Глава третья
Смерть ожидает в комнате
Наступившее молчание казалось приятным одному Эртейлу. Затем Лаки спросил:
— Почему? Каковы его мотивы?
Эртейл спокойно ответил:
— Потому что он боится. Здесь затрачены многие миллионы, миллионы, данные расточительным Советом Науки, а он не может довести эксперимент до конца. Свою некомпетентность он называет случайными авариями. Полетит на Землю и будет убеждать, что во всем виноваты случайности. И получит еще деньги Совета, вернее, налогоплательщиков, для какого-нибудь другого не менее глупого плана. Но вы явились на Меркурий расследовать, и он боится, что Совет все-таки узнает правду. Вы ее унесете с собой.
Лаки сказал:
— Если это правда, вы ее уже знаете.
— Да, и надеюсь это доказать.
— Но вы тогда тоже представляете опасность для Майндса. Следуя вашим рассуждениям, вас он должен попытаться убить прежде всего.
Эртейл улыбнулся, его пухлые щеки стали шире. Он сказал:
— Он пытался меня убить. Верно. Но я бывал во многих переделках, работая на сенатора. Я могу постоять за себя.
— Скотт Майндс никогда не пытался убить ни вас, ни кого-либо другого, — заявил доктор Гардома, лицо его стало измученным и бледным. — Вы это хорошо знаете.
Эртейл не стал отвечать ему прямо. Он обратился к Лаки.
— Присматривайте и за добрым доктором тоже. Как я сказал, он большой друг Майндса. На вашем месте я не позволил бы ему лечить у себя даже головную боль. Таблетки и уколы могут… — он громко щелкнул пальцами.
Доктор Гардома с трудом произнес:
— Кто-нибудь вас убьет за…
Эртейл беззаботно заметил:
— Да? И вы им собираетесь стать? — он повернулся, собираясь уходить, и через плечо бросил: — О да, забыл. Я слышал, старик Певерейл хочет с вами увидеться. Он очень обеспокоен, что не встретил вас официально. Расстроен. Повидайтесь с ним, погладьте его по головке… И, Старр, еще одни намек. Не надевайте защитные костюмы, вначале не проверив их. Поняли, что я имею в виду? — С этими словами он наконец ушел.
Прошло немало времени, прежде чем Гардома пришел в себя и смог говорить, не задыхаясь. Он сказал:
— Каждый раз, как я его вижу, он выводит меня из себя. Грязный, лживый…
— Весьма проницательный парень, — сухо заметил Лаки. — Очевидно, один из его методов — расчетливо говорить то, что выведет собеседника из себя. А разгневанный противник наполовину беспомощен… Кстати, Верзила, это к тебе относится. Ты готов наброситься на всякого, кто намекнет, что в тебе меньше шести футов.
— Лаки, — взвыл марсианин, — он сказал, что у меня нарушение нормальной деятельности гормонов.
— Научись ждать подходящего момента, чтобы убедить его в противоположном.
Верзила воинственно заворчал и ударил кулаком по прочному пластику своих серебряно-золотых сапог. (Кричащие многоцветные сапоги не наденет никто, кроме фермера с Марса, но ни один марсианский фермер не выйдет без них. У Верзилы их был десяток, и каждая следующая пара ярче предыдущей.)
Лаки сказал:
— Что ж, повидаемся с доктором Певерейлом. Он ведь глава обсерватории?
— Глава всего Купола, — сказал доктор. — Он и правда постарел и утратил гибкость. Рад добавить, что он ненавидит Эртейла не меньше любого из нас, но ничего не может сделать. Не может спорить с сенатором. Интересно, а может ли Совет? — мрачно закончил он.
Лаки ответил:
— Думаю, да. А теперь помните: я хочу увидеться с Майндсом, как только он проснется.
— Хорошо. Поберегите себя.
Лаки с любопытством взглянул на него.
— Поберечь себя? Что вы этим хотите сказать?
Доктор Гардома покраснел.
— Всего лишь выражение. Я так всегда говорю. Ничего не имею в виду.
— Понятно. Ну, что ж, до встречи. Пошли, Верзила, и перестань хмуриться.
* * *
Доктор Лэнс Певерейл пожал им обоим руки с энергией, поразительной в таком пожилом человеке. Его темные глаза были озабочены и казались еще темнее из-за нависавших седых бровей. Волосы, все еще густые, почти сохранили первоначальный цвет, став серо-стальными. Больше всего его старили морщинистые щеки, на которых отчетливо выделялись скулы.
Он говорил медленно и негромко.
— Простите, джентльмены: я чрезвычайно расстроен тем, что сразу после вашего прибытия в обсерваторию произошло это ужасное событие. Я во всем виню себя.
— Для этого нет причин, доктор Певерейл, — сказал Лаки.
— Вина моя, сэр. Мне следовало самому встретить вас… Но мы следили за исключительно интересным и очень необычным протуберанцем, и я позволил своим профессиональным интересам помешать проявлениям гостеприимства.
— Ну, в любом случае вы прощены, — сказал Лаки и искоса с юмором взглянул на Верзилу, который с раскрытым ртом слушал поток слов старика.
— Меня невозможно простить, — говорил старый астроном, — но мне приятно, что вы пытаетесь. Я приказал приготовить для вас помещение. — Он взял их за руки и повел по ярко освещенному коридору Купола. — У нас тесно, особенно после прибытия доктора Майндса с его инженерами и… и других. Но все же вам приятно иметь возможность отдохнуть и, может, поспать. Я уверен, вы также захотите поесть, и вам принесут пищу. Завтра у вас будет возможность познакомиться со всеми, а у нас — узнать причину вашего приезда сюда. Для меня вполне достаточно того, что за вас ручается Совет Науки. Мы устроим нечто вроде банкета в вашу честь.
Коридор постепенно вел вниз, они углублялись в жилые помещения Купола под поверхностью Меркурия.
Лаки сказал:
— Вы очень добры. Возможно, я смогу и осмотреть обсерваторию.
Певерейл, казалось, этому обрадовался.
— В этом я к вашим услугам, и я уверен, вы не пожалеете о затраченном времени. Наше основное оборудование смонтировано на передвижной платформе, которая перемещается вместе с движением терминатора. В этом случае часть диска Солнца всегда остается видимой, несмотря па движение Меркурия.
— Поразительно! Но теперь, доктор Певерейл, один вопрос, Каково ваше мнение о докторе Майндсе? Я оценил бы откровенный ответ, без всяких дипломатических соображений.
Певерейл нахмурился.
— Вы тоже специалист по субоптике?
— Не совсем, — ответил Лаки, — но я спрашиваю о докторе Майндсе.
— Совершенно верно. Ну… — астроном задумался, — он приятный молодой человек, весьма компетентный, я думаю, но нервный, очень нервный. Он обидчив, слишком обидчив. Чем больше проходит времени, чем хуже идут дела, тем сильнее это сказывается: с ним иногда бывает очень трудно. Жаль: я уже сказал, что в целом это приятный молодой человек. Я его начальник, конечно, пока он работает в Куполе, но я в его дела не вмешиваюсь. Его проект не связан с работой обсерватории.
— А каково ваше мнение о Джонатане Эртейле?
Старый астроном сразу остановился.
— А он при чем?
— Как он ладит со всеми здесь?
— Не хочу говорить об этом человеке, — сказал Певерейл.
Некоторое время они шли молча. У астронома было мрачное лицо.
Лаки сказал:
— Есть ли еще люди в обсерватории? Тут вы и ваши люди, Майндс и его люди и Эртейл. Кто еще?
— Врач, конечно. Доктор Гардома.
— Вы не считаете его одним из своих людей?
— Ну, он ведь врач, а не астроном. Он выполняет работу, которую не могут выполнить механизмы. Заботится о нашем здоровье. Он здесь недавно.
— Насколько?
— Сменил прежнего врача после истечения у того годичной смены. Кстати, доктор Гардома прилетел на том же корабле, что Майндс и его люди.
— Годичная смена? Это обычно для здешних врачей?
— И для большинства остальных. Трудно при этом поддерживать нормальное общение: к тому же сначала ты с трудом учишь человека, а потом он сразу улетает; но на Меркурии нелегко жить, и приходится часто заменять людей.
— Сколько же новых людей вы получили за последние шесть месяцев?
— Около двадцати. Точное число в наших записях, но примерно двадцать.
— Но сами вы здесь давно? Астроном рассмеялся.
— Много лет. Даже не хочется думать, сколько. И доктор Кук, мой заместитель, здесь уже шесть лет. Конечно, мы часто бываем в отпуске… Ну, вот и ваше помещение, джентльмены. Если вам что-нибудь потребуется, сразу дайте мне знать.
* * *
Верзила осмотрелся. Комната была небольшой, но в ней стояли две кровати, которые можно было убирать в стенной проем; два стула — тоже убирались в стену; комбинация стула с письменным столом; небольшой шкаф; по соседству ванная.
— Эй, — сказал он, — получше, чем на корабле.
— Неплохо, — согласился Лаки. — Вероятно, одна из их лучших комнат.
— А почему бы и нет? — спросил Верзила. — Я думаю, он знает, кто ты.
— Надеюсь, нет, Верзила, — сказал Лаки. — Он считает меня специалистом по субоптике. Знает только, что послал меня Совет.
— Но ведь все знают, кто ты, — возразил Верзила.
— Не все. Майндс, Гардома, Эртейл… Послушай, Верзила, отправляйся в ванную. Я закажу еду и попрошу принести с «Метеора» вспомогательное оборудование.
— Идет, — весело сказал Верзила.
Он громко пел под душем. Как обычно в безводных мирах, вода строго ограничивалась, на стене висело предупреждение, какое количество может быть использовано. Но Верзила родился и вырос на Марсе. Он очень уважал воду и не стал бы ее уничтожать с такой же охотой, как, например, бифштекс. Поэтому он обильно пользовался мылом, а водой умеренно и при этом громко пел.
Он встал перед сушилкой с горячим воздухом и шлепал себя по телу, чтобы быстрее высохнуть.
— Эй, Лаки, — закричал он, — что, еда уже на столе? Я есть хочу.
Он слышал голос Лаки, но слов разобрать не мог.
— Эй, Лаки, — повторил он и вышел из ванной. На столе стояли две дымящиеся тарелки с жареным мясом и картофелем (чуть заметный запах свидетельствовал, что мясо — на самом деле продукт с дрожжевой плантации подводных садов Венеры). Лаки, однако, не ел, а сидел на кровати и негромко говорил по комнатному переговорному устройству.
С приемного экрана смотрел доктор Певерейл.
Лаки сказал:
— Значит, всем известно, что нам отведена эта комната?
— Не всем, но я отдал приказ подготовить для вас эту комнату по открытой связи. Мне кажется, тут нет повода для тайны. Возможно, кто-то услышал. К тому же ваша комната обычно отводится почетным гостям. В этом нет никакого секрета.
— Понятно. Спасибо, сэр. — Что-нибудь случилось?
— Вовсе нет, — с улыбкой ответил Лаки и отключился. Улыбка его исчезла, выглядел он задумчиво.
— Ничего не случилось? — взорвался Верзила. — В чем дело, Лаки? Меня не обманешь, говори, что случилось.
— Да, кое-что случилось. Я проверял оборудование.
Вот это, вероятно, специально изолированные костюмы для солнечной стороны.
Верзила приподнял костюм, висевший в одной из стенных ниш. Костюм был поразительно легок для своего размера, и это нельзя было объяснить уменьшенной силой тяжести: в Куполе поддерживалась земная сила тяжести.
Он покачал головой. Как всегда, когда приходилось надевать костюм со склада, а не изготовленный для него специально, его приходилось усиленно подгонять, но пользоваться все равно было неудобно. Одно из наказаний за то, что ты не так высок. Он всегда думал в таких выражениях: «Не так высок». О своих пяти футах двух дюймах он никогда не думал, как о маленьком росте.
Он сказал:
— Пески Марса! Они обо всем позаботились. Постель. Ванна. Еда. Костюмы.
— И кое-что еще, — серьезно сказал Лаки. — В этой комнате ждет смерть. Посмотри.
Лаки поднял рукав большего костюма. Плечевой сустав легко повернулся, но на месте его соединения с плечом показалась тонкая, почти незаметная щель. Если бы пальцы Лаки ее не растянули, она вообще была бы не видна.
Разрез! Очевидно, сделанный человеком! Сквозь него виднелась изоляция.
— На внутренней поверхности, — сказал Лаки, — такой же разрез. Костюм продержался бы, пока я бы не оказался на солнечной стороне, а затем аккуратно убил бы меня.
