События перед непосредственным началом вторжения в Россию описывает офицер французского 2-го кирасирского полка Мец Тирио де (опубликовано в «Размышления о России и русских», М.: АО Правда Интернэшл, 1996):

– Господствующее над долиной Немана плато напоминало потревоженный муравейник. Разнообразие форм войск, двигавшихся во всех направлениях, гул, производимый скопищем войск, совместно с непрерывным треском барабанов, звуками труб и музыки, – всё это, в общем, сообщало этому сосредоточению в день 12 июня торжественный характер и делало зрелище знаменательным.

С наступлением ночи картина изменилась: тысяча огней, раскинувшихся на неизмеримом расстоянии, освещало поляну и холмы над Неманом, а посреди этих огней полмиллиона копошащихся войск – редкое и интересное зрелище!

Но, увы! Как мало из участников этой картины могут теперь рассказать о ней! Куда девались, и что осталось от стальных и бронзовых волн этой армии победителей Европы! За малыми исключениями, участники этого блестящего зрелища погибли: одни – славной смертью солдата на поле брани, другие от голода, холода и лишений. Немногие, вернувшиеся к родному очагу, страдали от ран и лишений 2-х месячного отступления от Москвы, от ночных биваков на снегу, без огня и без пищи, глотая снег для утоления жажды.

Но эти печальные мысли нас тогда, на берегах Немана, не тревожили; полные сил и надежд, гордые принадлежностью к великой нации, гордые мундиром, мы мечтали о победах, и когда над громадным биваком нашим поднялось ликующее солнце, мы стремились скорее перейти эту пограничную реку…

24-го июня 1812-го года огромная французская армия под личным предводительством Наполеона перешла через реку Неман, которая была границей России на западе, в этот момент. по свидетельству оставшихся в живых очевидцев, внезапно хлынул дождь, «ударил гром такой силы, что люди мгновенно, как по команде, наклонили головы а шеям коней; ничего подобного такому грому я не слыхал в свой жизни… Вот при каких дурных предзнаменованиях, столь оправдавшихся впоследствии, перешёл я Неман и вступил на русскую территорию!»

Если бы Наполеон верил в предзнаменования, он должен был бы остановить Великую Армию.

Начиная войну, Наполеон издал для армии прокламацию; «Солдаты, вторая польская война началась. Первая окончилась под Фридландом и в Тильзите… Россия увлекается роком! Она не избегнет судьбы своей. Неужели она полагает, что мы изменились? Разве мы уже не воины аустерлицкие?.. Вторая польская война будет столь же славна для Франции, сколько и первая; но мир, который мы заключим, будет прочным и прекратит пятидесятилетнее кичливое влияние на дела Европы»(«История отечественной войны 1812 года. Соч. ген.-м. М. Богдановича. СПб. 1859. «Мемуары графа Толя»»).

И. В. Скворцов («Русская история для старших классов средне-учебных заведений», С. Петербург, 1913) пишет: «Кроме французов, составлявших половину армии Наполеона, в состав её входили войска неаполитанские, швейцарские бельгийские, голландские, португальские, испанские, а также всег германских народов – баденцы, виртенбергцы, баварцы, саксонцы, гессен-дармштадцы, мекленбургцы, вестфальцы, воины полуфранцузских герцогств – Берга и Франкфурта; Пруссия обязалась поставить 20 тыс. человек; Австрия 30 тыс.; в войсках последней были венгерцы и славяне иллирийских провинций (долматы и кроаты); поляки, одушевлённые перспективой восстановления Польши, выставили 60 тыс. чел. Это была действительно армия «двадесяти язык», как её называли тогда в России».

Уверенность в успехе Наполеона разделяло почти всё его окружение: офицеры и генералы добивались назначения в поход на Россию, как особой милости.

Наполеон планировал быстро закончить войну, разгромив русскую армию в генеральном сражении. Расчет Наполеона был прост – поражение российской армии в одном-двух сражениях вынудит Александра I принять его условия. Коленкур в мемуарах вспоминает фразу Наполеона: «Он заговорил о русских вельможах, которые в случае войны боялись бы за свои дворцы и после крупного сражения принудили бы императора Александра подписать мир».

Наполеон также говорил Миттерниху (министру иностранных дел Австрии): «Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я её в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь». В беседе с французским послом в Варшаве Прадтом Наполеон говорил: «Я иду в Москву и в одно или два сражения всё кончу». Известно и другое высказывание Наполеона: «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму её за голову; заняв Москву, я поражу её в сердце».

Действительно, всё, казалось, предвещало успех Наполеона: громадность сил, гений полководца, его счастье и непобедимость. В русских же имя Наполеона ассоциировалось с понятием антихриста. Многие были убеждены, что настал конец России, а в комете, появившейся на небе в 1811-м году, суеверные люди видели предзнаменование гибели страны но общее мнение было: лучше погибнуть, чем подчиниться врагу.

С началом вторжения русские армии Барклая-де-Толли и Багратиона, разрыв между которыми составлял 250 вёрст, оказались отрезанными одна от другой и были настолько слабы по численности, что не могли и думать о генеральном сражении с врагом.

Е. В. Тарле («Нашествие Наполеона на Россию») писал, что ещё перед выходом из Дриссы, находившийся при царе государственный секретарь Шишков оказал русской армии очень важную услугу. Шишков видел, что пребывание императора Александра в армии просто гибельно для России. Но как убрать царя, человека очень обидчивого и злопамятного? Ближайшим военным окружением императору было представлено предложение: «Если государю императору угодно будет ныне же, не ожидая решительной битвы, препоручить войска в полное распоряжение главнокомандующего и самому отбыть от оных…».

И император покинул армию, оставив Барклая-де-Толли главнокомандующим 1-й армии с начальником штаба – генералом А. П. Ермоловым. Барклай-де-Толли приказал отступать на Витебск.

Обе русские армии должны были не позволить разбить себя поодиночке, как планировал Наполеон, а объединиться, это объединение должно было состояться под Витебском. Чтобы выиграть время и дождаться здесь Багратиона, Барклай-де-Толли приказал графу Остерману-Толстому с небольшим отрядом задержать французов. Целый день Остерман выдерживал сильнейший натиск французов. Когда ему донесли, что неприятель всё усиливает давление, между тем русские полки понесли большой урон, и при этом спрашивали, что делать, – он отвечал: «ничего не делать, стоять и умирать».

С такой же стойкостью удерживали рубеж и сменившие его части Коновицына и Палена. Но армии здесь не смогли соединиться, 2-я армия Багратиона оказалась в тяжелейшем положении – против неё Наполеон бросил свои лучшие войска: корпус под командованием вестфальского короля Жерома шёл в хвосте армии, а корпус маршала Л.-Н. Даву – наперерез.

Багратион с необыкновенной ловкостью вырвался из тисков Даву и Жерома, отвёл свою армию от границы к Смоленску, нанеся противнику ряд чувствительных ударов. Образ Суворова оживает в словах приказа, отданного Багратионом после первого столкновения с французскими войсками: «Пехота коли, кавалерия руби и топчи!.. Тридцать лет моей службы и тридцать лет, как я врагов побеждаю чрез вашу храбрость. Я всегда с вами, и вы со мною!» (Генерал Багратион: Сб. документов и материалов. М., 1945).

По случаю начала войны император Александр I подписал манифест, в котором говорилось:

«Неприятель вошёл с великими силами в пределы России. Он идёт разорять любезное Наше Отечество… Да обратится погибель, в которую он манит низринуть Нас, на главу его, и освобождённая от рабства Европа да возвеличит имя России!..»

Александр I направил к Наполеону генерала Балашова со следующим письмом:

«Государь брат мой!

Вчера дошло до меня, что, несмотря на честность, с которой наблюдал я мои обязательства к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною… Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из-за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания всё происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду вынужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, ещё имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.

Вашего Величества добрый брат Александр».

Но Великая Армия, перейдя Неман, пошла на Вильно, в июне французские войска вошли в Вильно, русские войска отступили без боя. Это не значит, что не происходили стычки между неприятельскими армиями, но крупного сражения русские избегали.

Наполеон сказал: «Шпага обнажена, надо загнать русских в их льды, чтобы и через 25 лет они не смели вмешиваться в дела цивилизованной Европы… Я подпишу мир в Москве!.. И двух месяцев не пройдёт, как русские вельможи заставят Александра его у меня просить».

1-го июля Наполеон направил Александру письмо, где перечислял свои претензии. Несмотря на уверения в неизменности чувств, выраженных в Тильзите и Эрфурте, он, тем не менее, заявил, что не выведет ни одного солдата из России.

Торопясь настигнуть отступающего врага, Наполеон приказал армии выступить из Вильно, хотя обозы с продовольствием ещё не добрались до города.

Русские продолжали отступать в полном порядке. С первого шага неприятеля в России народ сам стал подниматься на защиту отечества: мирные сельские жители превращались в смелых воинов, крестьяне обращались к военным: «Скажите, когда придёт пора зажигать наши дома».

И. В. Скворцов: «Такого сопротивления французы ещё нигде не встречали, 7-ми 10-ти тысячные отряды задерживали иногда напор 100-тысячной армии французов».

6-го июля 1812-го года император Александр I издал Манифест «О сборе внутри государства земского ополчения» («Полное собрание законов Российской империи. 1812–1815. СПб., 1830):

– «…Неприятель вступил в пределы Наши и продолжает нести оружие своё внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие великой сей Державы. Он положил в уме своём злобное намерение разрушить славу её и благоденствие. С лукавством в сердце и лестию на устах несёт он вечные для неё цепи и оковы.

Мы, призвав на помощь Бога, поставляем в преграде ему войска Наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его и то, что останется неистреблённого согнать с лица земли Нашей. Мы полагаем на силу и крепость их твёрдую надежду; но не можем и не должны скрывать от верных Наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против неё бодрствования.

Сего ради, при всей твёрдой надежде на храброе Наше воинство, полагаем Мы за необходимо нужное: собрать внутри Государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жён и детей каждого и всех…

Да найдёт он на каждом своём шагу верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем Отечества; Святейший Синод и духовенство! Вы всегда тёплыми молитвами своими призывали благодать на главу России; Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют».

Это воззвание вызвало проявление патриотических чувств, когда, вскоре после этого, Александр I прибыл в Москву, толпа народа кричала: «Веди нас, куда хочешь, веди нас, отец наш! Умрём или победим!» Готовность каждого жертвовать всем на защиту отечества была столь велика, что правительство вынуждено было ограничить пожертвования, поступающие из губерний, только 16-ю губерниями, ближайшими к месту войны.

В наше демократическое время такое даже невозможно предположить, чтобы правительство отказалось прикарманить деньги, которые лишними для чиновников не бывают.

Благодаря призыву императора и поступающим сведениям о мародёрстве и грабежах Великой Армии, в короткое время было создано ополчение (более 300-т тысяч человек) и собрано около 100 миллионов рублей.