Я уже выходил из пояса астероидов, когда на экране радара возник новый объект. Судя по характеру сигнала, это была населенная малая планета, хотя в Реестре космической собственности, приведенном на последней странице лоции, она не значилась. Я задумался. Небольшое изменение курса, и через несколько часов я буду там. Кто заметит двухдневное опоздание, если перелет занимает несколько месяцев? А на населенных астероидах обычно рады гостям.

Я изменил курс.

Судя по всему, это чье-то частное владение. Вряд ли планета принадлежит какой-нибудь из великих держав. Вообще-то все они имели представительства в космосе, просто чтобы поддержать престиж. Австро-Венгрия держит большое посольство на Луне и маленькое на Церере. Китай посылал своих представителей на Луну, Цереру и Ио, равно как Англия и Франция. Практической пользы от этих посольств никакой, но нельзя же отставать от других.

Некоторые из самых богатых людей Земли построили себе в космосе роскошные виллы. Это достаточно просто, ведь внеземные перевозки дешевы, а квалифицированная рабочая сила еще дешевле. Кто не знает о Валгалле, астероиде семьи Круппов, или, скажем, о Кловисе, резиденции Ротшильдов.

Маленький мир на обзорном экране постепенно увеличивался в размерах. Вскоре я уже мог разглядеть единственное на планете большое здание. Место обычного для астероидов сборного домика занимал изящный особняк в колониальном стиле, с белыми колоннами и балконами. Вокруг росли кипарисы и плакучие ивы. Похоже, дом перенесли сюда прямо со старого Юга. Вокруг простирались поля и сады, рядом был бассейн и даже маленькая речка, а за ней — зеленые, поросшие соснами холмы, усеянные яркими пятнышками цветов. Наверное, это стоило владельцу уйму денег — одна только гравитация и освещение наверняка влетели в копеечку.

Игрушка для богача, подумал я. Владелец этой планетки — явно человек не моего круга. Ну и черт с ним. Я запросил по радио разрешение на посадку и немедленно получил его. С виду все было так просто… Я и не представлял себе, чем окончится мое приключение.

Кстати, меня зовут Нед Флетчер. Я космический пилот Южной Горнодобывающей Компании, рудники которой разбросаны по всей Солнечной системе. Вполне приличная работа, хотя и не первый класс, конечно. Я — что-то вроде водителя грузовика, разница лишь в том, что грузовик водить интереснее, чем космический корабль. На дороге всегда можно остановиться, зайти в кафе, выпить чашечку кофе и поболтать. Да нет, я не жалуюсь. Сейчас, во времена великой депрессии, человек счастлив, если у него есть хоть какая-то работа.

Когда я был маленьким и жил в Ист-Оранже, в штате Нью-Джерси, я часто видел по телевизору экстренные выпуски, посвященные космосу и космонавтам, и думал, что, когда вырасту, буду жить в мире, где огромные космические лайнеры открывают новые, чудесные миры, населенные экзотического вида разумными существами. Но исследователи не нашли в космосе никаких разумных существ. Вскоре люди обнаружили, что жить на Луне или на Венере совсем не так здорово, как им раньше казалось. Все интересное было на Земле. И когда я наконец вырос, в космосе жили лишь послы супердержав, эксцентричные миллионеры и шоферюги вроде меня.

Мне повезло, что я стал членом Союза Космических Водителей. Отец мой был скромным адвокатом, честным, а значит, и бедным. В наследство мне достались только его друзья, большие шишки нью-джерсийской политики. Один из этих друзей нажал на какие-то рычаги и помог мне стать космическим водителем.

Название «космический водитель» звучит эффектно, но по сути наша работа мало чем отличается от работы обычного шофера. Мы проводим в одиночестве долгие месяцы, гоняя корабли между шахтами и складами на Луне и в поясе астероидов. Мы забираем руду из горнодобывающих автоматов и грузим ее на корабль при помощи автопогрузчиков. Людей на шахтах просто нет. Одно время поговаривали о том, чтобы ввести экипажи из двух и более человек. Провели даже несколько экспериментов, но все они окончились плачевно. Если пилотов было двое, они постоянно ссорились, а если трое, то к концу полета двое обязательно объединялись против одного. Была еще идея семейных экипажей, но тут решительно воспротивились профсоюзы, поскольку в этом случае за бортом оставались все холостяки. Кроме того, возникал вопрос, как поступать с младенцами. Ведь в семьях могли быть дети, а куда их девать в космосе? Так что идея, конечно, интересная, однако практически неосуществимая, особенно в наше время, когда безработица среди взрослых мужчин достигает двадцати пяти процентов.

Идею космических перевозок предложил Даймлер в 1929 году в Бранденбурге. Канцлером Австро-Венгрии был тогда Дольфус, а президентом Колониальных Штатов Америки — Джон Энтони Граймс. Для тринадцати Колониальных Штатов настали тяжелые времена. Со всех сторон нас окружали враждебные силы. К югу от Штатов находились Французская Флорида и Французская Луизиана. Граница Мексики тянулась от Техасской Республики до самого Сан-Франциско. В довершение ко всему постоянно бурлили Британская Канада, Французская Канада и русский штат Сибирь-Аляска.

Колониальные Штаты Америки — маленькая страна. Большинство американцев считало, что судьба отвернулась от нас. Кто бы мог подумать, что мексиканская экспедиция Першинга приведет к бесконечным ужасам мексикано-индейских вторжений? И это в то время, когда нам по горло хватало одних только французов, которые в любой момент могли отодвинуть границу Луизианы в глубь Индейских Территорий. А сепаратистские штаты, такие как Мормонская Теократическая Республика Морони? Плюс ко всему постоянные мелкие конфликты на границе с Команчерией, Апачерией и прочими индейскими государствами.

В Северной Америке слишком много стран, которые постоянно ссорятся друг с другом. Кое-кто говорит, что нам следовало объединиться с самого начала, тем самым мы бы избежали кучи неприятностей. Но такое даже представить себе трудно, особенно если учесть, насколько сильны индейцы и мексиканцы и насколько упорны европейцы. Наша последняя надежда угасла с гибелью Джорджа Вашингтона. Жаль, что мы тогда проиграли.

Через несколько лет Англия предоставила нам независимость, хотя договор предписывал нашей стране оставаться в пределах существующих границ. Другие государства уже заявили свои права на дикие территории, и правительство Колониальных Штатов не в состоянии было вышвырнуть их оттуда.

Увы, не только историческая, но и экономическая ситуация складывалась не в нашу пользу. В 1914 году, когда нависшая над Европой угроза войны чудесным образом отступила в результате убийства наследного принца Рудольфа в Сараеве, наступил период эйфории, закончившийся в 1929 году всеобщим крахом. После этого началась великая депрессия, которая и длится с тех самых пор вот уже семьдесят лет.

Сначала мы думали, что космические полеты и внеземная торговля изменят мировую ситуацию и принесут нам, американцам, процветание. Но космос оказался крайне неинтересным местом как в экономическом, так и в эстетическом плане. Несмотря ни на что, все лучшее оставалось на Земле. Никогда еще королевские дворы Европы не блистали такой пышностью и великолепием. Никогда консерватизм не был столь силен. Если сначала космические полеты смотрелись романтическим новшеством, то теперь их было принято считать никому не нужным сумасбродством. И европейцы предоставили все космические исследования нам, американцам.

Мы построили шахты на Луне и в поясе астероидов. Низкая цена космических перевозок позволила осуществить этот проект без привлечения европейского или восточного капитала. Получаемые от продажи руды прибыли несколько увеличили наш национальный доход, но не изменили ситуации в целом. Экономически мы все еще зависели от европейцев и продолжали снабжать их рудой и продуктами питания.

Прямо скажем, мучительная ситуация. Поэтому многие из нас мечтали вырваться, избрать себе иную, славную и героическую судьбу. Америка все еще оставалась страной великих надежд.

Я загнал корабль в док, прошел через шлюз и оказался в большой комнате с металлическими стенами, очевидно, служившей здесь приемной. Меня встретил бородатый мужчина лет тридцати пяти в синей матросской робе, черных клешах и черной бескозырке.

— Добро пожаловать на Манитори. Меня зовут Хенк. Пожалуйста, следуйте за мной.

Мы прошли по коридору, поднялись по лестнице, миновали еще один коридор. Наконец Хенк остановился около какой-то двери и распахнул ее.

— Одежда для вас уже приготовлена. К обеду у нас принято переодеваться. Губернатор будет ждать в столовой.

И Хенк ушел.

Я остался один в большой роскошно обставленной комнате. На огромной низкой кровати лежала одежда — белая куртка и белые же спортивные брюки. Рядом со спальней находилась ванная. Стены ее были покрыты белоснежным кафелем, а сама ванна скорее напоминала небольшой бассейн. Ничего подобного на наших кораблях не встретишь. Я с наслаждением соскреб с себя грязь, побрился как следует и надел приготовленный костюм. Вскоре вернулся Хенк и проводил меня в столовую.

Столовую эту следовало бы назвать банкетным залом. Одни ореховые панели на стенах стоили уйму денег, не говоря уже о хрустальных люстрах. Огромный стол был накрыт на пять персон. Во главе стола расположился высокий лысый человек с мягкой струящейся бородой. Он, очевидно, и был моим сегодняшним хозяином. Я подошел поближе и протянул руку.

— Меня зовут Нед Флетчер. Спасибо вам большое за любезное разрешение посетить вашу планету.

— Добро пожаловать. Меня зовут Смит, и я хозяин этого астероида. Мы называем его Манитори. Позвольте представить вам моих товарищей, доктора Ханна и капитана Лопеса. А это — моя дочь Вера.

Вера была маленькой симпатичной девушкой лет, наверное, двадцати. Каштановые кудри обрамляли живое интересное личико. Одета она была в бледно-зеленое шифоновое вечернее платье. Позже я узнал, что платье привезено из Парижа, хотя сама Вера никогда там не бывала. Задумчиво улыбаясь, она окинула меня рассеянным взором и тут же отвернулась. Но потом я несколько раз ощущал на себе ее пристальный взгляд.

То, что здесь называли обедом, на самом деле было роскошным пиром. Даже на Земле нечасто встретишь такое, а уж тут, в поясе астероидов, подобное изобилие казалось чем-то сверхъестественным. Изысканные блюда следовали одно за другим. Прислуживали за столом двое — Хенк и еще один человек, тоже в матросском костюме. Оба они были довольно искусны, хотя что-то в их поведении меня настораживало. Потом-то я понял: эти люди вели себя как зомби.

Капитан Лопес оказался изящным оливково-смуглым субъектом с тонкими усиками. Одет он был в свежевыглаженную форму защитного цвета без знаков различия. Капитан почти не разговаривал. Доктор Ханн, напротив, удостоил меня беседы. Уже немолодой, с густой черной шевелюрой и заметно дрожащими руками, доктор сказал мне, что отвечает за здоровье обитателей Манитори, но в основном все его время занято исследованиями. Что это за исследования, он уточнять не стал. Когда обед подходил к концу, мистер Смит произнес:

— Как все-таки приятно увидеть новое лицо. Особенно, я уверен, это касается Веры. Ей редко удается поговорить с людьми своего возраста. Мистер Флетчер, мы рады вашему обществу и надеемся, что вы побудете у нас немного. Хотя я понимаю: вы, пилоты, связаны жестким расписанием. Комната и все, что вам может понадобиться, — в вашем распоряжении.

— Вы очень добры, сэр, — ответил я. — Безмерно вам благодарен.

— Отлично! Смело гуляйте по всему астероиду. Манитори — чудесный маленький мирок. В нем все продумано до мельчайших деталей. Вера с удовольствием вам его покажет. Но должен вас предупредить о существовании запретной зоны, куда разрешается входить только персоналу. Это сделано ради вашей же безопасности. В запретной зоне находится энергетическая станция.

В тот день я рано лег спать, а утром отправился рассматривать астероид. Все, что я увидел, было красивым и очень дорогим. Продуманная асимметрия и даже некоторая грубость ландшафтов создавала впечатление, что все здесь настоящее. Каких же трудов, наверное, стоит поддерживать планету в таком состоянии!

Прошел день, потом еще один, а я все гостил на Манитори. Я просто не мог заставить себя покинуть этот чудесный маленький мирок.

Вера часто сопровождала меня в моих прогулках. Мы бродили среди желтых полей, прогретых солнцем позднего лета. Отец позволил ей устроить для меня грозу с помощью погодной установки. Сначала появились тяжелые свинцовые тучи. Они сталкивались и наползали друг на друга, как огромные мешки с камнями. Потом засверкали молнии, раздались раскаты грома, и начался ливень.

Мы с Верой бросились искать укрытия под деревьями, однако мгновенно промокшая одежда прилипала к телу и мешала бежать. Мы падали, барахтались в лужах, вставали и снова падали, не переставая хохотать.

Под кроной могучего дуба было немного суше, но стихии вокруг продолжали бушевать. Обоих нас била крупная дрожь, и мы прижались друг к другу, чтобы хоть немного согреться. В этот момент я с безумной остротой ощутил, что передо мной привлекательная молодая женщина. Но я приказал себе выбросить это из головы. Смит, несомненно, очень богатый человек. У его дочери блестящее будущее — вряд ли он мечтает выдать ее замуж за космического водителя.

Одного я все же не мог понять. Чтобы поддерживать все это в рабочем состоянии, нужна сложнейшая система управления и множество операторов. Горстка обитателей астероида физически не могла справиться с подобной задачей. Что-то тут было не так. Мне очень захотелось взглянуть на их силовую установку, однако вход на энергетическую станцию был спрятан в склоне небольшого холма и загорожен металлической решеткой.

Вечером, как всегда, пришел Хенк, чтобы принести мне чистую одежду и перестелить белье.

— Хенк, — спросил я его, — что здесь на самом деле происходит? Почему энергетическая станция закрыта для посторонних?

— Мне не разрешается обсуждать этот вопрос, — ответил Хенк.

— Ладно, придется спросить губернатора.

— На вашем месте я бы этого не делал.

— Почему? Что здесь все-таки не так?

Хенк внимательно посмотрел на меня.

— Вы в самом деле хотите узнать?

— Да, хочу.

— Ладно, договорились. Я вам объясню. Но не сейчас.

— А когда?

— Попробуйте незаметно выскользнуть из дома завтра в три часа дня, во время сиесты. Я буду ждать вас около автоматической погодной установки. Это совсем недалеко от входа на энергетическую станцию.

Жизнь на астероиде шла по земному расписанию со всеми положенными световыми и температурными эффектами. Каждое утро маленькое искусственное солнце вставало и каждый вечер садилось за горизонт. Сгущались сумерки, выпадала роса. Затем наступала ночь. Днем солнце припекало довольно сильно, и к обеду сухая средиземноморская жара вынуждала искать спасения в прохладной тишине спальни. Но на этот раз я не поддался слабости и отправился на прогулку. Дом будто вымер, в саду тоже никого не было.

Хенк ждал меня в маленькой рощице.

— Вы точно хотите узнать, что тут творится? — спросил он. — Учтите, вам это может не понравиться.

— Вот теперь вы меня действительно заинтриговали, — ответил я.

— Хорошо, мистер Флетчер. Следуйте за мной.

Он открыл маленькую дверцу в склоне холма.

Это был вход в помещение энергетической станции.

Каменные ступени вели глубоко вниз, к самому сердцу астероида. Под потолком мерцали и вспыхивали желтые огоньки. Наконец лестница кончилась, и мы оказались в рабочем секторе станции. Хенк провел меня в маленькую комнатку и приоткрыл узкое окошко в стене.

Я заглянул в щелку. В огромном зале стояли длинные ряды столов с мониторами. На скамейках за столами сидели люди в белых майках, черных клешах и черных бескозырках. Взгляды их были прикованы к экранам — казалось, они смотрят кино. Нет, не кино. По экранам ползли какие-то странные узоры. Между рядами, заложив руки за спину, расхаживали люди в форме и поглядывали по сторонам с видом явного превосходства. Очевидно, это были надсмотрщики. Каждый держал в руках тонкий хлыстик. Когда кто-то отвлекался и отрывал взгляд от экрана, надсмотрщик просто подходил к нему и касался хлыстиком плеча. Одного прикосновения было достаточно — судя по всему, провинившийся получал электрический удар.

— Что они делают? — спросил я у Хенка.

— Эти люди у экранов — рабы, — объяснил Хенк. — Именно на них держится система жизнеобеспечения астероида.

— Каким образом?

— Психическая энергия рабов, преобразованная и синхронизированная с помощью машин доктора Ханна, обеспечивает почти все те эффекты, которые вы видели на поверхности. То есть все, что здесь есть, создано разумом рабов в буквальном смысле этого слова.

— Разумом?!

— Доктор Ханн открыл способ использовать возможности телепатии и психокинеза. Он умеет преобразовывать психическую энергию в физическую.

— Вы хотите сказать, в электрическую?

Хенк покачал головой.

— Энергия объединенных разумов не имеет природных аналогов. Ничто не в состоянии сравниться с ней.

Я подумал, что Хенк не в своем уме. Но то, что я видел перед собой, выглядело весьма убедительно и зловеще.

— Чем заняты эти люди? — спросил я, указывая на группу из восьми человек, сидевшую немного в стороне от остальных.

— Поддерживают садовую стену. Все наши стены и даже холмы созданы энергией разума. Мистер Смит чрезвычайно гордится этим достижением.

— Непохоже, чтобы им было весело, — заметил я.

— Посмотрел бы я на вас, окажитесь вы на их месте. Только представьте себе, что вы должны часами неподвижно сидеть перед экраном, думая о каком-то холме или садовой стене.

— А вон те что делают?

— Создают облака в небе. Каждая отдельная группа занята поддержанием конкретного физического объекта.

Лица рабов были хмуры и озабочены.

— Похоже, чертовски трудная работа, — сказал я.

Хенк кивнул.

— Эти адские машины лишают человека воли. Нелегко весь день сидеть перед экраном и думать только о чем положено. И никакой возможности расслабиться. Доктор Ханн нашел способ измерять уровень психической концентрации. А провинившихся жестоко наказывают. Уверяю вас, это совсем, совсем не весело. Лучше нам уйти отсюда, я не могу больше смотреть на это.

— Как же вы все сюда попали? — спросил я, когда выбрались на свет.

— Большинство завербовали — Смит подбирал себе людей по всей Америке. Некоторые — жертвы космических кораблекрушений. Поначалу здесь не было так ужасно. Мы отдыхали по воскресеньям, а иногда и по субботам. Нам показывали кино, а время от времени Смит даже приглашал какой-нибудь передвижной космический бордель. Я не сказал бы, что мы жили отлично, но все же хотя бы терпимо. Сейчас стало просто ужасно. Нам предоставляют всего несколько часов свободного времени в день. Ну и время на сон, конечно, ведь если не давать человеку спать, он попросту умрет. А они не хотят раньше времени убивать своих рабов, по крайней мере, пока нас некому заменить. Зато они придумали наказание, с помощью которого могут заставить нас делать все, что угодно. Это настоящая пытка, причем пытка психическая, и от этого еще более жестокая. Они способны заставить человека думать о том, о чем он думать не хочет, и этот кошмар может длиться неделями, месяцами, годами… Но от этого умирают еще быстрее.

Хенк вздохнул. Его опустошенное лицо стало суровым и жестким.

— Когда-то раньше, когда положение с рабами еще не было таким критическим, мы после работы думали о чем хотели. Или даже ни о чем не думали. Я, например, вспоминал родные места. Я родился в штате Мэн, рядом с квебекской границей. Приятно было вспоминать, как по утрам солнце поднималось над вершинами елей, окрашивая весь мир в зеленые и золотые тона. Думал я и о других вещах. Но потом на это просто не оставалось времени.

— А как вышло, что вы не вместе с остальными?

— Мой мозг совершенно выгорел, вот меня и перевели на эту работу. Они считают, что я совершенно не способен к общению. Но я их надул. Мне удалось сохранить способность разговаривать и даже рассуждать. Увы, всех остальных своих возможностей я лишился. Долгие годы работы с машинами доктора Ханна разрушили нейронные связи моего мозга, и в результате большие куски памяти оказались стерты. Раньше я был неплохим математиком, а теперь помню только формулу площади круга: S=pi*r², да и то не уверен, что она может мне когда-то пригодиться.

— Послушайте, — сказал я, — по-моему, все это просто ужасно. Как только вернусь на Землю, сообщу властям обо всем, что здесь делается, и постараюсь как-то изменить вашу ситуацию.

— Вы серьезно?

— Конечно!

— А кто вам сказал, что вы вообще вернетесь? Пока, конечно, вы — гость Смита. За первые несколько дней он выдавливает из нового человека то немногое, что может представлять для него хоть какой-нибудь интерес.

— А потом?

Но Хенк не успел ответить. Раздались звуки шагов, и из-за холма, поигрывая щегольской тросточкой, появился капитан Лопес в своей защитного цвета форме.

— Мистер Флетчер, вас же просили не заходить в помещение энергетической станции. Хенк, вероятно, забыл о системе скрытых камер, а, Хенк?

Хенк съежился и ничего не ответил.

— Ну что ж, — продолжал Лопес, — теперь вы увидели то, чего вам видеть не следовало. Пройдемте со мной, мистер Флетчер.

Я отступил на шаг и рефлекторно сжал кулаки. Лопес расхохотался. Руку он держал на кобуре и глядел на меня так, будто спрашивал: «Ну что, успеешь ты сбить меня с ног раньше, чем я выстрелю?» Судя по его виду, он был более чем уверен в себе — вероятно, не без оснований. Я поднял руки, показывая, что сдаюсь.

— Очень разумно с вашей стороны, мистер Флетчер. Давайте вернемся в помещение энергетической станции.

Я подчинился. Лопес отвел меня в маленькую комнатку без окон, но зато со стоящим у стены стулом.

— Что вы собираетесь со мной делать? — спросил я.

— Пока ничего. Вы просто подождете здесь, а я посоветуюсь с доктором Ханном и губернатором.

Когда Лопес ушел, заперев дверь, я уселся на стул и стал ждать решения своей судьбы.

Меня продержали взаперти всего несколько часов. Но эти часы показались мне веками. Я подумал даже, что не стоило сдаваться без сопротивления. В любом случае ничего хорошего мне ждать не приходилось. Меня запросто могли убить, сообщив, что я покинул астероид, и отправить мой корабль дальше на автопилоте. Я был в ловушке.

Наконец Лопес вернулся. Я спросил, куда мы направляемся, но в ответ услышал, что разговаривать запрещено. Пистолет капитан крепко сжимал в руке — понимал, вероятно, что в таком состоянии я способен на отчаянные поступки. Я действительно готов был броситься на него, однако самоубийство в мои планы пока не входило. Может быть, мне еще удастся захватить их врасплох.

Лопес отвел меня в большую столовую — ту самую, где мы обедали в первый вечер. Смит восседал в огромном кресле и выглядел, надо сказать, весьма внушительно. Огромная, как у библейских пророков, борода закрывала всю его грудь. Лицо Смита было непроницаемо и сурово. Вера сидела рядом с ним. Девушка заметно нервничала.

— Садитесь, мистер Флетчер, — сказал губернатор. Голос у него тоже был непроницаемым. — Похоже, вы раскрыли наши семейные секреты.

— Мне очень жаль. Но могу вас уверить, что я не скажу никому ни слова. Это было обычное любопытство.

— Моя тайна слишком важна, чтобы доверять ее постороннему. Я придумал для вас страшное наказание, Флетчер. Но тут моя дочь все рассказала мне.

— Ох, Нед, — вмешалась Вера, — я думаю, не имело смысла скрывать наши планы после того, как ты увидел энергетическую станцию. Тебе стоило чуть-чуть подождать, милый. Впрочем, теперь это уже неважно. Я сказала папе, что мы решили пожениться.

До сих пор горжусь, что ничем не выдал своего удивления.

— Извини, дорогая, — ответил я, — мне очень жаль, что твой отец узнал все таким образом.

И я шагнул к девушке. Она бросилась мне на шею и прошептала в самое ухо:

— Молодец, парень! Соображаешь. Так держать!

— Так вот, Нед, — произнес Смит, — думаю, с этой минуты мы вполне можем перейти на «ты». Зови меня Седриком. Вера сказала мне, что это была любовь с первого взгляда. Что вы, так сказать, сговорились еще в тот вечер, когда ты сюда прилетел. Поэтому — и только поэтому — я решил доверить тебе свою тайну.

Смит поднялся и подошел ко мне.

— Нед, то, что я делаю, очень важно. Не для меня, а для всего человечества. Сейчас я все объясню. Обещай, что никто об этом не узнает.

— Сэр, — воскликнул я, — я буду нем, как рыба!

А что тут еще скажешь? В подобных случаях возражать не приходится. Но в душе моей до сих пор остается неприятный осадок.

— Ну что ж, очень хорошо. После обеда я расскажу тебе о своем проекте.

— А ты молодец — быстро сориентировался, — сказала мне Вера, когда мы остались одни.

— Не понимаю, зачем тебе это нужно.

— Как бы еще я могла тебе помочь? У нас с тобой общие интересы. Ты ведь хочешь выбраться отсюда, верно? Я тоже. Да, я его дочь. Но он слишком уж заботлив. Я провела здесь почти всю жизнь и ужасно хочу на Землю, жить нормальной жизнью, понимаешь? Отец — человек одинокий, вот он и выдумывает тысячи причин, чтобы не отпускать меня. Мне очень жаль его, но я больше не в состоянии здесь оставаться.

— Хорошо, — кивнул я, — договорились. Ты помогаешь мне пробраться на корабль, а я везу тебя туда, куда пожелаешь.

— Чисто деловые отношения. Но пока мы здесь, ты должен прикидываться влюбленным.

— Ты тоже.

Вера как-то странно посмотрела на меня.

— Ну, это я смогу пережить. Ты не так уж и ужасен.

И она быстро выскочила из комнаты.

Седрик Смит родился в Техасской Республике. Там же он поступил на работу на одну из больших текстильных фабрик. Смит оказался прекрасным работником — через несколько лет он был уже вторым человеком на фабрике после владельца, старенького мистера Додса. Когда Лопес де Арагон открыл аргентинский рынок для текстильных мануфактур КША, перед Смитом возникли новые возможности. Он начал собственное дело и построил фабрику в Буэнос-Айресе. Вскоре у него было уже три фабрики, а через пять лет — целая сеть предприятий по всему Западному полушарию. Смит стал очень богат и перебрался в Доминику. Низкие налоги и приятная жизнь привлекали туда деловых людей со всего мира.

Подобно большинству нуворишей, Смит хотел внести свой вклад в историю. Он мог коллекционировать произведения искусства, как это делают почти все лишенные таланта богачи. Мог основать несколько библиотек, больниц или даже университетов. Но все это его не привлекало. По природе своей мечтатель, одержимый манией величия, Седрик Смит решил переселиться в космос. К тому времени он уже много лет работал вместе с доктором Ханном над проектом использования психической энергии человека. А в космосе, где не действовали строгие земные законы, им не надо было ни за что отвечать.

Переезд свой Смит организовал с большим шиком. Десять больших кораблей перевезли его имущество в пояс астероидов, где он заранее купил небольшую планетку. Астероид представлял из себя монолитную скалу диаметром чуть меньше десяти миль. Вполне подходящий мир для осуществления задуманного ими с доктором проекта.

Силу тяжести обеспечили, раскрутив астероид с помощью ракет. Воду можно было добывать изо льда, глыбы которого в изобилии встречались в поясе астероидов, а кислород, в свою очередь, нетрудно извлечь из воды. Дом свой Смит перевез прямо с Земли, распилив его на кусочки и собрав заново на новом месте. Вот, оказывается, откуда взялся старинный белый особняк.

Кроме дома Смит привез с собой свою жену Луэллу и маленькую дочку Веру. Луэлла Смит безуспешно пыталась привыкнуть к новой жизни. Но астероиды — не место для женщин. Через два года жена Смита умерла от какой-то неизвестной болезни, доктор Ханн ничем не смог ей помочь.

Вера выросла здесь. Всю жизнь девушка мечтала о далекой Земле и надеялась, что придет день, когда она вырвется отсюда, сбежит от отца с его сумасшедшими экспериментами. Ей до смерти надоел этот крошечный мир, окутанный мрачной тенью уныния и фанатизма.

Но до сих пор вырваться было невозможно. Я был первым, на кого Вера возложила свои надежды.

Я тоже мечтал о побеге. К тому же действительно Вера мне нравилась.

Мы с Верой бродили повсюду, взявшись за руки, и ворковали, как голубки. Это представление должно было ввести в заблуждение остальных, а нам самим казалось очень забавным. Когда нас никто не слышал, мы обсуждали планы побега. Как выяснилось, дверь, ведущая к шлюзу, за которым стоял мой корабль, была заперта, а ключи находились у самого Смита. Надо было ждать, пока Вера сумеет завладеть ими.

После обеда Смит пригласил меня к себе в кабинет.

— Теперь ты один из нас, Нед, — сказал он. — Сначала, конечно, ты должен будешь пройти испытательный срок, но, тем не менее, я уже считаю тебя своим. Так что давай я покажу тебе, что к чему, и объясню ситуацию. То, что мы здесь делаем, очень важно. Важно не только для нас, но и для всех американцев… да что там! — для всего человечества в целом.

Смит и доктор Ханн были убеждены, что в области психической энергии нас ждут великие открытия. Уже сейчас на Земле вовсю экспериментировали с телепатией и телекинезом. Однако все эти опыты обладали одним общим недостатком — в них принимали участие отдельные индивиды. А таким путем, объяснял Смит, большой энергии не получишь. Необходимы объединенные усилия целой команды плюс фокусирующая техника.

Техническую сторону вопроса я просто не понял. Смит пытался рассказать что-то об усовершенствованной доктором Ханном технике компьютерных аттракторов — то есть спиральных узоров, как бы затягивающих разум человека внутрь машины. Специальные счетчики регистрировали активность психических волн, а заодно и показывали надсмотрщикам, не отлынивает ли кто от работы. Ведь эффективность получения психической энергии зависит от объединенных усилий всей группы. Если оставить объект, созданный с помощью психической энергии, без присмотра, он быстро исчезает. В каком-то смысле такие субстанции реальны. Они удовлетворяют всем характеристикам физического объекта и пройдут любую проверку. Тем не менее они принадлежат другому измерению пространства-времени. И если рабы по каким-либо причинам перестают их поддерживать, психообъекты исчезают в этом гипотетическом измерении — четвертом или еще каком. И ключ к этому измерению — все та же психическая энергия.

— Проблема в том, — объяснял Смит, — что мы пока не можем сгенерировать достаточно энергии, чтобы попасть туда. Нам просто не хватает людей. А кроме того, они не заинтересованы в результатах своего труда и потому работают не в полную силу. Но мы все же надеемся получить серьезные научные результаты.

Я вернулся к себе, продолжая размышлять об услышанном. Поздно вечером в комнату проскользнула Вера.

— Я все устроила. Внутренняя система защиты отключена на целый час. Если мы поторопимся, то успеем за это время пробраться на твой корабль и улететь отсюда.

Она схватила меня за руку и потащила за собой.

— Пойдем же!

— Подожди, — сказал я.

— Что такое?

— Перед уходом я должен освободить рабов.

— Господи Боже мой! — воскликнула Вера. — Тебе не кажется, что это уже слишком?

— Ага. Но я обещал.

— Что такое обещание, данное рабу?

— Я всегда держу свое слово.

Двери в комнаты рабов можно было отпереть только с главного пульта. Я заставил Веру отвести меня туда и отключил блокировку. Мне хотелось найти Хенка и сообщить ему об этом, однако времени было в обрез. Рабы смогут и сами обнаружить, что свободны. Я сделал все, что в моих силах. Теперь надо было торопиться.

Мы с Верой пронеслись по коридорам, миновали шлюз и оказались внутри корабля. Я задраил люки и начал готовиться к старту.

И вдруг услышал, как включилась чертова связь и тихий твердый голос Седрика Смита произнес:

— Вы ведь не собираетесь покинуть нас так скоро, Флетчер?

Я постарался закрыть Веру и повернулся к экрану. Почти в тот же миг на нем возникло изображение губернатора.

— Мне очень жаль, но я тороплюсь, — сказал я ему. — Я как раз собирался сообщить вам, что сильно отстал от графика.

— А моя дочь совершенно случайно не с вами? — поинтересовался Смит.

Черт возьми, я даже не знал, что отвечать — «да» или «нет».

В конце концов я решил, что скрывать правду бессмысленно. Наверняка он и так все знает.

— Я повез ее по магазинам! — воскликнул я в порыве вдохновения. — Вам, небось, ни разу и в голову это не приходило? Молоденькие девушки обожают делать покупки. Я свожу ее на Землю, а через пару недель мы вернемся обратно.

Смит буквально онемел от такой наглости. Воспользовавшись паузой, я отключил магнитные якоря, удерживавшие корабль на поверхности астероида. Мы медленно поплыли в сторону.

— Как мило с вашей стороны, Флетчер, что вы решили взять на себя заботу о моей дочери, — сказал наконец Смит. — Премного вам благодарен. Но знаете, я думаю, что и сам неплохо справляюсь с этой задачей.

Он повернулся к панели управления и нажал на какую-то клавишу. С обеих сторон от моего корабля появились две огромных механических лапы с железными крюками на концах. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что эти штуки успеют схватить нас раньше, чем мы улизнем.

Тут Вера, прятавшаяся до сих пор за креслом пилота, вышла из своего укрытия.

— Ты всегда отравлял мне жизнь! — пронзительно закричала она. — Ни разу не выполнил ни одной моей просьбы, даже когда я была маленькой девочкой! Маму я любила больше, чем тебя, а сейчас даже не могу вспомнить, как она выглядела! Отпусти меня, папа! Разве тебе трудно снять для нас с Недом квартиру где-нибудь в Париже? Ну пап, ну пожалуйста!

Губернатор растрогался — это видно было по его лицу. Однако он довольно быстро взял в себя в руки и ответил:

— Я бы с удовольствием подарил тебе все, что ты хочешь, Вера. Поверь мне! Но я не могу. Пока не могу. Мой эксперимент гораздо важнее отдельной человеческой жизни.

— Ты всегда так говоришь! — крикнула Вера.

— Потому, что это правда. Мне очень жаль, боюсь, что вы не сможете улететь.

— И все-таки мы улетаем, — сказал я. Смит покачал головой.

— Вы совершенно беспомощны. Конечно, вы способны нанести моему астероиду поверхностные повреждения, но, уверяю вас, их легко будете исправить. Я вас поймал.

— Так просто меня не возьмешь, — возразил я. — Корпуса наших кораблей сделаны из очень неплохой стали. Не вижу вокруг ничего, что смогло бы ее пробить.

— А кто вам сказал, что я собираюсь пробивать дыру в вашей жестянке? Есть и другие способы. Например, такое чудо, как электричество. Можно пропустить через ваш кораблик пару миллионов вольт. Я уверен, доктор Ханн поможет мне это организовать. Как вам нравится моя идея, а, Флетчер?

— Вашей дочери это может не прийтись по вкусу.

— Если вы и в самом деле любите Веру, — сказал Смит, — вы, конечно, отошлете ее обратно, не дожидаясь, когда я атакую корабль.

— Никуда я не пойду! — заявила Вера. — Я останусь здесь.

— В любом случае, — продолжал Смит, — я не собираюсь атаковать вас, пока вы не вынудите меня. У меня есть одно предложение.

— Меня не интересуют ваши предложения, — ответил я и протянул руку, чтобы выключить интерком.

— Давай все же послушаем, — предложила Вера.

— Откройте люки, — сказал Смит. — Выходите наружу, оба, и я сделаю вас своими полноправными партнерами. И никаких ограничений — кроме одного. Вы с Верой должны оставаться здесь. Я имею право регистрировать браки. Вы даже можете провести медовый месяц на одном из частных астероидов — с одним условием: вас будет сопровождать капитан Лопес. Он проследит, чтобы вы вовремя вернулись.

— Нет!

— Я предлагаю вам подумать еще раз. Наверное, мне следовало сразу все объяснить. Но вы же сами понимаете, как это непросто. Да и почему я должен изливать душу первому встречному? Да, вы поладили с моей дочерью. Что ж, я не против. Я даю вам свое родительское благословение. Только сначала вы должны меня выслушать.

— Валяйте, — сказал я.

— Вы считаете меня чем-то вроде воплощения зла в этом мире. Думаю, вы назвали бы происходящее здесь бессовестной эксплуатацией.

— Весьма точная формулировка, — согласился я. — Вы что, намерены с ней спорить?

— Нет. Но все это делается ради великой цели. Вы представляете, мистер Флетчер, какие возможности откроются перед нами, когда мы по-настоящему научимся использовать психическую энергию?

— Я думаю, вы получите кучу денег за патент.

— Жалкая, недостойная мысль, даже если считать ее сарказмом. Вас, мистер Флетчер, никогда не поражало несоответствие между разумом человека и уровнем его достижений? Дух наш может спускаться в глубочайшие бездны и подниматься выше самых высоких вершин. Мы создаем бессмертную поэзию и постигаем сокровенные тайны природы. И в то же время живем, как дикие звери. Сейчас на Земле мир, но это явление временное. Стоит только одной из великих держав позавидовать богатству другой, и сразу такое начнется!.. История человечества — это история войн, вызванных социальной нестабильностью. А причина одна — мы не умеем сочувствовать. Точнее, не умеем сопереживать. И отсутствие этого дара не позволяет человеку использовать все возможности мозга. Человечеству просто необходима психическая энергия — назовите ее телепатией, ясновидением или телекинезом. Единственный способ получить ее — это проделать ту работу, которой занимаемся мы с доктором Ханном, то есть попытаться связать вместе разумы отдельных людей, научить их действовать согласованно. Подобного эксперимента еще не было в истории человечества. Когда мы справимся со всеми техническими трудностями, люди смогут объединять усилия — и чтобы улучшить свои условия жизни, и чтобы проникнуть в иные измерения.

— То, что вы делаете, жестоко по отношению к вашим подчиненным!

— Естественно. Но если мои идеи верны, лет через сто весь мир будет считать нас великими учеными, а наших рабов — мучениками, пожертвовавшими собой во имя блага человечества.

— Все ваши слова — слабая попытка самооправдания, — сообщил я.

— Но это же правда! Раскройте глаза, Флетчер! Будущее человечества здесь, на Манитори. Я предлагаю вам обоим вернуться, забыть о своих заблуждениях и принять участие в великом труде во имя Человека!

— А альтернатива?

— Нет никакой альтернативы. Подумай об этом, Нед.

Губернатор снисходительно улыбнулся и сделал знак слуге принести бокал вина.

Но когда он протянул руку, бокал исчез.

— Какая наглость! — закричал Смит. — Кто отвечает за бокалы? Полиция! Где полиция?

И я увидел на своем экране, как полицейские силы Манитори бросились к месту происшествия.

Добежать они не смогли. Рабы обнаружили, что двери открыты, и весь этот сумасшедший мир принялся разваливаться на куски.

Для начала стали исчезать пешеходные дорожки. Те надсмотрщики, которые не поверили своим глазам, упали в образовавшиеся трещины. Судя по всему, рабы освободили своих товарищей, работавших за экранами, и теперь все структуры Манитори исчезали неизвестно куда.

Уцелевшие надсмотрщики опрометчиво попытались занять оборону в яблоневом саду, однако рабы тут же уничтожили его. Охранники попадали вниз, на холодную твердую скалу.

Зеленые холмы исчезли, обнажив кучи шлака, которые они раньше маскировали. Смит как ошпаренный вылетел из дома, будто опасался, что он тоже сейчас исчезнет. Я увидел, как губернатор обернулся и в ужасе посмотрел на жалкую лачугу — все, что осталось от его великолепного особняка.

Потом Смит помчался куда-то, прямо по тщательно подстриженному газону. Сначала я не понял, куда он бежит, и подумал даже, что это обыкновенная паника. Потом мне все стало ясно. Смит пытался добраться до своего космического корабля.

Но добежать он не успел. Вероятно, исчезли какие-то подземные конструкции, потому что газон вдруг провалился, и Смит полетел вниз вместе с глыбами камня.

Одно за другим рушились все искусственные сооружения Манитори. Пропадали холмы, расплывались фальшивые облака. Вскоре лишь холодные бездушные звезды освещали голую скалу, которую Смит так долго пытался изменить.

Астероид содрогался в конвульсиях. Мой корабль больше ничто не держало. Я развернулся и полетел прочь, подальше от этого несчастного умирающего мира.

— Бежим отсюда, Нед, — сказала мне Вера. — Летим на Землю.

Я задал автопилоту курс. Вера откинулась на спинку кресла второго пилота.

— Земля — это то, что нам нужно, — заявила она. — Я хочу жить в Париже, хочу увидеть Нью-Йорк, Рим, Рио, Лондон… Хочу рожать тебе детей. Денег у нас куча — я ведь единственная папочкина наследница. Мы сможем делать все, что захотим. Правда, чудесно, Нед? Ты ведь тоже этого хочешь, да?

Я молча кивнул — трудно было говорить после всего, что произошло. Я думал о великом эксперименте Смита, пытаясь понять, почему он все-таки провалился.

Он не мог не провалиться. Смит совершил несколько очевидных ошибок. Он полагал, что деньги определяют все. И просчитался. К тому же он решил, что труд рабов может дать достойные результаты. Но их было всего пятьдесят, и они не слишком-то стремились работать. Кроме того, из них чересчур быстро выжали все соки. А надо было поискать добровольцев. Двухсот увлеченных одной идеей человек хватит наверняка. А если к тому же грамотно пользоваться теми самыми безотказными деньгами для поддержания энтузиазма, то успех не заставит себя ждать. Ведь это же так очевидно!

И тогда мы достигнем своей цели. Представляете себе, что это такое — чистое сознание, без тела? Мы будем жить как боги!

Мы возвращались на Землю. Всю дорогу Вера мечтала о Париже, детях и путешествиях. А я думал, где бы набрать сотню-другую добровольцев, которые не откажутся пожертвовать своим временем ради по-настоящему великого дела.