Джесси подошла попрощаться с ними. На ней была вечерняя шляпка и жакет из кератоткани.

– Надеюсь, вы меня извините, мистер Оливо. Я знаю, что вам с Лайджем нужно многое обсудить.

Она открыла дверь и подтолкнула сына вперед.

– Когда ты вернешься, Джесси? – спросил Бейли.

Джесси помедлила:

– А когда мне лучше прийти?

– Ну, совсем не обязательно уходить на всю ночь. Может, вернешься в свое обычное время? Где-то около двенадцати?

Он вопросительно посмотрел на Р. Дэниела.

Тот кивнул:

– Сожалею, что приходится выгонять вас из собственного дома.

– Не беспокойтесь об этом, мистер Оливо. Я всегда провожу этот вечер с подругами. Пошли, Бен.

Сладить с подростком было непросто.

– А мне-то зачем уходить? Я не собираюсь им мешать. В самом деле!

– Делай, что тебе говорят.

– Ну, тогда почему мне нельзя пойти с тобой в субэфирник?

– Потому что я иду с подругами, а у тебя есть другие…

Дверь за ними захлопнулась.

И вот настал тот момент, который Бейли все время старался оттянуть. Сначала он говорил себе: «Перво-наперво встретим робота и посмотрим, что он собой представляет». Потом думал: «Надо привести его домой» А затем: «Сначала поедим».

Но теперь все уловки были позади. Дальше откладывать было некуда. Он наконец вплотную приблизился к вопросу об убийстве, о межзвездных отношениях, о возможном повышении в звании, о возможном провале. Но даже начать разговор он не мог иначе как обратившись за помощью к роботу. Пальцы его бесцельно барабанили по столу, который еще не убрали обратно в нишу.

– Мы можем быть уверены, что нас здесь не подслушивают? – спросил Р. Дэниел.

Бейли посмотрел на него с удивлением:

– Никто не станет слушать разговоры в чужой квартире.

– У вас не принято подслушивать?

– Это никому и в голову не придет, Дэниел, С тем же успехом вы могли бы предположить, что кто-нибудь… не знаю… что кто-нибудь станет заглядывать в вашу тарелку, когда вы едите.

– Или что кто-нибудь совершит убийство?

– Что?

– Убивать ведь тоже не в ваших обычаях, не так ли, Элайдж?

Бейли почувствовал, что начинает злиться:

– Послушайте, если вы хотите со мной сотрудничать, перестаньте подражать космонитам с их высокомерием. Вам это не идет, Р. Дэниел.

Он не устоял против желания подчеркнуть «Р».

– Извините, если я вас обидел, Элайдж. Я лишь хотел показать, что если человеческие существа способны, явно пренебрегая обычаем, совершить убийство, они могут нарушить обычай и для меньшего зла, такого, как подслушивание.

– Квартира достаточно хорошо изолирована, – сказал Бейли, все еще хмурясь. – Вы ведь не слышали никаких звуков из соседних квартир? Ну и соседи нас не услышат. И потом, откуда кому знать, что мы собираемся здесь обсуждать?

– Давайте не будем недооценивать противника.

– Давайте лучше перейдем к делу, – пожал плечами Бейли. – У меня информации мало, так что я без труда могу выложить все свои карты. Мне известно, что некто, по имени Родж Наменну Сартон, гражданин планеты Аврора, проживавший в Космотауне, бил убит неизвестным или неизвестными. Насколько я понимаю, у космонитов сложилось мнение, что это событие не случайно. Я прав?

– Вы абсолютно правы, Элайдж.

– Они связывают его с недавними попытками саботировать проект создания на Земле единого робото-человеческого общества по модели Внешних Миров, спонсором которого являются космониты, и предполагают, что убийство было подготовлено хорошо организованной террористической группой.

– Да.

– Хорошо. Тогда начнем с того, является ли это предположение космонитов действительно верным? Почему убийство не могло быть делом рук какого-нибудь фанатика-одиночки? На Земле многие недовольны роботами, но нет ни одной партии, пропагандирующей такого рода насилие.

– В открытую, возможно, нет.

– Даже у тайной организации, поставившей себе целью разрушение роботов и производящих их фабрик, хватило бы здравого смысла, чтобы понять: самое худшее, что они могут сделать, – это убить космонита. Гораздо логичнее предположить, что здесь действовал человек с расстроенной психикой.

– Думаю, что факты свидетельствуют против версии о фанатике, – сказал Р. Дэниел, внимательно выслушав Бейли. – Уж очень тщательно была выбрана жертва и время убийства. Такое под силу лишь хорошо организованной группе, способной разработать детальный план операции.

– В таком случае, вам известно гораздо больше, чем мне. Выкладывайте!

– Я не знаю этого выражения, но, кажется, понимаю, что вы хотели сказать. Думаю, мне придется разъяснить вам подоплеку происшедшего. В Космотауне считают, что у нас с Землей сложились неудовлетворительные отношения.

– Это еще мягко сказано… – пробормотал Бейли.

– Мне говорили, что, когда основали Космотаун, почти никто из наших людей не сомневался, что Земля захочет принять и построить единое общество, которое так хорошо себя зарекомендовало на Внешних Мирах. Даже после первых бунтов мы думали, что все дело лишь в том, что ваши люди еще не оправились от первого шока, вызванного новизной происходящего. Однако оказалось, что дело не в том. Несмотря на сотрудничество со Всепланетным правительством и администрациями большинства Городов, сопротивление землян не ослабевало, и мы смогли добиться немногого, Естественно, для нашего народа это было делом большой важности.

– Вами, я полагаю, двигал чистый альтруизм.

– Не совсем, – возразил Р. Дэниел. – Хотя с вашей стороны очень любезно приписывать нам благородные побуждения. У нас широко распространено мнение, что здоровая, модернизированная Земля принесет пользу всей Галактике. По крайней мере, это мнение господствует у нас в Космотауне. Должен признать, на Внешних Мирах существуют мощные силы, противостоящие нам.

– Что? Разногласия среди космонитов?

– Конечно, Некоторые думают, что модернизированная Земля будет опасна, что у нее снова появятся империалистические замашки. Эта точка зрения особенно характерна для населения более старых миров, которые находятся ближе к Земле и имеют больше оснований помнить первые века межзвездных путешествий, когда Земля полностью контролировала их как политически, так и экономически.

– Старая песня, – вздохнул Бейли. – Они что, действительно этим обеспокоены? Неужели они все еще бросают в нас камни за то, что произошло тысячу лет назад?

– У людей свой особый, причудливый склад ума. Во многих отношениях их мышление не так логично, как наше, мышление роботов. Ведь их цепи не так хорошо спланированы. Правда, мне говорили, что в этом есть и свои преимущества.

– Вероятно, есть, – сухо заметил Бейли.

– Вам лучше знать. Во всяком случае, постоянные неудачи на Земле способствовали усилению националистических партий на Внешних Мирах. Они считают, что земляне коренным образом отличаются от космонитов и поэтому не смогут усвоить их образ жизни. По их мнению, если мы силой навяжем роботов землянам, то тем самым выпустим в Галактику дух разрушения. Видите ли, одного они никак не могут забыть: население Земли составляет восемь миллиардов человек, тогда как общая численность населения Внешних Миров не достигает и шести миллиардов. Наши люди в Космотауне, особенно доктор Сартон…

– Он был доктором?

– Доктором социологии. Он специализировался в роботехнике. Это был выдающийся ученый.

– Понятно. Продолжайте.

– Как я сказал, доктор Сартон и другие осознавали, что, если таким настроениям позволить распространяться на Внешних Мирах, подпитывая их нашими неудачами, Космотаун и все, что с ним связано, долго не просуществует. Доктор Сартон понял, что пришло время предпринять решительный шаг к пониманию психологии землян. Легко говорить, что люди Земли консервативны от природы, и повторять избитые фразы о «неизменяемости Земли» и «непостижимости земного склада ума», все это лишь уводит в сторону от решения проблемы.

Доктор Сартон повторял, что это говорит наше невежество и что мы не можем отмахнуться от землян какой-нибудь присказкой или банальностью. Он говорил, что, если космониты хотят переделать Землю, они должны преодолеть изолированность Космотауна и смешаться с землянами, Что они должны жить как земляне, думать как они, быть как они.

– Космониты? Но это же невозможно! – воскликнул Бейли.

– Совершенно верно, – согласился Р. Дэниел. – Несмотря на свои взгляды, даже сам доктор Сартон не смог бы заставить себя войти в какой-нибудь Город, и он это знал. Он не вынес бы его гигантизма и вечных толп народа. Даже если бы его вынудили войти туда под дулом бластера, обстановка так угнетала бы его, что он не смог бы проникнуть в ваш сокровенный внутренний мир.

– А как насчет их прямо-таки животного страха перед болезнями? – прервал его Бейли, – Не забывайте об этом. Я думаю, из-за одного этого среди них не нашлось бы никого, кто рискнул бы войти в Город.

– И это тоже. Болезни, в земном смысле слова, не известны на Внешних Мирах, а перед неизвестным всегда испытываешь сильный страх. Доктор Сартон хорошо все это понимал и тем не менее настаивал на необходимости ближе узнать землянина и образ его жизни.

– Кажется, он сам себя загнал в тупик.

– Не совсем. Все эти препятствия непреодолимы для космонитов-людей. Космониты-роботы – совсем другое дело.

«Черт, все время забываю, что он робот», – подумал Бейли. Вслух он воскликнул:

– В самом деле?

– Да. Это естественно: мы гибче. По крайней мере, в этом отношении. Нас можно сконструировать специально для адаптации к жизни землян. Если создать роботов, внешне ничем не отличающихся от жителей Земли, возможно, земляне их примут и позволят изучить свою жизнь изнутри.

– И вы…

Бейли вдруг осенило.

– Как раз такой робот, – подтвердил Р. Дэниел. – Доктор Сартон целый год работал над проектированием таких моделей. Я первый из его роботов и пока единственный. К несчастью, мое образование еще не закончено. В результате убийства меня решили использовать раньше намеченного срока.

– Значит, не все космониты-роботы такие, как вы? Другие модели больше похожи на роботов, чем на людей. Так?

– Ну конечно же, Внешний вид зависит от функции робота. Моя функция требует очень близкого сходства внешностью людей, поэтому у меня такая наружность. Другие роботы отличаются от меня, хотя все они имеют человеческий облик. Они, конечно, больше похожи на людей, чем те угнетающе примитивные модели, которые я видел в обувном магазине. У вас все роботы такие?

– Более или менее, – ответил Бейли. – Вы считаете это неправильным?

– Разумеется. Людям трудно воспринимать грубую пародию на человека как равную себе по интеллекту. Неужели ваши фабрики не могут работать лучше?

– Могут, Дэниел, я в этом уверен. Все дело в том, что мы предпочитаем знать, когда имеем дело с роботом, а когда – с человеком.

Говоря это Бейли смотрел прямо в глаза роботу. Они были блестящими и влажными, как человеческие, но Бейли заметил, что их взгляд неподвижен.

– Надеюсь, что со временем я пойму эту точку зрения.

На мгновение Бейли показалось, что в реплике Р. Дэниела прозвучал сарказм, но он тут же отбросил эту мысль.

– Во всяком случае, – продолжал Р. Дэниел, – доктор Сартон хорошо понимал, что в этом одна из трудностей перехода к C/Fe.

– Цэ фэ? Что это такое?

– Химические символы, обозначающие углерод и железо, Элайдж. Углерод – основа человеческой жизни, а железо – основа жизни роботов. Сочетание символов C/Fe удобно использовать для обозначения культуры, совмещающей лучшие черты обоих на равной, но параллельной основе.

– Цэ фэ. Вы пишете их через дефис или как?

– Нет, Элайдж, не через дефис. Принятая форма – диагональная линия между двумя этими знаками. Она символизирует слияние двух культур без превосходства одной над другой.

Бейли вдруг поймал себя на том, что слушает с большим интересом. Официальная программа образования на Земле по существу не включала в себя никаких сведений по истории и социологии Внешних Миров после Великого мятежа, в результате которого бывшие колонии Земли стали независимыми. Конечно, популярные романтические книгофильмы создавали свои стереотипы людей с Внешних Миров: заезжий магнат, желчный и эксцентричный; его прелестная наследница, неизменно околдовываемая чарами землянина и сменяющая презрение на любовь; заносчивый и злобный соперник-космонит, вечно остающийся в дураках. Эти фильмы никуда не годились, поскольку противоречили даже самым общеизвестным фактам. Каждый знал, что космониты никогда не входили в Город, а женщины с Внешних Миров вообще не ступали на Землю.

Он не без усилия заставил себя вернуться к предмету разговора.

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Ваш доктор Сартон приступил к решению проблемы превращения Земли в общество типа C/Fe с другой, новой и многообещающей стороны. Наши консервативные круги, или медиевисты, как они себя называют, встревожились. Они испугались, что Сартон может добиться успеха, и убили его. Именно эта мотивировка предполагает организованный заговор, а не случайную ярость случайного человека, Верно?

– Да. Приблизительно так я бы это и сформулировал, Элайдж.

Бейли задумчиво присвистнул. Он чуть слышно побарабанил своими длинными пальцами и покачал головой.

– Что-то не клеится. Совершенно не клеится.

– Простите, я вас не понимаю.

– Я пытаюсь восстановить картину происшедшего. Землянин идет в Космотаун, подходит к доктору Сартону, убивает его своим бластером и уходит. Я совершенно не могу этого представить, Ведь вход в Космотаун охраняется.

Р. Дэниел кивнул:

– Думаю, можно с уверенностью сказать, что ни один землянин не смог бы пройти через вход незамеченным.

– И что в таком случае остается от вашей версии?

– От нее ничего бы не осталось, если бы вход был единственным путем проникновения из Нью-Йорка в Космотаун.

Бейли задумчиво смотрел на своего помощника:

– Я вас не понимаю. Это единственное место сообщения между ними.

– Прямого сообщения – да. – Р. Дэниел сделал паузу и сказал: – Я вижу, вам все еще не понятно Так?

– Именно так. Совершенно не понимаю, к чему вы клоните.

– Ну что ж, если вас это не обидит, я попытаюсь объяснить свою мысль. Можно попросить лист бумаги и ручку? Спасибо. Вот смотрите, коллега Элайдж. Я рисую большую окружность и нишу на ней «Нью-Йорк». Теперь я нарисую маленькую соприкасающуюся с ней окружность. Это Космотаун. Стрелкой я указываю то место, где они касаются друг друга. Это – барьер. Ну что, разве вы до сих пор не видите других путей сообщения между городами?

– Конечно, нет. Других путей сообщения не существует.

– В некотором смысле, – сказал робот, – я рад услышать это от вас. Это соответствует тому, что мне говорили об образе мышления землян. Барьер – это единственная прямая связь. Но и Город, и Космотаун со всех сторон открыты незаселенным территориям. У землянина есть возможность покинуть Нью-Йорк через любой из многочисленных выходов и направиться через открытое пространство к Космотауну, где его не остановит ни один барьер.

Бейли не мгновение высунул кончик языка, не в силах справиться с крайним изумлением:

– Через открытое пространство? – наконец выдавил он.

– Да.

– Через открытое пространство! В одиночку?

– Почему бы и нет?

– Пешком?

– Несомненно. Обнаружить идущего пешком человека невозможно. Убийство произошло в самом начале рабочего дня, так что переход явно был совершен до рассвета.

– Невозможно! Ни один землянин на это не способен. Выйти из Города? В одиночку?

– Да. В обычной ситуации это было бы невероятно. И мы, космониты, знаем это. Вот почему мы и охраняем только вход. Даже во время Великого бунта атаковали только барьер. Ни один человек не покинул Город.

– Ну?

– Но сейчас мы столкнулись с необычной ситуацией. Это не слепое нападение толпы, идущей по пути наименьшего сопротивления, а организованный акт небольшой группы, задача которой заключалась в том, чтобы проникнуть в Космотаун в неохраняемом месте. Этим и объясняется, почему землянин смог войти в Космотаун, подкрасться к своей жертве, совершить убийство и спокойно скрыться. Убийца воспользовался нашей беспечностью.

– Это слишком невероятно, – покачал головой Бейли. – Ваши люди пытались как-то проверить эту версию?

– Да. Ваш комиссар полиции как раз находился в это время в Космотауне и едва не стал свидетелем убийства.

– Знаю. Он мне рассказал.

– Это, Элайдж, еще одно доказательство того, что время преступления было точно рассчитано. Ваш комиссар в прошлом сотрудничал с доктором Сартоном, и именно с ним доктор Сартон собирался обсудить первоочередные мероприятия, связанные с внедрением в ваш Город таких роботов, как я. На встрече в то утро должны были рассматриваться вопросы, касающиеся этого проекта. Естественно, убийство помешало осуществлению этих планов или, по крайней мере, отодвинуло его на какое-то время. И то, что это случилось, когда ваш собственный комиссар полиции находился фактически в пределах Космотауна, ставит землян в еще более неловкое положение, впрочем так же, как и нас. Но я хотел сказать о другом, – продолжал Р. Дэниел. – Ваш комиссар побывал на месте преступления, и мы поделились с ним своим предположением о том, что убийца, скорее всего, проник в наш город через открытое пространство. Подобно вам, он воскликнул что-то вроде «невозможно!» или «немыслимо!». Конечно, он был очень встревожен, и, возможно, из-за этого ему трудно было уловить суть дела. Тем не менее мы настаивали на том, чтобы он незамедлительно начал проверку этой версии.

Бейли вспомнил о разбитых очках комиссара и, несмотря на мрачные мысли, улыбнулся краешком рта. Бедняга Джулиус! Еще бы ему не встревожиться! Не мог же Эндерби рассказать о своей беде высокомерным космонитам, для которых любой физический недостаток был отвратителен и являлся характерным признаком генетически не селекционированных землян. По крайней мере, он не мог этого сделать, не уронив достоинства, а комиссару полиции Джулиусу Эндерби престиж был очень дорог. Что ж, бывают случаи, когда землянам необходимо держаться вместе. От Бейли робот никогда не узнает о близорукости Эндерби.

– Один за другим были обследованы все выходы из Нью-Йорка, – продолжал тем временем Р. Дэниел. – Знаете, Элайдж, сколько их оказалось?

Бейли покачал головой, затем рискнул высказать догадку:

– Двадцать?

– Пятьсот два.

– Сколько?

– Сначала их было гораздо больше. Пятьсот два – это те, что еще функционируют. Ваш Город, Элайдж, – олицетворение медленного развития. Когда-то он стоял под открытым небом и люди свободно входили и выходили из него.

– Конечно. Я знаю это.

– Так вот, когда его только закрыли, в нем оставалось еще много выходов. Пятьсот два сохраняются до сих пор. Остальные перестроены или заделаны. Мы, конечно, не включаем в их число пункты доставки и отправки авиагрузов.

– Так что дало обследование выходов?

– Это оказалось безнадежным делом. Они не охраняются. Мы не смогли найти ни одного чиновника, который бы за них отвечал. Кажется, никто даже и не подозревал об их существовании. При желании каждый мог в любое время выйти через любой из них, когда ему вздумается. Его никто никогда бы и не заметил.

– Что-нибудь еще? Оружие, я полагаю, исчезло.

– Разумеется.

– Какие-нибудь улики?

– Ничего. Мы обшарили все вокруг Космотауна. Роботы с овощеводческих ферм оказались совершенно никудышными свидетелями. Они мало чем отличаются от обычной автоматизированной техники. А людей там не было.

– Ясно, И что дальше?

– Коли расследование в Космотауне не дает пока никаких результатов, мы продолжим его в Нью-Йорке. Наша задача – выследить все возможные подрывные группы, выявить все организации инакомыслящих…

– Сколько времени вы намерены потратить на все это? – перебил Бейли.

– Как можно меньше и в то же время столько, сколько потребуется.

– Ну что ж, – задумчиво проговорил Бейли, – вам явно не повезло с напарником в расхлебывании всей этой каши.

– Я так не думаю, – возразил Р. Дэниел, – Комиссар очень высоко отзывался о вашей преданности делу и о ваших способностях.

– Очень мило с его стороны, – усмехнулся Бейли и подумал; «Бедняга Джулиус! Совесть его мучает, вот он и лезет из кожи вон».

– Мы не полагались лишь на его слова, – продолжал Р. Дэниел. – Мы сами навели о вас справки. Вы открыто выражали недовольство по поводу того, что в вашем департаменте начали использовать роботов.

– Да. Вам это не нравится?

– Отнюдь. Ваши взгляды – это, конечно, ваше дело. Но мы были вынуждены очень внимательно изучить ваш психологический портрет. Оказалось, что, несмотря на свою сильную неприязнь к роботам, вы согласились бы сотрудничать с одним из них, если бы увидели в этом свой долг. У вас удивительно высокое чувство ответственности и уважения к законной власти. Это как раз то, что нам нужно. Комиссар Эндерби дал вам верную оценку.

– А лично вас не задевает мое негативное отношение к роботам?

– Если оно не мешает вам работать со мной и помогает мне в выполнении моего долга, какое это имеет значение? – спросил Р. Дэниел.

Бейли почувствовал раздражение.

– Ну что ж. Я испытание прошел, а как насчет вас? Что вас делает сыщиком? – вызывающе спросил он.

– Я не понимаю вас.

– Вы созданы как машина для собирания информации. Как копия человека, фиксирующая факты жизни землян, необходимые космонитам.

– Для начала сыщику было бы неплохо ею быть – машиной для собирания информации, не так ли?

– Для начала – может быть. Но этого совершенно недостаточно.

– Конечно, мои цели были соответствующим образом скорректированы.

– Любопытно было бы узнать об этом поподробнее, Дэниел.

– Было найдено довольно простое решение. В мой банк побудительных мотивов вложили очень сильный импульс: стремление к справедливости.

– К справедливости! – воскликнул Бейли. Ирония постепенно исчезла с его лица и сменилась выражением искреннего недоверия.

Внезапно Р. Дэниел повернулся и уставился на дверь.

– За дверью кто-то стоит.

Он оказался прав. Дверь отворилась, и вошла Джесси, бледная, с плотно сжатыми губами.

– Джесси?! Что-нибудь случилось? – встревоженно воскликнул Бейли.

Она остановилась и отвела взгляд в сторону.

– Извини. Я должна была… – она замолчала.

– Где Бентли?

– Он переночует в молодежном общежитии.

– Почему? Я вовсе не просил тебя об этом.

– Ты сказал, что твой напарник останется у нас на ночь, и я подумала, что ему понадобится комната Бентли.

– В этом не было никакой необходимости, – вмешался Р. Дэниел.

Джесси подняла взгляд на Р. Дэниела и серьезно посмотрела на него.

Опустив голову, Бейли стал внимательно разглядывать кончики своих пальцев. При мысли о том, что сейчас могло произойти и чего он не мог предотвратить, он почувствовал внезапную слабость. Наступившая тишина зазвенела в ушах, а затем издалека, словно сквозь несколько слоев пластика, до него донеслись слова жены:

– Мне кажется, вы – робот, Дэниел.

И Р. Дэниел ответил спокойным, как всегда, голосом:

– Да, я – робот.