Глава двадцать седьмая
Жизнь
59
Сивер Генарр медленно открыл глаза и заморгал от яркого света. Все казалось расплывчатым, и он не мог понять, где находится.
Постепенно все вокруг приобрело четкие очертания, и Генарр узнал Рене Д'Обиссон, главного невролога Купола.
— Что с Марленой? — слабым голосом спросил Генарр.
— С ней все в порядке, — угрюмо ответила Д'Обиссон. — Сейчас меня беспокоите вы.
Где-то внутри шевельнулась тревога, и Генарр попытался утопить ее в черном юморе:
— Если бы ангел лихоманки уже распростер надо мною крылья, мне было бы, наверное, гораздо хуже.
Д'Обиссон не ответила, и Генарр резко спросил:
— Я здоров?
Врач словно ожила. Высокая и угловатая, она склонилась над Генарром, в уголках проницательных голубых глаз собрались тонкие морщинки.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, опять не отвечая на вопрос.
— Устал. Очень устал. Но ведь все в порядке? Да?
— Вы проспали пять часов, — упорно не отвечая на его вопросы, сообщила она.
Генарр застонал.
— Но я чувствую себя усталым. И вообще — мне нужно в ванную… — И он попытался сесть.
Повинуясь знаку Д'Обиссон, к нему приблизился молодой человек и почтительно поддержал за локоть. Генарр с негодованием отмахнулся.
— Пожалуйста, не сопротивляйтесь, пусть он поможет, — проговорила Д'Обиссон. — Диагноз еще не поставлен.
Через десять минут Генарр снова оказался в постели.
— Значит, нет диагноза. А сканирование проводили? — с тревогой спросил он.
— Естественно, сразу же.
— Ну и как?
Д'Обиссон пожала плечами.
— Ничего существенного — но вы же спали. Придется повторить. И вообще — надо понаблюдать за вами.
— Зачем? Разве результатов сканирования мало?
Она подняла брови.
— А вы как полагаете?
— Не морочьте мне голову. Куда вы клоните? Говорите прямо. Я не младенец.
Д'Обиссон вздохнула.
— В известных нам случаях лихоманки сканирование мозга выявило интересные подробности, но мы не смогли сравнить их с тем, что было до заболевания, поскольку никого из больных не обследовали непосредственно перед началом болезни. После того как мы разработали подробную программу универсального сканирования всего персонала Купола, явных случаев лихоманки не обнаружено. Разве вы этого не знаете?
— Не пытайтесь подловить меня, — возмутился Генарр. — Конечно, знаю — или вы думаете, что я все забыл? Могу заключить — могу, понимаете? — что, сравнив прежние результаты с сегодняшними, вы не обнаружили никаких различий. Разве не так?
— Конечно, ничего плохого у вас нет, но ваш случай может иметь клиническое значение.
— А если вы ничего не найдете?
— Небольшие изменения легко прозевать, если не искать их специально. В конце концов, командир, вы упали в обморок. Раньше такой склонности за вами не замечалось.
— Тогда давайте еще раз проведем сканирование, раз я проснулся, и, если опять пропустим, что-нибудь несущественное, я, пожалуй, переживу. Но что с Марленой? С ней все в порядке?
— Внешне — да. Ее поведение, в отличие от вашего, оставалось нормальным. Она не падала в обморок.
— Значит, она в безопасности, под Куполом?
— Да, ведь она привела вас, прежде чем вы потеряли сознание. Разве вы не помните?
Генарр вспыхнул и что-то неразборчиво пробурчал.
Д'Обиссон одарила его саркастическим взглядом.
— Будем надеяться, командир, что вы расскажете нам все, что помните. Постарайтесь. Это может оказаться важным.
Генарр попытался вспомнить, но это оказалось нелегко. Все, что случилось, было затянуто какой-то дымкой, как во сне.
— Марлена сняла э-комбинезон… — вяло выговорил он. — Так?
— Так. В Купол она вошла без костюма, и нам пришлось за ним посылать.
— Хорошо. Заметив, что она делает, я попытался остановить ее. Помню крик доктора Инсигны — она-то и переполошила меня. Марлена стояла вдалеке — у ручья. Я пытался окликнуть ее, но почему-то не мог произнести даже звука. Я хотел… хотел…
— Бежать, — помогла ему Д'Обиссон.
— Да, но… но…
— Вы обнаружили, что не в состоянии бежать, словно вас парализовало. Я не ошибаюсь?
Генарр кивнул.
— Да. Именно так. Я хотел бежать, и ощущение было таким, как в кошмарном сне, когда за тобой кто-то гонится, а ты хочешь убежать — и не можешь…
— Да. Такое снится обычно тогда, когда рука или нога запуталась в простыне.
— Все было как во сне. Наконец голос вернулся ко мне, и я закричал, но без э-комбинезона она наверняка не могла меня услышать.
— А вы чувствовали, что теряете сознание?
— Нет. Я ощущал такую слабость, что мог бы, пожалуй, даже не стараться бежать. А потом Марлена меня увидела и побежала навстречу. И больше — если честно, Рене, — я ничего не помню.
— Вы вместе пришли в Купол, — спокойно сказала Д'Обиссон. — Она помогала вам, поддерживала. Оказавшись внутри, вы потеряли сознание, и вот вы здесь.
— Вы полагаете, что я схватил лихоманку?
— С вами произошло что-то непонятное, но сканирование мозга ничего не показывает. Я озадачена. Вот гак.
— Наверно, я был потрясен, увидев, что Марлене грозит опасность. Почему она решила снять э-комбинезон, если… — Генарр умолк.
— Если у нее не началась лихоманка. Так?
— Именно об этом я и подумал,
— Но она выглядит просто прекрасно. Может быть, вы поспите еще?
— Нет. Я окончательно проснулся. Приступим лучше к сканированию — хочу убедиться, что все в порядке. Словно гора с плеч свалилась. И я немедленно займусь делами, невзирая на ваше сопротивление, кровопийца.
— Командир, даже если сканирование ничего не покажет, по крайней мере двадцать четыре часа вы проведете в постели, Для надежности — вы же понимаете.
Генарр театрально застонал.
— Не посмеете. Значит, мне придется все двадцать четыре часа разглядывать здесь потолок?
— Зачем? Мы поставим для вас экран, можете книжку почитать, посмотреть головизор. Даже гостей принять — одного или двух.
— Предполагаю, что гости будут наблюдать за мной?
— Конечно, их мнение о вашем состоянии может заинтересовать нас. А теперь приступим к сканированию. — Она одарила Генарра лучезарной улыбкой. — Не исключено, что вы здоровы. Ваши поступки, командир, кажутся мне адекватными. Но мы должны убедиться в этом, не правда ли?
Генарр что-то буркнул в ответ и, когда Д'Обиссон повернулась к нему спиной, скорчил рожу. Что было, на его взгляд, совершенно адекватным поступком в подобной ситуации.
60
Вновь открыв глаза, Генарр увидел перед собою грустное лицо Эугении Инсигны. Удивленный, он попытался сесть.
— Эугения!
Она печально улыбнулась в ответ.
— Мне сказали, что к тебе можно зайти, Сивер. Говорят, что с тобой все в порядке.
Генарр почувствовал облегчение. Он-то знал это. Но все-таки приятно лишний раз убедиться, что не ошибаешься.
И, немного рисуясь, он сказал:
— Конечно. Сканирование во сне — норма. Сканирование после сна — норма. Вообще — норма. А как Марлена?
— И у нее сканирование ничего не показало. Похоже, даже это не могло развеять уныния Инсигны.
— Вот видишь, — проговорил Генарр. — Я и сработал за канарейку, как обещал. На меня подействовало, а на нее нет. — Он вдруг умолк, сообразив, что пошутил не вовремя. — Эугения, не знаю, как теперь просить у тебя прощения. Начну с того, что сперва я вовсе не следил за пей, а потом ужас словно парализовал меня. Я подвел тебя, — несмотря на то что с такой уверенностью пообещал, что пригляжу за ней. Нет мне прощения.
Инсигна покачала головой.
— Нет, Сивер, ты не виноват. Я рада, что она привела тебя в Купол.
— Не виноват? — Генарр остолбенел. А кто виноват, если не он?
— Нет. Произошло что-то очень плохое. И это не выходка Марлены и не то, что случилось с тобой. Произошло что-то гораздо худшее. Я в этом уверена.
Генарр ощутил, как его охватывает холод. Что может быть хуже? — подумал он.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он сел на кровати. Из-под чересчур короткого халата торчали его голые ноги. Он поспешно прикрыл их легким одеялом.
— Пожалуйста, сядь и расскажи, — попросил он. — Марлена действительно здорова или ты что-то скрываешь?
Инсигна скорбно взглянула на Генарра.
— Мне сообщили, что все в порядке. Результаты сканирования это подтвердили. Знающие люди говорят, что у нее нет никаких симптомов болезни.
— Так что же ты сидишь, словно пришел конец мира?
— Я думаю — ты прав, Сивер. Этого мира.
— Что это значит?
— Не могу объяснить. Не могу понять. Тебе нужно поговорить с Марленой. Сивер, она делает то, что считает нужным. И ее не беспокоит то, что она натворила. Она уверена, что не сумеет по-настоящему исследовать Эритро — испытать планету, как она выражается, — если на ней будет э-комбинезон. И она не намерена его надевать.
— В таком случае ее нельзя больше выпускать.
— А она категорически заявляет, что будет выходить. И когда захочет… Одна… Она просто простить себе не может, что взяла с собой тебя. Видишь, она не осталась безразличной к тому, что случилось с тобой. Это ее расстраивает. Марлена рада, что вовремя вернулась к тебе. Она со слезами на глазах говорила мне, что неизвестно, чем бы закончилась для тебя эта вылазка, если бы она не успела вовремя тебе помочь.
— Ну а уверенности в себе она не потеряла?
— Нет. И это самое странное. Она уверена, что не ей, а тебе грозила опасность, как, впрочем, и любому на твоем месте. Только не ей. В этом она уверена, так уверена, Сивер, что я… — Инсигна покачала головой. — И не знаю, что теперь делать.
— Она же такая послушная девушка, Эугения. И ты это знаешь лучше, чем я.
— Уже не такая: она уверена, что мы не сможем остановить ее.
— А мы попробуем. Я поговорю с ней, и если она станет настаивать, то я просто отошлю ее на Ротор. Прежде я был на ее стороне, но, после того что случилось, буду строг.
— Тебе не удастся.
— Как это? Или Питт помешает?
— Нет, просто не сможешь.
Генарр невесело усмехнулся.
— Ну-ну, не настолько уж я поддался ее влиянию. С виду-то я могу казаться добрым дядюшкой, Эугения, но, если речь идет о том, что Марлене грозит опасность, — я забуду про доброту. Всему есть предел; вот увидишь — я умею и заставить. — Помолчав, он грустно добавил: — Кажется, мы поменялись ролями. Вчера ты требовала, чтобы я остановил ее, а я уверял, что это невозможно. Теперь наоборот.
— Это потому, что тебя испугало то, что случилось с вами там, а меня — то, что произошло здесь, внутри Купола.
— А что здесь случилось, Эугения?
— Я попыталась поставить ее на место. Я сказала ей: «А теперь, юная леди, не смей даже заикаться о том, что хочешь выйти из Купола, иначе даже из комнаты своей не выйдешь. Запрем, свяжем, если понадобится, и отправим на Ротор с первой же ракетой». Видишь, я вышла из себя настолько, что стала ей угрожать.
— Ну и что же она сделала? Готов прозаложить всю зарплату, что не ударилась в слезы, а стиснула зубы и сделала вид, что ничего не слышала — так?
— Нет. Я еще и половины не сказала, как мои зубы застучали, да так, что я не смогла продолжать. А потом накатила дурнота.
Генарр нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что Марлена обладает еще и странной гипнотической силой и способна справиться с любым противодействием? Но это же невозможно. А раньше ты ничего такого не замечала?
— Нет, конечно же, нет. И сейчас тоже. Она здесь ни при чем. Должно быть, я выглядела очень скверно в тот самый момент, когда принялась угрожать ей, может быть, даже испугала ее. Марлена очень расстроилась. Если бы дело было в ней, она так не отреагировала бы на последствия собственного поступка. Когда вы были с ней снаружи и она принялась снимать э-комбинезон, она же на тебя не смотрела. Она стояла к тебе спиной. Я это помню. И, увидев, что тебе плохо, она сразу бросилась на помощь. Не могла же она наслать на тебя эту порчу и тут же кинуться помогать.
— Но тогда…
— Подожди, я не окончила. Значит, так. Я пыталась ей угрожать, но все кончилось тем, что я и рта не смогла открыть. Однако я стала за ней следить, глаз с нее не спускала, но так, чтобы она не заметила. И увидела, как она говорила с кем-то из твоих часовых, что стоят здесь повсюду.
— Так положено, — пробормотал Генарр. — Вообще-то Купол — военный объект. Но часовые просто поддерживают порядок, помогают сделать то, се.
— Знаешь что, — с укоризной бросила Инсигна, — по-моему, таким образом Янус Питт обеспечивает контроль за всеми твоими действиями — но дело не в этом. Марлена долго разговаривала с часовым, они даже поспорили. Потом, когда Марлена ушла, я спросила его, о чем они беседовали. Он не хотел говорить, но я заставила. Так вот, она интересовалась, нельзя ли получить пропуск, чтобы беспрепятственно уходить из Купола и таким же образом возвращаться. Я спросила его: «И что вы ей ответили?» А он сказал: «Что все можно уладить у командира, и я сам возьмусь посодействовать». Я возмутилась: что это еще за содействие, разве можно оказывать такую помощь? Он отвечал: «А что еще мне оставалось, мэм? Всякий раз, когда я пытался объяснить ей, что это невозможно, мне тут же становилось плохо».
Генарр, окаменев, слушал.
— То есть ты утверждаешь, что Марлена бессознательно делает это? Всякий, кто пытается ей противоречить, немедленно ощущает дурноту, а она даже не подозревает об этом?
— Нет, конечно, нет. Я просто не понимаю, что происходит. Если бы такая способность проявлялась у нее бессознательно, об этом было бы известно еще на Роторе, но там я ничего такого не замечала. Однако такой эффект проявляется не всякий раз. Вчера за обедом она попросила добавку десерта, и я, забывшись, в резкой форме отказала ей. Она надулась, но подчинилась, и я не почувствовала ничего плохого, уверяю тебя. Мне кажется, что ей нельзя противоречить лишь в том, что связано с Эритро.
— Но почему ты так решила? По-моему, ты о чем-то умалчиваешь, у тебя должны быть основания для такого вывода. Будь я Марленой, то прочитал бы обо всем на твоем лице, но поскольку я это я — выкладывай.
— Я думаю, что это делает не Марлена. Это… это — сама планета.
— Планета?!
— Да, планета. Эритро. Она управляет Марленой. Иначе откуда у девочки уверенность в том, что ей не страшна лихоманка, что планета не причинит ей вреда? Эритро управляет и всеми нами. Ты попробовал помешать Марлене, и тебе стало плохо. И мне. И часовому. Когда вы начали заселять Купол, людям было плохо, потому что планета ощутила вторжение и напустила на вас эту лихоманку. Но когда колонисты решили оставаться в Куполе, болезнь прекратилась. Видишь, все сходится.
— Значит, планета хочет, чтобы Марлена выходила на ее поверхность?
— Совершенно верно.
— Но почему?
— Не знаю и знать не хочу. Я просто пытаюсь объяснить тебе суть происходящего.
Голос Генарра вдруг стал ласковым.
— Эугения, ты же прекрасно понимаешь, что планета не может делать ничего подобного. Это шар… из металлов и камня. Ты впала в какую-то мистику.
— Сивер, не делай из меня дурочку. Я — профессиональный ученый и не верю в чудеса. Говоря о планете, я имею в виду не скалы и камни. Я хочу сказать, что на ней обитает что-то очень могущественное.
— И невидимое. Но это же мертвый мир, без малейших признаков жизни — прокариоты не в счет, — не говоря уже о разуме.
— А что ты знаешь об этом мертвом, по-твоему, мире? Разве его исследовали? Обыскали каждый уголок?
Генарр медленно покачал головой и сказал умоляющим тоном:
— Эугения, не надо, это истерика.
— Нет, Сивер. Подумай обо всем сам. Если сумеешь что-то придумать, скажи. Я тебе говорю: эта планета — чем бы она ни была — не признает нас. Мы обречены. Ну а зачем ей нужна Марлена, — голос Инсигны дрогнул, — не могу даже представить.
