Книга: Обмен разумов
Назад: Вселенский кармический банк
Дальше: Заметки по восприятию воображаемых различий

Рабы времени

Главная цепь последовательностей Глейстера, временной ряд номер один
Чарли Глейстер изобрел машину времени, но изобрел ее неправильно, поскольку машина, размером с коробку из-под обуви, не хотела работать. Она странно жужжала, мигала красными и зелеными лампочками — больше ничего. Машина Чарли была хорошей жужжалкой и мигалкой, но как машина времени никуда не годилась.
Итак, прекрасным сентябрьским днем Чарли находился в своей лаборатории в подвале дома на Эппл-стрит в городке Харвест Фолз, штат Индиана, копаясь в своей машине и произнося вслух фразы типа: «Фактор смещения колебаний… коэффициент отражения вторичной силы… регенерация основной фазы…» Именно на таком языке говорят сами с собой гении, а Чарли, безусловно, был гений, хотя отец Миры считал его психом. Отец Миры был главным банкиром в Харвест Фолзе, а также психиатром-любителем. Мира была невестой Чарли. В настоящее время Мира каталась на машине с Картером Литлджоном, в прошлом футболистом местной команды, сейчас продавцом локомотивов, а в будущем отцом незаконной дочери Миры.
У Глейстера был дядя Макс, проживающий в Ки Весте, но не имеющий отношения к этой истории. И вообще, никто не имеет отношения к этой истории, кроме Чарли Глейстера, который играет в ней чересчур главную роль или, точнее, слишком много ролей.
Итак, он сидел за рабочим столом, собирая воедино крошечные детальки и постоянно чертыхаясь, в надежде, что его осенит какая-нибудь идея или хоть что-нибудь произойдет.
И «что-нибудь» действительно произошло. Голос за его спиной произнес:
— Прошу извинить…
Главная цель последовательностей Глейстера, временной ряд номер один плюс два
Глейстер почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Он сжал в руке микрометр весом примерно в тридцать граммов и медленно обернулся.
— Не хотел вас пугать, — сказал стоящий за его спиной человек, — но другого выхода не было. Я прибыл по чрезвычайно важному делу.
Чарли расслабил руку, сжимавшую смертоносное оружие. Человек не был похож на наркомана. Высокий и худощавый, примерно одного возраста с Чарли, он держал белую пластиковую коробку, на крышке которой было полно всяких индикаторов, переключателей и кнопок. Он явно кого-то напоминал…
— Мы с вами не знакомы? — спросил Чарли.
— Вообще-то, я — это ты, — сообщил незнакомец. — Или ты — это я. Или, точнее, мы оба являемся Чарли Глейстерами, существующими в различных временных рядах.
— Разве это возможно? — спросил Глейстер.
— Довольно странно слышать подобный вопрос от тебя, — сказал другой Глейстер, — ведь ты первый изобрел машину времени и, стало быть, являешься ведущим мировым экспертом по этим вопросам.
— Но я еще не изобрел ее: машина-то не работает.
— Изобрел. Или скоро изобретешь, что, в принципе, одно и то же.
— Ты уверен? У меня тут кое-что не ладится. Может, подскажешь, что надо делать?
— Конечно, — ответил другой Глейстер. — Главное, запомни: реальность позициональна, и сначала ничего не происходит.
— Спасибо, — с сомнением сказал Глейстер. — Ну-ка, правильно ли я все понял. Значит, скоро я изобрету машину времени, отправлюсь в будущее, затем вернусь обратно и встречусь с самим собой до того, как изобрету машину времени.
Другой Глейстер кивнул.
— Все это довольно странно, не так ли? — спросил Чарли.
— Ничуть, — ответил другой Глейстер. — Ты вернешься, чтобы убедить себя не изобретать машину времени.
— Подожди! — взмолился Глейстер. — Давай начнем сначала. Я изобрету машину времени, отправлюсь в будущее, затем вернусь обратно, чтобы убедить себя не изобретать машину времени. Этим я и буду заниматься?
— Да. Только не надо больше называть нас обоих «я». Мы, конечно, оба Чарли Глейстеры, но мы также являемся отдельными независимыми индивидуумами, так как занимаем различные временные ряды и подвергались, подвергаемся и будем подвергаться различным воздействиям субъективного времени. Итак, хотя мы один и тот же человек, мы разные люди, так как время позиционально.
— Мне придется поверить тебе на слово, — сказал Глейстер. — Или себе на слово… Я, похоже, немного нервничаю… Почему я не должен изобретать машину времени, которую я изобрел?
— Потому что она принесет только вред.
— А конкретнее нельзя?
— Ты просто поверь. Впрочем, мне пора уходить. Находясь с тобой в прошлом, я создаю регрессивный временной парадокс, который может длиться только несколько минут, а затем самоликвидируется.
Другой Глейстер тускло замерцал и исчез.
Главная цель последовательностей Глейстера, временной ряд номер один
После исчезновения другого Глейстера Чарли понадобилась ровно одна секунда, чтобы принять решение все же изобретать машину времени. Ему не нравилось выполнять приказы, даже если они исходили от того, кто называет себя тобой.
Чарли тут же принялся за работу и, зная теперь, что реальность позициональна, закончил все за два часа. Сначала ничего не произошло, как не происходит ничего, когда вы пытаетесь изобрести что-нибудь новое. Конечно, если сначала ничего не происходит, встает вопрос, а произойдет ли что-нибудь вообще. Но это чисто семантическая трудность. В вечной повторяемости субатомных конфигураций, подобием которой и является наш мир, нет ни начала, ни конца. Есть только середины, повторения и продолжения.
Таким образом, у Чарли была работающая машина времени, размещенная в коробке из белого пластика, и он собирался отправиться в будущее. Но как? Будем считать, что время и пространство суть потенциально равнозначные величины. Они могут трансформироваться друг в друга при помощи машины времени. Возьмем простую аналогию. У вас пять апельсинов и три яблока. Вы хотите сложить их вместе. Чтобы это сделать, вам надо сначала превратить апельсины в яблоки, или яблоки в апельсины, или то и другое превратить во что-нибудь третье. Формулой превращения яблок в апельсины является: Вкус разделить на Запах плюс корень квадратный из Цвета умножить на Семена во второй степени. Точно так же вы управляете пространством-временем, используя соответствующую формулу. Разумеется, практическое решение намного сложнее, и только Чарли Глейстер мог заставить машину работать.
Глейстер установил на пульте машины границу продвижения в будущее. Затем нажал на кнопку. На какое-то мгновение у него закружилась голова (эффект квазитуры), и он, первый в мире путешественник во времени, оказался в невообразимо далеком будущем.
Первым, кого он увидел, был полицейский.
Главная цепь последовательностей Глейстера, временной ряд номер один, вариант А
…решил держать глаза и уши открытыми, а рот на замке. Первое, на что я обратил внимание, был эффект приспосабливаемости, регулировавший мое восприятие и опыт. Все вокруг было таким знакомым! Ландшафт! в любой части Вселенной примерно один и тот же, поэтому сразу чувствуешь себя местным жителем.
Лингвистических трудностей никаких. То ли они говорят на моем языке, то ли я — на их. Я нахожусь в городе Мингусвилль 32 S. На улицах встречаются, по крайней мере, четыре типа полицейских — муниципальная полиция, политическая, секретная и специальная. Сам я — непальский студент, работающий над дипломной работой «Экстаз конформизма». Я учусь на факультете социологии.
Мингусвилль 32 S — это унылый городок, где можно наблюдать некоторые технологические атавизмы: автомобили с паровым двигателем, работающим на кизяке, множество повозок, приводимых в движение животными — ослами, быками и даже верблюдами.
Система коммуникаций в Мингусвилле находится в зачаточном состоянии, и только у высших чиновников есть телефоны. Электричество дорогое, его явно не хватает. Оборудование станций дышит на ладан. По моим подсчетам, две трети семей пользуются керосиновыми лампами. Здесь нет строений выше трех этажей. Кое-где деревянные постройки обложены кирпичом и покрыты черепицей. В центре города располагается рынок под открытым небом, а рядом — полицейские казармы. Мне кажется, что жизнь здесь скучна и однообразна.
Единственное, что заслуживает интереса, — это правительство. Миром правит один человек — Император Мингус, создавший настоящее полицейское государство, где все следят друг за другом. Повсюду расставлены камеры и записывающие устройства, армия работников просматривает мили пленки, другие контролируют тех, кто просматривает, и так далее. И всех контролирует Император Мингус. Я бы в жизни не поверил, что такая общественная система возможна, но у Мингуса это здорово получается.
Говорят, он владеет секретным оружием. Похоже, что это машина времени. Если что-нибудь происходит вразрез с его желанием, он может (в рамках естественных ограничений) отправиться в прошлое и внести изменения. Особенно ловко он расправляется с лидерами подпольной оппозиции. Для этого ему совершенно не обязательно прочесывать город или страну. Он всегда может вернуться в тот момент, когда они еще не ушли в подполье, и ликвидировать вожаков.
Мне говорили, что машина похожа на обувную коробку из белого пластика. По ночам люди проклинают Глейстера, того самого, что изобрел эту машину. Слово «глейстер» вошло во все языки. «Я тебя заглейстерю» стало самым грубым ругательством, а «проклятый глейстер» — самым страшным оскорблением.
Много любопытного можно узнать об этом месте, но нет времени. Я только что узнал, что я — Абсолютный Глейстер и заглейстерил весь человеческий род. Я должен что-то предпринять.
Главная цепь последовательностей Глейстера, временной ряд номер один, вариант А, продолжение 12 плюс Главная последовательность Глейстера, временной ряд номер пять плюс второстепенная цепь последовательностей Глейстера 32
Глейстер сел на скамейку в Мемориальном парке Мингуса, чтобы все хорошенько обдумать. Что он должен сделать? Сначала ему пришла в голову мысль, что необходимо вернуться в то время, когда он еще не изобрел машину времени, и не изобретать ее. Но вряд ли это возможно, если исходить из результата встречи с другим Глейстером. Вы не можете вступить в одну реку дважды: это будет уже не тот человек, который не может вступить в одну реку дважды. Все изменяет все. В прошлом не осталось никакой ниши, которую Глейстер мог бы занять по возвращении. Природа терпит парадоксы, но не терпит пустоты.
Ведь ему надо будет убеждать не одного Глейстера; теперь в прошлом было множество потенциальных Глейстеров, идентичных с ним в момент контакта и иных в следующую секунду.
Но он не мог смириться с тем злом, что принес миру. Он был полон решимости что-то предпринять. Но что?..
Он недовольно подумал, что, по крайней мере, один Глейстер что-то попытался предпринять. Сколько же еще Глейстеров ломают голову в поисках выхода?
С одной стороны, существовало (потенциально) множество Глейстеров, но, с другой — он был единственным, был самим собой. Поэтому какая разница, как другие называют себя и откуда взялись. Он был самим собой и ощущал себя таковым. Реальность позициональна, «эго» — относительно, а природа не имеет дела с абстракциями.
Но что мог сделать лично он? Он мог остаться здесь в будущем (которое было настоящим), стать местным жителем и ждать удобного случая, чтобы свергнуть Императора.
Он мог отправиться на пятьдесят или сто лет назад, когда Мингус еще не пришел к власти, найти будущего Императора и убить его.
Если же Мингус сумел обезопасить себя при помощи машины времени, Глейстер мог создать организацию сопротивления еще до того, как Император взошел на трон.
Глейстер поднял голову — рядом с ним на скамейку присел человек. На вид лет пятидесяти, с густой бородой, скромно одетый. В руках он держал чемоданчик.
— Вы здесь новенький? — спросил незнакомец.
— Можно сказать и так, — нехотя признался Глейстер. — Я студент.
— Откуда?
— Из университета Восточной Бенгалии. Из нового, а не того, который был раньше. Я здесь продолжаю учебу. (Хватит болтать, приказал он себе.)
— Да, студенческие годы — самая лучшая пора, — сказал незнакомец, улыбаясь. — А я вот учился в университете Огайо.
— Да? — сказал Глейстер. Он чувствовал себя неуютно. Ведь он тоже учился в университете Огайо.
— А вы знаете, — неожиданно сказал человек, — у меня есть точно такая же коробка, как и у вас. — Он открыл чемоданчик. На красном бархате лежала точно такая же белая пластиковая коробка, а рядом — автоматический пистолет.
Человек схватил пистолет и направил его на Глейстера.
— Ну-ка давай сюда свою, — потребовал незнакомец. — Только осторожно — и не пытайся нажимать на кнопки.
— Кто вы? — спросил Глейстер.
— В разных уголках Земли меня знают под разными именами, — сказал человек. — Но вообще-то чаще всего меня называют Мингусом.
— Вы — Император! — воскликнул Глейстер.
— К вашим услугам, — ответил Мингус. — А теперь давай коробку. И без резких движений.
Палец Глейстера застыл на кнопке включения. Он видел, что Император напряженно следит за его рукой, поощряя нажать на кнопку. Но Глейстер помнил, что между включением и физическим перемещением существует небольшой интервал. Он решил не испытывать судьбу. Медленно он поднял коробку.
И тут Глейстер заметил слабое мерцание за спиной Императора.
— Послушайте, — сказал он, пытаясь потянуть время, — может, мы все обсудим? Возможно, мы найдем компромисс?
— Что это ты задумал?
Палец Мингуса, лежащий на спусковом крючке пистолета, напрягся. По движению глаз Глейстера он понял: что-то происходит. Мингус повернулся в тот момент, когда за его спиной возник другой Глейстер.
Император выстрелил в материализовавшегося Глейстера, но это не причинило тому никакого вреда. Чарли Глейстер увидел слабое сияние вокруг фигуры и тут же понял: это не человек из плоти и крови; опытный наблюдатель сразу бы заметил, что это уплотненное псевдодоплеровское отражение, возникшее вследствие перехода Глейстера из одного времени в другое.
Император стремительно повернулся к Глейстеру, но тот уже успел нажать на кнопку включения.
Главная цепь последовательностей Глейстера, временной ряд номер один подуровень первый, закрытая петля малой вероятности 12
Все летит кувырком, когда вы спешите. Чарли Глейстер с такой силой нажал на кнопку, что вышла из строя цепь ограничителя. Необузданная сила, возникшая в машине времени, превратила первичные цепи в ускорители. Энергия залила все цепи Н-пространственных времен прошлого/настоящего/будущего, затем обнаружила новые выходы и отбросила Глейстера во вселенную маловероятной реальности.
Когда Глейстер пришел в себя, он стоял на гладкой пустынной равнине. Он услышал тихую меланхоличную песню, которая, похоже, исходила от куска известняка, валявшегося около его правой ноги.
— Это ты поешь? — спросил Глейстер.
— Да, приятель, это я пою, — ответил известняк глубоким скорбным голосом. — Я пою блюзы с того времени, как возник этот мир.
— А как давно это случилось? — спросил Глейстер.
— Лет триста назад, насколько я могу судить. Ты можешь мне сказать, где и для какой надобности существует это место?
— Попытаюсь, — ответил Глейстер. — Скорее всего, мы находимся в маловероятностной вселенной. Малая и большая вероятности — это термины статистической интуиции относительно нашего опыта и, разумеется, знаний. Пока понятно?
— Не очень, приятель, — откликнулся известняк. — Может, ты переведешь это на обычный английский?
— Ну… В моем случае произошел большой выброс энергии и зашвырнул меня сюда.
— Эге, то же самое, кажется, случилось и со мной, — сказал кусок известняка. — До сих пор никак не могу понять, как я попал сюда из клуба «Вигвам» в Хиросиме, где я играл на саксофоне. У тебя есть какие-нибудь соображения, как нам отсюда смотаться?
— Я думаю, нам просто стоит подождать, пока это случится само собой, — сказал Глейстер. — Во вселенной с нормальной вероятностью у нас было бы мало шансов. Но во вселенной, где малая вероятность является законом, все наоборот, и наши шансы выбраться отсюда весьма велики.
— Еще бы, — сказал известняк. Его голос так и сочился сарказмом. Можно было брать его ножом и намазывать на тибетский ячменный хлеб, что появился на дубовой скамейке.
Мир Глейстера был подходящим местом. Здесь хватало девушек, которые постоянно спрашивали: «Эй, это Катманду?» Неподалеку высилась леденцовая гора, и было видно лимонную фабрику.
Глейстер даже немного огорчился, когда в небе появилась надпись: «Все, хватит, ребята». Он быстро попрощался с куском известняка, который оказался на самом деле антиглейстерной частицей, и с девушками, которые на самом деле были антиглейстерными волновыми формами. Затем он задержал дыхание и перенесся во времени.
Главная цепь последовательностей Глейстера, множественные соединения временного ряда
Глейстер появился в большой пыльной аудитории, битком набитой народом. Она находилась (как позже он узнал) в Крич-Кридарине, недалеко от развалин Норфолка. До коронации Императора Мингуса оставалось 234 года.
В аудитории было не менее ста человек. Большинство из них оказались похожи на Глейстера, что и понятно, ведь все они были Глейстерами.
Чарли Глейстер догадался, что Глейстеры хотят провести собрание, но не знают, как это сделать. Очевидно, им был нужен председатель. Но как можно избрать председателя, когда нет партии? И какая же партия без председателя? Это была сложная проблема, особенно для Глейстеров, которые никогда не были сильны в политике.
Все повернулись к Глейстеру в надежде, что у новичка есть свежие идеи.
— Ну, — сказал Чарли, — я когда-то читал, что у индейцев племени Плоскоголовых самый высокий воин возглавлял охоту. А может, это было у индейцев из племени Бритоголовых.
Все остальные Глейстеры закивали. Конечно, все они знали об этом, просто не пришло в голову.
Тут же нашли самого высокого Глейстера, избрали его председателем ad hoc и pro tem и усадили в президиум.
— Объявляю заседание открытым, — сказал самый высокий Глейстер. — Но прежде чем мы приступим к делу, я хочу предупредить: мы не можем все называться Чарли Глейстерами. Это создаст слишком большую путаницу. Чтобы избежать недоразумений, я предлагаю каждому выбрать себе имя.
Раздались одобрительные возгласы.
— Я хочу предложить вам выбрать необычные имена, так как пятьдесят Томов или Джонов ничуть не лучше ста Чарли. Лично я беру себе имя Эгон.
После секундного размышления Чарли Глейстер (за временным рядом которого мы следим) назвал себя Иеронимусом. Он пожал руку стоящему справа Микеланжело Глейстеру и стоящему слева Чангу Глейстеру. Председатель призвал собравшихся к порядку.
— Члены Глейстерского Сообщества Потенциальных Возможностей, — провозгласил Эгон, — добро пожаловать. Некоторые из вас искали и нашли это место, другие случайно наткнулись на него, третьи оказались здесь, направляясь совершенно в другие места. Непонятно почему, но это место является пунктом сбора Глейстеров. Что ж, пусть так. Я думаю, что выражу общее мнение, если назову это место Пространственно-Временным Центром Сопротивления Императору Мингусу. Мы — единственная серьезная угроза его правлению. У многих из нас были необъяснимые несчастные случаи до того, как мы изобрели машину времени. Некоторые из них наверняка дело рук Мингуса. Можно ожидать и дальнейших покушений. Итак, ваше мнение?
В зале поднялся человек, назвавшийся Чалмерсом Глейстером.
— Кто-нибудь знает, откуда вообще взялся этот Мингус?
— Насколько я понимаю, нет, — ответил Эгон Глейстер. — Он довольно успешно скрывает свое происхождение. В официальной биографии сказано, что Император родился в Кливотере, штат Флорида, и является единственным ребенком Антона и Миры Вальдхайм.
— Кто-нибудь проверял это? — спросил Чалмерс.
Поднялся другой человек.
— Я Маркос Глейстер. Я провел исследование и готов сообщить: Кливотер был разрушен за тридцать лет до начала империи Мингуса, когда взорвался реактор в Сэйдж-Крик.
— А вы не пытались побывать в Кливотере до того, как город был разрушен?
— Пытался, — сказал Маркос, — но ничего не обнаружил. Может, семья Вальдхайм не жила там в то время, или данные о ней позже были засекречены, или Мингус использовал Кливотер как прикрытие.
Началась дискуссия. Все Глейстеры имели далеко не полное представление о путешествиях во времени, ответвлениях, ограничениях и последствиях. Также они не могли прийти к единому мнению относительно характера времени, его типов и аспектов — субъективного времени, объективного времени, прошедшего времени, будущего времени, множественных временных рядов, парадоксальных скрещиваний и расхождений цепей последовательности. Что было прошлым и что будущим? Было ли это все лишь игрой воображения — мнимые границы на однородной плоскости? А если так, то как мог тогда ориентироваться путешественник во времени? Это было похоже на сумасшедшие шахматы, когда каждый игрок мог в любое время исправить предыдущие ходы в партии, которая, вероятно, закончилась еще до того, как началась.
Иеронимус Глейстер — все еще наш герой, несмотря на некоторые трудности в дифференциации и идентификации, — не обращал на полемику никакого внимания. Он изучал собравшихся, поскольку все Глейстеры казались ему не менее удивительным явлением, чем путешествие во времени.
Возраст Глейстеров колебался от двадцати до шестидесяти лет. У всех был один соматический тип. Но различий оказалось гораздо больше, чем сходства.
Каждый Глейстер испытывал одинаковое влияние среды, но при различных субъективных обстоятельствах. Одни и те же события происходили в различные моменты психовремени, рождая в каждом новые и неожиданные конфигурации характера, изменявшие его так, что он становился непохожим на других Глейстеров.
Здесь были храбрые Глейстеры и трусливые Глейстеры, активные и флегматичные, общительные и замкнутые, умные и не очень.
Пока он размышлял об этом, один из присутствующих, назвавшийся Мордехаем Глейстером, попросил слова. Эгон пригласил его на трибуну.
— Буду краток, — сказал Мордехай. — Мне кажется, что мы избрали несколько однобокую оценку действий Императора. Мы упорно стоим на том, что он преследует дьявольские цели. Но разве это очевидно? Допустим, что…
Иеронимус Глейстер уставился на выступавшего. Где-то он уже видел этого уверенного, бородатого человека лет пятидесяти. Но где?
Внезапно он вспомнил.
Иеронимус Глейстер вскочил и побежал к сцене.
— Хватайте его! — закричал он. — Это Мингус! Это Император!
Поколебавшись, Эгон принял решение. Вместе с Иеронимусом он двинулся к Мордехаю. Несколько других Глейстеров тоже полезли на сцену.
Мордехай вытащил из кармана автоматический пистолет и взял на мушку Эгона.
— Пожалуйста, вернитесь на свои места, — сказал Мордехай. — Все, кроме председателя Эгона и этого молодого человека, чьи жизни зависят от вашего поведения. Я хочу сделать заявление. — И улыбнувшись, он сказал: — Мои дорогие братья и верные подданные, Император Мингус приветствует вас.
Соединение главных линий номер два
— Дело в том, — сказал Мингус, — что я изобрел машину времени и отправился в далекое будущее. Мир, куда я прибыл, оказался диким и примитивным. Множество крошечных королевств враждовали друг с другом. И я решил изменить его. Те, кому довелось увидеть маленькую часть моей империи, составили неблагоприятное мнение о ней. Но не судите поспешно. Вы забыли, с каким исходным материалом мне пришлось работать. Уверяю вас, что моей главной целью является всеобщий мир и благополучие. И политические свободы тоже, конечно, когда люди поумнеют и сумеют правильно пользоваться ими. Вы полагаете, что моя империя похожа на диктаторские режимы Африки и Латинской Америки, существовавшие в двадцатом веке. Согласен. Но когда я захватил этот мир, в нем царил хаос, и сила являлась единственным законом. Я дал людям ощущение уверенности и стабильности, чтобы построить цивилизацию.
Все мы — продукт американской демократии. «Империя», «император» — это для нас грязные слова. Но что, по-вашему, мне оставалось делать? Дать право голоса рабам и крепостным, отобрать землю у латифундистов? Даже с машиной времени я не продержался бы и недели. Может, мне стоило прочитать им лекцию о равенстве? Народ убежден, что равенства не существует, а справедливость — привилегия правящего класса.
Демократия не является естественным законом. Люди должны научиться демократии. А это слишком трудный и непонятный предмет для тех, кто привык сбиваться в волчьи стаи под предводительством вожака. Эффективная демократия подразумевает бремя ответственности и терпимость к другим.
Что бы вы предприняли на моем месте? Ужаснулись бы разрухе и нищете и поспешили вернуться в свое счастливое прошлое? Или остались бы в надежде установить демократию и вас бы свергли при первой же возможности? Или все-таки пошли по моему пути: создали бы ту единственную политическую структуру, которая только и доступна этому народу, постепенно приучая его к таким сложным категориям, как свобода и ответственность?
Я сделал то, что полагал наиболее эффективным. Стал управлять этим обществом. Но затем вы, Глейстеры, мои вторые «я», мои братья, стали появляться из прошлого, чтобы убить меня. Я попытался похитить некоторых из вас и перевоспитать. Но Глейстеров оказалось слишком много, и я не мог справиться сразу со всеми.
Я постарался быть предельно откровенным с вами. Поэтому прошу вас, умоляю, помогите мне превратить дикую и нищую Землю в тот мир, о котором мы все мечтаем.
Воцарилась долгая тишина. Наконец председатель Эгон сказал:
— Я полагаю, что вы во многом прояснили картину.
— Разве вы забыли, что сами видели в будущем? — спросил Иеронимус. — Всеобщая подозрительность, нищета, полиция! — Он повернулся к Мингусу. — Почему вы не оставите этих людей в покое? Мне все равно, какие порывы движут вами. Разве на Земле мало было всяких императоров, диктаторов, генералиссимусов, цезарей и прочих правителей? Многие лелеяли благородные замыслы, но людям становилось только хуже.
Собравшиеся молчали. Иеронимус продолжал:
— В любом случае это время вам не принадлежит, оно принадлежит тем, кто существует в нем. Вы прибыли сюда из счастливого двадцатого века и пытаетесь навязать им свои политические решения. В сущности, Мингус, вы действуете как заурядный колонизатор.
Мингус, казалось, был потрясен.
— Мне надо подумать об этом. Я искренне полагал… — Он раздраженно покачал головой. — Странно… — сказал он, — что все мы являемся одним человеком, а точки зрения у нас абсолютно разные.
— В этом нет ничего странного, — ответил Эгон. — Даже в одном человеке сосуществует несколько личностей.
— Предлагаю голосовать, — сказал Иеронимус. — Необходимо решить, что делать нам, Глейстерам.
— Брать власть — это большая ответственность, — сказал Мингус. — Но отдавать власть — ответственность не меньшая. С моей стороны это будет безрассудным поступком.
— Возможно, и нет, — сказал Эгон. — Может быть, вам и думать об этом не стоит.
— Почему же? — спросил Мингус.
Улыбнувшись, председатель сказал:
— Я думаю, вы неправильно оцениваете события. Появившись здесь, вы перестали быть Императором. Так что вам теперь не о чем беспокоиться.
— Что вы хотите сказать? Кто же теперь настоящий Император?
— Настоящего Императора не существует, — пояснил Эгон. — Существует Глейстер, который отправился в будущее, захватил власть и стал Императором. Он увидел, что возникла организация, стремящаяся сбросить его с трона, и вернулся в прошлое, чтобы уничтожить ее. Там он и погиб.
— Эй, поосторожнее, — предупредил Мингус.
— Чего тут осторожничать, — сказал Эгон. — Мы знаем, что путешествие во времени вызывает дупликацию. Один из законов путешествий во времени состоит в том, что сначала ничего не происходит. Вы, мой дорогой Мордехай, имели честь быть первым Императором. Но это не может длиться вечно. Поскольку здесь замешано путешествие во времени, должен появиться второй Император, чтобы возникла линия вероятности существования императоров.
— И вы полагаете, что первый Император должен умереть? — спросил Мингус.
— Или уйти в отставку, — сказал Эгон. — Отдайте мне пистолет.
— Вы хотите стать новым Императором?
— А почему бы и нет? Я Глейстер и потому наследник королевского рода. Дайте пистолет, и я отпущу вас с миром.
— Соглашайтесь, — принялся уговаривать Мингуса Иеронимус. — Он прав: путешествие во времени требует предопределенного хода событий. Существование второго Императора просто неизбежно.
— Хорошо, — сказал Мордехай-Мингус. — Я отдам вам пистолет. Но так как вы будущий Император, вам должно быть все равно, каким образом я вам его переправлю. Он направил пистолет на Эгона и нажал на спусковой крючок. И тут на лице Мордехая появилась гримаса боли. Он застыл на месте, затем упал. Пистолет выпал из его руки.
Иеронимус поднял оружие. Наклонившись над Мордехаем, он взглянул на Эгона.
— Мертв.
— Похоже, у нас новый Император, — сказал Эгон.
— Похоже на то, — сказал Иеронимус, подавая ему пистолет.
Цепь Императора Глейстера номер 2
— Очень любезно с твоей стороны, — сказал Эгон, взвешивая в руке пистолет. — Надеюсь, у тебя нет императорских амбиций?
— Амбиции есть, но не императорские. К тому же у меня предчувствие, Эгон.
— Я больше не Эгон, — сказал председатель. — Чтобы избежать путаницы, я выбираю себе имя Мингус. Так какое у тебя предчувствие?
— Мне показалось, что я слышал голос, который сказал: «Император — раб времени».
— Странно, — криво ухмыльнувшись, заметил новый Мингус. — Ты понимаешь, что это значит?
— Какую-то очередную неприятность.
— Что ж, — сказал Мингус. — Ты одарил меня прорицанием и королевством, спасибо тебе за все, особенно за последнее. Что я могу для тебя сделать?
— Отправляйся править своей империей и позволь всем нам продолжать делать то, что мы считаем нужным.
— Это не очень разумно, — сказал Мингус, — но я согласен. Бог знает, какие могут быть последствия, если я начну убивать Глейстеров. Помни только…
Внезапно рядом с Мингусом материализовался человек. Он был стар, с седой бородой и морщинистым лицом. В глазах его светилась грусть.
— Кто ты? — требовательно спросил Мингус.
— Я — это ты, Эгон. Я — Мордехай, я — Иеронимус, я — все остальные. Я Император, которым ты станешь. Я пришел молить тебя отречься от трона и изменить то, что еще можно изменить.
— Чем вызвана твоя просьба? — спросил Мингус.
— Тем, что Император — раб времени.
— Опять эта чепуха! Кто ты на самом деле?
— Прошу, отрекись от трона!
— Мне надоела твоя болтовня, — сказал Мингус.
Он направил на старика пистолет и выстрелил. Но это не произвело никакого эффекта. Старик раздраженно покачал головой.
— Меня нельзя убить. Реальность позициональна, ты сам это поймешь со временем. А теперь мне пора возвращаться к своему делу.
— А какое у тебя дело? — спросил Иеронимус.
— Все рабы заняты одинаково бессмысленным делом, — сказал старик и исчез.
Мингус недовольно потер подбородок.
— Только этого старого клоуна не хватало в нашей комедии. Иеронимус, а ты-то куда собрался?
Иеронимус настраивал машину времени.
— В путешествие. Навещу своего давнего друга.
— Кого ты имеешь в виду?
— В свое время узнаешь.
— Эй, Иеронимус, подожди! — крикнул Мингус. — Останься со мной и помоги создать настоящую цивилизацию. Обещаю: я буду следовать твоим советам.
— Нет, — сказал Иеронимус и нажал на кнопку.
Соединение главных линий номер четыре
В этот раз Глейстер очутился возле Крула в последние годы империи Мингуса. Продав кое-что из одежды, он направился в Вашингтон на повозке. Со станции он направился в Белый дом, резиденцию Императора.
После того как Иеронимус сообщил свое имя охране, его повели по извилистым коридорам, подняли на лифте, подвели к стальной двери, выкрашенной в пурпурный цвет. Охранник впустил его внутрь.
— Рад снова тебя видеть, — сказал Эгон-Мингус.
— Я тоже, — ответил Иеронимус. — Ну, как дела в империи?
— Не все идет успешно, как ты уже, наверное, заметил. Честно говоря, полнейший развал. — Мингус криво улыбнулся. Он был уже старым человеком, с седой бородой и красными глазами.
— В чем же дело? Глейстеры по-прежнему желают тебя свергнуть?
— Конечно, — сказал Мингус. — Я даже не пытаюсь их остановить. У нас семейная неспособность к политике. Глейстеры ничего не смыслят в интригах. Они прибывают в мою империю в одеждах двадцатого века, размахивают странным оружием и обращаются к народу с речами, которых никто не понимает. При первой же возможности их передают в руки полиции.
— И что ты с ними делаешь?
— Я их воспитываю.
— Что?!
Мингус поморщился.
— Перестань. Уверяю тебя: я воспитываю их обычными методами — лекциями, книгами, фильмами. Ну а затем даю возможность поселиться в моей империи.
— И они соглашаются остаться?
— Большинство — да. Надо же им где-то жить, а те места, откуда они прибыли, уже заняты другими Глейстерами.
— Значит, все в порядке? В чем же проблема?
— Неужели ты не понимаешь?.. Первый Глейстер построил машину времени и отправился в будущее. Природа, которая терпит парадоксы, но не выносит пустоты, осталась с дыркой в пространстве-времени. Из нормальной структуры выпал Глейстер. Природа, естественно, создала идентичного или почти идентичного Глейстера, взяв его оттуда, где у нее хранятся запчасти.
— Все это мне уже известно, — сказал Иеронимус.
— Но не до конца. Каждый раз, когда Глейстер использует машину времени, происходит смещение, и образуется новая дыра в пространстве-времени, которую природа заполняет очередным Глейстером.
— Теперь начинаю понимать, — сказал Иеронимус.
— У нас здесь полно Глейстеров, — продолжал Мингус. — Есть цепь последовательностей Глейстера, который стал Императором, другая цепь последовательностей, создавшая оппозиционную организацию, борющуюся с Императором. Есть и иные цепи последовательностей. Каждая цепь последовательности включает в себя путешествие во времени, дублируя Глейстеров. Каждое такое путешествие заканчивается появлением все новых и новых Глейстеров.
Мингус помолчал, чтобы до Иеронимуса дошел смысл его слов. И наконец сообщил:
— Глейстеры появляются в геометрической прогрессии.
— Тогда, — заметил Иеронимус, — их, наверное, полным-полно.
— Тебе будет трудно поверить, — заметил Мингус. — С геометрической прогрессией шутки плохи. Сотни становятся тысячами, тысячи — миллионами, миллиардами, квадриллионами. Теперь-то тебе все ясно?
— А куда же они все деваются?
— Они прибывают сюда, — ответил Мингус. — Больше им некуда податься.
— Где же ты их можешь разместить?
— Пока мне удалось кое-как пристроить двенадцать миллионов. Но у империи ресурсы на исходе, а Глейстеры все прибывают и прибывают.
— Неужели это никак нельзя остановить?
Мингус покачал головой:
— Даже если бы армия расстреливала их на месте, мы бы не смогли справиться с таким количеством. Скоро здесь не будет никого, кроме Глейстеров. Вся Земля будет усеяна Глейстерами, а новые все прибывают и прибывают. Император действительно раб времени.
— Единственное, что мне приходит в голову, — сказал Иеронимус, — это то, что настоящего Глейстера надо убить прежде, чем он изобретет машину времени.
— Это невозможно. Многие пытались это совершить, но все дело в том, что мы способны встретить Глейстера только после изобретения машины времени. И кстати, каждый Глейстер, который отправлялся в прошлое и возвращался ни с чем, лишь увеличивал прогрессию.
— Понятно.
— Еще какие-нибудь мысли есть? — Только одна, но вряд ли она тебе понравится.
Мингус терпеливо ждал.
— Как я понял, Глейстеры могут дублироваться до бесконечности. Поэтому должно быть введено ограничение, чтобы каждая цепь последовательностей имела конец.
— Какое ограничение?
— Смерть — это естественное ограничение, — сказал Иеронимус. — Она должна произойти как можно раньше, чтобы повториться одновременно во всех цепях последовательностей, формируя таким образом ограничение и приводя к самозавершению.
— Многие из нас уже умерли, — сказал Мингус, — но это никак не сказалось на нашествии Глейстеров.
— Иначе и быть не могло. Все эти смерти Глейстеров были нормальным завершением индивидуальных временных рядов. А нам нужна смерть ранняя — самоубийство.
— Понятно: для того, чтобы ввести фактор быстрой циркуляции смерти, — задумался Мингус. — Самоубийство… Ну что ж, это будет мой последний императорский акт.
— Не твой, а мой, — поправил его Иеронимус.
— Я все еще Император, — сказал Мингус, — так что это моя обязанность.
— Во-первых, ты слишком стар, — сказал Иеронимус. — Молодой Глейстер должен умереть в самом начале своего временного ряда.
— Нам надо выбрать кого-нибудь из молодых Глейстеров, — сказал Мингус.
Иеронимус покачал головой.
— Боюсь, это должен сделать я.
— Можешь объяснить почему?
— Не считай меня эгоистом, но должен сказать, что я — настоящий Глейстер и только мое самоубийство может положить конец тому, что я начал.
— А откуда ты знаешь, что ты настоящий Глейстер?
— Интуиция подсказывает.
— Ну, это еще не доказательство!
— Но по крайней мере, кое-что. Тебе такое интуиция не подсказывает?
— Нет, — ответил Мингус. — Но я не могу поверить, что я нереальный.
— Ты реальный Глейстер, — успокоил его Иеронимус. — Мы одинаково реальны. Просто я первый, вот и все.
— Впрочем, это не имеет значения. Очевидно, ты прав.
— Спасибо, — сказал Иеронимус, настраивая машину времени. — У тебя еще остался пистолет? — Мингус протянул ему пистолет, который Иеронимус положил в карман. — Спасибо. До встречи.
— Вряд ли она произойдет.
— Если мои расчеты правильны, — сказал Иеронимус, — то мы снова увидимся.
— Объясни! — потребовал Мингус. — Разве такое возможно?
Но Иеронимус нажал на кнопку и исчез.
Окончание цепи последовательностей Глейстера номер один
Был прекрасный сентябрьский день в Харвест Фолз, штат Индиана. Чарли Глейстер прошел по Эппл-стрит мимо дома, где размещалась его лаборатория. Сначала он хотел заглянуть туда и поговорить с собой, но потом передумал. Хватит с него Глейстеров.
Он вышел из города по шоссе номер 347, затем свернул с дороги и побрел через поле, через лесок, пока не вышел к небольшому озерцу, где в детстве ловил карасей. Старый дуб все еще возвышался над озером. Чарли сел под ним и прислонился к стволу дерева.
Вытащив пистолет, он изучил его. Почесал нос и некоторое время смотрел на солнечные блики на воде.
Затем недовольно произнес:
— Ладно, пора заканчивать.
Чарли засунул дуло пистолета в рот, поморщившись от привкуса смазки, закрыл глаза, нажал на курок и умер.
Повторение окончания цепи последовательностей Глейстера
Чарли Глейстер открыл глаза. Императорская приемная была такой же, какой он ее знал. Перед ним на столе лежали последние статистические сводки: 12 миллионов Глейстеров расселено в пределах империи, но каждую минуту прибывают все новые и новые Глейстеры. Он покачал головой и погладил бороду. Затем посмотрел на стоящего перед ним молодого человека.
— Счастливо, — сказал он и передал ему пистолет.
— Спасибо, — сказал Эгон Глейстер, нажал кнопку и исчез.
Оставшись один, Чарли осмотрел приемную. Придется ему привыкать к управлению государством, потому что пришла его очередь стать Императором, как со временем дойдет очередь и до других. Они должны будут пройти через все ипостаси Глейстера в процессе окончания цепи последовательности, пока не останется один-единственный Глейстер — как в самом начале.
Но пока он Император, ему, может быть, будет интересно. Он был рад, что уже не придется проходить через этап самоубийства — по крайней мере, пока через него не пройдут все остальные.

 

Slaves of Time. 1974 by Robert Sheckley.
(переводчик С. Коноплев)
Назад: Вселенский кармический банк
Дальше: Заметки по восприятию воображаемых различий