Глава десятая
Суд
33
Прошло два дня, и Гендибаль понемногу успокоился – ни отчаяния, ни гнева не осталось в душе. Не стоило торопить события и требовать немедленного начала процесса. Он прекрасно понимал – будь он не готов, понадобись ему время, вот тогда они точно назначили бы суд немедленно.
Но поскольку Академии не грозило ничего, кроме страшнейшего со времен Мула кризиса, она предпочла потерять время – с единственной целью: раздразнить его.
Они добились своего, Гендибаль был готов Селдоном поклясться. Ну что ж, тем страшнее будет его ответный удар. В этом он был уверен.
Он огляделся по сторонам. В приемной было пусто. Так тут было уже два дня. Неспроста. Гендибаль был выдающимся человеком. Оратором, его все знали. Теперь всем и каждому было известно, что за действия, которые не имели прецедента за всю историю Второй Академии, он должен был утратить свое высокое положение и, спустившись вниз по иерархической лестнице, стать простым, рядовым сотрудником Второй Академии.
Но одно дело – изначально быть рядовым сотрудником – вещь почетная сама по себе. Совсем же другое – быть некогда Оратором и претерпеть понижение в звании.
«Но этого не случится», – мстительно нахмурился Гендибаль.
Он прекрасно видел, как все избегают его последние два дня. Одна только Нови относилась к нему по-прежнему, но она была слишком наивна, чтобы понимать, что происходит. Для нее Гендибаль по-прежнему был «Господином».
Гендибалю это нравилось – он ничего не мог с собой поделать и злился на себя за это. Когда она восторженно смотрела на него, он радовался и стыдился собственной радости. Неужели он становится благодарен судьбе за такие скромные подарки?
Из Палаты Суда вышел сотрудник и сообщил ему, что Стол собрался и готов принять его. Гендибаль с высоко поднятой головой прошествовал мимо сотрудника. Этого сотрудника он хорошо знал – он был человеком, до мельчайших подробностей соблюдавшим тонкости обращения, принятые во Второй Академии. По тому, как он вел себя сейчас, можно было с уверенностью сказать, что положение у Гендибаля незавидное. Простой служащий, пешка, обращался с ним так, будто его уже осудили.
Ораторы восседали вокруг стола торжественно, одетые в черные мантии правосудия. Деларми – одна из трех женщин-Ораторов – даже не взглянула на Гендибаля.
Первый Оратор сказал:
– Оратор Стор Гендибаль, вы подвергнуты импичменту за поведение, недостойное Оратора. Вы привсегласно обвинили членов Стола Ораторов в измене и покушении на убийстве, не представив четких, обоснованных доказательств. Вы заявили, что все сотрудники Второй Академии, не исключая Первого Оратора, нуждаются в ментальной проверке, предназначенной для выявления тех, кому нельзя доверять. Подобное поведение подрывает самые устои нашего сообщества, без которых Вторая Академия не может контролировать события в изобилующей сложностями, порой враждебно настроенной Галактике, в отсутствие которых она не сможет построить способную к выживанию Вторую Империю. Поскольку эти оскорбления мы все слышали, перейдем к изложению следующего пункта. Оратор Гендибаль, вы имеете что-либо сказать в свою защиту?
Деларми, все еще не глядя на Гендибаля, хитро, по-кошачьи улыбнулась.
– Если истина, – сказал Гендибаль, – может считаться оправданием, значит, мне есть что сказать в свою защиту. Есть причины, позволяющие усомниться в целости нашего сообщества, в его внутренней безопасности. Эти нарушения устоев нашего сообщества, с моей точки зрения, требуют проведения ментального обследования всех сотрудников, не исключая и здесь присутствующих, что создало, по вашему мнению, фатально кризисную ситуацию для Второй Академии. Если вы торопились осуществить это судилище в связи с тем, что хотя бы отдаленно понимаете, насколько опасен этот кризис, почему же тогда вы потеряли попусту целых два дня – ведь я просил начать процесс немедленно? Я признаюсь, что только смертельно опасный кризис вынудил меня сказать то, что я сказал. Вот если бы я промолчал, то тогда уж точно повел бы себя так, как Оратору не подобает.
– Вот он опять нас оскорбляет, Первый Оратор, – тихо сказала Деларми.
Кресло Гендибаля стояло дальше от стола, чем кресла остальных Ораторов – уже явное унижение. Он как будто не имел ничего против, отодвинул его еще дальше и встал.
– Вы меня сразу, без разбирательства, обвините в нарушении закона, или мне будет предоставлена возможность подробно высказаться в свою защиту?
– Здесь не беззаконное сборище, Оратор, – укоризненно проговорил Шендесс. – Прецедентов слишком мало, чтобы мы могли руководствоваться опытом, но мы готовы склониться к милосердию, понимая, что, если излишняя гуманность заставит нас изменить истинному правосудию, все равно: лучше дать уйти виновному, чем наказать невинного. Поэтому мы дадим вам возможность изложить свои объяснения так, как вы хотите, и объяснения ваши могут длиться сколь угодно долго, до тех пор, пока решение не будет принято единогласно, включая меня лично, – решение о том, что мы выслушали достаточно.
– Позвольте, – сказал Гендибаль, – в таком случае начать с того, что Голан Тревайз – тот самый сотрудник Первой Академии, что был изгнан с Терминуса и которого Первый Оратор и я считаем краеугольным камнем надвигающегося кризиса, – летит в неизвестном направлении.
– Встречный вопрос, – невинно вмешалась Деларми. – Откуда оратору (интонация явно указывала, что слово произнесено с маленькой буквы) это известно?
– Об этом меня проинформировал Первый Оратор, – ответил Гендибаль, – но это же самое подтверждают мои собственные сведения. Однако в сложившихся обстоятельствах, в свете моих подозрений о снижении уровня безопасности я предпочту не дезавуировать источник информации.
– Свое мнение оставляю при себе, – сказал Первый Оратор. – Продолжим заслушивание без уточнения источника информации. Но если Стол решит, что это необходимо, Оратору Гендибалю придется рассказать, кто это.
Деларми полезла в бутылку:
– Если Оратор не раскроет этой тайны сейчас, позволительно будет заподозрить, что на него работает агент, лично им нанятый, неподконтрольный Столу. И мы не можем быть уверены в том, что таковой агент действует в соответствии с правилами, принятыми во Второй Академии.
– Я все отлично понимаю, Оратор Деларми, – с явным неудовольствием отреагировал на ее реплику Первый Оратор. – Незачем мне выговаривать.
– Но я говорю об этом исключительно для протокола, Первый Оратор, – принялась оправдываться Деларми. – Это обстоятельство отягчает защиту и не значится в билле по импичменту, который, я хотела бы отметить, так и не был зачтен полностью.
– Можете быть спокойны, Оратор, я дал чиновнику указание внести этот пункт, а точная формулировка ему будет придана в нужное время. Оратор Гендибаль (у него, по крайней мере, титул прозвучал с большой буквы), вы сделали шаг назад в своей защите. Продолжайте.
Гендибаль сказал:
– Так вот, этот Тревайз не только отправился в неожиданном направлении, но и с беспрецедентной скоростью. По имеющимся у меня сведениям, о которых пока не знает Первый Оратор, ему удалось проделать путь длиной почти в десять тысяч парсеков меньше чем за час.
– Что, одним Прыжком? – с явным недоверием спросил один из Ораторов.
– Более чем за два десятка Прыжков: они следовали один за другим, почти без остановок, – ответил Гендибаль. – Такое гораздо труднее себе представить, чем один Прыжок. Даже если нам удастся его теперь обнаружить, следить за ним будет крайне трудно, а если он поймет, что за ним следят, и захочет обмануть нас и удрать, наша карта бита. А вы тратите время на дурацкие импичменты, тратите впустую два дня: будто больше делать нечего.
Первый Оратор с трудом подавил вспышку гнева.
– Будьте добры. Оратор Гендибаль, – сказал он, – сообщите нам, как вы сами оцениваете важность вашего сообщения.
– Это, Первый Оратор, неоспоримое свидетельство того, насколько грандиозна степень технического прогресса, достигнутая Первой Академией. Они теперь намного сильнее, чем были во времена Прима Пальвера. Нам не выдержать схватки с ними, если они найдут нас и будут свободны в своих действиях.
Оратор Деларми вскочила как ужаленная и гневно выкрикнула:
– Первый Оратор, мы тратим время на сущую чепуху! Мы не малые дети, чтобы пугаться сказочек Матушки-Кометушки. Совершенно неважно, какова техническая мощь Первой Академии, если мы можем контролировать их сознание.
– Что вы на это скажете, Оратор Гендибаль? – спросил Первый Оратор.
– Только то, что к вопросу о контроле над сознанием мы перейдем в свое время, Пока же я просто хотел подчеркнуть превосходящую нашу и постоянно растущую техническую мощь Первой Академии.
– Переходите к следующему пункту, Оратор Гендибаль. По первому пункту, изложенному в билле по импичменту, должен сказать, меня вы мало убедили.
Остальные Ораторы продемонстрировали единодушное согласие.
– Я продолжаю, – невозмутимо заявил Гендибаль. – Тревайз летит вместе со спутником. Это некто… (Гендибаль на мгновение умолк, чтобы вспомнить и лучше выговорить имя) Джен Пелорат, довольно-таки безвредный кабинетный ученый-историк, посвятивший всю свою жизнь изучению мифов и легенд о Земле.
– Надо же, как много вы о нем знаете! Эта информация тоже из вашего тайного источника? – спросила Деларми, взявшая на себя роль прокурора и очень уютно себя в ней чувствовавшая.
– Да, я многое о нем знаю, – твердо ответил Гендибаль. – Несколько месяцев назад Мэр Терминуса, женщина энергичная и влиятельная, без видимой причины выказала большой интерес к этому ученому, и я, вследствие этого, также не оставил его без внимания. Но имеющиеся у меня данные я не держал при себе. Все, что я знал, было передано Первому Оратору.
– Не отрицаю, – согласился Первый Оратор.
Один пожилой Оратор спросил:
– А что такое эта… Земля? Неужели тот самый мир – прародина человечества, о котором пишется в сказках? Тот, о котором было столько болтовни во времена Империи?
Гендибаль кивнул:
– В сказочках Матушки-Кометушки, как сказала бы Оратор Деларми. Полагаю, что мечтой Пелората было посетить Трентор, Галактическую Библиотеку, чтобы получить дополнительные сведения о Земле, которые на Терминусе ему доступны не были.
Покинув Терминус вместе с Тревайзом, он, следовательно, должен был мечтать о скорейшем осуществлении своей давней мечты. Естественно, мы ждали их обоих и рассчитывали на возможность их обоих обследовать не без пользы для себя. Теперь же получается, как мы все знаем, что они сюда не попадут. Они движутся в неизвестном направлении с целью, которая нам не ясна.
Физиономия Деларми при следующем вопросе была прямо-таки ангельской:
– Но почему это должно нас волновать, не понимаю? Нам нисколько не хуже из-за их отсутствия, верно? Ведь если они так легко отказались от путешествия на Трентор, резонно сделать вывод: Первая Академия не знает об истинной природе Трентора, и мы можем только еще раз поаплодировать гению Прима Пальвера.
Гендибаль сохранял спокойствие.
– Если так думать, то что ж – вывод удобный, спору нет. Но если предположить совсем другое – что, если изменение курса вовсе не было связано с неучетом важности Трентора? Разве не могли они полететь в другом направлении из-за того, что захотели увидеть нечто более важное, чем Трентор? Вдруг все это вообще произошло для того, чтобы Вторая Академия осознала, как важна Земля?
Стол впал в замешательство.
– Всякий, кому вздумается, – холодно сказала Деларми, – может фабриковать убедительно звучащие предположения и облекать их в форму красивых фраз. Но имеют ли они смысл, вот вопрос. Кому какое дело, что мы здесь, во Второй Академии, думаем о Земле? Будь она чем угодно – истинной прародиной человечества, мифом, не существуй она вообще – этот вопрос может интересовать только историков, антропологов да собирателей народных преданий, таких, как этот ваш Пелорат. Мы-то тут при чем?
– Вот именно, при чем тут мы? – с издевкой проговорил Гендибаль. – Настолько ни при чем, что теперь в Библиотеке вообще нет никакой информации о Земле.
Впервые с начала процесса в атмосфере почувствовалось что-то кроме всеобщей враждебности.
– Правда? Никаких? – спросила Деларми.
Гендибаль спокойно ответил:
– Когда я впервые узнал о том, что целью прибытия сюда Тревайза и Пелората может быть поиск сведений о Земле, я, естественно, поработал на библиотечном компьютере. Я дал ему команду выдать мне перечень документов, такую информацию содержащих. Я был просто поражен, когда он мне не выдал ровным счетом ничего. Ладно бы – мало. Но – ничего!..
Затем же вы все настояли, чтобы процесс состоялся только через два дня, а мое любопытство одновременно подхлестнуло сообщение о том, что представители Первой Академии на Трентор не прибудут вообще. Нужно же мне было как-то развлечься. Словом, пока остальные занимались, как говорится в пословице, потягиванием вина в то время, когда дом вот-вот рухнет, я просмотрел кое-какие книжки по истории из собственной библиотечки. И наткнулся там на целые параграфы, исключительно и непосредственно посвященные исследованиям в области «Вопроса о Происхождении» в дни Империи времени упадка. Там было полно ссылок, цитат из определенных документов как печатных, так и микрофильмованных. Я опять наведался в Библиотеку и запросил там эти документы. Уверяю вас, их там нет.
Деларми упорствовала:
– Даже если это так, что в этом удивительного? В конце концов, если Земля действительно – миф…
– Тогда я отыскал бы интересующие меня первоисточники в картотеках литературы по мифологии, – не дал ей договорить Гендибаль. – Если бы это была сказка из сборника «Матушки-Кометушки», я бы нашел ее в этом самом сборнике. Если бы это было исчадием больного разума, я бы нашел информацию в картотеке литературы по психопатологии. Факт таков: все вы что-то знаете о Земле – иначе как хотя бы кто-то мог вспомнить, что она где-то упоминается как прародина человечества? Почему же тогда в Библиотеке напрочь отсутствуют какие бы то ни было документы, где бы упоминалась Земля?
Деларми не нашлась, что сказать. Вместо нее в разговор вступил другой Оратор. Это был Леонис Чень, низкорослый толстячок, обладавший энциклопедическими познаниями в области тонкостей Плана Селдона и отличавшийся потрясающе близоруким отношением к тому, что творилось в Галактике наяву. Говоря, он часто-часто моргал.
– Хорошо известно, – сказал он, – что в последние годы своего существования Империя изо всех сил старалась создать нечто вроде мифа об Империи за счет педалирования интереса к доимперским временам.
Гендибаль кивнул:
– Попали в точку, Оратор Чень. За счет педалирования. Однако это – не эквивалент уничтожения свидетельств. И именно вам, лучше чем кому-либо другому, должно быть известно еще кое-что, характерное для периода упадка Империи: внезапная вспышка интереса к прошедшим и, вероятно, лучшим временам. Я только что упомянул об увлечении «Вопросом о Происхождении» во времена Селдона.
Чень громко откашлялся.
– Это мне прекрасно известно, молодой человек. Я знаю о социальных проблемах периода упадка Империи гораздо больше, чем вам кажется. Процесс «империализации» поставил точку на дилетантских спекуляциях о Земле. При Клеоне Втором, когда была предпринята последняя попытка возродить Империю, то есть через два века после Селдона, процесс империализации достиг своего пика, на всякие измышления о существовании Земли было наложено вето. То есть вышла в свет соответствующая директива, где интерес к подобным вопросам описывался (надеюсь, я сумею верно процитировать) как «бесплодные и устаревшие взгляды, провоцирующие падение уровня всенародного преклонения перед императорским троном».
Гендибаль не смог сдержать улыбки:
– Следовательно, вы полагаете, что все упоминания о Земле были уничтожены во времена Клеона Второго, Оратор Чень?
– Я не делаю выводов, Я сказал то, что сказал.
– Жаль, что вы не делаете выводов, Во времена Клеона Второго, что бы ни творилось в Империи, Библиотека как минимум была в наших руках – точнее, в руках наших предшественников. Абсолютно исключена возможность исчезновения каких-либо материалов из Библиотеки без ведома Ораторов Второй Академии. А такое задание могло быть поручено только Ораторам, хотя в Империи никто ни сном ни духом не ведал, кому оно было поручено – если это на самом деле произошло. – Гендибаль умолк. Чень, не говоря ни слова, смотрел в одну точку выше головы Гендибаля. Выдержав короткую паузу, Гендибаль продолжил: – Получается, следовательно, что во времена Селдона эти материалы не могли исчезнуть из Библиотеки, поскольку «Вопрос о Происхождении» был тогда в полном ходу. Не могли они исчезнуть и во времена Клеона Второго, поскольку тогда не дремала Вторая Академия. И все-таки на сегодняшний день в Библиотеке их нет. Что же это значит?
Деларми нетерпеливо вмешалась:
– Хватит решать дилеммы, Гендибаль, Нам все ясно. Какой вы предлагаете сделать вывод? Может быть, вы сами изъяли эти документы?
– Вы, как обычно, зрите в корень, Оратор Деларми, – отвесив учтивый поклон, съязвил Гендибаль. Деларми слегка приоткрыла рот. – Один из возможных выводов таков: документы изъяты кем-то из Ораторов – тем, кто знал, каким образом поработать с библиотекарями-хранителями, не оставив в их сознании и следа воспоминаний, и с библиотечными компьютерами, чтобы в их памяти не осталось ни капли информации.
Первый Оратор густо покраснел.
– Странный и нелепый вывод, Оратор Гендибаль. Просто невозможно представить себе Оратора за таким занятием. Каковы могли быть мотивы? Даже если допустить такое, как мог кто-то из Ораторов сохранить это в тайне от остальных членов Стола? К чему рисковать собственной карьерой, запятнав свою репутацию в Библиотеке, когда шансы обнаружения такого деяния столь велики? Кроме того, я уверен, что ни один, даже самый умелый Оратор не смог бы совершить такого, не оставив никаких следов.
– Должен ли я заключить, Первый Оратор, что вы не согласны с Оратором Деларми относительно того, что это – моих рук дело?
– Конечно, не согласен. Порой ваши суждения вызывают у меня сомнения, но безумцем я вас никогда не считал.
– Значит, то, что случилось, не должно было случиться никогда, Первый Оратор. Материалы о Земле до сих пор должны быть в Библиотеке. Мы исключили все возможные причины их исчезновения. И тем не менее их там нет.
Деларми с подчеркнутой усталостью в голосе сказала:
– Ну, ну, давайте покончим с этим. Какой же вы все-таки предлагаете сделать вывод? Уверена, он у вас заготовлен.
– Ну, если уверены вы, Оратор, безусловно, мы все должны быть уверены не меньше. Вывод мой таков: Библиотека была ограблена кем-то, кто находится под влиянием тайных сил за пределами Второй Академии. Кража прошла незамеченной потому, что именно эти самые силы за этим проследили.
Деларми злорадно расхохоталась:
– Ну да, пока вы этого не заметили! Вы один такой неконтролируемый, не подверженный никакому влиянию! Если эти таинственные силы существовали на самом деле, как же они могли допустить, чтобы вы узнали об исчезновении материалов из Библиотеки?
Гендибаль сурово, укоризненно проговорил:
– Это не повод для смеха, Оратор. Они не хуже нас могут понимать, что всякие попытки контроля надо держать на минимуме. Несколько дней назад моя жизнь была в опасности, и меня гораздо сильнее волновала проблема отказа от вмешательства в сознание думлян, чем самозащита. Может быть, эти, другие, почувствовав себя в безопасности, прекратили держать меня под контролем. Сам факт того, что я смог понять, что произошло, может означать, что им более не интересно, чем я занимаюсь. Им все равно – значит, они считают, что победа у них в кармане. А мы продолжаем толочь воду в ступе!
– Но с какой целью они могли делать все это? С какой разумной целью? – вопросила Деларми, положив ногу на ногу и нервно покусывая губы. Она прекрасно чувствовала, что власть ее слабеет. Атмосфера заседания менялась не в ее пользу.
Гендибаль спокойно ответил:
– Смотрите: Первая Академия, располагая колоссальным арсеналом технического могущества, ведет поиски Земли. Они делают вид, будто отправили двух граждан в ссылку, надеясь, что мы примем эту версию. Но стали ли бы они давать ссыльным корабль невероятной мощи, корабль, способный одолеть расстояние в десять тысяч парсеков меньше чем за час, будь они в действительности теми, за кого их хотят выдать?.. Что же до Второй Академии, мы никогда не искали Землю, и теперь совершенно очевидно, что без нашего ведения у нас отняли всякую информацию о ней. Первая Академия теперь так близка к тому, чтобы отыскать Землю, а мы так далеки от этой возможности, что…
Гендибаль замолчал. Деларми ехидно поторопила его:
– Ну? Досказывайте свою сказочку. Знаете вы ее конец или нет?
– Нет, Оратор, не знаю. Я еще не успел погрязнуть в паутине, которая оплела всех нас, но точно знаю, что паутина есть. Я не знаю, каково значение поиска Земли, но твердо уверен: Вторая Академия, будущее Плана Селдона и всего человечества – в ужасной опасности.
Деларми встала. Она больше не улыбалась. Говорила она нервно, но изо всех сил старалась держать себя в руках.
– Чушь! Первый Оратор, извольте прекратить это! На повестке дня вопрос о преступном поведении. Все, что он нам тут рассказывает, – не просто ребяческая дребедень, но не имеет никакого отношения к делу. Ему не удастся оправдать своего поведения за счет изложения туманных теорий, которые имеют смысл только в его воображении. Я предлагаю провести голосование: единогласное голосование за осуждение.
– Подождите! – резко вступил Гендибаль. – Мне была предоставлена возможность сколь угодно долго высказываться в свою защиту. У меня остался один вопрос, который я намерен вам изложить. Как только я расскажу об этом, можете переходить к голосованию, и с моей стороны не будет никаких возражений.
Первый Оратор устало потер руки.
– Можете продолжать, Оратор Гендибаль. Позвольте напомнить Уважаемым Ораторам, что обвинение подвергаемого импичменту Оратора – дело столь тяжкое и беспрецедентное, что мы никак не смеем предъявить обвинение, не дав Оратору высказаться полностью. Помните и о том, что даже тогда, когда нам покажется, что вынесенный приговор удовлетворит нас, он может не удовлетворить тех, кто придет за нами. Не могу поверить, что любой сотрудник Второй Академии, особенно же члены Стола Ораторов, не учитывали исторической перспективы такого события: Давайте же действовать так, чтобы не было стыдно Ораторов, которые сменят нас в будущие века.
Деларми язвительно прокомментировала:
– Наши потомки, Первый Оратор, скорее всего, посмеются над нами из-за того, что мы столько времени бьемся над решением столь очевидного вопроса. Учтите: продолжение защиты – ваше решение.
Гендибаль глубоко вздохнул.
– Итак, в соответствии с вашим решением. Первый Оратор, – я хотел бы пригласить свидетельницу – молодую женщину, с которой я познакомился несколько дней назад и без помощи которой я не только не смог бы попасть на Заседание, но и вообще не остался бы в живых.
– Женщина, о которой вы говорите, Оратор, знакома членам Стола? – спросил Первый Оратор.
– Нет, Первый Оратор. Она уроженка этой планеты.
Деларми выпучила глаза.
– Дум-лян-ка?!
– Да. Именно так.
– Но о чем с ней можно говорить? Их свидетельства не могут быть приняты во внимание. Они… пустое место, их просто не существует!
Губы Гендибаля дрогнули – но нет, это не была улыбка. Резко, жестко он сказал:
– Физически думляне существуют. Они люди, и им отведена роль в Плане Селдона. Косвенно прикрывая Вторую Академию, роль они играют важнейшую. Я бы хотел сразу отмежеваться от негуманного отношения к местным жителям, высказанного Оратором Деларми. Надеюсь, ее реплика будет внесена в протокол и в дальнейшем рассмотрена при решении вопроса о ее несоответствии посту Оратора. Но, может быть, остальные Ораторы согласны с замечанием Оратора Деларми и готовы отказать мне в возможности представить мою свидетельницу?
Первый Оратор сказал:
– Пригласите вашу свидетельницу, Оратор.
Выражение лица Гендибаля стало более спокойным – так выглядел бы любой человек на суде. Сознание его держало оборону, но за линией заграждения он ощущал, что опасность позади – он выиграл, он победил.
34
Сура Нови заметно нервничала – глаза ее были широко открыты, нижняя губа слегка дрожала. Время от времени она сжимала и разжимала пальцы, грудь ее вздымалась от неровного дыхания. Волосы ее были зачесаны назад и собраны в пучок. Руки теребили складки длинной юбки. Она обвела торопливым, испуганным взглядом всех собравшихся, и глаза ее наполнились страхом.
Ораторы взирали на нее – кто с жалостью, кто с неудовольствием. Деларми вообще не удосужилась посмотреть на нее – делала вид, что не замечает ее присутствия.
Гендибаль легко и нежно коснулся поверхности сознания Нови – как бы погладил его успокаивающей рукой. Он мог бы, конечно, приободрить ее, коснувшись ее руки или щеки, но в нынешних обстоятельствах это было невозможно, недопустимо.
Он сказал:
– Первый Оратор, я слегка успокоил сознание этой женщины, чтобы ее показания не были искажены страхом. Будет ли вам всем, Ораторы, угодно присоединиться ко мне и удостовериться, что, помимо успокоения, я больше никоим образом не воздействовал на ее сознание?
Ментальный голос Гендибаля так напугал Нови, что она в ужасе отшатнулась. Гендибаля это нисколько не удивило. Он понял, что она никогда не слышала, как разговаривают между собой сотрудники Второй Академии высокого ранга. Никогда в жизни ей еще не доводилось присутствовать при таком необычном общении, выражавшемся в диковинной, быстрой комбинации звуков, тона; интонации, выражения лица и мыслей. Испуг, однако, миновал так же быстро, как вспыхнул, едва только Гендибаль, образно говоря, смахнул его с сознания Нови.
На лице Нови воцарилось безмятежное спокойствие.
– Позади тебя стул, Нови, – сказал Гендибаль, – Садись, пожалуйста.
Нови немного неуклюже поклонилась и села.
Говорила она довольно-таки четко, и Гендибаль просил ее повторить сказанное лишь тогда, когда ее думлянский акцент становился слишком сильным. Иногда он повторял вопросы из формального уважения к заседателям.
Стычка между Гендибалем и Руфирантом была описана спокойно и подробно.
– Скажи; Нови, – спросил Гендибаль, – ты все видела от начала и до конца собственными глазами?
– Не, Господин, а то бы я быстрее покончить все это. Руфирант хороший парень быть, но не быть слишком умный.
– Но ты рассказала все, как было. Как это возможно, если ты всего не видела?
– Руфирант мне рассказать потом, когда я спрашивать. Он быть стыдно.
– Стыдно? Он когда-нибудь раньше вел себя так?
– Руфирант? Не, Господин. Он добрый быть, хотя и здоровый. Не забияка быть вовсе, и он бояться мученые. Он часто говорить: они могучие быть сильно, много сила есть у них.
– Почему же тогда он вел себя совсем по-другому, когда встретился со мной?
– Это странно быть. Мне не быть понятно. – Нови покачала головой. – Он быть не такой, как всегда. Я говорить ему: «Деревянный твой башка, как ты мог быть обижать мученый?» Он мне говорить: «Сам не знать, как такое случиться. Будто я быть не я, будто я смотреть, как кто-то другой делать это».
Оратор Чень прервал ее:
– Первый Оратор, какова ценность рассказа этой женщины? Что нам за дело до того, что она спросила и что ей ответил этот мужчина? Разве нельзя пригласить его самого и у него спросить об этом?
Гендибаль сообщил:
– Он здесь. Если, выслушав эту женщину, уважаемые Ораторы пожелают выслушать его показания, я тут же приглашу Кароля Руфиранта, моего недавнего обидчика. Если такового желания не возникнет, Стол может перейти к продолжению обсуждения дела, как только я закончу разговор с моей свидетельницей.
– Хорошо, – кивнул Первый Оратор. – Продолжайте опрос свидетельницы.
Гендибаль спросил:
– Ну а ты сама, Нови? Была ли ты похожа на себя, когда так гневно вмешалась в драку?
Мгновение Нови молчала. Маленькая морщинка залегла между ее бровей и тут же исчезла. Она сказала:
– Я не знать. Я не хотеть, чтобы кто-то делать плохое мученые, Я не сама думать, меня кто-то толкать вроде.
Помолчав, она добавила:
– Да, меня будто кто-то толкать.
Гендибаль сказал:
– Нови, сейчас ты уснешь. Ты не будешь думать ни о чем. Ты будешь отдыхать. Никакие сны тебе не приснятся.
Нови пробормотала что-то. Глаза ее закрылись, голова откинулась на высокую спинку стула.
Выждав мгновение, Гендибаль сказал:
– Первый Оратор, прошу вас, выдержав небольшой интервал, последовать за мной в сознание этой женщины. Вы наверняка заметите, как оно примитивно и симметрично. Это редкая удача, иначе вы не смогли бы увидеть то, что увидите… Вот… Здесь… Видите? Если остальные присоединятся… лучше, чтобы все одновременно…
Стол был положен на лопатки!
– У кого-либо есть сомнения? – спросил Гендибаль.
Деларми не заставила себя ждать:
– Да, я сомневаюсь, потому что… – и тут же осеклась, потому что даже ей было страшно произнести вслух то, о чем она подумала.
Гендибаль сказал за нее:
– Вам пришла в голову мысль о том, что я нарочно поработал над сознанием этой женщины с целью дачи ею ложных показаний? Вы, следовательно, такого высокого мнения обо мне, что полагаете, будто мне под силу видоизменить одну-единственную ментальную цепочку, не затронув близлежащие участки сознания? Если бы я действительно на такое был способен, разве я позволил бы всем вам так вести себя со мной? Разве я допустил бы, чтобы меня так унизили? Будь я способен сотворить такое, что все вы увидели в сознании этой женщины, вы все были бы беспомощны против меня… Неоспоримый факт состоит в том, что никто из нас, и я в том числе, не смог бы обработать сознание этой женщины так, как оно обработано. И тем не менее это сделано. – Он молча оглядел всех Ораторов поочередно и, задержав взгляд на лице Деларми, медленно, с расстановкой проговорил: – Теперь, если вы все не против, я вызову думлянского крестьянина, Кароля Руфиранта, которого я также обследовал и чье сознание было обработано точно так же.
– Не нужно, – сказал Первый Оратор, потрясенный до глубины души. – То, чему мы стали свидетелями, просто убийственно.
– В таком случае, – сказал Гендибаль, – будет ли мне позволено пробудить думлянку и отпустить ее? В приемной по моей просьбе ее ожидают те, кто проследит, чтобы ее выход из гипноза прошел безболезненно. – Когда за Нови закрылась дверь, Гендибаль проводил ее, нежно поддерживая за локоть, вернулся на свое место и сказал: – Подведем итоги. Итак, мы наблюдали изменения в сознании, произведенные методом, нам недоступным. Из этого следует, что библиотечные хранители совершенно спокойно могли, следуя чьему-то приказу, изъять материалы из Библиотеки. Теперь понятно, как было подстроено мое опоздание на заседание Стола. Мне угрожали. Меня спасли. В результате меня подвергли импичменту. Результат этого на вид столь естественного хода событий таков: я могу быть убран со сцены активных действий, с того пути, который я увидел и разработал и который угрожает нашим противникам, кем бы они ни были.
Деларми наклонилась к столу. Она не могла скрыть потрясения и сопротивлялась из последних сил:
– Но если эта секретная организация настолько хитра и изобретательна, как же вы смогли до всего докопаться?
Теперь уже Гендибаль улыбнулся без всякой задней мысли.
– Дело тут вовсе не во мне. Я могу поклясться, что по способностям не превосхожу никого из здесь присутствующих, тем более Первого Оратора. Однако, судя по всему, и эти Анти-Мулы – как исключительно, на мой взгляд, удачно назвал их Первый Оратор, – не до конца не уязвимы, в зависимости от обстоятельств. Очень может быть, что именно эту думлянку они избрали в качестве своего инструмента потому, что с ней было совсем немного работы. Она же, по ее собственным словам, очень симпатизировала тем, кого называет «мучеными», просто восхищалась ими.
Потом же, когда с дракой было покончено, она не смогла забыть о нашей встрече, и ее мечта стать «мученой» привела ее ко мне на следующий же день. Ее амбиции показались мне забавными, и я исследовал ее сознание, и, скорее случайно, чем как бы то ни было еще, заметил обработку и оценил ее значение. Избери Анти-Мулы своим инструментом другую женщину, такую, у которой и в мыслях бы не было мечты стать ученой, им пришлось бы потрудиться более упорно, но тогда последствия оказались бы другими, и я остался бы в полном неведении относительно истинной сути происшедшего. Анти-Мулы просчитались или не смогли учесть невероятного. И то, что они способны вот так ошибаться, воодушевляет.
– Первый Оратор и вы, – сказала Деларми, – называете эту организацию «Анти-Мулами». Вероятно, вы избрали такое название потому, что полагаете, будто они трудятся на ниве созидания Плана Селдона, а не стараются его разрушить, как пытался Мул. Если Анти-Мулы действительно заняты этим, то в чем их опасность?
– Действительно, зачем бы им трудиться, не имея никакой цели? Нам их цель неизвестна. Циник тут сказал бы, что они могут поднять забрало в будущем, открыто вступить в игру и сотворить такое будущее, которое их устроит гораздо больше, чем нас. Сам я думаю именно так, хотя особым циником себя не числю. Или Оратор Деларми, доброта и доверчивость которой нам так хорошо известны, склонна полагать, что это – космические альтруисты, которые делают нашу работу за нас, так сказать, из любви к искусству?
Стол тихо рассмеялся в ответ на шутку, и Гендибаль окончательно уверился в своей победе. А Деларми понимала, что проиграла, – через барьер, которым она отчаянно защищала свое сознание, пробивались едкие лучи жгучей ярости – так лучи солнца пробиваются сквозь густую листву.
Гендибаль сказал:
– Видите ли, когда я поначалу пытался обдумывать стычку с крестьянином, мне казалось, что за всем происшедшим стоит другой Оратор. Обнаружив признаки обработки в сознании думлянки, я убедился, что прав в общем, но не прав конкретно. Я приношу свои извинения за высказанную ранее неверную интерпретацию событий и прошу оправдать меня на основании изложенных обстоятельств.
– Полагаю, – сказал Первый Оратор, – сказанное вами можно истолковать как принесение извинений…
– С уважением, Первый Оратор, – прервала его Деларми. Она чудесным образом переменилась: улыбочка сладенькая, голосок нежный – просто душка. – Да будет мне позволено прервать вас. Я предлагаю воздержаться от обсуждения вопроса об импичменте. В данный момент я не стала бы голосовать за осуждение и, думаю, остальные тоже. Я бы даже настаивала на том, чтобы вопрос об импичменте был вообще изъят из протокола, дабы личное дело Оратора Гендибаля осталось незапятнанным. Оратор Гендибаль защитил свою честь превосходно, и я поздравляю его с этим, а также с тем, что ему удалось разгадать наступление опасного кризиса, который остальные из нас могли бы проглядеть с непредсказуемыми последствиями. Я приношу Оратору личные извинения за свое враждебное поведение.
Она церемонно кивнула Гендибалю, а тот не мог не восхититься ее легкостью и изяществом – как потрясающе быстро и тонко она сменила маску, чтобы сгладить горечь собственного поражения. Но Гендибаль понимал – все это могло означать, что атака будет тут же начата по другому фронту, и ничего приятного ему это не принесет.
35
Сменив гнев на милость, Оратор Деларми снова обрела возможность доминировать на заседании. Голос стал ровным, улыбка – милостивой, глаза лучились. Никто не осмеливался прервать ее – все ждали, когда грянет гром средь ясного неба.
– Хвала Оратору Гендибалю, – сказала она, – теперь всем нам ясно, что нужно делать. Мы не видим Анти-Мулов, ничего не знаем о них, кроме того, что они тонко и умело касаются сознания людей непосредственно здесь, в самой цитадели Второй Академии, Нам неизвестны планы силового центра Первой Академии. Вероятно, нам предстоит столкнуться с чужеродностью Анти-Мулов и враждебностью Первой Академии.
Нам известно, что некий Голан Тревайз и его спутник, имени которого я сейчас вспомнить не могу, движутся в неизвестном направлении и что Первому Оратору и Оратору Гендибалю кажется, будто в руках Тревайза ключи к исходу этого величайшего кризиса. Следовательно, мы должны выяснить все, что можно, об этом Тревайзе: куда он направляется, о чем он думает, какова его цель; если, на самом деле, у него есть какая-то конкретная цель и он стремится попасть в какое-то определенное место, является ли он инструментом в руках тех, кто представляет опасность гораздо большую, чем он сам.
– Он находится под наблюдением, – сообщил Гендибаль.
Деларми насмешливо поджала губы.
– Кто же за ним наблюдает? Один из агентов вашей внешней разведки? Можем ли мы ожидать, что таковые агенты способны противостоять силе столь могущественной, какая здесь была только что продемонстрирована? Безусловно, нет. И во времена Мула, и позднее Вторая Академия не боялась послать лучших из наших людей добровольцами на передний край битвы и даже пожертвовать ими. Сам Прим Пальвер, когда понадобилось реставрировать План Селдона, прочесал всю Галактику под видом тренторианского фермера и привез сюда эту девочку, Аркади. И теперь мы не можем сидеть тут сложа руки и ждать – нынешний кризис может оказаться гораздо более серьезным, чем все предыдущие. Нам нельзя опираться на низовых разведчиков и курьеров.
Гендибаль поинтересовался:
– Уверен, вы не склонны предложить Первому Оратору покинуть Трентор?
– Конечно, нет, – ответила Деларми. – Он нам так нужен здесь! Но у нас есть вы, Оратор Гендибаль. Именно вы первым почувствовали и верно оценили кризис. Именно вы выявили тончайшее вмешательство в сознание думлян и кражу в Библиотеке. Именно вы не побоялись противопоставить свою точку зрения сильнейшей, единодушной оппозиции всего Стола – и победили. Никто из присутствующих не сумел увидеть происходящего так четко, как вы, и вряд ли кому можно, как вам, доверить оценку событий в дальнейшем. По моему мнению, именно вам отведена роль выйти и сразиться с врагом. Позволено ли мне будет почувствовать мнение Стола по этому поводу?
Формального голосования не было, но все Ораторы настолько ясно ощущали сознание друг друга, что ошеломленный Гендибаль немедленно понял, что в самое мгновение его победы и собственного поражения эта зловещая женщина блестяще преуспела: решила отправить его в ссылку с заданием, продлиться которое могло сколь угодно долго, а она бы тем временем преспокойно осталась здесь, захватила бы лидерство за Столом, получила бы в свои руки власть над всей Второй Академией, а следовательно, и над всей Галактикой, хладнокровно шагая по трупам.
И если ссыльному Гендибалю удастся каким-то образом собрать нужные сведения, для того чтобы Вторая Академия успешно преодолела кризис, честь организации всего предприятия присвоит себе Деларми, и его успех только поможет ей утвердиться во власти. Чем быстрее и увереннее будет действовать Гендибаль, тем скорее у кормила власти утвердится Деларми.
Красивый маневр и потрясающе быстрая регенерация!
Лидерство Деларми стало настолько явным, что она открыто, не стесняясь узурпировала права Первого Оратора… Размышления Гендибаля были прерваны вспышкой ярости Шендесса.
Гендибаль обернулся. Первый Оратор даже не пытался скрыть охватившего его искреннего гнева, и всем стало ясно, что новый внутренний кризис грядет на смену только что разрешившемуся.
36
Квиндор Шендесс, двадцать пятый по счету из Первых Ораторов, не питал на свой счет никаких иллюзий.
Он знал, что его не назовут среди славных представителей ораторской плеяды, просиявших на этом посту на протяжении пятивековой истории Второй Академии, во, в конце концов, он к этому и не стремился. Он председательствовал за Столом Ораторов в спокойные годы процветания Галактики – время не требовало от него подвигов. Оно требовало сдержанности и умеренности, и самым подходящим для этой роли человеком был он. По этой самой причине его предшественник и выдвинул его на этот пост.
«Вы – не авантюрист, вы – ученый», – сказал ему двадцать четвертый из Первых Ораторов. «Вы сумеете сберечь План там, где авантюрист его погубит. Берегите же его, и пусть это слово станет вашим девизом».
Он всю жизнь следовал завету своего предшественника, но его тактика неизбежно была пассивна, что многими принималось за слабость. Время от времени бродили слухи, будто Шендесс собирается в отставку, и тогда начинались интриги по поводу преемственности высшего поста в Академии.
Шендесс не сомневался в том, что лидерство в этой борьбе захватила Деларми. Она, безусловно, была самой сильной личностью за Столом, и даже Гендибаль со всей своей горячностью и отвагой молодости уступал ей, как уступил сейчас.
Но у Первого Оратора, каким бы слабым и пассивным его ни считали, была одна прерогатива, от которой никто в ряду предшественников Шендесса не отказывался. Не откажется и он.
Он встал, Все разговоры тут же утихли. Когда Первый Оратор говорил стоя, никто не имел права прерывать его, никто – даже Деларми и Гендибаль.
– Ораторы! – сказал Шендесс. – Я согласен с тем, что мы стоим перед лицом опаснейшего кризиса и должны принять самые серьезные меры в этой связи. Оратор Деларми с присущей ей добротой склонна не подвергать меня риску открытого столкновения с врагом, утверждая, что я очень нужен здесь. Справедливо, однако, будет признать, что я одинаково не нужен ни там ни здесь. Я старею и все больше устаю. Все давно ждут, что в один прекрасный день я объявлю о своей отставке, и, вероятно, я действительно должен это сделать. Как только наступивший кризис будет успешно преодолен, я уйду в отставку.
Однако привилегия Первого Оратора выбрать себе преемника остается моей привилегией. Я намерен сделать это сейчас. Среди нас есть один Оратор, который уже долго лидирует на заседаниях Стола, один Оратор, личные качества которого часто позволяли возглавить заседание тогда, когда этого не мог сделать я. Все вы знаете, что я говорю об Ораторе Деларми.
Он на мгновение умолк и спросил:
– Могу я узнать, Оратор Гендибаль, чем вы недовольны?
Шендесс сел, чтобы дать Гендибалю возможность ответить.
– Недоволен? Как я могу быть недоволен, Первый Оратор? Это ваша привилегия – выбрать себе преемника.
– Так я и сделаю. Когда вы вернетесь, преуспев в начале действий, призванных положить конец этому кризису, наступит время для моей отставки. Моему преемнику предстоит тогда непосредственно заняться проведением в жизнь той стратегии, которая потребуется для полной ликвидации кризиса. Имеете ли вы что-либо сказать, Оратор Гендибаль?
Гендибаль сдержанно ответил:
– Когда вы назначите Оратора Деларми своей преемницей, Первый Оратор, надеюсь, вы не забудете посоветовать ей…
Первый Оратор резко прервал его:
– Говоря об Ораторе Деларми, я не называл ее своей преемницей. Что еще вы хотели бы сказать?
– Прошу простить, Первый Оратор. Мне следовало сказать: если вы назовете Оратора Деларми своей преемницей после моего возвращения с задания, не забудете ли вы посоветовать ей…
– Ни при каких обстоятельствах я не собираюсь делать Оратора Деларми своей преемницей в будущем. Что теперь вы хотите сказать? – Первый Оратор не мог скрыть удовлетворения от удара, нанесенного самолюбию Деларми. Сильнее унизить он бы ее не смог. – Ну, Оратор Гендибаль, так что же вы молчите?
– Я… я растерян, Первый Оратор! Я в недоумении!..
Первый Оратор встал вновь и сказал:
– Оратор Деларми доминировала, лидировала на заседаниях, но, увы, это не все, что нужно для того, чтобы занять пост Первого Оратора. Оратор Гендибаль увидел то, чего не увидел никто из нас. Он не испугался единодушной враждебности Стола, заставил всех нас пересмотреть дело и изменить наше отношение к нему. У меня есть свое собственное подозрение относительно того, зачем Оратору Деларми понадобилось возлагать задачу преследования Голана Тревайза на плечи Оратора Гендибаля, но эта ноша ему по плечу. Я знаю, что ему это удастся – моя интуиция мне порукой в этом, и, когда Оратор Гендибаль возвратится, он станет двадцать шестым из Первых Ораторов.
Шендесс тяжело опустился на стул, и все Ораторы незамедлительно принялись высказывать свое мнение: поднялся сущий бедлам из звуков, тонов, полутонов, мыслей и гримас. Первый Оратор на эту какофонию никакого внимания не обращал: он безразлично смотрел в одну точку прямо перед собой. Теперь, когда все было позади, он с удивлением ощутил величайшее облегчение от того, что груз ответственности упал с его плеч. Давно надо было сделать это, но он никак не мог его сбросить.
Только сейчас он сумел найти себе достойного преемника.
Шендесс отвлекся, но неожиданно сеть его сознания уловила излучение сознания Деларми. Он взглянул на нее.
Великий Селдон! Она безмятежно улыбалась! Ни отчаяния, ни обиды, ни разочарования – значит, она не сдалась. Шендесс призадумался: неужели он, паче чаяния, сыграл ей на руку? Что еще можно было от нее ожидать?
37
Делора Деларми дала бы волю чувствам, если бы это принесло ей хоть толику пользы.
О, как хотелось ей броситься с кулаками на этого старого маразматика Шендесса и на этого молодого выскочку, с которым, похоже, сговорилась фортуна!
Но тогда она бы всего лишь разрядилась. А ей было нужно совсем другое.
Она хотела стать Первым Оратором.
И пока у нее в руках оставалась хотя бы одна карта, она должна была выложить ее.
Она мило улыбнулась и подняла руку, прося слова. Встала и всем своим видом показала, что требует от всех не прерывать ее.
– Первый Оратор, – начала Деларми, – у меня, как и у Оратора Гендибаля, нет возражений. Ваша воля – выбирать себе преемника. Если я и говорю теперь, то лишь потому, что могу внести собственный вклад – искренне надеюсь – в успех дела, которым займется Оратор Гендибаль. Позволено мне будет изложить мою точку зрения, Первый Оратор?
– Прошу вас, – вежливо согласился Первый Оратор, а про себя подумал: «Ох, мягко стелет…»
Деларми торжественно запрокинула голову назад. Улыбка исчезла с ее лица.
– У нас есть космические корабли. Они, конечно, не так совершенны, как корабли Первой Академии, но один из них вполне годен для того, чтобы Оратор Гендибаль ступил на его борт. Он знает, как водить корабли, надеюсь. Наши представители находятся на всех ключевых планетах Галактики, и везде его ожидает радушный прием. Более того, теперь, когда он знает о существовании Анти-Мулов, он способен принять соответствующие меры самозащиты. Ведь даже тогда, когда мы не знали об их деятельности, они предпочли остановить выбор на Низовых сотрудниках Академии и думлянских крестьянах. Безусловно, мы обязаны самым тщательным образом инспектировать сознание всех сотрудников Второй Академии, не исключая и Ораторов, но я уверена, что нас Анти-Мулы тронуть не осмелились.
Тем не менее я не вижу причин для того, чтобы Оратор Гендибаль рисковал сильнее, чем нужно. Ни о каком безрассудстве не может быть и речи, и было бы намного лучше, если бы его миссия была завуалирована – в наших интересах застигнуть Анти-Мулов врасплох. Мне кажется, что для него самое разумное – выдать себя за думлянского торговца. Все мы хорошо знаем, что Прим Пальвер отправился в свой путь по Галактике именно в этой роли.
Первый Оратор прервал ее:
– Но у Прима Пальвера была веская причина для выбора такой маскировки. У Оратора Гендибаля такой причины нет. Я думаю, что если камуфляж понадобится, у него достанет изобретательности.
– Со всем уважением. Первый Оратор, я хотела бы подчеркнуть важность именно минимума маскировки. Прим Пальвер, как вы помните, отправился в путь со своей супругой – его верной спутницей жизни. И это в значительной степени помогло ему добиться своей цели. Жена была для него превосходным прикрытием.
– У меня нет жены, – возразил Гендибаль. – Нет у меня и подруг, то есть они были, но в сложившихся обстоятельствах ни одна из них не согласится надеть на себя подвенечное платье.
– Мы все знаем об этом, Оратор Гендибаль, – улыбнулась Деларми. – Тем более, значит, все воспримут как должное, если в путь с вами отправится любая женщина. Уверена, желающих можно будет отыскать без труда. Если вам кажется, что нужно документальное подтверждение брака, это будет сделано. Полагаю, с вами непременно должна лететь женщина.
У Гендибаля на миг перехватило дыхание. Нет, не может быть…
Что же это такое? Хитрая уловка с целью достичь своей доли успеха? Ставка на совместное или ротируемое занятие поста Первого Оратора?
Гендибаль угрюмо проговорил:
– Для меня большая честь вместе с Оратором Деларми…
Деларми расхохоталась и посмотрела на Гендибаля почти с обожанием. Попался! Угодил в ловушку. И Стол этого никогда не забудет. Никогда!
– О нет, Оратор Гендибаль, я вовсе не собиралась разделить с вами участие в вашей миссии. Дело это ваше и только ваше, и пост Первого Оратора за вами и только за вами. Да я бы и подумать не посмела, что вы захотите, чтобы я полетела вместе с вами. Что вы, Оратор, какая из меня прелестница – в моем-то возрасте…
Все Ораторы улыбнулись, даже Первый Оратор не смог сдержать улыбки.
Гендибаль принял удар и даже не попытался сгладить поражение, сказав ей какой-нибудь комплимент. Да, мастерски она его уделала.
– Что же вы в таком случае предлагаете? – безразлично поинтересовался он. – Уверяю, у меня и в мыслях не было, что вы полетите со мной. Вам гораздо более к лицу интриги за Столом Ораторов, чем сумятица галактической неразберихи.
– Не спорю, Оратор Гендибаль, не спорю, – сказала Деларми. – Мое предложение относится исключительно к тому, что вам следует играть роль думлянского торговца. Не кажется ли вам, что лучшей спутницей в этом случае для вас будет думлянка?
– Думлянка?
Гендибаль опять был пойман врасплох, и Стол прекрасно это заметил.
– Ну да, думлянка, – как ни в чем не бывало продолжала Деларми. – Та самая, что спасла вам жизнь. Та самая, что глядит на вас с таким обожанием. Та самая, чье сознание вы исследовали и которая затем, сама не подозревая, спасла вас от кое-чего гораздо более опасного, чем избиение. Я предлагаю вам захватить ее с собой.
Первым порывом Гендибаля было – отказаться, но он знал, что Деларми только этого и ждет. Стол только обрадуется. Теперь было ясно, что Первый Оратор, поспешно нанеся удар Деларми, совершил ошибку, назвав Гендибаля своим преемником, во всяком случае, Деларми быстро сориентировалась и пыталась высмеять эту ошибку.
Гендибаль был самым младшим из Ораторов. Он оскорбил членов Стола и избежал осуждения. Никто не хотел, чтобы это осталось безнаказанным.
Трудно было принять случившееся, но теперь все запомнят, с какой легкостью высмеяла его Деларми и какое удовольствие это доставило всем. Как легко ей будет теперь при любом удобном случае воспользоваться его конфузом и объявить, что ему недостает ни возраста, ни опыта для того, чтобы стать Первым Оратором! Стол объединит усилия и заставит Первого Оратора отказаться от принятого решения, пока Гендибаль будет отсутствовать на Тренторе. Даже если Шендесс останется при своем мнении, Гендибаль займет свой пост, оказавшись абсолютно беспомощным перед лицом непримиримой оппозиции.
Все это он обдумал в считанные мгновения и быстро ответил без всякой растерянности:
– Оратор Деларми, я восхищен вашей прозорливостью. А я-то думал преподнести всем сюрприз. На самом деле я намеревался взять с собой думлянку Нови, но совсем не по той причине, на которую указала Оратор Деларми. Причина – в особенностях ее сознания. Вы все видели, каково оно: чистое, простое, симметричное, неспособное лгать. Ни одно самое мельчайшее прикосновение к такому сознанию со стороны не останется незамеченным, Я думаю, все с этим согласны.
Не знаю, додумались ли вы до того, Оратор Деларми, что эта женщина может сработать в качестве безотказного, совершенного средства сигнализации. Наблюдая за ней, я сумею без труда выявить всякое вмешательство постороннего менталитета гораздо быстрее, чем отслеживая таковое вмешательство с помощью собственного сознания. – Ответом ему были тишина и удивление. Он довольно проговорил: – А, так значит никто из вас не подметил этого! Ну да это неважно. А теперь я пойду. Времени терять нельзя.
– Погодите! – попыталась задержать его Деларми. Уже в третий раз за сегодняшний день инициатива ускользала из ее рук. – А что вы, собственно, собираетесь делать?
Гендибаль пожал плечами:
– К чему вдаваться в подробности? Чем меньше будет знать Стол, тем меньше вероятность вмешательства Анти-Мулов, не правда ли?
Сказал он это так, как будто больше всего на свете пекся о безопасности Ораторов. Он до краев наполнил этим чувством свое сознание и всем продемонстрировал как новую модель одежды.
Это обманет их. Польстит им. И потом – пусть остаются с этим ощущением, вместо того чтобы гадать, действительно ли Гендибаль знает, что делать.
38
Вечером этого дня Первый Оратор встретился с Гендибалем наедине.
– Вы поступили верно, – сказал Шендесс. – Не смог удержаться – нырнул в ваше сознание поглубже и все понял. Я видел – вы сочли мое объявление поспешным. Так оно и было. Просто мне нестерпимо хотелось стереть с ее лица наглую улыбку и дать ей сдачи в той же манере, в какой она обычно узурпирует мои права.
Гендибаль с мягким упреком проговорил:
– Лучше было бы, если бы вы сказали мне обо всем наедине, а потом дождались моего возвращения.
– Но тогда мне не удалось бы отомстить ей… Да, да, понимаю, мотивация неважнецкая для Первого Оратора. Все понимаю.
– Она не остановится, Первый Оратор. Она будет продолжать плести интриги и пытаться занять пост Первого Оратора и найдет для этого массу веских причин. Уверен, отыщутся такие, кто скажет, что мне следовало отказаться. Совсем нетрудно будет доказать, что Оратор Деларми умнее меня, что у нее самый могучий ум за Столом и что из нее вышел бы превосходный Первый Оратор.
– Самый могучий ум за Столом… – пробурчал Первый Оратор. – Увы, не за его пределами. Она неспособна распознать врагов – настоящих врагов, а не противников среди Ораторов. Ей вообще не стоило становиться Оратором… Послушайте, не должен ли я запретить вам брать с собой эту думлянку? Ведь это Деларми вас вынудила, я понимаю.
– Нет-нет, я на самом деле хочу взять ее с собой, и причина, которую я изложил Столу, самая что ни на есть истинная. Она станет моим прибором раннего оповещения, и я просто благодарен Оратору Деларми за то, что она натолкнула меня на эту мысль. Эта женщина окажет мне услугу, я уверен.
– Что ж, будь по-вашему. Кстати, я тоже не покривил душой. Я совершенно уверен в вашем возвращении с победой – если вы верите в мою интуицию.
– Верю, Первый Оратор, и согласен с вами. Обещаю: что бы ни случилось, я верну больше, чем получаю. Я вернусь Первым Оратором, как бы ни старались Анти-Мулы или Оратор Деларми.
Произнося эти слова, Гендибаль не мог не отследить собственной гордости и удовлетворения и не проанализировать их. Почему он так радовался, почему ему так хотелось поскорее отправиться в путешествие? Амбиции? Да, конечно. Почему бы и нет? Совершил же когда-то нечто подобное Прим Пальвер – так разве ему, Гендибалю, такое не по плечу? А когда все будет кончено, больше никто не сумеет помешать ему стать Первым Оратором. Ну еще, кроме амбиций, что? Азарт, желание поскорее сразиться с врагом? Обычное желание испытать острые ощущения у человека, всю жизнь просидевшего в потайной цитадели? Он не понимал своих чувств до конца. Знал только одно – ему нестерпимо хотелось улететь как можно скорее…
