Часть четвертая
Ванда Селдон
Селдон Ванда — …На склоне лет самой большой привязанностью Селдона стала его внучка Ванда. Осиротев в юности, Ванда Селдон, став взрослой, посвятила свою жизнь психоистории и стала сотрудницей Проекта, заняв место Юго Амариля.
Суть работы Ванды Селдон большей частью остается загадкой, поскольку работала она, в основном, в одиночку. Единственным, кто имел доступ к исследованиям, проводимым Вандой, были сам Гэри Селдон и молодой человек по имени Стеттин Пальвер, чей потомок, Прим Пальвер, четыреста лет спустя внесет неоценимый вклад в дело возрождения Трентора из руин после «Великого Опустошения» (300 г. а. э.)…
Несмотря на то что досконально оценить вклад Ванды Селдон в создание Академии крайне затруднительно, несомненно, он был необычайно велик…
Галактическая энциклопедия
1
Гэри Селдон, слегка прихрамывая вошел в Галактическую Библиотеку и направился туда, где выстроились ряды скиттеров — небольших самодвижущихся тележек. С помощью этих транспортных средств можно было быстрее перемещаться по длиннющим коридорам Библиотеки.
Однако по пути внимание его привлекли к себе трое мужчин, устроившихся в галактографической кабине, и наблюдавших трехмерное изображение Галактики. Изображение медленно вращалось, имитируя перемещение звездных систем вокруг центра.
Оттуда, где остановился Селдон, он видел, что отдаленная провинция Анакреон высвечена красными огоньками. Провинция была расположена на краю Галактики и занимала довольно обширное пространство, но звезд в ней было немного. Анакреон не блистал ни высоким уровнем жизни, ни какими-либо необычайными достижениями в области культуры. Пожалуй, интереснее всего было то, что он находился на громадном расстоянии от Трентора — десять тысяч парсеков.
Селдон, повинуясь безотчетному интересу, уселся у ближайшего компьютера и настроил его на свободный поиск информации. Он интуитивно почувствовал, что столь пристальный интерес к Анакреону обязательно должен был носить политическую окраску — географические координаты этой провинции делали ее самым шатким миром из всех, которые пытался удержать в Империи нынешний правящий режим. Селдон смотрел на экран компьютера, но напряженно прислушивался к разговору троих мужчин. В Библиотеке редко происходили политические дискуссии. Если на то пошло, их здесь не приветствовали.
Ни один из троих Селдону знаком не был, и это вовсе не удивительно. Библиотеку посещали немногие завсегдатаи, и почти всех Селдон знал в лицо, а с некоторыми даже знаком лично, но залы были открыты для всех граждан Трентора. Никаких особых затруднений для того, чтобы попасть в Библиотеку, не возникало — но, конечно, на ограниченное время. Селдон был из числа тех избранных, кому было позволено, так сказать, «окопаться» в Библиотеке, он исключительно ценил возможность трудиться в отдельном кабинете, а также иметь доступ ко всем хранилищам и оборудованию.
Один из троих, которого Селдон про себя окрестил «Крючконосым» (не без причины), негромко, но торопливо проговорил:
— Ерунда. Не смогут же они торчать там вечно, а как только уберутся восвояси, все встанет на свои места.
Селдон понял, о чем речь. Всего три дня назад по тренторвидению было передано сообщение о том, что правительство Империи решило предпринять демонстрацию силы, дабы призвать к порядку зарвавшегося губернатора Анакреона. Проведенный Селдоном психоисторический анализ ситуации показал, что мероприятие это абсолютно бесполезно, но правительство, оскорбленное в лучших чувствах, не пожелало прислушаться к его совету. Теперь от слов крючконосого Селдон печально усмехнулся — молодой человек говорил его словами, но при этом не пользовался выкладками психоистории.
А Крючконосый тем временем продолжал:
— А если плюнуть на Анакреон, что мы теряем? Он все равно останется на своем месте, там, где всегда был — на самом краю Империи. Не может же он собрать вещички и удрать к Андромеде, верно? Значит, ему все равно придется торговать с нами, а стало быть, жизнь продолжается. Какая разница, поклоняются они Императору или нет? Никакой.
Второй мужчина — этого Селдон окрестил «Лысым», также не без причины, сказал:
— Может и так, только все это как бы не само по себе происходит. Отпочкуется Анакреон — следом за ним посыплются другие дальние провинции. Империя развалится.
— Ну и что? — яростно прошептал Крючконосый. — Империя все равно не в состоянии существовать дальше в таком виде. Она слишком велика. Так пусть Внешние миры катятся куда подальше — легче будет с Внутренними управиться. Пусть пограничные провинции перестанут принадлежать нам политически, экономически они все равно останутся нашими.
— Было бы неплохо, — сказал третий, которому Селдон дал кличку «Краснощекий», — если бы ты был прав, но боюсь, так не получится. Если пограничные провинции обретут независимость, они первым делом попытаются усилить свою власть и влияние за счет ближайших соседей. Начнется война, вспыхнут конфликты, каждый губернатор примется мечтать стать Императором. Все станет так, как во времена до создания Треиторианского королевства — мрачные века, тянувшиеся тысячи лет.
Лысый возразил:
— Уверен, все будет не так уж плохо. Империя, может, и развалится, но быстро придет в себя, когда люди поймут, что развал означает войну и нищету. Тогда все вспомнят о золотых днях, когда Империя была едина, и все вернется на круги своя. Мы же не варвары какие-нибудь. Что-нибудь придумаем, выкрутимся.
— Точно, — согласился Крючконосый. — Не будем забывать о том, что Империя сталкивалась с кризисами всю свою историю, но всякий раз выкарабкивалась.
Но Краснощекий покачал головой и сказал:
— Это не просто очередной кризис. Сейчас все гораздо хуже. Процесс упадка длится уже не первое столетие. За время десятилетнего правления хунты экономика разрушена, а с тех пор как хунта убралась со сцены и воцарился наш новый Император, Империя так ослабла, что периферийным губернаторам даже пальцем шевелить не придется. Пограничные провинции отвалятся, так сказать, за счет собственного веса.
— Но верность Императору… — упорствовал Крючконосый.
— Какая верность? — фыркнул Краснощекий. — После покушения на Клеона мы вон сколько лет подряд обходились без всякого императора, и никому это особенно не мешало. А нынешний и вообще марионетка. На что он способен? Да и не только он. Так что это не кризис. Это конец.
Остальные двое хмуро смотрели на Краснощекого. Лысый сказал:
— Да ты, похоже, и впрямь так думаешь! Что же, по-твоему, правительство Империи будет сидеть сложа ручки?
— Да! Оно, как и вы двое, не станет верить, что все так, а не иначе. То есть не станет верить до тех пор, пока не будет слишком поздно.
— Ну а если бы правительство, допустим, поверило, как ты думаешь, чего от него ждать? — спросил Лысый.
Краснощекий задумчиво посмотрел на галактограф, словно мог там найти ответ.
— Не знаю… Послушай, настанет день, и я умру, а на мой век порядка хватит. Может, потом и хуже станет, так пусть другие себе головы ломают, меня-то уже не будет. Старые добрые времена прикажут долго жить. Может, и навсегда. Кстати, не я один так думаю. Слыхал про такого — Гэри Селдона?
— Естественно, — с готовностью откликнулся Крючконосый. — Не он ли был премьер-министром при Клеоне?
— Он, — кивнул Краснощекий. — Он, вроде бы, ученый. Пару месяцев назад передавали его интервью, и я был приятно обрадован тем, что не я один думаю, что Империя разваливается. Он сказал…
— Он сказал, — прервал его Лысый, — что все полетит к чертям, и мрачным векам конца не будет?
— Ну нет, — покачал головой Краснощекий. — Он человек осторожный. Он сказал, что такое возможно. Но он ошибается. Такое произойдет.
Селдон решил, что пора вмешаться. Прихрамывая, он подошел к столу, вокруг которого сидела троица, и опустил руку на плечо Краснощекого.
— Сэр, — сказал Селдон, — можно поговорить с вами несколько минут?
Краснощекий вздрогнул, глянул на Селдона снизу вверх и удивленно спросил:
— Ба, а вы случайно не профессор Селдон?
— Случайно, да, — усмехнулся Селдон и показал Краснощекому пропуск в Библиотеку, на котором была его фотография. — Мне хотелось бы пообщаться с вами. Послезавтра, в четыре тридцать пополудни, в моем библиотечном кабинете. Устроит?
— Я буду на работе, вообще-то.
— Скажитесь бальным, коли на то пошло. Это очень важно.
— Честно говоря, не знаю, сэр…
— Постарайтесь. Будут трудности — я улажу. А сейчас, джентльмены, если не возражаете, мне бы хотелось немного поработать с моделью Галактики. Давненько не доводилось.
Все трое оторопело кивнули, явно обескураженные встречей с бывшим премьер-министром. Вскоре друг за другом троица покинула нишу, а Селдон устроился у пульта управления моделью Галактики.
Селдон протянул руку, нажал кнопку, и красные огоньки, обозначавшие провинцию Анакреон, исчезли. Галактика стала похожа на светящуюся линзу, в центре которой выделялась более яркая сфера, за которой находилась черная дыра.
Отдельные звезды без увеличения видны не были, да и в этом случае можно было вычленить только тот или иной участок Галактики, а Селдону хотелось видеть всю Галактику целиком — всю умирающую Империю.
Он нажал еще одну кнопку, и модель Галактики осветилась золотистыми огоньками. Это были обитаемые планеты — двадцать пять миллионов. На фоне рассеянного тумана на краях Галактики золотистые точки были редки, но ближе к центру сливались и образовывали некое подобие кольца вокруг центра (конечно, при увеличении и здесь стали бы видны отдельные звезды). Сфера в центре осталась белой — естественно, ведь там не было и не могло быть обитаемых планет, в этом средоточии энергетических вихрей.
Селдон нажал еще одну кнопку. Золотистые огоньки исчезли, а небольшая область Галактики озарилась синим цветом. Это был Трентор и миры, непосредственно от него зависящие. Эта область была расположена очень близко от центра Галактики, но все же не так близко, чтобы испытывать на себе смертоносное воздействие ядра — и все-таки, хотя это фактически было не так, про Трентор всегда говорили, что он находится в «Центре Галактики». Трентор был невелик по сравнению с громадиной Галактики, но именно он сосредоточил в себе высшие достижения культуры, науки, стал символом процветания и власти, дотоле неведомых человечеству.
Но даже Трентор был обречен.
Троица, выстроившаяся за спиной Селдона, казалось, прочла его мысли. Лысый негромко спросил:
— Империя действительно погибнет?
Селдон еще тише ответил:
— Может погибнуть. Может. Все что угодно может случиться.
Он встал, улыбнулся всем троим, и ушел, но в мозгу у него билась тревожная, неотвязная мысль: «Погибнет! Погибнет!».
2
Вздохнув, Селдон забрался к один из скиттеров, рядами выстроившихся в глубокой нише. Всего несколько лет назад он обожал пройтись быстрым шагом по коридорам Библиотеки и радовался — вот, дескать, мне уже больше шестидесяти, а я еще молодцом!
Теперь ему было семьдесят, ноги плохо слушались его, и приходилось пользоваться скиттером. Те, кто помоложе, тоже не брезговали скиттерами, но исключительно для экономии времени, а Селдон без скиттера просто не смог бы обойтись.
Выведя скиттер из ниши, Селдон нажал кнопку на панели управления, и скиттер приподнялся над полом и тронулся вперед — мягко, плавно и бесшумно. Селдон откинулся на спинку мягкого сиденья, глядя на проплывавшие мимо стены, скользящие навстречу скиттеру, и немногочисленных посетителей, идущих пешком.
На пути Селдону встретились несколько библиотекарей, и он приветствовал их улыбкой. Гильдия библиотекарей была старейшей в Империи, хранила древние традиции и руководствовалась принципами столетней, а то и тысячелетней давности.
Одеты библиотекари были в просторные, снежно-белые одеяния, напоминавшие балахоны.
На Тренторе, как во всех остальных мирах, существовало определенное отношение к тому, следует ли мужчинам бриться или оставлять какую-то растительность на лице. Коренные тренторианцы — по крайней мере, жители большинства секторов планеты — не носили ни усов, ни бород, и, насколько знал Селдон, такой порядок был заведен веками. Исключение составляли, пожалуй, только далийцы, ни за что на свете не соглашавшиеся расставаться с пышными усами.
А вот библиотекари, тем не менее, издавна носили бороды. У каждого из них была короткая, ухоженная бородка от уха до уха, но усов не было. Одного этого было достаточно, чтобы библиотекари выглядели отлично от остальных, и Селдон, будучи гладко выбритым, чувствовал себя в их обществе белой вороной.
Но, безусловно, больше всего бросались в глаза шапочки библиотекарей. Наверное, думал Селдон, они даже спят в них. Шапочки были скроены в форме квадрата, углы которого на макушке скреплялись пуговицей, и были самых разных цветов. Тому, кто был знаком с уставом гильдии библиотекарей, было легко по цвету шапочки определить, сколько лет прослужил тот или иной библиотекарь, в какой области он специализируется, каково его служебное положение и так далее и тому подобное. Шапочки вносили незыблемый порядок в иерархическую структуру гильдии. Стоило одному библиотекарю взглянуть на другого, и он сразу понимал, с какой степенью уважения или, наоборот, снисходительности отнестись к коллеге.
Галактическая Библиотека была самым большим зданием на Тренторе (а вероятно, и во всей Галактике), превосходя размерами даже Императорский Дворец. Некогда она блистала и искрилась, гордясь своим могуществом и славой. Однако, как вся Империя, Библиотека не избежало печальной участи — она тоже старилась и увядала, и теперь стала подобна богатой старухе, носившей на морщинистой шее те самые бриллианты, что украшали ее в молодости.
Скиттер остановился около двери, обрамленной затейливой резьбой — кабинета Главного Библиотекаря. Селдон встал и вышел из машины.
Лас Зенов встретил Селдона улыбкой.
— Прошу пожаловать, мой друг, — проговорил он писклявым голосом. Селдон порой гадал, уж не пел ли он в молодости тенором, но спросить не решался. Главный Библиотекарь всегда держался так надменно, что такой вопрос мог показаться ему оскорбительным.
— Приветствую вас, — сказал Селдон.
У Зенова была седая борода — почти наполовину белая. Голову Главного Библиотекаря украшала белая шапочка. Почему белая — это Селдону было понятно без вопросов. Полное отсутствие цвета означало высшее положение в библиотечной иерархии.
Зенов довольно потер руки.
— Я просил вас зайти ко мне, Гэри, потому что у меня для вас хорошие новости. Мы-таки нашли ее!
— Под «ней», Лас, вы имеете в виду…
— Подходящую планету! Вы просили поискать планету, которая была бы расположена подальше от Трентора, — сказал Зенов, довольно улыбаясь. — Правильно сделали, что обратились к нам, Гари. Библиотека может все.
— Я и не сомневался, Лас. Расскажите же мне об этой планете.
— Хорошо, но для начала я покажу вам, где она находится.
Часть стены кабинета отъехала в сторону, свет погас и на экране возникла трехмерная модель Галактики, медленно вращающаяся вокруг своей невидимой оси. Красной линией на этой модели была обведена граница провинции Анакреон — Селдон готов был поклясться, что это не случайно.
И вдруг на самом дальнем краю провинции загорелась синяя точка.
— Вот она, — сказал Зенов. — Идеальная планета. Размеры приличные, воды достаточно, прекрасно насыщенная кислородом атмосфера, и, естественно, растительность имеется. Богатая водная фауна. Только бери, как говорится. Не потребуется никакого переустройства и установки системы искусственного климата, по крайней мере, пока там не появится многочисленное население.
— Планета не заселена, Зенов? — спросил Селдон.
— Абсолютно не обитаема. Ни души.
— Но почему — если она так удобна для жизни? Полагаю, раз вы смогли получить столь подробную информацию, наверняка планету в свое время кто-то обследовал. Почему же она не была колонизирована?
— Ее действительно обследовали, но посылали туда только исследовательскую технику, без людей. А не колонизировали, по всей вероятности, потому, что она расположена так далеко откуда бы то ни было. Планета обращается вокруг звезды, отстоящей от центральной черной дыры дальше, чем любое из Солнц, согревающих любую из обитаемых планет. Так что это слишком далеко для потенциальных колонистов, но для вас будет в самый раз. Вы же сказали: «Чем дальше, тем лучшей.
— Да, — кивнул Селдон. — Я и теперь так говорю. У нее есть название или всего лишь какая-то комбинация букв и цифр?
— Хотите верьте, хотите — нет, но название у нее есть. Те, кто посылал туда в свое время технику, назвали ее Терминус — это древнее слово, означающее «конец линии». Так оно, по сути, и есть.
— Планета входит в провинцию Анакреон? — поинтересовался Селдон.
— Нет, — покачал головой Зенов. — Если приглядитесь повнимательнее, то заметите, что синяя точка — Терминус — лежит чуть дальше границы Анакреона, на самом деле расстояние до границы составляет пятьдесят световых лет. Терминус не принадлежит никому. Он даже не является составной единицей Империи, если на то пошло.
— Значит, вы правы, Лас. Похоже, это действительно та самая идеальная планета, которую мы ищем.
— А я вам что говорю? — довольно улыбнулся Зенов. — Но боюсь, стоит вам оккупировать Терминус, как губернатор Анакреона объявит его принадлежащим к своей юрисдикции.
— Это не исключено, — согласно кивнул Селдон. — Но с этим разберемся в свое время.
Зенов снова потер руки.
— Какой все-таки восхитительный проект! Обосноваться в нетронутом, девственном мире, отдаленном, изолированном, для того чтобы затем год за годом, десятилетие за десятилетием заниматься составлением колоссального вместилища знаний, выработанных человечеством — Энциклопедии, ее несравненно более грандиозного варианта, чем тот, что имеется в нашей Библиотеке. Эх, будь я помоложе, я бы с радостью участвовал в этой экспедиции.
Селдон грустно вздохнул.
— А ведь вы на целых двадцать лет моложе меня.
«Теперь редко отыщешь того, кто не был бы моложе меня», — с тоской подумал он.
— О да, — улыбнулся Зенов. — Я слыхал, вы только что отпраздновали семидесятилетие. Надеюсь, хорошо повеселились?
— Я не праздную своих дней рождения, — нахмурился Селдон.
— Правда? Но ведь праздновали раньше. Я помню эту знаменитую историю с вашим шестидесятилетием.
Селдону стало больно — так больно, словно самая большая в его жизни утрата постигла его только вчера.
— Прошу вас, не надо об этом, — попросил он Зенова.
Зенов смутился.
— Простите. Поговорим о чем-нибудь другом… Так вот, если Терминус действительно та планета, которая вам нужна, видимо, вам стоит удвоить усилия по подготовке энциклопедического проекта. Библиотека готова помочь вам, чем только сумеет.
— Я это знаю, Лас, и бесконечно благодарен вам. Мы действительно засучим рукава.
Он встал, но улыбнуться не сумел — так горько ему было от нечаянного напоминания о праздновании его дня рождения десять лет назад.
— Ну, я пойду, — сказал он. — Займусь своими делами.
Уходя, он ощутил угрызения совести, Вечно приходилось всех обманывать. Лас Зенов и понятия не имел о том, каковы были истинные планы Селдона.
3
Гэри Селдон вошел в удобный кабинет, в котором последние несколько лет работал, посещая Галактическую Библиотеку. Здесь, как и во всех остальных помещениях Библиотеки, чувствовался налет распада, что-то вроде накопившейся усталости — может быть, нечто, сродни состоянию любой вещи, слишком долго стоящей на одном и том же месте. И тем не менее Селдон знал, что все здесь может остаться по-прежнему еще много веков, а при условии вдумчивого переустройства — и тысячи лет.
Как же он здесь оказался?
Снова и снова он вспоминал прошедшее, пробегал мысленным взором всю свою жизнь. Конечно, это было связано со старостью. В прошлом у него осталось гораздо больше, чем ожидало в будущем, и потому разум безотчетно отворачивался от призрачного света, мерцающего впереди, и упорно возвращался назад — к тому, что уже прошло.
Однако из этого правила было исключение. Прошло больше тридцати лет, а за это время и психоистория наконец выбралась на прямую дорогу. Да, прогресс хоть со скрипом, но двигался все-таки вперед. А шесть лет назад произошел совершенно неожиданный поворот событий.
Селдон точно знал, как все соединилось и почему это стало возможно.
Дело, несомненно, заключалось в Ванде, внучке Селдона. Гэри закрыл глаза и углубился в воспоминания о событиях шестилетней давности.
Ванде тогда было двенадцать, и настроение у нее было печальное. У Манеллы родился еще один ребенок — крошка Беллис, и она целиком погрузилась в уход за младенцем.
Отец Ванды, Рейч, закончив наконец свою книгу, посвященную родине — сектору Даль — добился небольшого успеха и на короткое время стал чем-то вроде знаменитости. Его пригласили почитать лекции в связи с выходом книги, и он с готовностью согласился выступать, поскольку проблемы родного сектора его не переставали волновать. Как он сказал однажды Селдону: «Знаешь, когда я говорю про Даль, мне не приходится прятать свой далийский жаргон. Наоборот, от меня именно и ждут, что я буду болтать по-далийски».
В итоге Рейч почти все время куда-то уезжал, дома бывал редко, а когда бывал, то больше времени проводил с младшей дочкой.
А Дорс: — Дорс больше не было, и эта рана никак не заживала в душе Селдона. И отреагировал он на смерть супруги жестоко, немилосердно: в его сознании эта смерть соединилась со сном Ванды, с которого все началось, вокруг которого закрутилась-завертелась нить событий, оборванная смертью Дорс.
Если поразмыслить, Ванда тут была ни при чем — и умом Селдон это прекрасно понимал. И все-таки он старался как можно реже встречаться с внучкой, из-за чего ей было еще печальнее — она осталась совсем одна.
Что делать? Ванда вынуждена была искать утешения у человека, который, похоже, всегда был рад ей, единственного, кому она могла всегда довериться. Это был Юго Амариль, правая рука Гэри Селдона в деле разработки психоистории и человек, не знающий себе равных в беззаветной преданности этой науке.
У Гэри были Дорс и Рейч, а у Амариля, кроме психоистории, никого и ничего не было — ни жены, ни детей. И все же, стоило появиться Ванде, как Юго менялся на глазах. Он радовался ее приходам, но вел себя так, словно она была совсем взрослая — и Ванде это очень нравилось.
И вот шесть лет назад, в один прекрасный день Ванда зашла в кабинет Юго. Он обернулся, поглядел на девочку, близоруко прищурившись, и, казалось, в первое мгновение не узнал се.
— А, это ты, дорогая моя Ванда! — наконец воскликнул он. — А что это ты такая печальная? Такая красивая девушка не должна грустить.
У Ванды задрожала нижняя губа.
— Меня никто не любит… — прошептала она.
— Ну что ты все выдумываешь.
— Все любят мою сестренку. На меня всем наплевать.
— Я тебя люблю, Ванда.
— Значит, только ты меня и любишь, дядя Юго. Теперь Ванда не могла, как маленькая, забраться к Юго на колени. Она прижалась к его плечу и разрыдалась.
Амариль, не зная, что делать, обнял девчушку и принялся приговаривать:
— Ну-ну, не плачь, не надо плакать… — Из-за жалости к ребенку, из-за того, что в его жизни не было ничего такого, над чем он мог бы заплакать, у него на глаза навернулись горькие слезы и побежали по щекам. — Слушай, Ванда, — взяв себя в руки, как мог весело предложил он, — хочешь я тебе покажу кое-что очень красивое?
— Ч-что? — всхлипнула Ванда.
Амариль в своей жизни знал красоту единственной вещи во всей Вселенной.
— Ты Главный Радиант когда-нибудь видела? — спросил он.
— Не-а. А это что?
— Это штука, которой твой дед и я пользуемся в работе. Видишь? Вот он.
Он указал на черный куб, стоявший на письменном столе.
— Ничего красивого, — фыркнула Ванда.
— Пока — да, — согласился Амариль. — Но ты погляди, что будет, когда я его включу.
И включил. В комнате погас свет, и она наполнилась разноцветными светящимися точками.
— Видишь? А сейчас я увеличу изображение, и все эти точки превратятся в разные математические значки.
Так он и сделал. Казалось, что-то прошелестело в воздухе, и кругом запестрели самые разнообразные знаки — буквы, цифры, стрелочки и линии; ничего подобного Ванда раньше не видела.
— Ну, разве не красиво? — спросил Амариль.
— Да, красиво, — проговорила Ванда, придирчиво разглядывая значки и уравнения, которые (она этого, конечно, не знала и знать не могла) обозначали возможные варианты будущего. — Только вот этот кусочек мне не нравится. Он какой-то неправильный, — и она ткнула пальцем в уравнение, расположенное слева от нее.
— Неправильное? Почему тебе кажется, что оно неправильное? — нахмурился Амариль.
— А потому что оно… некрасивое. Я бы его как-нибудь переделала.
Амариль нервно откашлялся.
— Ну-ка, дай-ка я его увеличу… — сказал он, и уравнение приблизилось, Юго, прищурившись, принялся разглядывать его.
— Спасибо тебе большое, дядя Юго, — сказала Ванда, — за эти красивые огоньки. Может быть, я когда-нибудь пойму, что они значат.
— Вот и хорошо. Надеюсь, ты немножко развеселилась?
— Чуть-чуть, спасибо, — пробормотала Ванда, и слегка улыбнувшись, вышла из кабинета.
Амариль был уязвлен в самое сердце. Он терпеть не мог, когда кто-либо высказывал критические замечания в адрес Главного Радианта — тем более двенадцатилетняя девочка… ничего в нем не смыслившая.
Он и помыслить не мог, что с этого мгновения началась революция в психоистории.
4
Ближе к вечеру Амариль зашел в кабинет Гэри Селдона. Это и само по себе было крайне необычно, поскольку Юго практически никогда не покидал своего кабинета — даже для того, чтобы поговорить с коллегами, работавшими у него за стеной.
— Гэри, — хмуро и обескураженно проговорил Амариль. — Случилось нечто странное. Странное, просто невероятное.
Селдон с грустью смотрел на Амариля. Тому было всего пятьдесят три, но выглядел он намного старше — сутулый, изможденный. Когда Гэри напирал, Юго неохотно отправлялся на медицинское обследование, и все врачи в один голос советовали ему на время оставить работу (кое-кто советовал вообще уйти на пенсию) и отдохнуть. «Только так, — говорили доктора, — он мог бы поправить здоровье. А не то…» Селдон слушал и обреченно качал головой. «Стоит отнять у него его работу, и он умрет еще скорее — умрет несчастным. Нет выбора».
Тут Селдон понял, что находился в забытьи и не расслышал о чем ему поведал Юго.
— Прости, Юго, — пробормотал он. — Я отвлекся. Повтори, пожалуйста.
— Я сказал, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Что же, Юго?
— Дело в Ванде. Она заходила ко мне… знаешь, она очень грустная.
— Почему?
— Наверное, из-за второго ребенка.
— Ах да… — виновато нахмурился Селдон.
— То есть она так и сказала, и плакала, уткнувшись мне в плечо. Признаться, Гэри, я и сам расплакался. А потом решил её утешить и развеселить. В общем, решил показать ей Главный Радиант.
Тут Амариль несколько растерялся — похоже было, он пытается подобрать слова, чтобы рассказать, что же случилось потом.
— Ну, Юго? И что дальше?
— Ну… она смотрела на разноцветные огоньки, и я увеличил один участок, а именно — 42Р254. Помнишь?
— Нет, Юго, — смущенно улыбнулся Селдон. — У меня не такая память на уравнения, как у тебя.
— А надо было бы запомнить, — покачал головой Амариль. — Как же можно работать, если… ну да ладно, не сердись. Хочу обрадовать тебя: Ванда указала на один участок и сказала, что он неправильный. По ее мнению, он… некрасив.
— Чему радоваться-то? Вкусы у нас у всех разные.
— Не спорю, но я потом, после ее ухода, долго думал… Гэри, с этим кусочком действительно не все в порядке. Программирование было с погрешностями, и именно тот кусочек, который не понравился Ванде, оказался неправильным. И скажу тебе честно, он-таки некрасивый.
Селдон выпрямился и нахмурил брови.
— Погоди, Юго, я хочу понять. Она ткнула куда-то пальцем, сказала, что это некрасиво и оказалась права.
— Да. Именно ткнула пальцем, но не просто куда-то. Она очень точно показала место.
— Но это просто невероятно.
— Но это произошло. Я же своими глазами видел.
— Я не говорю, что этого не было, Я говорю, что это просто какое-то удивительное совпадение.
— Да? А как ты думаешь, ты, со своим знанием психоистории, со своим многолетним опытом, мог бы бросить небрежный взгляд на новую систему уравнений и тут же объявить, что часть системы неверна?
Селдон пожал плечами.
— Юго, а почему ты увеличил именно эту систему уравнений? Что заставило выбрать именно ее?
Амариль пожал плечами.
— Ну возможно… это совпадение, если хочешь. Просто нажал кнопки, и все.
— Не может быть, чтобы это было совпадение… — пробормотал Селдон, умолк, глубоко задумался и наконец задал тот вопрос, после которого начатая Вандой революция в психоистории набрала ход.
— Юго, — спросил Селдон, — а у тебя самого эти уравнения раньше не вызывали никаких сомнений? Была причина заподозрить, что с ними не все ладно?
Амариль сунул руки в карманы куртки, пожал плечами.
— Вроде бы была… Видишь ли…
— Так вроде бы или действительно была?
— Точно, была. Я когда вводил эту систему, засомневался — у меня даже рука потянулась к программирующему устройству. Вроде бы, ничего особенного, но было какое-то внутреннее беспокойство. Да дел было по горло, и я все оставил, как есть. А потом… Ванда показала на это самое место, и я решил окончательно все проверить. В противном случае я бы просто махнул на это рукой — мало ли чего скажет ребенок.
— И ты выбрал именно эту систему уравнений, чтобы показать Ванде? Словно она вытащила эту мысль наружу из твоего подсознания?
— Кто знает? — пожал плечами Амариль.
— А как раз перед тем как это случилось, вы, обнявшись, плакали? — Амариль еще более растерянно пожал плечами. — Похоже, я понимаю, что произошло, Юго, — сказал Селдон. — Ванда прочла твои мысли.
Амариль вскочил как ужаленный.
— Это невозможно! — воскликнул он.
— Селдон медленно проговорил:
— Я знал когда-то человека, обладавшего такими способностями… Но он… — Селдон немного помолчал, вспоминая Эдо Демерзеля, известного ему под настоящим именем — Дэниел. — Он был больше, чем человек, и его способность читать мысли, направлять людей на те или иные поступки была ментальной способностью. Может быть, у Ванды такая способность тоже есть.
— He могу поверить, — упрямо мотнул головой Амариль.
— Я — могу, — сказал Селдон и вздохнул, — но что с этим делать, ума не приложу.
Туманно, отдаленно почувствовал он поступь революции в психоистории — но только туманно…
5
— Папа, — сокрушенно обратился Рейч к отцу, — ты неважно выглядишь.
— Да, — кивнул Селдон. — Зверски устал, А ты как?
Рейчу уже исполнилось сорок четыре, и в его волосах мелькала седина, но предмет его всегдашней гордости — усы — оставались густыми и черными. Настоящие далийские усы. Селдон порой подумывал, уж не красит ли Рейч их, однако понимал, что спрашивать об этом сына лучше не надо.
— Ну, ты на время освободился от лекций? — спросил Селдон.
— Да, ненадолго. Как я рад быть дома, видеть Манеллу, Ванду и тебя, па!
— Спасибо, сынок. Но у меня, Рейч, для тебя новости. Придется покончить с лекциями. Ты мне нужен здесь.
Рейч нахмурился:
— Зачем?
Отец дважды поручал ему трудные задания, но это было давно, во времена джоранумитской смуты. Насколько было известно Рейчу, теперь все было спокойно — особенно после свержения хунты и восхождения на престол нового, хотя и довольно невыразительного Императора.
— Речь о Ванде, — ответил Селдон.
— О Ванде? А что такое с ней?
— Ничего страшного, но ее нужно будет подвергнуть полному генетическому обследованию. И не только ее — и тебя, и Манеллу, и малышку.
— Как, и Беллис тоже? Да в чем дело-то?
Селдон растерялся.
— Рейч… ты же знаешь, что мы с мамой всегда находили, что ты человек исключительный — необыкновенно обаятельный, внушающий почти любому доверие и любовь к себе.
— Я знаю, ты так думал, и всегда мне это говорил, когда собирался дать мне какое-нибудь жуткое задание. Но я должен сказать тебе откровенно — сам я ничего подобного никогда не чувствовал.
— Нет-нет, ты покорил меня… и Дорс, — с трудом проговорил Селдон (имя жены до сих пор отзывалось в его душе болью, хотя уже четыре года прошло, как ее не стало). — В Сэтчеме ты покорил Рейчел. Ты и Джоранума покорил. И Манеллу. Чем ты все это объяснишь?
— Умом и красотой, — шутливо усмехнулся Рейч.
— А тебе никогда не казалось, что ты мог соприкасаться… как-то соприкасаться с сознанием людей, их мыслями и чувствами?
— Нет, я о таком и не думал. И честно говоря, мне это кажется глупым… при всем моем к тебе уважении, папа…
— А что ты скажешь, если я открою тебе… Рейч, Ванда прочла мысли Юго в один довольно драматический момент.
— Что я могу сказать? Совпадение или иллюзия.
— Рейч, я когда-то знавал кое-кого, кто умел обращаться с людским сознанием весьма ловко — для него это было все равно, что для нас с тобой разговаривать.
— Кто это был?
— Я не могу о нем говорить. Но поверь мне на слово.
— Ну… — с сомнением в голосе протянул Рейч.
— Я побывал в Галактической Библиотеке и специально изучил этот вопрос. Существует любопытная история — ей около двадцати тысяч лет. Речь в ней идет о девушке — она была ненамного старше Ванды и умела общаться с целой планетой, вращавшейся вокруг звезды под названием «Немезида».
— Сказка, конечно же.
— Безусловно. И вдобавок, целиком не сохранившаяся. Но сходство героини с Вандой просто потрясающее.
— Папа, что ты задумал? — нахмурился Рейч.
— Понимаешь, Рейч, я не до конца уверен… Мне нужно посмотреть на расшифровку генома и отыскать таких же людей, как Ванда. Я знаю, что время от времени на свет рождаются дети, наделенные такими ментальными способностями, но, как правило, ничего хорошего им эти способности не приносят, и потому, дабы не попасть в беду, дети приучаются скрывать их. А потом они вырастают, и их дар, их таланты лежат в их сознании как погребенный под землей клад. Нечто вроде инстинкта самосохранения. Безусловно, в Империи, и даже среди сорокамиллиардного населения Трентора обязательно должны найтись похожие на Ванду дети и взрослые, и, когда я буду знать ее геном, можно будет с помощью генетического обследования выявлять нужных людей.
— И что же ты станешь делать, если разыщешь таких людей?
— У меня такое ощущение, что именно они понадобятся мне для дальнейшего развития психоистории.
— Значит, — прищурился Рейч, — Ванда первая, кого ты нашел, и ты собираешься сделать из нее психоисторика?
— Может быть.
— Как Юго? Папа, нет!
— Почему нет?
— Потому, что я хочу, чтобы она росла как нормальная девочка и выросла нормальной женщиной. Я ни за что не позволю тебе засаживать её за Главный Радиант и превращать в живой памятник психоисторической математике.
Селдон возразил:
— До этого дело вряд ли дойдет, Юго, но нам нужен ее геном. Ты же знаешь, уже тысячи лет высказываются предложения, чтобы геном каждого человека был внесен в его файл. Тому, чтобы это предложение осуществилось, помешали только денежные трудности, а в том, что это нужно и полезно, никто не сомневается. Я уверен, ты понимаешь, какие выгоды это сулило бы. Если мы даже больше ничего не найдем, мы узнаем, есть ли у Ванды предрасположенность к различным заболеваниям. Уверен, если бы мы были знакомы с геномом Юго, он бы не умирал теперь. Ничего в этом нет ни сложного, ни вредного.
— Может быть ты и прав, папа, но вряд ли у тебя это получится. Готов поклясться, что Манелла будет упираться сильнее, чем я.
— Ладно. Но запомни — никаких больше лекционных поездок. Ты мне нужен дома.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Рейч и вышел. Селдон закрыл глаза. Что же делать? Эдо Демерзель — единственный, кто мог читать человеческие мысли, знал бы, что делать. Знала бы и Дорс, обладавшая предвидением, людям недоступным.
А у него перед глазами в туманной дымке вставал образ новой психоистории — мираж и больше ничего.
6
Получить полный геном Ванды оказалось нелегко. Во-первых, мало было биофизиков, располагавших необходимым для такого обследования оборудованием, да и те, кто был, всегда были заняты.
Во-вторых, Селдон не мог открыто объяснить необходимость обследования — он не хотел пробуждать у биофизиков нежелательное любопытство. Селдон чувствовал, что крайне важно, чтобы его желание узнать природу необычных ментальных способностей Ванды оставалось тайной для всей Галактики.
Помимо всего прочего, обследование, как выяснилось, стоит уйму денег.
Селдон, покачав головой, сказал Майне Энделецки, биофизику, с которым пришел проконсультироваться.
— Но почему так дорого, доктор Энделецки? Я, конечно, не специалист, но уверен, что вся процедура полностью компьютеризирована, и стоит вам получить соскоб кожных клеток — через несколько дней можно выделить и проанализировать геном.
— Это верно. Но выделение молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты из миллиардов других нуклеотидов — это только начало, малая часть. А потом нужно изучить её и сравнить с каким-нибудь стандартом.
Кроме того, учтите, хотя у нас есть полная документация по ряду геномов, это всего лишь капля в море по сравнению с тем числом вариантов геномов, которое существует на самом деле, а поэтому мы не можем судить, насколько те, что имеются у нас, могут служить стандартами.
— Но почему же их так мало? — спросил Селдон.
— По ряду причин. Во-первых — цена. Мало кто согласен выкладывать кучу кредиток на обследование, за исключением тех случаев, когда оно требуется по жизненным показаниям. А если это не так, люди отказываются от обследования, потому что боятся, что у них обнаружат что-то нехорошее. Ну, так я у вас спрашиваю, уверены ли вы, что хотите, чтобы ваша внучка подверглась генетическому обследованию?
— Да. Это очень важно.
— Почему? Есть какие-то признаки отклонений от нормы?
— Нет-нет. Совсем наоборот… вот только какой же будет антоним к слову «отклонение»? Понимаете, она очень необычная девочка, и мне хотелось бы узнать, что делает ее такой необычной.
— В каком плане необычная?
— В умственном, но подробностей я вам объяснить не могу, поскольку сам не все понимаю. Может быть, сумею объяснить, когда исследование будет завершено.
— Сколько ей лет?
— Двенадцать. Скоро исполнится тринадцать.
— В таком случае, мне понадобится согласие ее родителей.
Селдон кашлянул.
— Это будет не просто сделать. А моего согласия недостаточно? Я — ее дед.
— Для меня — вполне достаточно. Но вы же понимаете, тут речь идет о законе. А мне бы не хотелось потерять лицензию на практику.
Так вышло, что Селдону пришлось еще раз обратиться к Рейчу. Тот снова принялся наотрез отказываться. Манелла вторила ему с удвоенной яростью: «А вдруг геном окажется с патологией? Тогда ее затаскают по лабораториям и будут обращаться как с подопытным животным?» Каких только упреков не наслушался Селдон — он, дескать, из-за своей фанатической преданности Психоисторическому Проекту, хочет лишить Ванду нормального, здорового отрочества, засадить за работу, которая не даст ей общаться со сверстниками… Но Селдон не отступался.
— Верь мне, Рейч. Я никогда не сделаю Ванде ничего плохого. Но обследовать ее нужно непременно. Мне нужен ее геном. Если все будет так, как я предполагаю, значит, мы на пороге смены подхода к психоистории, ко всему будущему Галактики!
Словом, Рейча Селдон убедил, а тот как-то договорился с Манеллой. И вот все трое взрослых повели Ванду к доктору Энделецки.
Доктор Энделецки — седая, но с моложавым лицом, встретила их у дверей своего кабинета и посмотрела на девочку, глядевшую на нее с любопытством, но без страха. Обращаясь к взрослым, врач с улыбкой спросила:
— Мама, папа и дедушка, верно?
— Совершенно верно, — ответил Селдон.
Рейч выглядел подавленно, а у Манеллы покраснели и распухли веки, и вид был невыспавшийся и усталый.
— Ванда, — обратилась доктор к девочке, — тебя, кажется, так зовут?
— Да, мэм, — бойко кивнула Ванда.
— Ванда, я расскажу тебе, в чем заключается обследование. Скажи, ты правша?
— Да, мэм.
— Ну вот, значит, я на твоей левой руке сделаю кляксу — капну туда обезболивающее лекарство. Покажется, словно холодный ветерок подул. Вот и все. А потом я сниму с твоей руки кусочек кожи — совсем маленький. Тебе не будет больно, и кровь не потечет, и даже царапинки потом не останется. В конце я смажу это место дезинфицирующим средством. На все уйдет несколько минут. Ну как, не страшно?
— Ни капельки! — мотнула головой Ванда и протянула руку.
Когда процедура была закончена, доктор Энделецки сказала:
— Теперь я помещу материал под микроскоп, выберу клетку и запущу компьютеризированный генный анализатор. Он все исследует до последнего нуклеотида, но их там миллиарды. Так что на работу почти весь день уйдет. Нет, конечно, все автоматизировано, но я все равно буду сидеть рядом и следить за приборами. А вот вам это совершенно ни к чему.
Как только геном будет подготовлен, начнется самая длинная часть исследования. Если вы хотите, чтобы работа была проделана до конца, потребуется несколько недель. Именно поэтому процедура столь дорогостояща. Работа трудная и потребует много времени. Как только результаты будут у меня в руках, я вам сообщу.
Она отвернулась, словно дала понять, что посетители свободны, села и склонилась над сверкающим прибором, стоявшим перед ней на столе.
Селдон, немного помявшись, спросил:
— Не могли бы вы сразу сообщить мне, если обнаружите что-то не совсем обычное? То есть, если вы что-то найдете сразу, не ждите окончания исследования и меня не заставляйте ждать.
— Шансы обнаружить что-либо в первые часы совсем невелики, но обещаю вам, профессор Селдон, я с вами сразу свяжусь, если что.
Манелла взяла Ванду за руку и гордо вышла из кабинета. За ними следом поковылял Рейч. Селдон склонился к врачу и сказал:
— Это намного важнее, чем вы думаете, доктор Энделецки.
Доктор Энделецки кивнула.
— Какова бы ни была причина, я сделаю все, что смогу, профессор.
Селдон сжал губы, попрощался и вышел. Он был расстроен. С чего он взял, что через пять минут он будет знать ответ на мучивший его вопрос, он и сам не понимал. А теперь нужно было ждать несколько недель, а каков будет ответ — неизвестно.
Селдон скрипнул зубами. Будет ли его задуманное детище — Вторая Академия — когда-нибудь основана или так и останется недостижимым миражом?
7
Нервно улыбаясь, Гэри Селдон вошел в кабинет доктора Энделецки.
— Вы же сказали — пару недель. А уже целый месяц прошел, доктор.
Доктор Энделецки кивнула.
— Простите, профессор Селдон, но вы же хотели, чтобы все было сделано досконально, и я именно этим занималась все это время.
— Ну, — взволнованно спросил Селдон, — что же вы обнаружили?
Около ста дефективных генов.
— Что?! Дефективных генов? Вы шутите, доктор Энделецки?
— Я говорю совершенно серьезно. Что тут удивительного? Геномов, в которых не было бы как минимум сотни дефективных генов, просто не существует, а как правило, их гораздо больше. Сказать честно, все не так страшно, как звучит.
— Да, конечно, я же не специалист.
Доктор Энделецки вздохнула, поерзала на стуле.
— Вы ничего не знаете о генетике, профессор?
— Нет, не знаю. Человек не может знать все.
— Вы правы. Я, например, ничего не знаю об этой вашей… как же она называется? Ах да, о вашей психоистории. — Доктор Энделецки пожала плечами и продолжала: — Если бы вы взялись объяснять мне суть вашей науки, вам пришлось бы начать с азов, но даже в этом случае я бы вряд ли поняла вас. Ну так вот, что касается генетики…
— Да?
— Дефективный ген, как правило, ничего не значит. Существуют дефективные гены — настолько дефективные, настолько патологичные, что вызывают серьезные заболевания. Но это — большая редкость. Большинство дефективных генов просто-напросто работают плоховато, вроде разболтавшихся колес. Машина все равно едет — дрожит, правда, немного, но едет.
— Именно так обстоит дело с Вандой?
— Да. Более или менее. В конце концов, если бы все гены были в идеальном состоянии, мы все были бы как две капли воды похожи друг на друга и вели бы себя совершенно одинаково. Именно различия в генах делают людей разными.
— Но не ухудшается ли положение с возрастом?
— Да. С возрастом все мы чувствуем себя хуже. Я заметила, вы вошли, прихрамывая. Что с вами?
— Ревматизм… — смущенно пробормотал Селдон.
— Вы всю жизнь им страдаете?
— Нет, конечно.
— Ну так вот: кое-какие из ваших генов сильно разболтались с возрастом, и теперь вы хромаете.
— А что случится с Вандой, когда она повзрослеет?
— Не знаю. Я не умею предсказывать будущее, профессор. Похоже, это как раз ваша специальность. Но если бы я решила угадать, я бы сказала, что с Вандой ничего необыкновенного не случится, то есть ничего, кроме того, что она в свое время состарится.
— Вы уверены? — спросил Селдон.
— Вам придется поверить мне на слово. Вы хотели узнать о том, каков геном Ванды, и сильно рисковали — вы могли бы узнать вещи, о которых лучше не знать. Но я говорю вам, что, по моему мнению, ничего ужасного ей не грозит.
— Но эти, как вы говорите… разболтанные гены — их никак нельзя укрепить, зафиксировать?
— Нет. Во-первых, это было бы слишком дорого. Во-вторых, нет уверенности, что они сохранят зафиксированное состояние. И потом… люди против этого.
— Но почему?
— Потому что они вообще против науки. Вам это должно быть известно лучше, чем кому-либо, профессор. Боюсь, что после смерти Клеона — особенно после его смерти — ситуация стала такова, что все больше людей ударяется в мистицизм. Люди не верят в возможность медицинской фиксации генов. Они предпочитают лечиться у шарлатанов — наложением рук, заклинанием и тому подобными методами. Честно вам скажу, мне нелегко работать. Субсидии мизерные.
Селдон кивнул в знак согласия.
— Конечно, я вас очень хорошо понимаю. И психоистория объясняет причины такого положения, но, честно говоря, я не думал, что ситуация ухудшится столь быстро. Я слишком сильно был погружен в свою работу и не замечал, что творится вокруг. Вот уже тридцать лет, — сказал Селдон, глубоко вздохнув, — я смотрю, как медленно, но верно распадается Галактическая Империя, а теперь, когда она близка к параличу, я не вижу, как это вовремя предотвратить.
— Неужели вы пытаетесь это сделать? — изумленно вздернула брови доктор Энделецки.
— Да, пытаюсь.
— Желаю удачи… Насчет вашего ревматизма… Знаете, пятьдесят лет назад его можно было бы вылечить, а теперь, увы, это невозможно.
— Но почему?
— Аппаратуры, которая применялась для лечения, больше нет. Специалисты, занимавшиеся лечением этого заболевания, занимаются другими вещами. Медицина в упадке.
— Как и все остальное… — пробормотал Селдон. — Но давайте вернемся к Ванде. Понимаете, она кажется мне совершенно необычной девочкой, и ее мозг представляется мне непохожим на мозг других людей. Скажите, что говорят вам ее гены о ее мозге?
Доктор Энделецки откинулась на спинку стула.
— Профессор Селдон, известно ли вам, какое число генов принимает участие в обеспечении функции мозга?
— Нет.
— Тогда я напомню вам, что функция мозга — самый сложный аспект в функционировании всего организма человека. На самом деле, во всей Вселенной нет ничего более сложного, чем мозг человека. Следовательно, вы не должны удивляться, если я скажу вам, что в работе мозга принимают участие тысячи генов.
— Тысячи?
— Вот именно. Рассмотреть их все и обнаружить что-либо необычное попросту невозможно. Насчет Ванды я вам верю на слово. Пусть она необычная девочка с необычным мозгом, но ее гены мне об этом не говорят ни слова, кроме того, конечно, что мозг у нее в порядке.
— Скажите, вы могли бы найти других людей, чьи гены, обеспечивающие мыслительную функцию мозга, были бы такие же, как у Ванды?
— Сильно сомневаюсь. Даже если бы нашелся мозг, напоминающий мозг Ванды, различия в генах были бы колоссальны. Искать подобия — бесполезный труд. Но скажите, профессор, из-за чего вы думаете, что у Ванды такой необычный мозг?
— Простите, — покачал головой Селдон. — Но этого я вам сказать не могу.
— Что ж, в таком случае, я вам точно ничем помочь не сумею. Но как вы обнаружили что-то необычное в мозге девочки? Ну, это самое, о чем не можете сказать?
— Случай… — пробормотал Селдон. — Чистейшей воды случай.
— Ну, тогда и людей с мозгом, таким же, как у Ванды, вы найдете случайно. Ничего не поделаешь.
Наступила пауза. Наконец Селдон спросил:
— Больше вы мне ничего не скажете?
— Боюсь, ничего. Кроме того, что пришлю вам счет. Селдон с трудом поднялся на ноги. Ревматизм разыгрался не на шутку.
— Хорошо: Спасибо вам, доктор. Присылайте счет, я оплачу.
Уходя из кабинета доктора Энделецки, Селдон думал о том, что же делать дальше.
8
Как любой из ученых, Селдон беспрепятственно пользовался Галактической Библиотекой. Большей частью он связывался с банком данных Библиотеки по системе компьютерного абонирования, но иногда наведывался туда лично — скорее, для того чтобы уйти из-под гнета Психоисторического Проекта, чем для чего-либо другого. В последние два года, с тех нор как он решил начать поиски людей, подобных Ванде, он даже снял небольшую квартиру в ближайшем секторе, откуда до Библиотеки было рукой подать, и не было нужды всякий раз после многотрудного дня возвращаться в Стрилинг.
Однако теперь задуманный им план требовал внесения кое-каких изменений, и Селдон хотел повидаться с Ласом Зеновым.
Договориться о личной беседе с Главным Библиотекарем оказалось не так-то просто. Он высоко ценил свое положение и время, и частенько поговаривали, что даже когда с Главным Библиотекарем нужно было повидаться Императору, то он самолично являлся в Библиотеку и ждал, когда тот его примет.
У Селдона тем не менее особых трудностей не возникло.
— Какая честь, господин премьер-министр, — сказал он, приветствуя Селдона.
Селдон улыбнулся.
— Вы наверняка знаете, что этот пост я покинул шестнадцать лет назад.
— Но титул по-прежнему остается вашим. И потом, сэр, именно вы избавили нас от жестокой власти хунты. А хунта несколько раз порывалась нарушить священный закон неприкосновенности Библиотеки.
«Ага, — подумал Селдон, — так вот почему он с такой готовностью согласился принять меня».
— Это всего лишь разговоры, — сказал он вслух.
— Ну а теперь скажите, — Зенов таки не удержался и взглянул на часы, — что привело вас ко мне и чем я могу быть вам полезен?
— Главный Библиотекарь, — начал Селдон, — дело у меня к вам необычное. Мне нужно больше места в Библиотеке. Я хотел бы, чтобы вы разрешили разместить здесь кое-кого из моих сотрудников, для того, чтобы мы могли работать над программой величайшей важности.
Лас Зенов скорчил недовольную гримасу.
— Вы просите многого. Не могли бы вы объяснить мне, какова важность вашей программы?
— Мог бы. Империя погибает.
Наступила продолжительная пауза. Наконец Зенов сказал:
— Я слыхал о ваших исследованиях в области психоистории. Мне говорили, что ваша новая наука дает возможность предсказывать будущее. Вы сейчас говорите о психоисторических предсказаниях?
— Нет. Пока психоистория не позволяет судить о будущем с уверенностью. Но психоистория не нужна для того, чтобы видеть, что Империя распадается и гибнет. Это и так очевидно.
Зенов вздохнул.
— Моя работа поглощает все мое время без остатка, профессор Селдон. Во всем, что касается политики, общественной жизни, я просто младенец.
— Если хотите, можете просмотреть те данные, что собраны у вас в Библиотеке, не выходя из кабинета, — тут ведь собрана информация обо всем, что происходит в Галактической Империи.
— Знаете старую пословицу — «сапожник без сапог»? — грустно усмехнулся Зенов. — Это про меня. Руки не доходят. Но мне, наоборот, кажется, что Империя переживает времена реставрации. Ведь у нас теперь снова есть Император.
— Это всего лишь название, Главный Библиотекарь. В большинстве отдаленных провинций имя Императора теперь произносится исключительно символически, но никакой роли в их реальной жизни он не играет. Внешние Миры живут по своим правилам, и, что еще более важно, они располагают собственными армиями, которые совершенно неподвластны Императору. Если бы Император попытался напомнить о своем могуществе где-либо за пределами Внутренних Миров, он бы провалился. Боюсь, лет через двадцать, не больше, некоторые из Внешних Миров объявят независимость.
Зенов снова вздохнул.
— Если вы правы, значит, мы переживаем самые тяжелые времена за всю историю Империи. Но что здесь общего с вашим желанием занять побольше места в Библиотеке и разместить здесь ваших сотрудников?
— Если погибнет Империя, эта же участь постигнет и Библиотеку.
— Этого не должно случиться! — с горячностью воскликнул Зенов. — И раньше бывали тяжелые времена, но кто бы ни был у власти, все всегда понимали, что Галактическая Библиотека, вместилище всех знаний человечества, должна оставаться неприкосновенной.
— Вряд ли. Вы только что сказали, что хунта посягала на вашу неприкосновенность.
— Ну, не то чтобы так уж серьезно посягала…
— В следующий раз посягательства могут оказаться куда более серьезными, а мы не должны позволить, чтобы что-нибудь случилось с Библиотекой.
— Разве ваше присутствие в Библиотеке — гарантия безопасности?
— Нет. Не присутствие. Тот проект, в разработке которого я заинтересован. Я хочу создать громадную Энциклопедию, которая содержала бы все те знания, которые потребовались бы человечеству, для того чтобы выстроить новый мир на руинах старого, если случится худшее. Назовем ее, если хотите, «Галактической Энциклопедией». Для ее создания нам не потребуется вся накопленная у вас информация. Большинство материала, планируемого для включения в Энциклопедию, достаточно тривиально. Провинциальные библиотеки, разбросанные по всей Галактике, тоже могут не избежать разрушения, но в любом случае основная масса информации локального характера собрана здесь. Я же хотел бы создать нечто независимое, обобщенное — издание, в котором в сжатой форме содержалась бы самая необходимая информация.
— Но если и оно погибнет?
— Надеюсь, этого не случится. Мне хотелось бы отыскать планету, которая была бы расположена на задворках Галактики и отправить туда экспедицию Энциклопедистов, чтобы они работали без помех. Но покуда такая планета не найдена, мне бы хотелось, чтобы ядро моей рабочей группы работало здесь, изучая фонды Библиотеки с целью отбора информации для будущей Энциклопедии.
Зенов усмехнулся.
— Я вас понял, профессор Селдон, но не уверен, что это осуществимо.
— Почему, Главный Библиотекарь?
— Понимаете, быть Главным Библиотекарем — это не значит быть абсолютным монархом. В Библиотеке существует довольно многочисленный Совет — нечто вроде законодательного органа — и не думайте, что мне будет легко протащить в Совете ваш Энциклопедический Проект.
— Я удивлен.
— Не стоит удивляться. Я, знаете ли, не слишком популярный Главный Библиотекарь. Вот вам пример: уже несколько лет Совет борется за то, чтобы доступ в Библиотеку был ограничен. Я постоянно выступаю против принятия такого решения. Представьте себе, даже то, что я выделил вам небольшой персональный кабинет, вызвало недовольство Совета.
— Ограничить доступ в Библиотеку?
— Именно. Принцип таков: если кому-либо потребуется информация, он или она должны проконсультироваться с библиотекарем, и библиотекарь должен обеспечить абонента нужной информацией. Совет не желает, чтобы люди свободно разгуливали по Библиотеке и самостоятельно работали с компьютерами. Члены Совета говорят, что затраты на ремонт и обслуживание компьютеров и прочей библиотечной техники становятся непомерными.
— Но это просто невероятно! Существует тысячелетняя традиция открытого доступа в Библиотеку!
— Существует, но в последние годы субсидии на содержание Библиотеки урезывались несколько раз, и средства у нас уже не те, к которым мы привыкли. Стало очень трудно поддерживать оборудование в должном состоянии.
Селдон потер подбородок.
— Но если субсидии урезаны, следовательно, вы наверняка были вынуждены понизить жалованье сотрудникам и прибегнуть к увольнениям — ну или, по крайней мере, не нанимать новых?
— Вы совершенно правы.
— Но в таком случае, как же вы сумеете взвалить на плечи сотрудников новый объем работы по обеспечению абонентов информацией?
— Замысел таков, что мы не будем обеспечивать абонентов всей информацией, которую они будут запрашивать, а только той, которую мы сочтем потребной.
— Значит, вы не только ограничите доступ в Библиотеку, а еще и ограничите доступ к информации?
— Боюсь, что так.
— Не могу поверить, что этого хотят все библиотекари.
— Ох, профессор Селдон, просто вы не знакомы с Дженнаро Маммери, — вздохнул Лас Зенов, и, поняв по лицу Селдона, что тот действительно не знает, о ком идет речь, продолжил: — «Кто он такой?» — спросите вы. Он — глава группировки в Совете, той самой, что ратует за закрытие Библиотеки. И чем дальше, тем больше членов Совета встает на его сторону. Если я позволю вам и вашим коллегам обосноваться в Библиотеке в качестве независимого подразделения, даже те члены Совета, которые сейчас не поддерживают Маммери, встанут на его сторону. В этом случае я буду вынужден уйти в отставку.
— Послушайте, — неожиданно горячо проговорил Селдон, — это — возможное закрытие Библиотеки, отказ в выдаче нужной информации абонентам, да и ограничение субсидий тоже — это признаки гибели Империи. Разве вы не согласны со мной?
— Если так рассуждать, то, может быть, вы и правы.
— Тогда позвольте мне поговорить с Советом. Позвольте объяснить им, какое будущее может ожидать Библиотеку и всю Империю и каковы мои намерения. Может быть, я сумею убедить их, как убедил вас.
Зенов задумался.
— Мне бы хотелось вам помочь, но вы должны заранее знать, что ваша попытка может оказаться безуспешной.
— Я должен рискнуть. Прошу вас, сделайте все возможное и дайте мне знать, где и когда я смогу встретиться с Советом…
Селдон оставил Зенова в смятенном настроении. Все, что он сказал Главному Библиотекарю было правдой и лежало на поверхности. Не сказал он ему только одного — какова была его истинная цель пользования Библиотекой.
А не сказал он этого потому, что пока и сам этого точно не знал.
9
Гэри Селдон сидел у постели Юго Амариля — печально, терпеливо. Дни Юго были сочтены. Медицина была бессильна, даже если бы Юго решил прибегнуть к помощи врачей, а он от нее отказался.
Ему было всего пятьдесят пять. Селдону — семьдесят, а он все еще был в неплохой форме — вот только ревматизм докучал, из-за приступов которого он время от времени начинал прихрамывать.
Амариль открыл глаза.
— Ты все еще здесь, Гэри?
Селдон кивнул.
— Я не покину тебя.
— Пока я не умру?
— Да, — ответил Селдон и, не сдержав тоски и горечи, сказал: — Ну зачем же ты так, Юго? Живи ты нормальной жизнью, ты бы прожил еще лет двадцать, а то и все тридцать!
Амариль вяло улыбнулся.
— Нормальной жизнью? То есть с выходными, отпусками? Ездил на курорты? Развлекался?
— Да. Да.
— Тогда бы я либо все время думал о том, как бы поскорее вернуться к работе, либо в конце концов мне бы понравилось бить баклуши, и за эти двадцать или тридцать лет я бы больше ничего не сделал. На себя посмотри.
— Зачем?
— Десять лет при Клеоне ты был премьер-министром. Сильно ли ты преуспел в науке за эти годы?
— Я тратил четверть свободного времени на психоисторию, — возразил Селдон.
— Преувеличиваешь. Если бы не я, прогресс психоистории забуксовал бы.
Селдон кивнул:
— Ты прав, Юго. И за это я тебе очень благодарен.
— Да и раньше, и потом, когда ты половину времени тратил на административные дела, кто делал — да, теперь уже делал… всю настоящую работу? А?
— Ты, Юго.
— То-то и оно, — пробормотал Юго и закрыл глаза.
— И все-таки, — сказал Селдон, — ты готов взяться за все эти административные дела, если бы пережил меня?
— Нет! Я хотел возглавить Проект, чтобы он двигался в том направлении, в каком хотелось мне, а административные обязанности я бы отдал другим.
Амариль тяжело дышал. Но вот он слабо пошевелился, открыл глаза и взглянул на Гэри в упор.
— Скажи, что будет с психоисторией, когда меня не станет? Ты думал об этом?
— Думал. И хочу поговорить с тобой об этом. Могу порадовать тебя, Юго. Я верю, что в психоистории произойдет революция.
— В каком смысле? — нахмурился Юго. — Что-то мне не нравится, как это звучит.
— Послушай. Это была твоя идея. Несколько лет назад ты сказал мне, что хорошо бы основать две Академии. Два отдельных учреждения, изолированных друг от друга и призванных послужить зародышами новой, Второй Галактической Империи. Помнишь? Это же ты придумал.
— Психоисторические формулы…
— Знаю. С их помощью. Теперь, Юго, я вовсю разрабатываю эту твою идею. Мне удалось получить кабинет в Галактической Библиотеке…
— Ах, Галактическая Библиотека… — Амариль еще сильнее нахмурился. — Не нравятся они мне. Кучка самовлюбленных тупиц…
— Не все там тупицы, Юго. Главный Библиотекарь, Лас Зенов, человек неглупый и неплохой.
— А тебе не встречался там библиотекарь но имени Маммери — Дженнаро Маммери?
— Нет, но я о нем слышал.
— Полное ничтожество. Однажды мы с ним повздорили — он меня принялся распекать за то, что я что-то с места сдвинул или не туда поставил. А я ничего такого не делал и жутко разозлился. Я словно обратно в Даль попал. Знаешь, Гэри, в далийском жаргоне есть масса оскорбительных словечек. Вот и я использовал одно из них по его адресу. Я сказал ему, что он мешает работе над психоисторией и что в истории останется в образе злодея. Ну, вместо слова «злодей» я ввернул это самое словечко, — Амариль слабо улыбнулся. — Словом, он заткнулся.
Селдон неожиданно догадался о причине враждебного отношения Маммери к посетителям Библиотеки и к самой психоистории — по крайней мере, частично… но об этом он Юго ничего не сказал.
— Так вот, Юго, — продолжал Селдон, — ты говорил, что нужно создать две Академии, так чтобы, если одна погибнет, вторая продолжала работать. Мы пойдем дальше.
— В каком смысле?
— Помнишь, два года тому назад Ванда ухитрилась прочитать твои мысли и увидела, что одна цепочка уравнений в Главном Радианте порочна?
— Конечно, помню.
— Ну так вот: мы найдем других таких же, как Ванда. В одной из наших Академий будут трудиться, в основном, физики, задачей которых будет сохранение знаний, накопленных человечеством. Эта Академия станет прообразом, зародышем повой Империи. А во Второй Академии будут работать только психоисторики, те, которым будет под силу трудиться над психоисторией сообща, объединив свои сознания. Это будет намного быстрее, чем если бы каждый из них мыслил в одиночку. Во Второй Академии соберутся менталисты, телепаты — называй как хочешь. Они станут руководителями плана, теми, кто будет вносить в него необходимые изменения с течением времени — понимаешь? Они всегда будут оставаться в тени — невидимые наблюдатели, хранители Империи.
— Прекрасно! — еле слышно проговорил Амариль. — Просто прекрасно! Вот видишь, как верно я выбрал время уйти? Мне больше здесь делать нечего.
— Не говори так, Юго.
— Да ладно тебе, Гэри. Все равно я слишком сильно устал, чтобы что-то делать. Спасибо тебе… спасибо… за то… что ты… — голос его готов был сорваться, — рассказал мне… про эту революцию. Теперь я счастлив… счаст…
Таковы были последние слова Юго Амариля.
Селдон склонился к изголовью кровати. Глаза его застлали слезы, потекли струйками по щекам.
Еще один старый друг ушел. Демерзель, Клеон, Дорс, а теперь и Юго… чем дальше, тем более одинок он становился.
А ведь та революция, о которой он только что сказал Амарилю и обрадовал его так, что тот умер счастливым, — суждено ли ей произойти? Сможет ли он воспользоваться Галактической Библиотекой? Сможет ли найти таких людей, как Ванда? А самое главное — сколько времени на это уйдет?
Селдону было семьдесят. Вот если бы он мог начать революцию в тридцать два, когда впервые попал на Трентор…
А теперь могло быть слишком поздно.
10
Дженнаро Маммери заставил Селдона ждать, что было выражением неприкрытого пренебрежения, даже наглости, но Селдон заставил себя смириться.
Как бы то ни было Маммери был ему очень нужен, и злиться на библиотекаря значило только одно: сделать себе еще хуже. А Маммери только порадовался бы, увидев Селдона разъяренным.
Так что Селдон спокойно, ждал и в конце концов Маммери появился. Селдон видел его и раньше, но издалека. Наедине им предстояло побеседовать впервые.
Маммери был невысокого роста, полноватый, с круглым лицом и короткой темной бородкой. На лице его сияла заранее заготовленная улыбка, но Селдон пре красно понял, что она ровным счетом ничего не значит. Зубы у Маммери были неприятно желтые, а его голову украшала сочетавшаяся с ними по цвету шапочка, по краю которой змеилась коричневая полоска.
Селдон ощутил прилив тошноты. Он знал заранее, что Маммери вряд ли ему понравится, даже если он будет само обаяние.
Маммери спросил без обиняков:
— Ну, профессор, чем могу служить? — и посмотрел на настенные часы, однако за опоздание не извинился.
— Я хотел бы попросить вас, сэр, — ответил Селдон, — перестать чинить препятствия моему присутствию в Библиотеке.
Маммери развел руками.
— Вы здесь уже два года. О каких препятствиях вы говорите?
— До сих пор той части членов Совета, которую вы возглавляете, не удавалось переизбрать Главного Библиотекаря, но через месяц должно состояться новое заседание, и Лас Зенов говорит, что он не уверен в его итогах.
— Я тоже, — пожал плечами Маммери. — Но ваша виза, назовем ее так, вполне может быть продлена.
— Но мне нужно большее, библиотекарь Маммери. Мне хотелось бы, чтобы в Библиотеке смогли работать и некоторые мои коллеги. В одиночку мне не одолеть работы над задуманным грандиозным проектом — подготовкой издания весьма специфической Энциклопедии.
— Но ваши коллеги могут работать где угодно. Трентор — большая планета.
— Мы должны работать в Библиотеке. Я старый человек, сэр, и я тороплюсь.
— Кому подвластно остановить течение времени? Не думаю, чтобы Совет дал согласие на то, чтобы вы въехали в помещения Библиотеки со своими сотрудниками. Дело тонкое, профессор, понимаете? Вас удалить из Библиотеки мне пока не удалось, но сотрудников ваших я сюда постараюсь не пустить.
Селдон понял, что разговор ни к чему не приведет, и решил попробовать вызвать Маммери на откровенность.
— Библиотекарь Маммери, — сказал он, — я не верю, что ваша враждебность ко мне носит личный характер. Важность дела, которым я занимаюсь вы должны понимать.
— В смысле, работу над психоисторией? Слушайте, вы над ней корпите уже тридцать лет с лишним, и какой толк?
— Вот именно. Именно сейчас может выйти толк.
— Так пусть толк выходит в Стрилингском университете. Почему он должен выйти здесь, в Галактической Библиотеке?
— Библиотекарь Маммери. Выслушайте меня. Вы хотите закрыть Библиотеку для посещения. Вы хотите нарушить давнюю традицию. Неужели у вас хватит совести на такое?
— Совесть тут ни при чем. Все дело в субсидировании. Наверняка Главный Библиотекарь плакался вам. Субсидии снижены, жалованья урезаны, нет возможности содержать обслуживающий технику персонал. Что же нам делать? Приходится сокращать объем обслуживания абонентов, и, уж конечно, мы не в силах позволить себе такую роскошь, как выделение помещений для вас и ваших сотрудников и обеспечение вас информацией.
— Император в курсе существующего положения дел?
— Проснитесь, профессор! Разве ваша психоистория не подсказывает вам, что Империя гибнет? Я слыхал вас нынче кличут «Вороном Селдоном», намекая на сказочную птицу, предрекающую беды.
— Да, нас действительно ждут тяжелые времена. — И что же, вы считаете, что у Библиотеки — иммунитет против всего, что несут с собой эти самые тяжелые времена? Профессор, Библиотека — это моя жизнь, и я хотел бы, чтобы она жила, но она не будет жить, если только мы не найдем способа увеличить субсидии. А вы являетесь и требуете — подавайте вам открытую Библиотеку да еще предпочтение окажите… Не пройдет, профессор. Не пройдет, говорю я вам.
Селдон в отчаянии проговорил:
— А что, если я найду деньги для Библиотеки?
— Вот уж действительно! Это как же?
— Что, если я поговорю с Императором? Я ведь все-таки в прошлом премьер-министр. Он не откажет мне в аудиенции и выслушает меня.
— И вы выбьете у него субсидии? — расхохотался Маммери.
— Если выбью, вы позволите разместить в Библиотеке моих сотрудников?
— Сначала добудьте кредитки, — сказал Маммери, — а там посмотрим. Только не думаю, что вам это удастся.
Похоже, он нисколько не сомневался в неудаче затеи Селдона. Интересно, подумал Селдон, Сколько уже раз Галактическая Библиотека обращалась к Императору с этой просьбой?
А он сам? Чего он добьется?
11
По правде говоря, истинного права у Императора Агиса Четырнадцатого на это имя не было, Он принял его, взойдя на престол, специально для того, чтобы в умах подданых всплыли воспоминания о династии Агисов, правившей два тысячелетия назад, и большинство представителей этой династии справлялись с этим весьма успешно, а в особенности — Агис Шестой, правление которого длилось целых сорок два года и которому удавалось поддерживать в процветающей Империи должный порядок, не прибегая при этом к тирании и жестокости.
Агис Четырнадцатый внешне нисколько не был похож ни на кого из прежних Агисов, если судить по голографическим изображениям. Но честно говоря, и его собственное голографическое изображение, тиражируемое для народа, мало отражало реальность.
Гэри Селдон, повинуясь порывам ностальгии, вспоминал Императора Клеона и приходил к выводу, что Клеон гораздо больше был похож на настоящего монарха. А вот Агис на настоящем монарха совсем не походил. Селдон до сих пор никогда не видел его вблизи, и тот человек, что был перед ним, разительно отличался от того, что красовался на некоторых виденных Селдоном голограммах. «Императорский голограф свое дело знает», — не без ехидства подумал Селдон.
Агис Четырнадцатый был невысокого роста, некрасивый, с глуповатыми, выпученными глазами. Единственным поводом для его восхождения на трон послужило то, что он был дальним родственником Клеона.
Однако, надо отдать ему должное, — он и не пытался изображать из себя могущественного владыку. Он предпочитал, чтобы его называли Гражданин Император, и только упрямое следование охранки вековым традициям удерживало его от вольных прогулок по Трентору. Поговаривали, будто он горел желанием здороваться за руку с подданными и лично выслушивать их жалобы.
«Очко в его пользу, — подумал Селдон, — даже если он так никому руки и не пожмет за всю свою жизнь».
Пробормотав приветствие и поклонившись Императору, Селдон сказал:
— Искренне благодарен, вам, сир, за согласие принять меня.
У Агиса Четырнадцатого оказался чистый и очень приятный голос, никак не вязавшийся с его отталкивающей внешностью.
— Бывшему премьер-министру полагаются привилегии, однако скажу вам по секрету — мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы согласиться на встречу с вами.
Сказано это было с юмором, и Селдон вдруг понял, что на вид человек может быть совершенно заурядным, но при этом неглупым.
— Мужество, сир?
— Ну а как вы думали? Разве вас не зовут Вороном Селдоном?
— Я услыхал, сэр, это прозвище только вчера.
— Наверное, дело в вашей психоистории, предсказывающей гибель Империи.
— Она указывает всего лишь на вероятность, сир…
— Вот вас и окрестили Вороном — ведь эта вещая птица предсказывает беду. Только вы себя вороном не считаете, видимо.
— Надеюсь, это не так, сир.
— Не знаю, не знаю… Судя по всему… Эдо Демерзель, который до вас был премьер-министром у Клеона, был заинтригован вашей работой, и что же с ним произошло? Он лишился места и отправлен в ссылку. Вашу работу высоко ценил Император Клеон, и что же с ним произошло? Его убили. Высоко ценила вашу работу и хунта, а с ней что произошло? Ее свергли. Говорят, вашу работу ценили и джоранумиты, и, представьте себе, их организация была уничтожена. А теперь, Ворон Селдон, вы явились ко мне. Чего же мне ждать от судьбы?
— Ничего дурного, сир.
— Надеюсь, это так, поскольку в отличие от всех тех, кого я перечислил, я как раз вашей работой не интересуюсь. А теперь, скажите, что привело вас ко мне?
Император спокойно, не прерывая, выслушал объяснения Селдона относительно важности проекта создания Энциклопедии, которая стала бы хранилищем знаний человечества, если бы произошло худшее.
— Ага… — задумчиво проговорил Агис Четырнадцатый, когда Селдон закончил объяснения, — значит, вы все-таки убеждены в том, что Империя погибнет.
— Вероятность велика, сир, и было бы проявлением величайшего легкомыслия сбрасывать такую вероятность со счетов. В каком-то смысле, мне бы хотелось воспрепятствовать такому варианту течения событий, или, по крайней мере, смягчить последствия гибели Империи.
— Знаете, Ворон Селдон, если вы будете продолжать совать нос во все дела, я уверен, Империя таки погибнет и ничто ей не поможет.
— Нет, сир. Я прошу всего-навсего разрешения работать.
— Ну так оно у вас есть, но я все равно не понимаю, от меня-то вы чего хотите? Зачем вы мне рассказывали про Энциклопедию?
— Затем, что мне необходимо работать в Галактической Библиотеке, сир, а если точнее, мне необходимо, чтобы со мной вместе там работали мои сотрудники.
— Уверяю вас, я вам в этом мешать не собираюсь. Хотите работать — работайте.
— Этого недостаточно, сир. Я прошу вас помочь мне.
— Чем же, экс-премьер-министр?
— Финансами. Библиотека нуждается в субсидировании, в противном случае двери ее закроются для населения, и для меня в том числе.
— Кредитки? — изумленно воскликнул Император. — Вы ко мне за кредитками явились?
— Да, сир.
Агис Четырнадцатый нервно вскочил. Селдон автоматически тоже поднялся на ноги, но Агис махнул рукой, приказывая ему сесть.
— Сидите. Не надо этих формальностей. Я не Император. Я не хотел этого — меня заставили. Я оказался, видите ли, ближайшим родственником императорской семьи, и меня стали наперебой убеждать в том, что Империи позарез нужен Император. Ну и что? Много хорошего из этого вышло?
Деньги! Вы думаете, у меня есть деньги? Вы говорите, что Империя гибнет. А знаете ли вы, как именно она гибнет? Думаете, бунты там, гражданские войны? Беспорядки всякие?
Нет. Дело в денежках. Вы только представьте себе, что я лишен возможности собрать налоги с половины Империи — «Да здравствует Империя!», «Слава Императору!» и все такое, но не платят ни гроша, а у меня нет людей, способных вытрясти из них налоги. Ну а если я не в силах собрать с них налоги, значит, они и в Империю не входят, верно?
Деньги! Империя давно концы с концами не сводит. У меня ничего нет. Думаете, хотя бы на то, чтобы поддерживать дворцовую территорию в порядке, денег хватает? С трудом. Все время приходится экономить. Я вынужден махнуть на все рукой и смотреть, как потихоньку разваливается дворец, как помирают с голоду те, кто уходит на пенсию.
Профессор Селдон, если вы пришли за деньгами, то у меня их нет. Где мне взять субсидии для Библиотеки? Да они должны быть мне благодарны, что им вообще что-то от меня перепадает каждый год!
На последних словах Император раскинул руки ладонями вверх, как бы показывая, что имперская казна пуста.
Гэри Селдон был ошеломлен.
— Ну хорошо, сир, пусть у вас нет денег, но у вас есть престиж. Не могли бы вы приказать Библиотеке сохранить за мной кабинет и допустить туда для работы моих сотрудников, вместе с которыми я занят делом величайшей важности?
Как только речь перестала идти о деньгах, Агис Четырнадцатый сразу успокоился и сел.
— Вы же знаете, — сказал он, — что, в соответствии с вековой традицией, Галактическая Библиотека независима от Империи во всем, что касается вопросов самоуправления. У нее свои правила, и они действуют еще со времен моего тезки, Агиса Шестого, — улыбнулся Император. — Он пытался слегка надавить на Библиотеку, но у него ничего не вышло. У него — великого Агиса Шестого — ничего не вышло, а у меня, думаете, выйдет?
— Сир, я не прошу вас применять силу. Можно ведь просто обратиться к руководству Библиотеки с вежливой просьбой. Безусловно, в том, что не затрагивает функционирования Библиотеки как таковой, они будут рады выполнить волю Императора.
— Профессор Селдон, вы плохо знаете руководство Библиотеки. Я отлично понимаю, что стоит мне выразить самое вежливое пожелание, как они потихонечку займутся совершенно противоположным, все наоборот сделают. Они нюхом чуют малейшее проявление давления со стороны Империи.
— Так что же мне делать? — спросил Селдон.
— А я вам скажу. Мелькнула у меня мыслишка. В конце концов это же публичная Библиотека, верно? А я простой гражданин, значит, и я могу посетить Библиотеку, если пожелаю. Расположена она в пределах дворцовой территории, стало быть, я и этикета не нарушу, если отправлюсь туда. Ну вот, а вы пойдете со мной, мы будем старательно изображать из себя закадычных дружков. Ни о чем я их просить не стану, но они увидят, как мы с вами вышагиваем под ручку, и тогда, может быть, кто-то из членов их драгоценного Совета поглядит на вас подобрее. Вот и все, что я могу вам предложить.
Селдон был глубоко разочарован. Это могло быть не принято во внимание.
12
С явным подобострастием Лас Зенов проговорил:
— А я и не знал, что вы на дружеской ноге с Императором, профессор Селдон.
— Почему бы и нет? Для Императора он большой демократ, и он интересуется, как, я работал премьер-министром при Клеоне.
— Мы все были просто потрясены, Императоры не посещали наши залы очень много лет. Обычно, когда Императору что-то нужно в Библиотеке…
— Могу себе представить. Он делает запрос, и ему все приносят на блюдечке.
— Однажды было высказано такое предложение, — доверительно сообщил Зенов, — чтобы во дворце для Императора было установлено компьютерное оборудование, позволявшее ему иметь прямую связь с библиотечной системой, чтобы не приходилось ждать, пока его обслужат. Это было давно, когда у нас было много денег, но как вы знаете, предложение не прошло.
— Вот как?
— О да. Совет почти единогласно выступил против — дескать, тогда Император внедрится в Библиотеку и это будет угрожать кашей независимости от правительства.
— Ну а нынешний Совет, который не пожелает оказать честь Императору, позволит мне остаться в Библиотеке?
— Пока — да. Есть такое чувство — и я сделал все, что было в моих силах, чтобы поддержать его, — что, если мы будем невежливы с личным другом Императора, возможность увеличить субсидии, и без того ничтожная, исчезнет совсем.
— Стало быть, деньги — даже туманная перспектива их получения — решают все.
— Боюсь, что так.
— А своих сотрудников я смогу разместить в Библиотеке?
Зенов растерялся.
— Боюсь, что нет. Ведь с Императором видели только вас, а не ваших сотрудников, Мне очень жаль, профессор.
Селдон пожал плечами и ушел от Главного Библиотекаря в самом дурном расположении. Сотрудников разместить в Библиотеке ему не удалось. Он надеялся отыскать людей, подобных Ванде, и это ему тоже не удалось. Ему тоже были необходимы деньги для продолжения исследований на должном уровне. И денег у него тоже не было.
13
Трентор, столичная планета Галактической Империи, сильно изменилась с того дня, когда Гэри Селдон тридцать восемь лет назад, выйдя из гиперпространственного корабля, впервые ступил на ее поверхность. Может быть, виной тому были розовые очки юности — как было молодому геликонскому провинциалу не прийти в восторг от сверкающих башен, сияющих куполов, разноцветной, куда-то спешащей людской толпы, что, казалось, мельтешит днем и ночью по поверхности Трентора.
А теперь, печально думал Селдон, тротуары стали почти безлюдными даже в разгар дня. Банды автомобилистов контролировали различные районы города, воюя между Собой за территории. Служба безопасности работала спустя рукава — те, кто остался в ней, занимались исключительно разбором жалоб, поступавших в центральный офис. Нет, конечно, по срочным вызовам офицеры выезжали, но на сцене событий появлялись уже тогда, когда преступление успевало совершиться. Теперь они даже не притворялись, будто пекутся о безопасности граждан Трентора. Каждый житель был предоставлен самому себе, и жить стало очень рискованно, И все же Гэри Селдон продолжал рисковать — в форме ежедневных пеших прогулок, словно выражал этим некий протест против тех сил, которые грозили разрушить его любимую Империю да и его самого уничтожить.
Словом, Гэри Селдон шел прихрамывая и размышлял.
Ничего не вышло. Ничего. Определить, чем Ванда отличается от других в генетическом плане, не удалось, а без этого он не мог отыскать других таких же людей, как она.
С тех пор как Ванда обнаружила ошибку в Главном Радианте Юго Амариля, ее способность читать мысли необычайно усилилась. У Ванды вообще оказалась масса способностей. Казалось, будто с того момента, как она поняла, что ее умственные таланты делают ее не похожей на остальных, она решила понять природу своего дара, усилить его, научиться им управлять. Она очень повзрослела и быстро отказалась от всяких детских штучек, за которые ее так любил дед. Но она стала еще дороже его сердцу из-за той решимости, с которой желала помочь ему в его работе с помощью своего дара. А Гэри Селдон рассказал Ванде о своем замысле относительно Второй Академии, и она поняла план деда.
Однако сегодня настроение у Селдона было мрачное. Он начинал подумывать, что ментальный талант Ванды ничего ему не даст. Денег на продолжение работы не было — ни на поиск подобных Ванде людей, ни на жалованье для сотрудников в Стрилингском университете, ни на то, чтобы запустить в действие энциклопедический проект в Галактической Библиотеке.
Что же делать?
Селдон шел в Библиотеку. Он мог бы полететь туда на гравикэбе, но все же пошел пешком, невзирая на хромоту. Ему нужно было время для раздумий.
Услышав чей-то вскрик: «Вот он!», он не обратил на него внимания.
— Вот он! — послышалось вновь. — Психоистория!
Слово «психоистория» заставило Селдона оторвать взгляд от тротуара. Вокруг него собиралась группа молодчиков.
Селдон инстинктивно прислонился к стене ближайшего дома и поднял палку, защищаясь.
— Что вам нужно?
— Кредитки, старикан! — хохоча, объявили молодчики. — Есть кредиточки, а?
— Может быть и есть, но только почему вы их у меня требуете? Кто-то из вас крикнул: «психоистория»? Вы знаете, кто я такой?
— А как же! Ворон Селдон, вот кто, — довольно заявил главарь.
— А еще — калека несчастный! — выкрикнул один из молодчиков.
— Ну а если я вам не дам ни кредитки, что вы станете делать?
— Все равно отнимем, — осклабился главарь. — Поколотим и отнимем.
— А если я дам вам денег?
— Все равно поколотим! — хохотнул главарь, и вся шайка довольно заржала.
Селдон предостерегающе махнул палкой.
— Не подходите! Слышите, вы?
Он успел сосчитать парней. Их было восемь.
Лоб Селдона покрылся испариной. Было дело — однажды на него, Дорс и Рейча напали десятеро, и они справились с молодцами без труда. Но тогда ему было всего тридцать два, а Дорс была… а Дорс была Дорс.
Теперь все было по-другому. Он еще раз махнул палкой.
Главарь бандитов хмыкнул:
— Эй, парни, старикашка-то, глядите, напасть на нас хочет, никак? Что же нам делать-то? Ой-ой-ой!
Селдон быстро посмотрел по сторонам. Офицера службы безопасности поблизости не было. Вот он, еще один из признаков загнивания общества. Мимо торопливо пришли несколько пешеходов, но желания помочь не выразили. И просить было бесполезно, Теперь никто не желал рисковать и вмешиваться во что бы то ни было.
— Первый же из вас, кто сделает хоть шаг ко мне, получит палкой по голове. Череп размозжу, имейте в виду!
— Да ну? — осклабился главарь, шагнул вперед и схватился за палку. После непродолжительной борьбы палка оказалась у него в руках. Главарь отбросил ее в сторону.
— Ну, старикашка, что теперь?
Селдон прислонился к стене. Теперь оставалось только принимать удары. Бандюги разом двинулись на него, и каждый явно хотел в буквальном смысле приложить к нему руку. Селдон приготовился к защите, заслонив лицо руками. Он еще помнил кое-какие приемы рукопашного боя по-геликонски. Если бы бандитов было один-два, он бы сумел уклониться от ударов, и сам бы ответил ударами. Но восемь — это было для него чересчур много.
Стоило ему сделать резкое движение в попытке избежать удара в плечо, правая, больная нога, подвернулась, Селдон упал, и стало ясно, что теперь он станет легкой добычей для бандюг.
И вдруг послышался чей-то разгневанный голос:
— Что тут происходит? А ну, разойдитесь, бандюги! Разойдитесь, вам говорят, а не то я с вами живо разделаюсь!
— Еще один старикашка, — презрительно сплюнул главарь.
— Не такой уж старикашка, — возразил незнакомец, и изо всех сил ударил главаря по физиономии. Тот побагровел.
Селдон, только теперь сумевший разглядеть того, кто вступился за него, изумленно прошептал:
— Рейч…
— Папа, ты лучше уходи отсюда. Давай, давай поднимайся и иди.
Главарь, сморщившие:, и потирая щеку, прошипел сквозь зубы:
— Зато ты получишь сейчас…
— Вряд ли! — ответил Рейч выхватывая нож делийского производства с длинным сверкающим лезвием. Долго не раздумывая, он вынул и второй, точно такой же. Теперь в обеих руках у него было по ножу.
— А ты всегда ходишь с ножами, Рейч? — хрипло дыша, проговорил Селдон.
— Всегда, — ответил Рейч. — И ни за что с ними не расстанусь.
— А я тебя заставлю! — рявкнул главарь и выхватил бластер.
Но быстрее, чем кто-либо успел глазом моргнуть, один из ножей Рейча сверкнул, рассек воздух и воткнулся точнехонько в кадык главаря. Тот захрипел и повалился на землю, а остальные остолбенело смотрели на него.
Рейч неторопливо подошел к безжизненному телу главаря.
— А ножичек я заберу, пригодится еще, — сказал он небрежно, выдернул нож из горла главаря и вытер о его рубашку. Затем наступил на руку поверженного врага, наклонился и взял бластер.
Сунув бластер в один из своих вместительных карманов, Рейч обернулся к бандитам и сказал:
— Не охотник я до бластеров — промахиваюсь, бывает. А вот с ножичком — никогда! Никогда, поняли, тупицы? Ваш дружок готов. Сколько вас тут осталось-то? Семеро? Ну что, мечтаете отправиться за ним следом или уйдете подобру-поздорову?
— Хватай его! — крикнул один из бандитов, и все семеро шагнули к Рейчу.
Рейч отшатнулся. Ослепительно сверкнуло лезвие первого ножа, следом за ним полетел другой, и вот еще двое бандитов повалились на землю — ножи Рейча угодили им в животы.
— Верните ножички, ребята, нехорошо… — приговаривал Рейч, вынимая ножи и вытирая их. — Эти двое еще живы, но жить им осталось недолго. Стало быть, вас еще пятеро. Попробуете еще разок или все-таки домой потопаете?
Бандиты, яростно сопя, взвалили тела троих товарищей на плечи и поспешно удалились.
Рейч наклонился, поднял с тротуара палку Селдона.
— Идти можешь, па?
— Не очень, — признался Селдон. — Ногу подвернул.
— Тогда забирайся ко мне в машину. А что это ты пешком?
— А что такого? Со мной никогда ничего подобного не случалось.
— Считай, дождался — случилось. Забирайся в машину, я отвезу тебя в Стрилинг.
Рейч неторопливо набрал код на пульте управления автомобиля и сказал:
— Как жаль, что с нами не было Дорс. Мама бы с ними голыми руками управилась, и через пять минут все восемь мужиков были бы на том свете.
Слезы слепили Селдону глаза.
— Я знаю, Рейч, я знаю. Думаешь, я не тоскую по ней каждый день?
— Прости, — негромко проговорил Рейч.
— Но как ты узнал, что я попал в беду, сынок?
— Ванда сказала. Сказала, что злые люди собрались напасть на тебя, и сказала, где они притаились. Я сразу выехал сюда.
— Ты даже не засомневался — верно ли то, что она сказала?
— Вовсе нет. Теперь мы так хорошо ее знаем, что у нас нет никаких сомнений: она каким-то образом умеет контактировать с твоим сознанием и со всем, что тебя окружает.
— Что, она сказала тебе, сколько человек на меня напало?
— Нет. Сказала просто «несколько».
— И ты помчался сюда совсем один, Рейч?
— Команду собирать времени не было, па. Ну и потом, меня и одного хватило, как видишь.
— Это точно. Спасибо тебе, сынок.
14
Селдон лежал на кровати. Под больную ногу была заботливо подложена подушечка. Рейч невесело смотрел на отца.
— Папа, — решительно начал он, — больше ты по Трентору один разгуливать не будешь.
Селдон нахмурился.
— Что, из-за одного-единственного случая?
— Ничего себе, случай! Ты больше не в силах сам защищаться. Тебе, как-никак, семьдесят, и правая нога тебя, как видишь, подводит. И потом, у тебя есть враги!
— Враги!
— Представь себе. И ты это сам отлично понимаешь. Эти крысы подзаборные не за кем-нибудь охотились. Им не все равно было, на кого нападать. Они искали и нашли именно тебя. Или ты забыл, что они крикнули «психоистория!»? А еще обозвали тебя калекой. Как думаешь, почему?
— Не знаю.
— Зато я знаю. Это потому, что ты живешь в своем мирке, папа, и не знаешь, что происходит на Тренторе. Думаешь, тренторианцы слепые и не видят, как планета, набирая скорость, несется в пропасть? Думаешь, они не знают, что твоя психоистория это давно предсказала? Тебе не кажется, что люди склонны свалить на гонца вину за дурные вести? Если все будет плохо — а все будет плохо, очень многие подумают, что во всем виноват ты.
— Не могу поверить.
— А как ты думаешь, почему в Галактической Библиотеке есть противники твоего пребывания там? Не хотят попасться под горячую руку, когда толпа на тебя набросится. Ну так вот… тебе надо быть осторожнее. Ни в коем случае нельзя ходить одному. Либо со мной, либо с телохранителями. Только так, папа.
Селдон выглядел таким несчастным, что Рейчу стало его жалко.
— Но это не надолго, па, — сказал он. — Я нашел новую работу.
Селдон поднял взгляд.
— Новую работу? Какую?
— Преподавательскую. В университете.
— В каком университете?
— В Сантаннийском.
У Селдона задрожали губы.
— Сантанния! Это же в девяти тысячах парсеков от Трентора! Провинциальный мир на другом краю Галактики!
— Вот именно. Потому я и хочу улететь туда. Я на Тренторе всю жизнь прожил, па, и мне тут надоело. Нет ни одной планеты во всей Империи, где дела сейчас шли бы хуже, чем на Тренторе. Логово бандюг, а защитить простого человека некому. Экономика хромает на обе ноги, техника разрушается. А Сантанния живет примерно так же, как и жила — тихий, пасторальный мир. Я хочу улететь туда и начать там новую жизнь с Манеллой, Вандой и Беллис. Мы все вместе отбываем туда через два месяца.
— Все?!
— Все. И ты тоже, папа. Мы не оставим тебя на Тренторе. Ты полетишь с нами на Сантаннию.
Селдон покачал головой.
— Это невозможно, Рейч. Ты знаешь.
— Почему невозможно?
— Ты знаешь почему. Проект. Моя психоистория. Неужели ты думаешь, что я смогу оставить дело моей жизни? Предать его?
— Почему нет? Оно же тебя предало.
— Ты с ума сошел!
— Вовсе нет. Ты сам посуди, к чему все это тебя привело. Денег у тебя нет, и добыть их негде. На Тренторе не осталось никого, кто хотел бы тебе помочь.
— Но уже почти сорок лет…
— Да, да, это понятно. Сорок лет прошло, и ты проиграл, папа. Это не преступление — проиграть. Ты так старался, столько сил положил, столького достиг, но добрался в итоге до разваливающейся экономики и гибнущей Империи. Именно это ты давно предсказывал, и именно это теперь встало на пути твоей работы. Так что…
— Нет. Не встанет. Так или иначе я буду продолжать работу.
— Я тебе вот что скажу, па. Если уж ты действительно такой упрямый, возьми с собой свою психоисторию. Начни все заново в Сантаннии. Может быть, там найдутся и деньги, и энтузиасты, чтобы помочь тебе.
— А что будет с теми людьми, которые столько лет верой и правдой служили мне?
— О Боже, папа! Да они уходят от тебя один за другим, из-за того что тебе нечем им платить! Если ты останешься здесь, то скоро останешься один-одинешенек. Ой, папа, я тебя умоляю! Ты думаешь, мне по сердцу вот так с тобой говорить? Просто никто, кроме меня, тебе этого не скажет, никто не отважится поранить твое сердце. Так давай же не будем лгать друг другу. Раз ты уже ходишь по улицам, а на тебя нападают единственно потому, что ты — Гэри Селдон, разве не пора сказать друг другу правду.
— Бог с ней, с правдой. Я не хоту улетать. с Трентора.
Рейч покачал головой.
— Я не сомневался, что ты будешь упрямиться, папа. Но у тебя целых два месяца на размышление. Подумай, ладно?
15
Гэри Селдон давно не улыбался. Он, как обычно, руководил Проектом: упорно, старательно содействуя продвижению работы над психоисторией, строя планы относительно создания Академий, изучая Главный Радиант.
Но не улыбался. Он заставлял себя работать, не испытывая при этом никакой радости от достигнутых успехов. Наоборот, он все время ощущал неудачи, абсолютно во всем.
Селдон сидел в своем стрилингском кабинете за рабочим столом, когда вошла Ванда. Селдон взглянул на нее, и сердце его радостно заколотилось. Отношение к Ванде у него всегда было особенное. Селдон уже не мог припомнить, когда и он сам, и все остальные перестали воспринимать ее заявления с удивлением и восторгом — теперь всем казалось, что так было всегда. Она спасла его жизнь, будучи совсем малышкой, с помощью пресловутых «фиников». Даже в раннем детстве она отличалась тем, что все знала.
Хотя доктор Энделецки классифицировала геном Ванды как абсолютно нормальный во всех отношениях, Селдон не отказался от мысли, что умственные способности внучки превосходят способности среднего человека. Точно так же он был уверен в том, что в Галактике существуют другие такие же люди, как она, и даже на Тренторе. Если бы только он мог разыскать этих менталистов, какой неоценимый вклад они могли бы внести в дело создания Академии! Пока же все его мечты были сосредоточены в единственном существе — его внучке. Селдон смотрел на нее, такую красивую, горделиво стоящую на пороге кабинета, и сердце его готово было разорваться от тоски. Через несколько дней она уедет.
Как он сумеет пережить это?
Ванда стала настоящей красавицей. Ей было восемнадцать. Длинные светлые волосы, немного широковатые скулы, но зато лицо ее казалось всегда готовым улыбнуться. Она и улыбалась, а Селдон подумал: «Что же ей, плакать, что ли? Летит на Сантаннию, где ее ждет совсем другая жизнь».
— Ну, Ванда, — сказал он, — еще несколько дней — и все.
— Вряд ли, дедушка.
— Что? — удивленно посмотрел на внучку Селдон.
Ванда подошла и обняла деда.
— Я не полечу на Сантаннию.
— Что, разве папа и мама передумали?
— Нет, они полетят.
— А ты — нет? Почему? А ты куда собираешься?
— Я собираюсь остаться здесь, дедушка. С тобой. Бедный дедушка! — воскликнула Ванда и нежно прижалась к Селдону.
— Но я не понимаю… Почему? Они разрешили тебе остаться?
— Ты про папу с мамой? Не то чтобы разрешили. Мы спорили и спорили, и в конце концов я победила. Ну а что тут такого, дед? Они улетят на Сантаннию, и все у них будет хорошо. Будут любить друг друга и малышку Беллис. А если я полечу с ними, а тебя оставлю здесь, ты же будешь совсем один. Нет, я не выдержу.
— Но как же тебе удалось уговорить их?
— Ну, ты же знаешь, я это умею. Нечто вроде «толчка».
— Что это значит?
— Все дело в моем уме. Я вижу, что делается у тебя в уме, и у родителей. Время идет, и я все лучше вижу, словно прозреваю. Ну а еще я научилась делать эти самые «толчки» — заставлять людей делать то, что я пожелаю.
— И как же ты это делаешь?
— Не знаю. Но проходит время, и люди устают от этих «толчков», и все делают по-моему. Так что я собираюсь остаться с тобой.
Селдон устремил на Ванду взгляд, полный отчаянной любви.
— Это прекрасно, Ванда, детка. Но Беллис…
— Не волнуйся о Беллис. У нее нет такого ума, как у меня.
— Ты уверена? — спросил Селдон и прикусил нижнюю губу.
— Совершенно. Ну и потом — должен же с мамой и папой кто-то остаться.
Селдон внутренне ликовал, но дать волю своим чувствам не решился. А как же Рейч и Манелла?
Он сказал:
— Ванда, но как же ты можешь так хладнокровно расстаться с родителями?
— При чем тут хладнокровность? Они все понимают. Они понимают, что я должна остаться с тобой.
— Как тебе удалось этого добиться?
— «Толчками», повторяю, — просто ответила Ванда. — Толкала, толкала, и постепенно они стали думать, как я.
— Ты это умеешь?
— Это было непросто.
— И ты это сделала, потому что…
Комок подкатил к горлу, и Селдон замолчал. — Потому что я тебя люблю, — договорила за него Ванда. — Конечно. А еще потому…
— Да?
— Я должна изучить психоисторию, Я уже кое-что знаю.
— Откуда?
— Из твоего сознания. Из сознаний других, кто работает в Проекте. Из сознания дяди Юго, пока он был жив. Но это все кусочки, обрывки. А я хочу по-настоящему. Дед, мне нужен свой собственный Главный Радиант, — заявила Ванда. Глаза ее загорелись, она затараторила увлеченно: — Я хочу самым подробным образом вникнуть в психоисторию. Дедушка, ты совсем старый и очень устал. А я молодая, у меня много сил. Хочу узнать как можно больше, чтобы я смогла работать, когда тебя…
Она смутилась и запнулась. Селдон, сделав вид, что не заметил этого, сказал:
— Ну что ж, это было бы замечательно, если бы у тебя получилось, но ведь у нас совсем нет денег. Я научу тебя всему, что знаю сам, но работать… нет, сделать мы больше ничего не сумеем.
— Посмотрим, дед. Посмотрим!
16
Рейч, Манелла и малютка Беллис ждали в космопорту объявления о начале посадки на звездолет. Багаж уже был сдан.
Папа, полетим с нами, — упрашивал Рейч.
Селдон покачал головой.
— Не могу.
— Если надумаешь, у нас всегда найдется место для тебя.
— Знаю, Рейч. Мы прожили вместе почти сорок лет — и это были замечательные годы. Нам с Дорс повезло, что мы нашли тебя.
— Это мне повезло, — пробормотал Рейч, и глаза его наполнились слезами. — Не думай, я тоже маму каждый день вспоминаю.
— Я и не думаю…
Селдон отвел, взгляд. Ванда играла с Беллис. Тут раздался сигнал, и всех пригласили пройти на посадку.
Родители бросились обнимать Ванду и поливать ее слезами. По пути к выходу Рейч оглянулся, помахал Селдону рукой и улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.
Селдон тоже помахал ему в ответ, другой рукой обняв и прижав к себе Ванду.
Только она и осталась у него. Один за другим ушли из его жизни дорогие сердцу люди — друзья и любимые. Демерзель улетел и никогда не вернется. Император Клеон погиб. Погибла Дорс, умер Амариль. А теперь и Рейч, его единственный сын, улетел.
У Селдона осталась только Ванда.
