составе которого 7 июля 1918 г. был отправлен на фронт на пополнение 1-го Барнаульского Сибирского стрелкового полка. Через несколько месяцев полк был преобразован в 3-й Барнаульский Сибирский стрелковый полк. Его истории посвящена книга местных краеведов А.А. Краснощекова и В.А. Суманосова, которые опубликовали документы и воспоминания участников событий тех лет.

В июле-августе 1918 г. полк участвовал во взятии Иркутска (11 июля 1918 г.) и в ожесточенных боях по линии Кругобайкальской железной дороги под станциями Култук, Мурино и Посольская. Ф.Л. Скворцов прибыл в полк 28 июля 1918 г. и был зачислен младшим офицером. На первых порах ввиду нехватки рядового состава в Белой армии большинство офицеров полка фактически служили рядовыми.

За две недели до прибытия в полк Ф. Скворцова белые заняли Иркутск, красные отступили и с огромным количеством подвижного состава скопились на узкой ленте Кругобайкальской железной дороги в районе станций Танхой – Мурино. За короткое время под властью белых оказалась вся Средняя и Восточная Сибирь, кроме Забайкалья. В Западной Сибири бои шли уже на восточных склонах Урала. На специализированном сайте «Энциклопедия Сибири» имеется описание боев под станциями Мурино и Посольской, за отличия в которых Ф. Скворцов был представлен к награждению двумя орденами.

Белые части, продвигаясь пешим порядком по тракту от Иркутска на Култук, опередили красных, двигавшихся в эшелонах по железной дороге. 4-й Томский полк и ударный батальон чехов неожиданно появились в горах над Култуком еще

14 июля и, разогнав 600 строивших укрепления китайцев, почти без сопротивления захватили оборудовавшиеся красными позиции. В ночь на 15 июля красные, численность которых здесь достигала 3 тыс. бойцов, предприняли до восьми безуспешных атак, пытаясь сбить 700 белых с захваченных рубежей. Днем 15 июля к белым прибыли три роты 7-го Татранского чешского полка во главе с подполковником Б.Ф. Ушаковым, а 17 июля подошел 1-й Барнаульский полк. Белые войска двигались в обход по линии Култук – Тункинская долина и фронтально вдоль железной дороги. Ими были задействованы пароходы, отбитые в Лиственичном, а также аэроплан, захваченный у красных. Под угрозой обхода 19 июля 1918 г. красные оставили Култук.

20 июля 1-й Барнаульский, 4-й Томский полки и подразделения 7-го Татранского чешского полка с боем заняли станцию Слюдянка, захватив 15 паровозов. 21 июля от ст. Байкал к Култуку подошёл белочешский бронепоезд. Стоять на позициях под Култуком, когда белогвардейцы, с левого фланга от Тункинской долины, заходили в тыл, Красной гвардии стало бессмысленным, она отошла на восток от Слюдянки, взорвав при этом железнодорожный мост через реку Слюдянку и тоннель № 39 за Слюдянкой. Фронт отступил к Танхою, затем до станции Мысовая.

24 июля авангард белых захватил станцию Утулик (196-й км) и мост через речку Бабху. На рассвете 26 июля после часового боя белые заняли станцию Мурино (223-й км). Передовые подразделения 2-го Томского полка встретил пулеметный и ружейный огонь, но после короткой перестрелки они бросились в атаку и выбили красных.

29 июля (на следующий день после прибытия Ф. Скворцова в полк) в районе Мурино развернулись упорные бои. Красные при поддержке бронепоезда оттеснили белых за речку Паньковку. 30 июля атаки красных при поддержке огня ледокола «Ангара» продолжились, они ввели в бой более 2 тыс. бойцов при четырех орудиях, пытались исправить разобранный белыми железнодорожный путь перед мостом через Паньковку и переправиться на левый берег.

31 июля красные отбили разъезд Паньковка и станцию Мурино и при поддержке двух бронепоездов продолжили наступление. Белые (до 1200 бойцов) не имели укрепленных позиций, подвозу артиллерии, провианта и патронов мешал взорванный тоннель № 39. После жесткого боя под станцией Паньковка, где белые потеряли не менее 20 % убитыми и ранеными, они были вынуждены поспешно отойти на 20 верст назад в район станции Солзан. При этом главные силы белых не отступили, а ушли в горы в переходе от Солзана, чтобы образовать засаду для флангового удара. К рассвету 5 августа засада была создана, а остальные части белых отступили от Мурино.

Красные, послав для преследования отступавших бронепоезда, спешно начали переброску войск в эшелонах на запад, не подозревая о засаде под командованием подполковника А.Н. Пепеляева. По плану белых она должна была выступить 7 августа. В этот же день от станции Утулик предстояло нанести лобовой удар группе РИ. Гайды, в которую входило до 2 тыс. человек. Однако разведка красных обнаружила засаду, вынудив белых к действию утром 6 августа. Начавшееся сражение было упорным и кровопролитным, только к вечеру 6 августа группы белых соединились. По версии Р.И. Гайды, красные потеряли 700 человек убитыми, 2500 пленными, два бронепоезда, четыре орудия, семь паровозов и 12 эшелонов. С учетом численности окруженной ударной группы красных эти цифры можно считать близкими к реальности. 7 августа 1918 г. станция Мурино вновь перешла в руки Белой армии.

В августе 1918 г. в бою у ст. Мурино 1-й Барнаульский полк в течение четырех суток сдерживал напор стремившихся прорваться к своим многократно превосходящих сил красных, имевших в своем распоряжении не только сухопутные средства, но и военные корабли на озере Байкал. По оценке А.И. Камбалина, затяжной, но удачный для белых бой у ст. Мурино представлял собой пример «классической засады», примененной подполковником Пепеляевым. В результате красные с большими потерями отошли к станции Танхой, где и закрепились.

Дальнейшие события описываются в воспоминаниях А.И. Камбалина следующим образом. Для овладения Танхойской укрепленной позицией красных, разгрома их и спасения большого железнодорожного моста (8 пролетов) через р. Селенгу, командование решило высадить десант в тыл красных и одновременно атаковать их с фронта. Где-то в Иркутске, на Ангаре нашли два небольших старых пароходика, прицепили к их бортам по барже, на корму и нос поставили по трехдюймовому орудию. На баржах, сверх того, укрепили две гаубицы, корабли пришли в село Лиственничное, что при истоке реки Ангара из Байкала.

В десант были назначены: рота 7-го Чешского полка, ударный чешский батальон, сотня казаков Иркутского казачьего войска и 1-й Барнаульский стрелковый полк (3 офицерские роты и одна добровольческая, всего штыков по 60–70 на роту при 6–7 пулеметах) и кроме того, одно орудие. Общая численность отряда не превышала 900 штыков и сабель.

14 или 15 августа все назначенные в десант части сосредоточились в с. Лиственничном, передохнули, пополнили запасы боеприпасов и продовольствия. Погода благоприятствовала операции: стояли теплые, ясные, солнечные, осенние дни с довольно прохладными байкальскими утрами. Посадка не заняла много времени, под вечер флотилия вышла из с. Лиственничного на с. Голоустное. Корабли шли вблизи высоких скалистых берегов Байкала, маскируя свое движение и одновременно зорко следя за возможным появлением красных ледоколов «Байкал» и «Ангара». В Голоустном, бедном рыбацком поселке, белые задержались до ночи и выступили оттуда наперерез Байкала с таким расчетом, чтобы к Посольскому Монастырю подойти на рассвете, используя утренний туман, как завесу против красных со стороны станции Мысовой, где на рейде дежурил ледокол «Байкал».

Ночь стояла тихая. Суда при потушенных огнях в полной тишине вышли в озеро. На рассвете, при переменном тумане, корабли подошли к берегу, в просветах стала видна белая каменная церковь и ограда монастыря. Благодаря глубокой осадке барж, пароходы пристать не могли и бросили якоря в саженях 10–15 от берега. Люди по трапам спустились с судов в воду и вброд перешли оставшуюся полосу воды. Труднее было высадить конский состав казаков и орудие, но после дружных усилий пехоты все прошло благополучно.

Ближайшей задачей отряда было занятие станции Посольской и перерыв железнодорожного сообщения красных с тылом – г. Верхнеудинском. Между тем, выяснилось, что Посольский Монастырь от ближайшей железнодорожной станции Посольской и села Большереченского находится в верстах 8–9, причем вся эта полоса представляет сплошное болото, трясины, с редкими островками твердой почвы, поросшей кустарниками и камышами. Сообщение с монастырем поддерживалось по узкой тропе и мосткам в одну доску. Обстоятельство это было неожиданным для начальника отряда и вынудило его разделить отряд на две части, направив казаков и орудие кружным путем вдоль берега через с. Кабанское (крюк верст в 60), пехотным же частям пришлось продвигаться на ст. Посольскую через болото.

Странную походную колонну представлял отряд, вытянувшись гуськом, по одному, на несколько верст, прыгая с кочки на кочку и балансируя на предательских мостках. Около полудня отряд подтянулся к с. Большереченскому, к этому времени чехи, бывшие во главе колонны, заняли уже Посольскую, что в верстах в полутора к востоку от названного села. Исходное положение было занято без помех и при полном отсутствии красных в этих местах.

А.И. Камбалин написал в своих воспоминаниях: «Наши вчерашние реалисты, гимназисты и студенты, получив боевую закалку в предыдущих тяжелых боях под Иркутском, у Култука, Слюдянки, Салзана и у ст. Мурино, являлись уже превосходными старыми солдатами. Об офицерском же составе рядовых не могу не вспомнить без чувства восхищения и преклонения, доблестно же павших на поле чести да упокоит Господь в селеньях праведных! Измученные и нравственно, и физически, потерявшие все дорогое и близкое, затравленные и униженные, обреченные на гибель, офицеры сражались как львы, зная, что пощады не будет».

Красные не подозревали о присутствии белых у них в тылу, так как телеграфные и телефонные аппараты ст. Посольской с момента ее занятия, перешли к чехам, которые продолжали играть роль красных. На ст. Посольской была устроена засада.

Для обеспечения отряда со стороны ст. Мысовой и Танхоя на запад были выдвинуты две офицерские роты 3-го Барнаульского полка под командой капитана Камбалина. Ближайшей задачей ротам ставилось пропустить товарно-пассажирский поезд красных, разобрать и разрушить железнодорожный путь и, избрав позицию, занять ее для обороны и подхода остальных рот полка.

Роты барнаульцев (командир 2-й роты поручик Басклейн, командир 3-й роты поручик Панков) спешно двинулись по полотну железной дороги на запад к разъезду Боярскому. Около 4–5 часов вечера они без помех подошли к закрытому разъезду № 19 (9-10 верст от Большереченской). В это время впереди за поворотом леса, белые заметили паровозный дымок, рассыпались по кустам и ямам, залегли и приготовились ко всяким неожиданностям. Через несколько минут мимо них проследовал пассажирский поезд, составленный из разнообразных вагонов. На площадках вагонов стояли вооруженные до зубов красноармейцы, точно также их много было видно в окнах и коридорах.

Пропустив этот поезд и дав ему возможность скрыться за ближайшим мысом, белые высыпали на железнодорожную насыпь, дабы приняться за разрушение путей, но появление второго поезда заставило их вернуться в свою засаду. Вторым оказался бронепоезд, причем он шел колеей, предназначенной для поездов западного направления. Затем по обеим колеям дороги один за другим проследовало еще несколько эшелонов. Стало ясно, что красные отступают от Танхоя и Мысовой под давлением частей, действовавших с фронта под командованием полковника Пепеляева.

Следующие эшелоны красных задержались на разъезде Боярском. Белые получили возможность развернуть гайки рельсов на обоих путях, вынуть костыли и оставить рельсы в том же положении для маскировки. В этом им помогли несколько ремонтных путевых рабочих, оказавшихся на участке.

Белые вновь укрылись в засаде. Следующие два эшелона красных с разъезда Боярского на полном ходу налетели на разрушенный путь. Паровозы отрывались от составов, вагоны с грохотом сталкивались и валились в канавы, белые открыли беглый огонь из винтовок и пулеметов. Следующие эшелоны красных, видя впереди себя что-то неладное, выслали разведку. Затем, под ружейным и пулеметным огнем белых эти эшелоны задним ходом отошли на разъезд Боярский. Благодаря внезапности белые не понесли никаких потерь, в потерпевших крушение эшелонах они захватили большое количество оружия и продовольствия. Захваченные комиссары были расстреляны на месте, остальных пленных берегом озера Байкал отправили в Посольский монастырь, на тыловую базу.

Эшелоны красных, не доходя до д. Большереченской, заметив на путях дрезину и группу людей, остановились и выслали разведку. Группа эта – подполковник Ушаков и первый командир 3-го Барнаульского стрелкового полка подполковник Вольский – бывшая на разведке для выбора позиции на случай обороны. Неожиданное появление поезда заставило их броситься наутек к станции Посольской. Красные, выдвинув бронепоезд в голову, начали медленно продвигаться к д. Большереченской. Между тем начальник отряда и командир полка добрались до деревни и своих частей и начали спешно занимать позицию.

Две роты, 1-я офицерская и 4-я добровольческая 3-го Барнаульского полка, заняли окраину села Большереченского. Правым флангом отряд упирался в болото, прикрывая тропу к Посольскому монастырю. Чехи, имея в тылу станцию Посольскую, заняли восточный берег Большой речки и железнодорожный мост через нее. К этому мосту при выступлении из села белыми была выслана группа с заданием пропустить товаропассажирский поезд и разрушить пути на мосту или сжечь деревянный настил. Деревянный настил моста был подожжен перед самым подходом к нему броневика красных, шесть эшелонов красных оказались заблокированы.

Едва роты Барнаульского полка заняли позиции, как закипел отчаянный бой. Бронепоезд красных, продвинувшись к мосту, убийственным огнем стал обстреливать расположение 4-й роты барнаульцев. Значительные потери и невозможность держаться на открытой позиции, заставили ее отступить к самой окраине села. Цепи красных, при поддержке снятого с платформы броневика, упорно наседали на село с запада. Раза два броневик натыкался на сооруженные барнаульцами баррикады и осыпаемый градом пуль возвращался назад.

Не раз пытались красные, под огнем 1-й роты барнаульцев и чехов, исправить поврежденный мост и прорваться на станцию Посольскую. Но пулеметный огонь заставлял их прекращать эти попытки. Орудие и казаки находились далеко, единственная пушка белых за время боя не сделала ни одного выстрела. Вся тяжесть боя легла на пехоту и в частности на 1-ю и 4-ю роты Барнаульского стрелкового полка.

Часть белых находилась на разъезде № 19 с целью нейтрализовать угрозу со стороны главных сил красных, которые находились на западе. Они слышали непрекращающийся грохот стрельбы до поздней ночи, но кроме усиленной заставы и разведки в свой тыл на помощь ничего не могли послать. Связь со штабом была прервана, оставалось полагаться только на свои силы, ожидая, с минуты на минуту, наступления красных.

Ночь была холодная и тревожная. В тылу кипел горячий бой, техническому и численному превосходству красных белые могли противопоставить только свою самоотверженность и боевой опыт. Все попытки группы связаться со штабом полка ни к чему не привели; посланные пропадали или, обстрелянные красными, возвращались обратно. Ночью посланцы были отправлены кружным путем берегом Байкала через Посольский монастырь. Этот трудный путь требовал в одном направлении около 20 верст, ответ из штаба мог прийти не раньше следующего утра или полудня.

Под утро бой в тылу группы стал стихать, и к восходу солнца прекратился. Его исход был неизвестен. Через некоторое время появились передовые пешие и конные части красных. Отход к своим на станцию Большереченскую по полотну железной дороги был опасен, так как были неизвестны результаты ночного боя. В Посольском монастыре был главный перевязочный пункт, там можно было узнать об исходе боя у Большереченского и туда же должны были вернуться на обратном пути посланные ночью в штаб полка. Не принимая решительного боя и задерживая продвижение красных на рубежах, белые начали отступать от разъезда № 19 на восток, и затем, около полудня круто свернули к берегу Байкала, вышли из зоны огня и быстро двинулись к монастырю по охотничьим тропам.

Сведения, полученные в монастыре, были нерадостны: погиб начальник отряда подполковник Ушаков, который по окончании выигранного белыми боя за обладание шестью эшелонами, поехал на паровозе с несколькими солдатами на разъезд № 19. Там, приняв красных за цепь барнаульцев, вышел к ним один и попал в плен. После пыток он был убит и брошен около железной дороги. Чехи, возбужденные пленением своего любимого начальника, пошли к нему на выручку, встретили красных уже к востоку от разъезда № 19 и ввязались в упорный бой.

В монастыре отступивший с разъезда № 19 отряд встретил своих посланцев в штаб с приказанием командира полка отходить на присоединение к полку на станцию Посольская. Немного передохнув, барнаульцы выступили из монастыря на станцию Посольская по тому же пути, по которому шли накануне. По назначению роты прибыли уже утром. Положение было напряженное; к западу от Большереченского чехи и 1-я рота барнаульцев вели бой с красными. После смерти подполковника Ушакова не было единой твердой власти начальника, на командование операцией претендовали заместитель начальника отряда подполковник Вольский, в то же время, чешский штаб во главе с майором Дворжаком, считая себя, по-видимому, преемником погибшего начальника отряда, распоряжался всем.

Благодаря умелому управлению боем, согласованности действий частей и самоотверженности бойцов бой с эшелонами красных был удачен для белых, принес им огромную добычу, противник был рассеян по тайге. Это сильно подняло дух и боеспособность белых. Однако 17 августа 1918 г. положение белых осложнилось в результате двоевластия, отсутствия связи и подавленности после потери популярного и авторитетного начальника. К утру красные подошли к Большой речке. 2-я и 3-я роты барнаульцев усилили боевой участок чехов на правом берегу реки от железной дороги на севере до болота. 1-я рота полка оторвалась, оставаясь на западной стороне реки, отошла от железнодорожной насыпи и заняла позиции по лесистым сопкам, обстреливая наступавших красных с фланга. 4-я рота (добровольческая) от села Большереченского подалась к северу и прикрыла дорогу на Посольский монастырь, непрерывно поддерживая огонь по передвигавшимся вдоль железнодорожного полотна красным.

Утром 18 августа красные перешли вброд реку и отбросили чехов, занимавших позицию у моста. С криками: «На Верхнеудинск, товарищи! Вперед, все равно пропадать!» и пр., красные густыми цепями наступали по хлебному полю и десятками падали под пулеметным огнем с противоположного берега речки. Потом крестьяне с. Большереченского долгое время находили разложившиеся трупы среди хлебов и боялись приступать к каким-либо работам на этих полях.

С оставлением чехами моста, красные могли переправиться через Большую речку и угрожать самой станции Посольской, где находился штаб Барнаульского полка и чешского ударного батальона. Белые в беспорядке отступали, бой шел уже у выходных стрелок станции, затем белые отступили к югу от станции и заняли господствующую над местностью лесистую гору. Были высланы команды для сбора рассеявшихся бойцов и открыт фланговый огонь по прорывавшимся красным.

Для красных путь на Верхнеудинск был открыт. Заняв станцию, они начали лихорадочно восстанавливать мост через речку, намереваясь воспользоваться бронепоездом и другими составами, застрявшими на путях у Большереченского. Огонь 1-й роты барнаульцев и других частей белых сильно мешал этой работе. К тому же в тылу красных наступали части полковника Пепеляева.

Красные не пытались штурмовать гору, но сидение в лесу, без продовольствия, под начавшимся дождем, с захваченными пленными, готовыми, при первой возможности, разбежаться, заставило белых оставить свою позицию. Было решено идти по тайге на запад на розыски передовых частей полковника Пепеляева. После полудня белые пошли через густую тайгу на юг, перешли вброд Большую речку и пошли на запад, держа направление по компасу. Дождь не переставал, все промокли до нитки. К вечеру пал большой туман. В пути белые натыкались на одиночных и группы красных, разбежавшихся предыдущей ночью из брошенных ими шести эшелонов. Они еще больше увеличивали двигавшуюся колонну, это требовало увеличивать охрану. До вечера справа была слышна ружейная стрельба и редкие орудийные выстрелы. Это 1-я рота наступала на выручку своим однополчанам, причем в одной из атак барнаульцы забросали гранатами и захватили бронепоезд красных. Затем стрельба стихла, в наступившей темноте отряду стало трудно ориентироваться в тайге.

Чтобы не привлечь внимание противника, костров не разводили, барнаульцы и пленные страдали от сырости и холода. С рассветом 19 августа отряд численностью около 200 человек вновь тронулся в путь по труднопроходимой тайге. Из-за тумана отряд сбился с пути и до позднего вечера кружил по буеракам и болотам, переходя бесчисленные ручьи и речки. Во время ночлега ночью стал слышен слабый звук сигнального рожка. Была выслана разведка из наиболее выносливых офицеров. Утром на опушке леса раздались бодрые веселые голоса: «Свои, свои, енисейцы! Где командир полка?»

Новости были самые приятные, так же как и хлеб, и консервы, принесенные енисейцами. Первым долгом накормили раненых и, закусывая на ходу черным хлебом, бодро зашагали по проторенной разведчиками тропе к железной дороге, куда, после продолжительного тяжелого пути, прибыли поздно после полудня.

Отряд вышел на железную дорогу в районе между разъездами Боярским и № 19, где стоял полк Зиневича, по распоряжению которого горнисты почти три дня с утра и до вечера трубили в тайгу спасительные сигналы. На следующее утро 20 августа, сдав около 140 пленных, отряд присоединился к собранным остаткам своего полка на станции Посольской. Чтобы дать 3-му Барнаульскому полку, понесшему большие потери, возможность отдохнуть и привести себя в порядок, полковник Пепеляев приказал полку остаться на охране Кругобайкальской железной дороги от станции Тамауровой до станции Слюдянка со штабом полка в Мысовой.

А.И. Камбалин дает следующую оценку действиям Барнаульского полка: «Много доблести и мужества было проявлено чинами полка за этот трехдневный бой, что и было торжественно отмечено полковником Пепеляевым при встрече его с нашей первой ротой, провожавшей остатки проскочивших красных из орудий захваченного у них же броневика. Потери полка были значительны: 27 убитых офицеров и добровольцев и 80 раненых. Чехи потеряли значительно меньше, тяжесть боя вынес доблестный молодой 3-й Барнаульский стрелковый полк, достойный наследник Российской Императорской армии.

Значение боя у станции Посольской на исходе операции в Забайкалье было решающим; красные были разбиты наголову, прорвались в Верхнеудинск только лишь жалкие остатки. На участке от станции Посольской до станции Мысовой они потеряли 50 поездов подвижного состава со всей материальной частью – несколько бронепоездов, броневых машин, всю артиллерию и запасы продовольствия. Нам посчастливилось сохранить от разрушения важный Селенгинский железнодорожный мост.

Достойным вечным памятником доблестной боевой славы 3-го Барнаульского полка служит братская могила 27 офицеров полка, убитых в бою у станции Посольская, похороненных на восточном берегу Большой речки вблизи памятного нам железнодорожного моста. Ряд боевых наград чинам полка за этот исключительный бой свидетельствовал о признании Высшим Командованием заслуг полка пред Родиной».

В ходе боев за станцию Посольская были разгромлены силы красных, стянутые сюда со всей Восточной Сибири, что привело к падению Советской власти на территории от Омска до Читы. Успеху белых способствовала переправа через Байкал и скрытая высадка десанта в тылу противника. Это была единственная крупная десантная операция за все время Гражданской войны на Востоке России.

В архивных документах не указано, в какую роту после своего прибытия в полк был зачислен штабс-капитан Скворцов. Согласно воспоминаниям А.И. Камбалина, во время боев в районе оз. Байкал 3-й Барнаульский стрелковый полк состоял из трех офицерских рот и одной добровольческой, всего штыков по 60–70 на роту. Показательна его фраза: «Об офицерском же составе рядовых не могу не вспомнить без чувства восхищения и преклонения». Хотя в документах говорится, что Ф. Скворцов был зачислен в полк младшим офицером, отсутствие указания на номер роты, в которую он был зачислен, свидетельствует о том, что в это время он, как и большинство офицеров полка, воевал рядовым. Поэтому невозможно определить в какой роте и на каком участке он находился во время боев на Кругобайкальской железной дороге.

О проявленной Ф. Скворцовым храбрости во время Гражданской войны свидетельствуют полученные награды: за отличия в боях 31 июля – 6 августа 1918 г. у станции Мурино он был награжден орденом Св. Станислава 2-й ст. с мечами (Приказ войскам Сибирской армии № 66, 19.02.1919 г.). Затем он был награжден орденом Св. Анны 2 ст. с мечами (Приказ

Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего от 22.03.1919 г.). В наградном деле Ф. Скворцова указано, что за отличия в боях 16–18 августа 1918 г. у станции Посольской он был представлен к награждению орденом Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом. Вероятно, что вместо него он был награжден орденом Св. Анны 2 ст. с мечами (к которому, как следует из наградного дела, командованием полка не представлялся), причем соответствующий приказ был подписан спустя две недели после его гибели в бою.

15 сентября 1918 г. полк вернулся в Барнаул на отдых и пополнение. Как пишет очевидец тех событий, «о прибытии полка сделалось известным за несколько дней, и в день прибытия, с утра, потянулись из города к вокзалу толпы жителей для встречи. Поезд с полком прибыл в начале 5-го часа пополудни. К этому времени на вокзале собрались представители гражданских и военных властей, а также представители городского и земского самоуправления. По дороге от вокзала стояли шпалерами только что призванные новобранцы. После высадки из вагонов полк выстроился у вокзала, и к нему обратились с приветствием собравшиеся представители. Затем полк под звуки военного марша проследовал в город по Соборному переулку в казармы. Собравшаяся на встречу в огромном количестве публика восторженно приветствовала Барнаульцев, засыпая их цветами. Все солдаты и офицеры имели на груди и в руках целые букеты цветов».

22 сентября 1918 г. имевший богатый боевой опыт Ф.Л. Скворцов был переведен для обучения новобранцев в 3-й кадровый Барнаульский Сибирский стрелковый полк. Вначале он был назначен младшим офицером, а 30 сентября 1918 г. – командиром 13-й роты.

В ноябре 1918 г. пополненный 3-й Барнаульский полк был отправлен на уральский фронт. Менее чем через три месяца из Барнаула на фронт был отправлен и штабс-капитан Скворцов. В изданной в 1924 г. в Москве книге П. Парфенова «Гражданская война в Сибири 1918–1920» говорится, что причиной тому был новогодний скандал с царским гимном.

Инциденты с царским гимном происходили в белых армиях постоянно. Даже после утверждения адмиралом Колчаком песни «Коль славен» в качестве официального гимна, монархисты на различных мероприятиях продолжали петь «Боже царя храни», что приводило к конфликтам с офицерами левых, республиканских взглядов. Подобный конфликт произошел в Барнауле при встрече в полку Нового 1919 года. Как пишет П. Парфенов, «при встрече нового года несколькими офицерами Барнаульского полка, с разрешения командира полковника Ляпупова, предложено было оркестру исполнить «гимн». Не вставших при его исполнении поручика Суворова и капитана Скворцова на другой день арестовала контрразведка по обвинению в «большевизме». И только чтобы не поднимать «шума», их не предали военно-полевому суду, а через месяц гауптвахты отправили на фронт».

Архивные документы в целом подтверждают версию П. Парфенова. Согласно послужному списку Ф. Скворцова, 13 января 1919 г. в составе батальона пополнения он был отправлен в действующую армию, 30 января 1919 г. прибыл и зачислен в 3-й Барнаульский полк, назначен командиром 9 роты. Вероятно, срочная отправка на фронт стала средством избавления штабс-капитана Ф. Скворцова от преследований колчаковской контрразведки.

Новогодний эпизод свидетельствует, что вернувшийся с фронта штабс-капитан Скворцов был сторонником республики и не считал нужным это скрывать. Его взгляды были близки взглядам оказавшегося в лагере большевиков П.Е. Щетинкина, который симпатизировал партии эсеров, пользовавшейся особой популярностью в крестьянской среде. Подобные взгляды вызывали недоверие как у большевистского руководства по отношению к П. Щетинкину, так и у колчаковской контрразведки по отношению к Ф. Скворцову.

3-й Барнаульский полк находился на фронте с декабря 1918 г. В январе 1919 г. он был отведен на отдых в Пермь и принимал участие в параде по случаю освобождения города от красных. 18 января 1919 г. полк в составе 1-й Сибирской дивизии был вновь выдвинут на Пермский фронт, где развернулись ожесточенные бои.

26 февраля 1919 г. 2-я и 3-я армии красных попытались перехватить инициативу у Сибирской армии и не допустить нового наступления белых. На участке 1-го Среднесибирского корпуса удар приняла на себя 2-я Сибирская дивизия. Туда были направлены все подразделения, которые предназначались для дальнейшего белого наступления. 5 марта красные были остановлены. 6 марта 2-я Сибирская дивизия перешла в наступление, генерал Пепеляев бросил в бой все свои силы. Наибольшего успеха добились 2-й Барабинский и 3-й Барнаульский полки. Прорвав фронт в районе с. Казанское южнее Оханска, они разгромили 4-ю бригаду 30-й дивизии красных, и повели наступление с юга на Оханск и Очерский завод. 6 марта барнаульцы взяли Оханск. 11 марта после трехдневных боев пал Очерский завод.

В неопубликованной статье автора из Перми Михаила Григорьевича Ситникова приведены следующие сведения о последнем бое Федора Скворцова за село Таборы: «В конце января 3-й Барнаульский полк имел 2500 штыков, 100 сабель, 10 пулеметов и 6 полевых орудий, занимая линию фронта по левому берегу р. Камы от д. Гари до д. Половинная. На правом берегу Камы находились позиции 2-й бригады 30-й дивизии И. Каширина (Верхнеуральский, Белорецкий стрелковые полки, Верхнеуральский кавалерийский полк), которая занимала линию Шурманы – Оханск – Окуловка.

Партизанский батальон 3-го Барнаульского полка поручика Харитонова вел наступление в направлении д. Заонохова – Казанка. 5 марта его рота без единого выстрела захватила д. Заонохова, за что роте дали пять солдатских крестов. Далее партизанский батальон повел наступление вверх по реке Каме на Оханск (с юга), заняв 6 марта д. Окуловку, а 20 часов д.д. Осиновку и Скопино, что 5 верст южнее Оханска. В 24 часа 6 марта белые вошли в Оханск. 8 марта 3-й Барнаульский полк также вел жестокий бой с 1-м Уральский полком в районе с. Таборы, не давая возможности последнему сохранить путь отступления 1-й бригаде 30-й стрелковой дивизии».

Сохранилось описание боя священником села Таборы: «Раннее утро. Трескотня ружейных выстрелов и таканье пулеметов стали все сильнее и сильнее. То «белые» наступали на наше село Таборы, а «красные» решили дать отпор. Суббота первой недели Великого поста. Есть причастники. Иду в храм, хотя много было колебаний. Пули то и дело чикают в каменные стены храма. Жутко, но иду, потому что идут все говеющие. Утреня отслужена. Бой тем временем разгорался. Рвались снаряды. Стекла звенели. На сердце стало еще тяжелей и больней. Начинаю проскомидию. Вдруг звон разбитого стекла, за ним вскоре другой. То пули уже залетали в храм. Одна из них ударилась в икону, надколола часть ее и упала в клиросе. Теперь ясно, что храм под обстрелом. Я не отхожу от жертвенника и молю Всевышнего оказать милость нам, собравшимся в храме, в эти страшные часы. Под гул разрывов близ падающих снарядов, щелканье пуль в стены, служится литургия. Как тепла и усердна наша молитва! Лица молящихся одухотворены. Благодаря Богу все говеющие причастились. Ничего не случилось, хотя бой у села не утихал ни на минуту. Более слезами, чем словами кончаю литургию, и идем домой. Попадаются раненные. Везут убитых. «Красные» наконец ушли. Мы спасены. Мы свободны. Христос воскрес».

В боях за Оханск и его окрестности на стороне красных воевали два будущих советских маршала – В.К. Блюхер и К.К. Рокоссовский, причем последний вечером 7 марта 1919 г. за отличия в боях с белыми был принят в члены РКП(б). Об ожесточенном характере боев свидетельствует письмо командира полка А.И. Камбалина командиру кадрового запасного полка в г. Барнауле полковнику Ляпунову: «В последних кровавых и упорных боях с 15 февраля по 12 марта с.г., как за обладание плацдармом на правом берегу р. Кама, так и во время прорыва у с. Казанское, под Оханском, с. Таборы и Очерским заводом при нашем наступлении на Глазов, господа офицеры и солдаты 3 батальона и 3 маршевой роты, прибывшие на пополнение из вверенного Вам полка, действуя в составе полка и ударной группы, доблестно и храбро выполняли все поручения, нередко действуя против численно превосходящего противника, несравненно лучше вооруженного, обильно снабженного всем необходимым, при крайне тяжелых условиях суровой зимы, без дорог, по пояс в снегу, под убийственным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем красных, не щадя жизни, бросались в ружейные атаки и, сбив противника, не останавливаясь, продолжали наносить ему удары. 3 батальон, понеся большие потери, потеряв всех ротных командиров, ни разу не дрогнул под яростными контратаками противника и тем поддержал боевую славу сибиряков».

9-я рота под командованием штабс-капитана Скворцова воевала в составе 3-го батальона 3-го Барнаульского полка. В наградном деле Ф. Скворцова (1919 г.) записано, что он был убит в бою с красноармейцами во время штурма села Таборы Пермской губернии 8 марта 1919 г. Посмертно представлен полковником Камбалиным к производству в чин капитана за то, что «в бою 8 марта у с. Таборского, командуя ротой, в атаке укрепленной неприятельской позиции, под губительным ружейным и пулеметным огнем противника, проявил исключительное мужество и отвагу, идя впереди своей роты и запечатлев своей смертью любовь и преданность Родине».

Согласно записи в Метрической книге Успенского собора г. Оханска, 7 марта 1919 г. были отпеты и захоронены прапорщик Третьяков Иван, подпоручик Носков Яков, подпоручик Сухов Дмитрий и капитан Скворцов Федор, а также рядовые Лунин Иван, Кациенко Иван, Гетин Василий и Ширинкин Петр.

Спустя много десятилетий после окончания Гражданской войны краевед из г. Оханска Александр Викторович Ширинкин записал рассказ местного старожила Павла Соснина, который подростком присутствовал в 1919 г. на отпевании и похоронах Федора Скворцова и его однополчан. Тогда же П. Соснин, сохранивший память о похоронах офицера, у которого «вся грудь была в крестах», указал А.В. Ширинкину место расположения захоронений. Так стало известно место погребения Федора Скворцова у Успенского собора на высоком берегу Камы. Остальные были похоронены рядом, в общей братской могиле. Отпевали и хоронили протоирей Л. Знаменский, священник Воронцов и дьякон Окулов.

После отступления армии Колчака и восстановления в Оханске Советской власти кресты над могилами были снесены, дьякон Окулов расстрелян. Большевики закрыли Успенский собор, его здание использовалось в хозяйственных целях, к концу 1980-х гг. оно находилось в полуразрушенном состоянии. После возвращения Успенского собора Русской Православной церкви началось его восстановление.

19 мая 2012 г. на месте захоронения Федора Лукьяновича Скворцова вновь был установлен православный крест. В настоящее время усилиями местных краеведов, духовенства и общественности у Успенского собора г. Оханска сооружается мемориал в память жертв Гражданской войны и воинов русской армии. Одним из этих воинов был воевавший на Германском фронте в 1914–1917 гг. потомок беломестных казаков Шацка и Лысых Гор, Полный Георгиевский кавалер, кавалер многих российских боевых орденов сибирский стрелок Федор Лукьянович Скворцов.